Сияние смерти

– И в чём же суть, Гриша? – улыбаясь, спросил Паша. Он знал, что драматическая пауза бармена должна предшествовать сенсации.

– В следующем, дорогой мой Павел Аркадьевич. Каждые выходные вечера вы будете иметь исключительную возможность насладиться талантом юного дарования в моём заведении! С родителями согласовано, разрешения получены! – тут же добавил он, и снова засиял неотразимой улыбкой.

– Я обязательно приду! Это действительно хорошая новость, я очень за вас рад. Некая изюминка вашему кафе совершенно не повредит, а лишь наоборот.

– Именно так, именно! Ну а пока, извольте вас накормить: очень рекомендую блюдо дня. На первое солянка, если желаете, на второе молочный поросёнок и рагу из овощей.

– Беру, – засмеялся Паша, вспомнив свой сон, который видимо был в руку, – всё беру! И ваш фирменный чай, Григорий. Очень скучал по нему.

Чаем своим Григорий особенно гордился: семейный и довольно сложный в приготовлении рецепт держался втайне от всех. А сам напиток пользовался бы спросом, но предлагал его Гриша лишь друзьям, и ничуть об этом не сожалел. Не всё в этой жизни нужно выставлять на показ и на продажу.

Пашин столик находился в дальнем углу помещения, и быть случайно замеченным за просмотром материалов следствия он совершенно не опасался, поэтому в ожидании еды спокойно и не таясь открыл папку и начал изучать снимки с мест происшествия.

Первая жертва, Екатерина Зиновьева, была обнаружена по ту сторону «пизанских башен» на берегу озера месяц назад. Раскуроченная одноместная палатка, туристический рюкзак, спальник, котелок: все её вещи говорили о том, что на берегу озера, ловя последние тёплые деньки, она отдыхала.

В её случае «последние» – в буквальном смысле. Снаряжение не новое, как и её туристическая одежда говорили так же о том, что вылазки на природу она совершала и до этого. Следов возле тела было множество, несмотря на удалённость от города зеваки и там всё затоптали.

Увы, сарафанное радио работает быстрее полицейских раций. Пара подростков, обнаружив тело сообщили своим друзьям, те своим, и все они ринулись за новыми ощущениями. Кто–то, правда, додумался сказать родителям, которые и сообщили в полицию. К прибытию криминалистов на место происшествия стадо любопытствующих вытоптало всё напрочь. Характер полученных травм свидетельствовал, предположительно, о нападении дикого зверя, но до вскрытия эта версия не являлась основной.

Вторая жертва так же была обнаружена в лесу. Вероятнее всего Витальев Герман пошёл по грибы. Наряд соответствующий: ветровка, джинсы, резиновые сапоги, плюс корзинка с грибами рядом с телом и походный рюкзак с перекусом, запасной одеждой, и, слава богу, документами. Раны такие же, как и на первой жертве. Вырвано горло и обескровлен. Обнаружен через день после наступления смерти таким же грибником, по словам которого опушка эта им, грибникам, хорошо известна, так как богата белыми. Да и в общем места эти грибные, многим знакомы. Если бы не этот факт, лежать бы в лесу погибшему Герману до скончания веков.

Где–то между солянкой и молочным поросёнком Паша заметил некую странность. А точнее: след ботинка 47 размера на всех трёх местах преступления. На втором еле заметен, но очень похож на чёткий отпечаток с третьего места преступления, и на берегу имеется смазанный и притоптанный след, но размер совпадает.

Не веря своим глазам он ещё раз пересмотрел фотографии. «Совпадение? Нечёткость снимков? Срочно перепроверить!» С этими мыслями Павел закончив обед и поспешил обратно в управление, но его остановил звонок Кирьянова:

– Павел Аркадьевич! Есть информация по девушке! На камерах центрального входа в парк видно, как она вышла и села прямо на землю. Истерика с ней случилась, прохожие скорую вызвали, и девушку увезли. Правда, она сильно сопротивлялась!

– Спасибо, Андрей! Работайте дальше!

