Где блещут Зимы ледяные чертоги

Три письма

Ночь зажгла сотни звёзд, но в глазах – стылый мрак.

Не сбежать – снегопадом засыпало двор.

Напророчь мне чего-нибудь, старый мой вРАг,

Ведь недаром по следу идёшь до сих пор.

Ведь недаром под ноги бросал мне слова,

Что студили сильней, чем сто тридевять вьюг,

И мутилась от боли моя голова,

Жарким гневом вскипая, круша всё вокруг.

В ярой страсти, в бою – было сладостно сечь,

И на кровь и на раны глядела шутя.

Сколько раз в грозный час выбирала я меч!..

Ну а Боги под сердце давали дитя.

И яснел мутный взор, и спускался покой,

И любовью звенела вокруг тишина.

Колыбель колыхая неловкой рукой,

Я почти забывала, что значит – война.

Я почти забывала – как сталь горяча,

Слыша лишь, как напевы нежны родника.

– Правда ль стала нежна? Так отведай меча!

Не забыла ль привычного рока рука?

– Не ждала в этот раз. Не считала потерь.

Кто был рядом – ушёл. Кто был близок – далёк.

Знать пока не дано – кто и с кем я теперь.

Путь мой прям да суров, долог да одинок.

Мне сейчас не поднять солью выжженных глаз,

Не услышать за вьюгами шёпоты трав.

Отчего вспоминаю тебя в горький час?

Оттого, может быть, что во многом был прав?

Зрячий – видел да лгал, иль сказать не умел.

У заумного в сердце не капище – склеп.

А вот этот, нелепый, недобрый удел

Предсказал мне тот, кто был отчаян да слеп.

Слеп да прав. Чёртов правнук захожих калик!

А метель за окошком ревёт да метёт…

На ладони моей – Солнца алого блик.

А на персях узором кольчуга цветёт.

***

Здравствуй, Сергиев Воин! По росту ли меч?

Не длинна ли кольчужка – в четыре руки?

Тот, кто Словом дарит, Словом – может и сечь…

Кровью полнятся воды Непрядвы-реки.

Где очаг – пепелище. Порушен наш кров,

А над ним – горький плач, да белеют крыла…

Сто ключей я дала тебе к сотне замков,

А от сердца, гляди-ка, ключа не дала.

Кто для Князя Донского дружину ковал,

Кто другиню свою отдавал, не скупясь,

Тот грядущее ведал, да только не знал:

Для неё князь – кто люб, а не тот люб, кто князь.

Ну а если сошлись перекрёстки путей,

И тропе рука об руку вышел свой срок,

Принимай новый путь – без помех, без затей.

Имя новое дай мне и новый дай рок.

По росе ли, по льду, через слёзы и смех

Я уйду, не жалея почти ни о ком.

А боярыня, в лисий укутавшись мех,

Будет петь тебе песни совсем о другом.

Что любовью зажглось – так тому не сгореть.

Не от крови – от зорь небосвод будет ал.

И ни разу тебе не придётся жалеть,

Что когда-то звезду свою Князю отдал.

Пересветова суть – из ладони в ладонь

И от сердца к сердцам напрямую давать

Этот ясный, Богами зажжённый огонь,

Собирая по крохам Великую Рать.

Но когда ты пойдёшь в свой решающий бой,

Как и всякий из нас – без меча, без брони,

Чьи-то сильные крылья блеснут над тобой,

Чтоб укрыть. И тогда уж меня не гони.

Ты не ведаешь ныне, узнаешь потом —

(будет слишком знаком этот странный полёт),

Кто в закате кружит над Засадным полком,

Кто о вас негасимые гимны поёт.

Я – душа. Я на стяге у Князя парю,

И пою, и сгораю у всех на виду.

И сейчас, в горький час – не кляну, а дарю…

Луч грядущих побед отразился на льду.

***

Зорька мир разукрасила в радужный цвет,

Всё укрыла снегами колдунья Зима.

Я пишу, отложив все печали, мой Свет,

И наверно, не будет нежнее письма.

Ты на слёзы мои, на печаль – не гляди.

Что прошло, то прошло, нам о том не жалеть.

Утро Нового Века у нас впереди.

Значит, будет чем жить и о чём людям петь.

Знаю, там, вдалеке, не один ещё бой,

Но таится до времени Светлая Рать…

Мне б молчать, издалёка любуясь тобой,

Мне бы песней твоею волшебной дышать.

