Buch lesen: «Атмосфера»
Приветствую!
Меня зовут Марина. Сим предлагаю для чтения один из текстов, которые двадцать лет пишу в стол. Это сочинение-единственный детектив, после которого поняла, что для криминальных романов я слишком высокомерна. Да я бы и от этого рода деятельности вовсе отошла, но почему-то не могу. Пишу для взрослых и детей, про жизнь, про нас. Желающим желаю приятного чтения!
АТМОСФЕРА
Старинный дом стоял особняком на окраине небольшого городка, спрятавшегося от цивилизации в приграничных областях Южного Урала. Крупные грубо отесанные панели камня, скрепленные согласно городской легенде яичными белками и хранящие на своих неровно выпуклых боках пыль столетий, дряхлыми, однако не казались. Наоборот, от дома исходило ощущение нерушимости и матерой уверенности в победе над временем и любыми ненастьями.
Видал я, мол, и ваши грозы и ваши снега и жаркое солнце, и разницу температур – туда же. Нет, ребята, чтобы меня разрушить вам чего посильней природных явлений придумать придется. А эти ваши сезонные катаклизмы – так, ерунда, баловство одно.
Дом взирал свысока на расположенный на соседней улице, коптящий в его сторону заводик, дым из заводской трубы которого стеснительно обтекал каменный фасад и торопливо улетал прочь. На покатой крыше дома еще сохранились остатки неопределенного цвета антикварной черепицы, а огромные окна, давно лишившиеся не только стекол, но и рам располагались высоко, под самыми потолками и равнодушно взирали на город в один и тот же однажды обозначенный объем пространства.
А городок в лучшие свои времена разрастался в разные стороны, только не в сторону старинного дома. Однако дом вовсе не пользовался дурной славой. Никаких призраков здесь никогда не видели. За триста лет к дому так и не прилепилось ни одной приличной легенды. Никто из старожилов не мог назвать даже имени последнего хозяина этого выдающегося городского сооружения. К дому никогда не относились как к месту, в котором можно жить, ведь никому и в голову не приходило его купить, как не приходит в голову купить «Щукину» – глубокую запруду у протекающую по краю города реки Шустринки или ее омут – Белоомут за городской окраиной.
Дом был данностью, таким же, как вековой дуб на городской площади Магазинов, или как луна, накладывающая сквозь его корявые ветви четкие темные тени на старый асфальт.
Раньше, когда городок еще считался небольшим поселком – в нем принято было жить в бревенчатых одноэтажных избах, полускрытых в кустах сирени, но и сейчас когда поселок вырос и в нем поднялись кирпичные коттеджи, покупателей на старый дом по-прежнему не находилось. Хотя старики и улыбались ехидно – эти ваши новые коттеджики – тьфу, по сравнению со старинным особняком. так себе – коробки спичечные…
И вот однажды в начале лета, которые здесь ничем одно от другого не отличались, потому что в этом тихом населенном пункте, нанесенным на карты Урала крохотной точкой и именем Коптев из году в год ровным счетом ничего не происходило, по городу прошел слух – на старинный дом нашелся покупатель!
В единственной, выходящей по понедельникам городской газете на первой полосе располагалась небольшая заметка. Настоящим сообщаем нашим уважаемым читателям, что пятнадцатого июня 1999 года между городом «Коптев» и господином Крафтом С.В. была заключена сделка. Город продал г-ну Крафту С. особняк, находящийся по улице Вербная, дом под номером один за сумму за сумму сто двадцать тысяч условных единиц. Далее следовал фотографический снимок отдельного листа, прилагаемого к купчей. На той же гербовой городской бумаге широко раскинувшимися в длину и ширину буквами – самодеятельность сверхинициативного юриста городской администрации значилось: господин Крафт С.В. становится полноценным жителем города Коптев и обязуется следовать закону Российской Федерации, а также уставу Горожанина Коптева, по которому каждый гражданин добровольно обязуется… Без нумерации, через точку с запятой числилось несколько предложений, смысл которых сводился к следующему: новый горожанин обязывался быть всенепременно приличным человеком, то есть вести себя во время проживания в городе Коптев – хорошо.