Дав задание криминалистам предоставить всю информацию по интересующим его отпечаткам Павел отправился выяснять, в какую больницу увезли девушку, и был сильно удивлён, узнав, что в психиатрическую лечебницу.

Ожидая такси у порога управления капитан недоумевал, с каких пор с улицы забирают не в больницу, а в лечебницу. Сев кое–как в машину и пристроив поудобнее покалеченную ногу он отправился навестить девушку. Здание городской психиатрической лечебницы выглядело таким же унылым, как и её название. Люди, проходившие здесь лечение, по мнению Павла, не имели шансов на выздоровление в этих тусклых стенах, и были обречены грустить и страдать.

Представившись на входе и предъявив удостоверение, капитан сообщил, что желает поговорить с поступившей рано утром пациенткой, и показал её фотографию. Дежурная, связавшись с кем–то по телефону, предложила ему следовать за ней и провела в кабинет главврача Соболева Алексея Викторовича.

– В связи с чем вас интересует моя пациентка? – поинтересовался врач, а Павел объяснил ситуацию.

– Так вот в чём дело. Я же всё гадал, что могло спровоцировать такое сильнейшее расстройство. Дело в том, что Кира Юрьевна уже много лет является пациенткой нашей клиники, с детства, если быть точнее.

У неё на глазах погибли родители, и это повлекло за собой необратимые последствия. Мы долго её лечили, и уже было совсем отчаялись помочь девочке, но фармакология на месте не стоит, и новейшие препараты дали таки результат.

Последние четыре года Кира живёт самостоятельной, полноценной жизнью, раз в полгода проходит обследования, и регулярно принимая лекарство она избавилась от симптомов её заболевания. Может не навсегда, но до сегодняшнего дня не было рецидивов.

Я предположил, что она прекратила приём лекарства, но видимо дело в том, что происшествие напомнило ей гибель родителей, чем и вызвано её крайне нестабильное состояние.

Вы говорите, что видели её на месте преступления в парке? Она ходит через этот парк на работу, предположу, что она полюбопытствовала, что же происходит и увидев тело расклеилась.

– Я бы хотел поговорить с ней, если позволите. Возможно она была знакома с парнем?

– Я бы не рекомендовал с ней беседовать. По крайней мере сейчас. Мы ввели ей сильнейшее успокоительное, и требуется время, чтобы она смирилась с увиденным. Психика Киры очень хрупка, ваши вопросы могут спровоцировать новый приступ.

– Я всё же настаиваю. Даю слово, что буду осторожен с вопросами.

– Я в корне не согласен, но запретить вам не могу, не так ли? Следуйте за мной, – всем своим видом седой врач демонстрировал полное неприятие, чем сильно раздражал капитана.

Кира давно проснулась, но открывать глаза не спешила. Видеть эти ненавистные стены девушке не хотелось. Страх змейкой пробежал по позвонкам: её ведь не оставят снова здесь? Она не сможет, больше не вынесет.

Да, она сумела обмануть врачей, да и себя заодно, но ведь свобода жить собственной жизнью дорогого стоила. А теперь она вернулась. И снова видела следы, снова почуяла запах.

Мысленно проклиная эти галлюцинации, такие реальные, такие пугающие, она размышляла о своём положении: её, по всем показателям здоровый мозг издевался над ней и не отпускал в нормальную жизнь, о которой она так мечтала.

У неё никогда не было друзей, не было школьных приключений: в интернате её сторонились, обзывали психичкой – шизофреничкой. Да и находилась она в интернате реже, чем в лечебнице.

Кира не была влюблена и не ходила в кино. Не ела мороженное с подружками и не обсуждала наряды знаменитостей. Ничего не было из того, что есть в жизни обыкновенной девочки. Её действительность была совсем другой: с психами и лекарствами, бесконечными обследованиями и галлюцинациями, серыми стенами, страхом и воспоминаниями.