Солнце в чаши озёр льёт тепло янтаря,

Озаряя лучами Велесов чертог,

А душа покидает оковы, паря,

И, влюблённая, робко садится у ног.

Вижу – там позади сотни пройденных битв,

До сих пор всходит распря травой по весне…

Только Имя твоё, что сильней всех молитв,

Я шепчу в предрассветном и радостном сне.

У певучей души – онемели уста,

Ну а ты и такую не бросил беречь.

Верю, перед Рассветом не скажешь: «не та».

Дашь и голос, и руку, и нежность, и меч.

Я в ладонях твоих. Ничего не тая —

Сколько б троп не идти, сколько б дней ни кружить…

Не сама, где-то свыше сказали – твоя.

И теперь – в это верить, и этим лишь жить.

Себе

Год на снежных крылах непростые несёт перемены,

Звёзды в небе рисуют затейливый новый узор…

Если рушится дом, вместе с ним обрушаются стены,

Открывая очам безоглядный и дивный простор.

Там, где речь о любви – места нет для неправого боя.

Раз тепло испытав, возвратишься ли в плен ледяной?

Хлещут плети ветров, словно пыль, унося всё чужое.

Ну а то, что моё – остаётся навеки со мной.

Остаётся мечта. И Огонь, что в любое ненастье

Согревал душу дома и дом этой глупой души.

Остаётся любовь. И надежда на робкое счастье.

Детский смех, и улыбки, и песни в вечерней тиши.

Я смахну горечь слёз, а печали скорее забуду

И оставлю себе только радость от сбывшихся встреч.

В каждой капле – весь мир, а наш мир – несказанное Чудо.

И как жаль, что не все это Чудо умеют беречь.

Доживу до Весны – сгинет мрак, Колесо повернётся.

Я опять, как всегда, не в конце, а в начале пути.

И наступит Рассвет. И взойдёт ненаглядное Солнце —

Там где яблоньки в срок обязательно будут цвести.

Староновогоднее

Просто будь рядом и не отнимай руки.

В ножнах из льда до рассвета лежат дороги…

Дома на ёлке гирлянды и огоньки,

А за окном зимний мир, белоснежно-строгий.

В глиняной кружке дымится горячий чай,

Дети под вечер уснули на печке тёплой…

Шепчет Морозко на улице: «Привечай!»,

Дует тихонько, рисует узор на стёклах.

Сад сладко дремлет, и нету нежнее сна.

Вьётся метелица, яблони обнимая.

Яблонькам ласковым снится зимой весна —

Cнег на ветвях так похож на цветенье мая.

Струны под лёгкой рукою твоей поют.

Тает от счастья душа под любимым взглядом.

Я улыбаюсь украдкой: какой уют

В сердце моём и вокруг, когда ты – так рядом!

А по сенцам в новых валенках Домовой

Ходит незримо, гоня из избы печали.

Сказка, а кажется – просто пришли домой

Те, кого здесь столько зим одиноких ждали.

В ночь новогоднюю духи справляют пир:

Каждая мелочь – примета, и что-то значит.

Вечность – в глазах твоих. Светлый, забытый мир,

Где только счастье – для всех, и никто не плачет.

Звёзды зажглись над заснеженным льдом реки,

Кончилась буря, что тут не стихала сутки.

Просто будь рядом и не отнимай руки.

Ведь до восхода у нас – ещё три минутки.

С-нежное

Прости, я тебя не спасу

Прости, я тебя не спасу от полуночных чар.

Теперь каждый сам, в одиночку проходит пути.

Туда, где нет Солнца, где лунный обманчивый шар,

Иди за лисою. И всё ж, если сможешь, – свети.

Там очи – темнее. Теряет простор небосклон.

И ветер приходит с востока – тяжёлый и злой.

В твоём фонаре угольки всех минувших времён,

В них пламя осталось, но дремлет под серой золой.

Теперь, без огня, так легко затеряться в толпе.

Да только сбежишь ли от жгучей вины, от беды?

Лисица хвостом разметала песок на тропе,

Хранящей так долго, так бережно – наши следы.

Ах, мне бы ружьё – да в заплечный мешок этот мех…

Но, жаль, весь облезлый – не будет хорош воротник.