Журналист, один из трех, работающий в газете и готовивший эту статью, много конкретных слов и целых самостоятельных предложений имел сказать по поводу этой сделки, но по здравому размышлению, решил ограничиться информационным характером сообщения. Действительно, прежде чем высказывать свою точку зрения, формируя общественное мнение, желательно, представлять себе, хотя бы примерно, в какую сторону это дело налаживать. А то наформируешь в одну степь, а ветер в другую задует. У маленьких городков своя специфика, здесь люди живут близко. Тут, если на недальновидного журналиста опастятся, то одними смешками до болезни рассудка запросто доведут.
Опять же сказать сейчас хорошо это, или плохо, что единственная имеющаяся в наличие достопримечательность (кроме церкви) оказалась в частных руках, да еще и не уроженца города… Стоп – сказал себе журналист – стоп…
Зато новый хозяин дома в пример многим выглядел так, словно не испытывал ни разу в жизни никаких затруднений и даже сомнений…
Господин Крафт бегло проглядел обе бумаги и тут же не торгуясь и не выказывая никаких возражений, а лишь весело улыбаясь, и буркнув «зэр гут», ее подмахнул. Действительно, почему бы и не подписаться, если имеешь достаточно средств, а также твердое намерение вести на новом месте жительства соответствующий идеально-бумажному образ жизни.
По городу прошла первая информация о владельце с первыми словами – ратуйте, граждане! Теперь старинный особняк принадлежим чужаку – излишне самоуверенному, полному, если не толстому господину неопределенного возраста с седыми висками и рыбье бесцветными навыкате глазами, да еще с бабочкой горлу поперек. Говорит господин высоким, временами даже визгливым голосом, молниеносно отбрасывая длинные пряди светлых, переплетенных с седыми волос и выглядит крайне энергичным и общительным. Многословно отвечая на каждый заданный вопрос и ни на секунду не закрывая рта, господин умудрился сообщить о себе лишь необходимый минимум сведений, требующихся для оформления документов. И более ничего.
Еще немногим позже в дополнении к первому слуху горожане узнали, что новый владелец дома родом из немецкой автономной республики, в детстве проживал в северной столице, продолжал образование в Москве, а в более солидном возрасте долго путешествовал, предпочитая цивилизованный мир Востоку. Но забегая вперед, когда после завершения этой скандальной истории доблестные силы городской милиции пытались выяснить источник этой информации, оказалось, что ни один человек не берется заявить, что слышал хоть что-нибудь подобное из уст самого господина Крафта или имел доступ к принадлежащим ему официальным бумагам. Подавляющее же число городских жителей не только не были знакомы с хозяином дома, но даже ни разу его не видели. Впрочем, число знакомцев названного господина могло на порядок превосходить число «почти никто», если принять во внимание, что часть горожан, пропавших без вести со времени его появления, с большой долей вероятности побывали в его прихожей и прежде, чем кануть в небытие имела возможность так или иначе поприветствовать хозяина. Подобное утверждение стало достоянием общественности гораздо позже и было озвучено лицом, которое в данный момент в городе еще не появилось. Поэтому ему (утверждению), раз уж оно так поторопилось появиться, подходит пока определение «смелое», для любителей существительных же закономерно использование слова – «версия»
В отношении же нового хозяина имели место глаголы и глаголы. Ведь уже в день оформления сделки дом не только получил долгожданного хранителя, но и началась его активная реконструкция. Так, по крайней мере, считали любопытствующие. Работа кипела бурно, и выписанные неизвестно откуда строители управились в рекордные, вызывающие у горожан недоумение, сроки. Действительно, как это возможно отремонтировать, точнее отреставрировать трехсотлетнюю громадину за один единственный месяц, обойдясь стройматериалами, поместившимися в пару-тройку Камазов?
Чудеса – дивились горожане, а кудесники ремонтники, прежде чем покинуть стройплощадку, возвели вокруг дома металлический трехметровых забор. Листы профнастила находили друг на друга в притирку и топились в бетонное. А поскольку вокруг дома стояли обычные на окраинах одноэтажные домики, заглянуть в его двор теперь не представлялось возможным даже с их крыш, разве что с вертолета.