В девятнадцать девушка впервые побывала в кафе. Впервые пробовала кофе и булочку с корицей. Корица напомнила ей родителей: может мама пекла? Впервые самостоятельно шла по улице и проехала в автобусе, совершила покупку в магазине. Это было так восхитительно, и так страшно. Она не привыкла видеть так много людей сразу, многого не понимала и терялась от обыденных ситуаций. Правда, доктор пытался ей помочь, но всё–равно было очень трудно.

А потом она оказалась в парке и полюбила его мгновенно. Такая дивная природа, так спокойно, ухоженно и светло. Здесь можно было жить не спеша, и дышать не спеша. Созерцать и молчать. И улыбаться. Впервые она улыбнулась в этом парке какому–то смешному малышу. И это тоже было восхитительно – улыбаться.

И теперь она не хотела, не могла вернуться снова в эти безжизненные стены. Только не сейчас, когда она почувствовала, что есть другая, удивительная и прекрасная жизнь с её маленькими радостями и приятными мелочами.

Алексей Викторович вошёл в палату. Она притворилась всё ещё спящей. Говорить не хотелось. Ей необходимо подумать, как всё объяснить, чтобы не остаться здесь, а вернуться к своей жизни. Хорошенько подумать.

– Как видите, Кира Юрьевна ещё под воздействием препарата. Приходите завтра, возможно это даже лучше. – сказал профессор, не скрывая своего удовлетворения, и проводил капитана на выход.

Ну что же, он придёт. Возможно эта ниточка никуда и не ведёт, но поговорить с девушкой необходимо. Что–то чуял капитан, но самому себе не мог объяснить, что именно.

Вернувшись в управление он первым делом пошёл трясти криминалистов. Да, с вероятностью 80% следы на всех трёх местах преступления принадлежали одним и тем же ботинкам. Возможно на гладкой кожаной подошве с причудливым узором, от которого запечатлелись пара фрагментов.

Интересная картина выходила по мнению Павла. Некий мужчина с большим размером ноги присутствовал и в парке, и на озере, и даже в лесу. «В лесу в ботинках? Убийца или свидетель? Кто же ты, чёрт возьми?» – размышлял капитан.

Посмотрел на часы. Семь. В шесть его ждал доктор, очередная капельница. Пропустил, да и ладно. Всё–равно нет толка от них. Даже не обезболивает уже. Привык организм, не реагирует на лекарство. Одно хорошо, что ногу не отняли, а собирались. Очень хотелось лечь и вытянуть многострадальную в горизонт. Натрудил её сегодня безмерно.

Прихватив материалы по делу Паша собрался уходить. Заглянул в морг. Петрович работал, Мариночка всё–так же сидела на табуретке. Показав Марине на телефон, и дождавшись от неё понимающего кивка капитан уехал домой.

Проезжая мимо торгового центра вспомнил о дне рождения Петровича. Завтра. «А ведь чуть не забыл!» – укорил себя Павел и побрёл, волоча ногу, выбирать подарок. Делать это он не любил, потому что не умел. Всегда терялся в многообразии товаров и опасался подарить не нужную и не интересную вещь.

Бродя среди бесчисленных отделов Павел поражался тому, сколько всего бесполезного предлагается людям. И что примечательно – люди убеждены в необходимости этого хлама.

Разозлившись и окончательно обессилев от бессмысленности этого хождения капитан присел на один из диванчиков, которыми был заставлен вестибюль торгового центра.

Через некоторое время рядом примостился мальчишка. Худенький, в более чем скромной одежде и сильно поношенной обуви. Видок у него был «обнять и плакать». И очень знакомое лицо.

Стараясь вспомнить, откуда паренёк ему знаком Павел быстро достал телефон и полистал полицейские сводки за последние сутки: так и есть, бегунок. Захаров Максим Юрьевич, 12 лет… далее приметы и фотография. Не вернулся после школы вчера, в ночи мать подавала заявление в розыск. Отец пьющий, мать сутками на работе, паренёк предоставлен сам себе.

Сообщив местонахождение мальчика, Павел остался на месте дожидаться бригаду. Парнишка тем временем провожал голодными глазами парочки, спускавшиеся с фуд–кортов.

– Слышишь, паренёк! Не поможешь мне? – обратился вдруг Павел к мальчишке.