(Ружьё – это шутка. Сквозь горечь прорвавшийся смех.

Гнев взмыл над душою, но быстро угас и поник).

Я слишком вольна, чтобы плакать, неволить, держать.

Чужого не примет взлелеянный нежностью кров.

Любы мне герои, которыми полнится Рать,

И я – не спасаю от чар добровольных рабов.

Совпадения

Громница

Даждьбог, храбрый вой, заиграл золотыми лучами,

И снег на яру загорелся как будто пожар.

Здесь пала Рязань под палящим огнём и мечами

И белым безмолвьем укрылась от сумрачных чар.

У девы Оки подо льдом потемневшие очи,

От крови и слёз в ней вода солона и красна.

А в небе с утра Перуница призывно грохочет,

И в каждом движении ветра – смеётся Весна.

Проснулся Перун, и лучатся небесные сени:

У нас в этот день и зимою бывает гроза.

Мы перед врагом никогда не склоняли колени —

Русь смерть принимала лишь стоя и глядя в глаза.

Чьи слёзы, чей крик – над рекою несёт круговертью?

Магуры ли плач или отзвук несправленных тризн?

Весна над Зимой торжествует, как будто над смертью,

Но просит отмщенья в расцвете отнятая жизнь.

Отмстится ли, друже? Отмстится иль всё же простится?

…Спит сладко Земля и минувшее видит во сне…

Увы мне, увы… Хоть века пролетели, как птицы,

не стало вольнее в Родимой моей стороне.

Да где ж ты, Евпатий?! Да верно ли – лучшее время

Сейчас на Руси, что молчать может светлая рать?

Не прах мы, не сор. Мы – священное Сварожье семя,

И снова пора храбрых русов – в поход собирать.

И снова пора, позабыв про пустые обиды,

Про распри меж братьев, про ново-хазарскую спесь,

Поднять правый меч – не для глупых утех, не для вида —

За Землю Родную! За каждые город и весь,

За зелень полей, обещанье грядущего хлеба,

За синь детских глаз, васильковую россыпь во ржи…

За это – зимою – весеннее, русское Небо!

За Память и Правду, не сдавшихся злобе и лжи.

Пусть снова темно. Вьюга сукой ошпаренной воет,

И путь заметён. Но другого пути больше нет —

Ура вам! Ура, Коловрата могучие вои!

Как знамя Победы, вновь взмоет над Русью Рассвет.

***

До зари забавлялись шальные метели

Да затихли к утру с чьей-то лёгкой руки.

У Перуна в бору богатырские ели

Прикрывают от бурь молодые дубки.

Тут на леших похожи все пни и коряги,

Отвернись на мгновение – и оживут.

Талый снег молоком утекает в овраги.

Надышаться б простором – хоть пару минут!..

Ветер пахнет Весной в этот праздничный вечер,

Ввысь взмывает костёр, и Зимы мне не жаль.

Огонёк к огоньку – жгу громничные свечи,

Выжигая из сердца тоску и печаль…

Позабудутся беды. Всё будет как надо,

Солнце Правды взойдёт над Землёй нашей вновь.

Улыбнётся с небес ясноликая Лада,

И вернутся с рассветом Весна и Любовь.

***

Громница сверкнула в раскрывшейся сини,

Но не было грома – никто не слыхал,

Как утром над лесом летела Богиня,

И был её плащ по-весеннему ал.

Дыхание Снежня – метельная стая.

…Но что ж мне так душно, как перед грозой?

Снежинка тебя поцелует и, тая,

Скользнёт по щеке невесомой слезой.

Смахни эту глупую нежность рукою!

Нескоро отыщутся силы для слов —

Сперва я отплачу над каждой строкою,

Над буквою каждой – убитых стихов.

Лишь после – прощу. Тех, кто сеял обиды,

Кто бил на осколки чужую мечту.

Но даже простив – от души, не для виду,

Я вряд ли вернусь на свою высоту.

Поникли давно лебединые крылья,

От споров неправедных голос охрип.

Так сказка, сменяясь студёною былью,

Рождает сначала не песню, а скрип.

Не вспомнишь уже сквозь стенанья метели,

Сквозь гордость, проросшую в сердце опять,

Как прежде ручьи бубенцами звенели

И как упоительно было – летать.

Метелица в пляску пошла по округе,

На свой зимний лад обнимая меня.