Местные сливки общества нетерпеливо ожидали, но так и не дождались приглашения на новоселье, как и ни разу не смогли заполучить приезжего на собственные торжества. Господин Крафт так же, вопреки ожиданиям, не посетил самый дорогой городской ресторан на площади Магазинов, носящий название «золотой» и служивший местной элите клубом. Городское общество разбирало любопытство и они пытали единственную вхожую в дом даму, еженедельно доставлявшую в дом молоко. Как, да что? К удивлению местных, молочница, после ухода строителей раз в неделю переступавшая порог дома, не находила внутри него никаких изменений. Собственно, прежнее отсутствие рам со стеклами в верхних этажах ни для кого уже секретом не являлось, но тут выяснилось, что строители оставили и холл таким же обшарпанным, каким молочница помнила его с детства, а лестница на второй этаж так и не дополучила до комплекта перил и нескольких ступеней. Потолки тоже не претерпели никаких видимых изменений, лишь углы – место стыка стены и потолка украшали новые, на фоне запустения особенно ярко блестевшие новым металлом толстые скобы. Основания, на которых они крепились прятались где-то в стене или за стеной. И молочница причислила это украшение к конструкции укрепления второго этажа. Более никаких послеремонтных усовершенствований с точки порога не проглядывалось, то есть совершенно никаких. Выходило, что Господин Крафт, впервые пожаловавший в префектуру города в летнем костюме с иголочки, кипельно белой рубашке и дорогущих туфлях цвета топленного молока, поселился в доме, который за триста лет порядком подзабыл, что такое веник, и даже не предпринял не только косметического ремонта, но и черновой уборки помещений. Поверить в это отказывались даже самые «фантазийные» слушатели молочницы, а наиболее откровенные рекомендовали ей протереть глаза и пить поменьше… молока.
Более никто из горожан дальше входной калитки не допускался. Неизвестно почему лишь молоку выпала подобная честь – сразу оказываться в помещении. Договор с хозяином ресторана «Золотой» гласил – еда, согласно утвержденному меню, оплаченная вперед за месяц, доставляется и оставляется в специальном углублении в заборе. Оттуда же позже забирается поднос с грязной посудой.
Хозяин ресторана, вызванный на встречу по телефону, даже удостоился объяснению этой странности из уст самого хозяина. При этом ресторанщик находился за калиткой – на территории города, а господин Крафт внутри – на собственной территории.
Понимаете, я не всегда могу сразу спуститься за едой, а прислуги у меня, к сожалению, нет – быстро и почти без акцента излагал новый ресторанный клиент. Мне, видите ли, удобнее остывшую еду подогреть, чем каждую секунду выглядывать в окошко – не двигаются ли уже ваши явства к моему рту, то есть появился в поле зрения ваш посыльный. Господин Крафт визгливо рассмеялся. А, впрочим, я человек не привередливый, умею и холодную пищу поглощать. Холодная еда – тоже еда. Ха-ха-ха! Голубчик, если бы вы знали, чем мне приходилось иногда набивать мой бир баух, вы бы могли вернуть этому подносу ваш утренний завтрак. Ха-ха-ха! Ах, простите, боюсь это прозвучало несколько грубо. Но вы ведь верите мне, мой друг, я вовсе не хотел вас обидеть. Вы создаете очень приятное впечатление. Их фрое мих… Я рад вас видеть. И всегда рад с вами поболтать. Ха-ха-ха!
Велеречивость господина Крафта, его грубоватое кокетство, вновь сменявшееся великосветской любезностью казались уместными и вполне устраивали всех его собеседников непосредственно во время разговора, но спустя несколько секунд после прощания, каждый начинал понимать, что его заболтали, как последнего дурака, наметав в голову тесные залежи пустых слов и навешав на уши улыбок. И в таком ошарашенном виде отправили восвояси. До посетителя доходило также, что ни на один свой вопрос, просьбу или предложение он так и не получил вразумительноого ответа.
Если добавить к этому, что ответных просьб о проведении каких-либо работ, как то – стирка одежды, уборка дома или посадка цветов от господина Крафта так же не поступало, общение города со своим новым жильцом на этом этапе начало постепенно затухать.
Конечно жители города долго не оставляли надежды познакомиться со своим интересным и даже таинственным соседом поближе, используя разнообразные, многочисленные от безделья способы, но так ничего и не добились. На звонки от наружной ограды немец не реагировал никак, на звонки по телефону обычно вообще не отвечал, а если и снимал трубку, то после первичного «алло» не позволял звонившему даже закончить собственное представление, бодрым голосом с тысячами извинений его прерывал и, ссылаясь на неотложные дела, отключался.
Со временем очередного посетителя, рассказывающего о своем очередном неудачном визите или телефонном звонке, начали потихоньку поднимать на смех, ведь у многих осталось неприятное ощущение изящного издевательства над собственной высокой персоной. Ущемленная гордость плохой стимул к визитам. И даже попытки посещения старинного дома со временем сошли на нет.