– Могу. А что надо–то? – ребёнок немного напрягся, но тем не менее ответил.

– Да я бы перекусил чего–нибудь, но сил нет наверх топать. Сгоняй за едой, я денег дам. Вместе и поедим, – Павел выглядел совершенно равнодушным, стараясь не показать своей заботы. Дети очень ранимы, а дети из неблагополучных семей ещё и очень горды. Не задеть бы гордость эту.

– А не боитесь, что сбегу? – мальчик чуть расслабился и покосился на трость.

– Так если ты сбежишь, это ведь будет значит, что ты плохой человек, а не я. Мне–то чего бояться? – усмехнулся Паша, давая понять, что ему всё–равно.

– Я не сбегу! – насупился парень. Плохим быть не хотелось.

– А я тебе верю! Ну так сходишь? – мальчишка, схватив деньги, побежал на верх.

Вскоре он вернулся с бумажным пакетом и сдачей, и с надеждой уставился на Пашу. Павел поставил открытый пакет с бутербродами и жареной картошкой между ними и скомандовал «налетать!» Дважды парнишку просить не пришлось.

Капитану перепал один бутерброд с ветчиной и парочка картошинок. Остальное счастливо умял паренёк. Тут и бригада подоспела. Но сытый мальчик был не так уж и против.

Первую ночь он провёл у одноклассника, а куда сегодня податься – не знал. И самому в дом явиться гордость не позволяла. Он же вроде как протестует. А так всё гладко вышло: как будто его насильно вернули.

«Только бы бати дома не было. Сдох бы он уже где–нибудь от своей пьянки, им бы с мамкой лучше жилось. Хоть бы не битые ходили!» – думал мальчик, покидая торговый центр в сопровождении грозных полицейских.

А Павел всё–таки направился домой. Здесь он ничего не высмотрел, устал ещё больше и разозлился, но зато появилась идея. А реализовать её можно и из дома.

Глава 3

Утро наступило слишком быстро. Долго не мог уснуть, копался в полицейских файлах с домашнего ноутбука, пытаясь найти информацию о родителях Киры, но не нашёл ничего. Да и Самойлова Кира Юрьевна появилась только лишь в пятилетнем возрасте. Ни единой записи о родственниках, кто она, откуда и совершенно ничего о родителях. Очень это выглядело странно в глазах капитана. «Может не там ищет?»

В итоге отправился спать, решив поручить поиск Андрею или Анне, но и уснуть толком не мог, боли мучили всю ночь, отдохнуть не удалось ни капли, и мысли покоя не давали.

По имеющимся сведениям, пока ещё скупым, этих троих жертв ничего не связывало, но убиты были одинаково. Как всегда в начале следствия, вопросов множество, ответов ноль. Но он найдёт ответы, всегда находит, а сейчас и Петрович с ним, вместе они та ещё команда.

Растирая ногу Паша добрёл до кухни и сварил себе кофе. Пять утра на часах. Принял душ, побрился, оделся, сварил ещё кофе и приготовил нехитрый завтрак на одного.

На глаза попалась фотография. Они с Ларисой на море. Не смог выбросить, рука не поднималась. Он понял наконец, после долгих размышлений, разрывающих душу на части, что для неё этот брак был очередным проектом, одним из многих, которыми она занималась. И не очень успешным, раз ушла. Но для него это был выбор, семья. Любил он её сильно. Не срослось. И этот удар был сильнее переломанной ноги.

Шесть утра. Сварил кофе для термоса и вызвал такси. Маяться дома не дело. Вдруг его отчет Серёгин уже поджидает. В семь утра капитан входил в управление.

Из–под двери его кабинета проглядывала полоска света и кажется струился дымок. Рывком открыв дверь он приготовился вмазать хорошенько тому, кто посмел покусится на его пространство, и увидел Петровича, задымившего весь кабинет сигаретами. Патологоанатом поднял покрасневшие от бессонной ночи глаза на вошедшего и выдавил кривую улыбку.

– Мы, Паша, влипли. Очень здорово влипли мы, Паша. Кофе есть? – сообщил он и с надеждой уставился на Павла.