Свиваются строчки в колечки кольчуги,

Крепка в этот раз получилась броня —

Она защищает не бренное тело,

А душу – от грусти несбывшихся грёз.

Теперь бы утешиться, чтоб не ржавела,

прожжённая солью непрошенных слёз.

Никто не увидит её под рубашкой,

Не будет при мне ни щита, ни меча,

Я в бой свой последний пойду врукопашку,

Сильны ещё руки, и кровь – горяча,

И сердце упрямое бьётся и бьётся,

И прячутся грозы под сводами век.

А в небе ночном Перуница смеётся

И сыплет на Землю серебряный снег.

Дыхание Снежня – метельная стая,

Снежинки летят и стремятся к огню…

Не плачь обо мне, я уже не растаю —

Никто не пробьёт ледяную броню.

***

Когда Млечный путь тонкой струйкой стекает в чашку,

И звёзды свои лепестки распускают дружно,

Мне кажется, будто бы в небе – цветут ромашки

И пахнет весной. И другого уже не нужно —

Всё дивно и мудро, никто не отнимет счастья,

Не спутает нити дорог, серебристо-зыбких.

Вот плавится воск, и уносятся прочь ненастья,

И Месяц в окошко с лукавой глядит улыбкой.

А новые свечи горят так светло и жарко,

И новые песни так манят своею силой…

Мне падают звёзды в ладони – небес подарки

За тем, чтобы я их кому-то опять дарила…

Я скоро взлечу, устремясь по пути Валькирий

Над сном диких трав, над Землёй в снеговом уборе,

И будет по правую руку – небесный Ирий,

И будет по левую – бурное Ильмень-Море.

И Матерь Земля, ледяные сорвав вериги,

Дыханьем согреет замёрзшие за ночь стопы.

Закроются разом все битвы, долги и книги,

Откроются все потаённые прежде тропы.

А утром над лесом, на синей небес странице,

Где искрами звёзд рисовались узоры судеб,

Свой огненный росчерк прекрасная Перуница

Оставит на память. И гром возвестит о Чуде.

На февральской заре

Снег растаял. Лишь в лужах звенит тонкий лёд,

Да бегут ручейки по рябинной коре…

Я по полю из льна алым шёлком восход

Вышиваю на тусклой февральской заре.

Колыхается пламя громничной свечи,

Озорной огонёк отражает стекло.

Только голос твой нежный сквозь вёрсты звучит,

От него и зимой – так волшебно тепло.

По оплечью рассыпав жемчужинки звёзд,

Засыпаю с иглой у живого огня…

За окошком светлеет. Задумчивый клёст

С одинокой рябины глядит на меня.

…Солнца луч через шторы скользнул на кровать,

Невесомо коснулся пушистых ресниц…

Мне бы в травах душистых тебя целовать

Под беспечное пенье проснувшихся птиц.

И хотя бы на час из зимы, февраля,

Где то оттепель душит, то вьюги метут,

Убежать часом добрым в густые поля…

Там роса на траве и ромашки цветут.

Я сплела бы тебе, самый светлый мой друг,

Из чудесных цветов чародейный венок.

Нас венчал бы рассветом разбуженный луг,

Что сейчас улыбается нежно из строк.

Позабудь хоть на миг, как грохочут бои —

Пусть тревога пройдёт, словно летом – гроза.

Самой легкой рукой глажу кудри твои

И целую такие родные глаза…

День рождается новый, он ясен и тих,

В нём, обнявшись, сливаются наши пути,

И заветная песня – одна на двоих —

Сквозь века и пространства над миром летит…

***

А у Макоши в тереме веретено кружит,

Тянет из горницы к Солнцу, во двор…

Мне, конечно, мой Свет, вовсе знать не дано,

Как сплетаются нити в единый узор.

И моё рукоделье тому – не чета,

В нём ни знанья, ни сил, ни сугубой волшбы —

Только нежность к тебе. И любовь. И мечта.

Ну, а всё остальное – в руках у Судьбы.

Я прошу лишь, чтоб тропка ложилась – легка,

Чтобы ласка моя – заменила броню.

А ещё – прогоняю с души облака,

Чтобы ты улыбался наставшему дню.

Sie haben die kostenlose Leseprobe beendet. Möchten Sie mehr lesen?

Тропы. Книга горечи и утешения. Часть 2-я (2016)

Костром и ветром пахнут волосы