Нового владельца – а это показатель, придавали забвению даже на самых бойких болтливых месте – самостийном рыночке на задворках улицы Магазинов – в Докучаевом переулке и улице Ветошная, переходившей в Привокзальную площадь. Рано или поздно людям надоедает перемалывать одно и тоже, а для освежения разговора требуется минимально свежая информация.
* * *
Да… и тут в городе на рубеже лета-осени произошло очередное интересное событие – пожаловал еще один важный гость с твердым намерением выбрать Коптев для долговременного пребывания.
Новый гость заявил, что недвижимость в срочном порядке приобретать не намерен – желает в начала осмотреться и предпочитает пока снять дом, или половину дома. Наученные горьким опытом общения с предыдущим приезжим, администрации города общалась с новым гостем очень осторожно. Однако гость номер два, казался свободным от желания «лепить и утаивать». Вел себя спокойно, был немногословным, иногда, впадал в кратковременную задумчивость и в эти моменты его лицо становилось озабоченным. Но на вопросы отвечал вежливо, с видимой заинтересованностью в установлении контакта. И сообщил о себе следующее. Зовут его Мадьяров Олег Валентинович. Ему тридцать два года. Холост. Детей нет. Занимается самостоятельными учеными изысканиями. Для чего ему и требуется уединение и достаточно большое помещение.
Для размещения книг – пояснил Олег Валентинович. Если мы договоримся и я останусь в вашем городе, мои книжные сокровища доставят в течение двух недель.
Мэр Коптева душевно ответил, что считает своим долгом удобно разместить гостя. Однако, поинтересовался, не собирает ли ученый проводить в черте города какие-либо опасные опыты?
О, что вы – снова улыбнулся молодой человек. Я не экспериментатор – я книжный червь.
Когда приятная беседа уже подходила к концу, приезжий несколько напряг главу городской администрации.
Хочу сразу предупредить, что Мадьяров – не моя настоящая фамилия. Это мой псевдоним, к которому я, так же, как и к длинным волосам, привык со времен моей сольной певческой карьеры. Я понимаю – я человек в вашем городе новый, поэтому предпочитаю сразу сообщить о себе, все, что интересует власти и жителей. Учитывая то обстоятельство, что это я к вам приехал, а не вы ко мне, сочту своим долгом ответить на все интересующие общественность вопросы, в разумных, разумеется, пределах. Ну, вы понимаете…
Ну, что ж – удовлетворенно кивнул мэр. Вы уже выбрали в каком месте города вам хотелось бы поселиться?
А где обычно селятся приезжие в вашем городе, конечно, исключая гостиницу?
Видите ли, в наш город редко кто приезжает на постоянное место жительства – вынужден был признать мэр. Однако месяц назад к нам переехал один господин. О, да. Он даже купил у нас ммм старинный особняк. Не самая дешевая городская недвижимость, знаете ли. Находится дом на северной окраине города, на Вербной улице. Да вам всякий укажет…
И тут молодой человек плохо скрывая волнение попросил описать нового хозяина старого особняка.
Хм. Его зовут Крафт Сергей Оттович. Невысокий полный человек, блондин с седыми висками и как многие блондины светлокожий. Мы немного знаем о господине Крафте. Он очень замкнут, но когда общается с кем-нибудь, то ммм.. производит совершенно противоположное впечатление. Вот пожалуй единственно, что могу о нем рассказать
Значит теперь он Крафт, права была Лариска – пробормотал Олег Валентинович так тихо, что мэр не услышал бы его, не обладай он очень острым слухом.
Мэр снова немного напрягся и внимательно взглянул на гостя. И был удивлен происшедшей с ним переменой. Глаза Олега Валентиновича даже сквозь полуопущенные веки возбужденно заблистали, а руки, державшие паспорт мелко повздрагивали.
Странно как-то – подумал мэр – что это господин Мадьяров, так взволновался – то? У него вид человека, который долго кого-то разыскивал, а теперь напал на след. Книжный червь – говоришь? Ну, конечно…
Вслух же мэр предложил. Если вас заинтересовал наш новый горожанин, то я могу познакомить вас. По крайней мере, попробовать.
От громкого – нет! мэр подскочил в председательском кресле.
Молодой человек тут же извинился. Простите, я немного перенервничал в дороге… Я вижу – вы человек умный и я признаюсь вам. Я действительно разыскиваю одного человека. Но прежде контакта я должен убедиться, что это именно тот мужчина, которого я ищу. Поэтому сейчас наша встреча преждевременна. Она … должна стать сюрпризом, хотя бы для одного из нас.
Мэр поежился в кресле. Звучит немного зловеще. К тому же зачем выбалтывать свой секрет первому встречному. Не понимаю.
Олег Валентинович снова будто услышал мысли мэра и счет нужным объяснение продолжить.
Как я уже сказал, я стараюсь быть откровенным. Мне все равно пришлось бы наводить справки и вам тут же сообщили бы. Так что разница здесь только в том, сам ли я скажу или за меня скажут… К тому же мне возможно понадобится ваша помощь…
Ого – уже серьезно напрягся мэр. Похоже на вверенной мне территории начинает разворачиваться несанкционированная, чужая драма. Или, как выражается моя доченька Неллечка – горячая разборка.
Скажите, Олег Валентинович, с какой целью вы разыскиваете этого человека? И что вы предпримите, когда его найдете? Этот человек чем-то провинился перед вами? Не готовите ли вы для него какой-то устрашающей акции? Простите, но я спрашиваю не из праздного любопытства. Это мой город. У нас только речка Шустринкой называется, а сами мы привыкли жить размеренно и спокойно и я не могу одобрить…
О, не беспокойтесь – очень искренне перебил мэра Олег Валентинович – положительный результат при розыске этого человека окажется, вне всякого сомнения, на пользу вашему городу. Я разыскиваю его с самыми благими для общества намерениями…
На этом месте молодой человек сам себя прервал, поднялся на ноги и покинул кабинет мэра, оставив его хозяина во встревоженной растерянности. Последняя фраза гостя тоже не давала мэру покоя.
Какая-то она трехярусная – размышлял мэр. С двойным подтекстом. Ну, предположим, я искал бы своего друга, ну там девушку, тетю. Я прибыл бы в какой-то город, зашел в администрацию и так бы прямо и заявил. Ищу друга, девушку, тетю. Фамилия такая–то, приметы такие-то. У вас она не проживает?
А тут тумана полная поляна. И в то же время какая-то болотная откровенность. Странный он какой-то этот Валентинович. Сперва приехал бы, осмотрелся, а вопросы… обычно их задают в самом крайнем случае. А то насторожил меня, с толку сбил, заранее – надо, не надо помощи попросил. Разве так дела ведутся? Или я чего-нибудь недопонимаю?
Мэр покачался немного в уже и так сильно раскаченном кресле и вспомнил недавнее время, когда мечтал, что бы в их захолустный (чего уж там сам с собой лукавить) городишко приехали новые интересные люди. Внесли бы так сказать свежую струю в однообразное прозябание, рассказали бы как в других городах люди живут. Живые приезжие – это ж тебе не телевизор. Первоисточник, носители информации. Да и опытом, может, каким поделились бы…
На людей не угодишь – критикуя себя в массе – любя, размышлял мэр. Вот те пожалуйста, прибыли сразу две интересные личности. И в этой связи наш город, похоже, стоит на пороге каких-то… приключений. И приключения эти, опасаюсь я, веселыми не окажутся… Ну и на кой тебе была нужна эта струя? Жили себе спокойно…
Могу я что-нибудь в этой связи со своей стороны предпринять – спросил сам у себя мэр и сам себе ответил – не могу, а обязан. Он потянул к себе телефонную трубку и сказал в нее – Надежда, майора Ефимова ко мне.
У Коптева был чуткий мэр, но даже его чуткость была не настолько глубока, что бы измерить все грядущие события.
* * *
Ее звали Полина. И в этом году ей исполнялось двадцать четыре. Довольно высокая, худышкой не назовешь, но вся какая-то удивительно ладная. И главное в ней не милая, но у общем-то не особенно выдающаяся внешность, а невероятное обаяние и не менее невероятная особенность с первого же взгляда вызывать уважение, симпатию и все другие подобные чувства. Все, кто Полину знал или хотя бы раз с ней разговаривал первой фразой описали бы ее так – абсолютно уравновешена. В наш психованный век даже в провинции редко встретишь настолько спокойную несовременную красоту. Все в ней – темно-русые густые волосы – обычно коса, сильное тело, чистая матовая кожа и умные серые глаза говорили о здоровье человеческого комплекта – тела и души. Никакой суеты, никаких скороговорок, никакой грубости. Уважение к себе и окружающим. Такт.
Эти ее качества анализу поддавались, а вот разобраться в причине необыкновенного обаяния не представлялось возможным, хотя охотники – местные аналитики время от временя находились.
Полина им помогала – старалась серьезно отвечать на вопросы хмурящего лоб исследователя, но что можно ответить, когда у тебя настойчиво интересуются – Поленька, да что в тебе такого особенного?
Так или иначе, но люди отогревались душой рядом с Полиной. Находясь с ней, человек успокаивался, отпускал от себя свои и чужие обиды. Ему больше вообще не хотелось ни с кем выяснять отношение, жаловаться, кричать. Многие чувствовали себя отдохнувшими после общения с ней, у некоторых даже головная боль проходила и отпускали хронические болезни. И у всех без исключения поднималось настроение. А Поля никаких пасов над гостями не производила, занималась своими обычными делами, перекидываясь с посетителем малозначащими словами.
Людям, хорошо знающим Полю, даже в голове бы не пришло рассматривать девушку с позиции красоты. Ей почему-то никто и никогда не говорил – ах, Полечка до чего же ты хороша. Или – до чего же у тебя красивые глаза, волосы, уши.
Если бы какого-нибудь горожанина Коптева попросили настоятельно ответить на вопрос – красива ли Поля? Он скорее всего затруднился бы с ответом. Или сказал бы – а при тут красота? А чужак, увидевший ее мельком и на приличном расстоянии в свое первое впечатление возможно добавил бы– симпатичная девушка, только какая-то медлительная, заторможенная, что ли.
Полина росла в обычной семье. Отец рабочий последнего не обанкротившегося в городе дымящего скобяного заводика, мать – портниха, долгое время работающая надомницей. Отец трудяга, в меру пьющий, мать сноровистая, умеющая ладить с людьми. В общем, приличная семья, но ничего выдающегося. Еще у Поли имелся младший брат – Феденька с характером и атрибутами пятнадцатилетнего сорви головы. Только у одного него поворачивался язык называть сестру Полькой. Федор сестру очень любил, но из какого мальчишеского упрямства свои чувства прятал и старательно не замечал ее многочисленных достоинств. Он прекрасно ориентировался в своей подростковой жизни. Умело маневрировал на уроках, за словом в карман не лез, а если по его мальчишескому соображению требовалось кому-то дать в лоб, никогда не дрефил. Полина, как человек, наделенной такого уровня добротой и обаянием как-то не вписывалась в его жизненную мальчишескую философию и поэтому действовала на него несколько деморализующе. Феденька сестрой дорожил, он просто не знал, как с ней обращаться. Хрустальная ваза в руках подростка – вещь хрупкая, да он и сам это прекрасно понимал.
Чаще всего Федор просто закрывался от сестры, явного уважение ей не выказывал, но, в самых важных вопросах действовал в соответствии с ее советами, никогда в этом не признаваясь. Федору не пришло бы в голову оспаривать ее влияние в глазах окружающих или ревновать к ней родителей. Он никогда не признался бы в слух, что он – парень отдает своей сестре Польке пальму первенства как в рассудительной, так и эмоциональной деятельности, но в глубине души – пусть левой рукой и из-под полы, но все же отдавал. С очевидным спорят только дураки, а Феденька дураком не был. К тому же для самоуважение у него оставалось еще некоторое физическое превосходство и поддержка в подспудном желании собственного совершенствование для конечной цели – многия заслуги и достижения в глазах окружающих такого же высокого авторитета.
Полина же, как и положено свободной личности Феденьку открыто любила, при необходимости по матерински журила и серьезно вникала, оставляя любое срочно занятие, если брат как бы мимоходом у нее что-нибудь спрашивал. Семья Полины и Феденьки и вообще относилась к вымирающему виду – разговаривающему, ее члены привыкли друг с другом общаться.
Даже Федор, прежде чем испариться вечером из дома, какое-то время и по доброй воле долго просиживал за обеденным столом, широко растягивая чаепитие, будто китайскими палочками пил.
Полина же часто думала – что, жизнь без своего родного города, где все тебя знают и ты знаешь всех, без этих каждодневных вечерних посиделок под старой с бахромой лампой – это была бы уже совсем другая жизнь. И как Поля сильно подозревала – не настолько уютная.
Когда Полина только закончила школу, то собиралась по совету учителя черчения ехать учиться на дизайнера. Уезжать она намеревалась сразу после получения аттестата. На осмотреться, подготовиться нужно время. Но как только горожане об этом прознали, началось тихое светопреставление. Каждый человек, от мала до велика, состоящий с Полиной хотя бы в отдаленном родстве или кратковременном знакомстве, считал своим долгом провести с ней душещипательную беседу – кто же теперь будет работать в попечительском городском совета (без нее непременно все развалится), кто заменит ее в дружине на городских танцах (при ней ребята и в самом деле не слишком задирались), а частные вечеринки, а близкая или дальняя родня, в общем «и на кого же ты нас ууу покидаешь».. Отдельный человек высказывается – это понятно и в подобном ключе даже приятно. А когда плачется едва ли не половина города, это уже называется – оказание давление.
Разве они не понимают, что ставят меня в неловкое положение – размышляла Поля. Ответить – спасибо за любовь, я все же поехала – как-то язык не поворачивается. А если я не уеду, возможно, лишу себя интересного будущего.
А дома Поленьку ждали глаза родных. Родные, правда, ничего подобного не говорили, и даже громко советовали ехать, старательно пряча грусть. Но… И Полина не уехала.
Любимые горожане еще раз прошли по ее судьбе своей городской обувью. Да, теперь речь шла ее личной жизни. Полина бабушка Антонина Петровна – вполне современная бабулька легче многих ее сверсниц говорящая на тему интимных проблем постоянно твердила внучке – Поленька, ты зря тратишь жизнь. Карьеру не делаешь – значит рожай. Найди себе кого поприличней и занимайся, чем замужней женщине положено. Выбор у тебя, какой ни у кого в городе – все женихи твои – только пальцем ткни. Ах, какие у тебя дети родятся! Умные, красивые, добрые -загляденье. И если хочешь знать, ты просто обязана нарожать побольше народу – это ж наш городской генофонд. А то у нас скоро одни детки веселых ужинов и воскресных пахот останутся. Представляешь, город дебилов!
Антонине Петровне в правоте не откажешь. Но количество не означает качество, а качество подходящих Полине по возрасту городских парней оставляло желать лучшего, да и числом было не слишком велико.
Но Полина все же влюбилось. В семнадцать. Она танцевала с ним – своим одноклассником Николенькой на выпускном бале и ничего не замечала вокруг. Тихонько смеялась счастливым смехом и очень радовалась, что такой красивый и умный парень – самый красивый и умный в школе не отходит от нее не на шаг. Но парень оказался слишком умным. Как только на него посыпались упреки, придирки и вразумления типа – да кто ты такой, что б встречаться с нашей Поленькой? Он очень быстро ушел в тень, а потом переключился на ее ближайшую подругу – Нелльку – дочь мэра и самую богатую невесту города. Полина слез не лила, ну разве самую малость. Она все поняла правильно, она видела, как Николенькины глаза приклеиваются к ней при встрече и с каким трудом от нее отрываются.
И бабушка Антонина Петровна успокаивала, как могла. Да, это тоже проблема. Знаешь, когда люди кого-то любят, они хотят чтобы этот человек принадлежал им всем, то есть не принадлежал никому. Они по доброй воле никого к тебе не подпустят, не отдадут кому-то одному. На любого нашего парня, пожелавшему получить тебя в единоличное пользование городские навалятся всем скопом. Они будут прочищать ему мозги до полного снесения головы.
Поленька, ты у нас общественный и бесполый человек. Это твоя плата за всенародную любовь. Твоему избраннику придется изрядно попотеть, чтобы выдержать давление. Тут надо кремнем быть, а Николай твой того… прости господи слабоват. Ему не потянуть. Сама видишь, тут еще дело до дела не дошло, а он уже в кусты улез. И ты его из сердца выкинь. Не пара он тебе, не твоя судьба. Вот погоди, придет к тебе еще Человек. Никого не побоится, против всех встанет. Уверенность от него властной волной пойдет и всех ропщущих в повиновении согнет. И не ты станешь его успокаивать, сопли подтирать, а он сам тебя всегда уговорит-утешет, из любой неприятности вытащит и все ему будет нипочем и не страшно. Вот такого жди. Такому парню наши тебя, пожалуй, отдадут.