Паша молча достал термос и налил кружку Петровичу. – Рассказывай!

– Во–первых, Паша, орудие убийства определённо зубы. Вне всяких сомнений, но, – Петрович выдержал небольшую паузу, – эти зубы в два ряда. Я несколько раз проверил. На всех трёх жертвах одинаково. В два ряда, Паша. Я не знаю такого зверья. Мы с Мариночкой гипс залили, сделаем слепок, чтобы наглядно показать. Мощные, клыкастые, двурядные челюсти.

Петрович снова закурил. Его обескураженный вид производил сильное впечатление и Павел внимательно слушал. А тот прихлёбывая кофе продолжил: – Следы жидкости, которую мы собрали в парке – это слюна. На больший процент слюна животного.

– А на меньший? – уточнил капитан.

– Я боюсь ошибиться. Но ДНК мы изучим тщательно. Только Паша помнишь эту скалу проклятую, и химию неопознанную? Слюна содержит кое–какие элементы из тех, что были там обнаружены.

– С чего ты взял? Все образцы изъяли ещё год назад.

Петрович опустил глаза в пол: – Ну не все изъяли, я кое–что припас.

– Господи, Серёга! На тебя всегда можно было положиться! – радостно воскликнул Паша, – и что? Схожи образцы?

– Схожи. Следы этой слюны есть на телах всех трёх жертв, аналогов её среди известных науке животных нет. Я проверяю ещё, но пока ничего не нашёл. Даже среди самых экзотических. Но это слюна, какой бы невероятной она не была. На счёт крови. Её реально высосали. Из каждого. Ну или выкачали. Было определённое давление. У всех троих. И ещё. Есть одна деталь, которая объединяет таки все три жертвы. Перед смертью каждый из них пил кофе.

– Интересные вещи ты рассказываешь. У нас генетический мутант, ненавидящий кофе? – Павел присел рядом с Петровичем на диван и откинулся на спинку.

– Кофе с корицей, Паша. Ненавидящий кофе с корицей. Но это тоже не всё. Эта самая слюна превратила их мозг в желе. Какой–то нейротоксин содержит. Изучаю ещё. Но в черепной коробке натуральное желе. Понимаешь? Нет мозга. Отсутствует. Я ещё провожу тесты, и много проведу, но думаю это она. На телах есть следы химических ожогов, в местах, где эта жидкость соприкоснулась с кожей. А мозга нет. – Петрович крутил головой, как будто сам не верил в сказанное.

– А что со следами, Петрович? Следы–то звериные есть? Мы же на месте не нашли ничего, никаких лап, человеческие только.

– А лап нет. Никаких. Ни больших, ни маленьких.

– Так может не зубы, а устройство хитрое, с химотиной этой?

– Да что я по твоему, зубы от устройства не отличу? – с обидой спросил Петрович?

– Да я так, рассуждаю. Пытаюсь. Невероятно всё слишком. Надо к Никодиму с этим идти.

– Надо. Иди. Главный давно ждёт, что какая–нибудь чертовщина к нам в отдел свалится.

– Слушай. Ты поспи вон на диване пару часов, время есть, потом сходим. Потому что ты прав. Надо оперативную группу собирать, мы одни не разгребём. У меня из «ног» только Андрей да Аня. Помощь бы нам, хоть пару человек. Поспи, а я подумаю пока.

– Ты Ваську расскажи. У него тоже голова светлая, а запал ушёл на его инвалидной коляске. Расскажи, может встряхнётся. Нам голова его пригодится.

Петрович пристроился на диванчике прямо в Пашином кабинете, а капитан задумался. «Допустим, это зверь. Допустим имеет место генетическая мутация. Допустим из–за неизвестных элементов, вывалившихся из проклятой скалы. Пока сходится. Но при чём здесь кофе? Что за фетиш звериный? Ладно, может зверь так на запах реагирует. Но тогда при чём обувь 47 размера? И где, блин, лапы зверя? Летает? Почему отсутствует информация о Кире и её родителях? И как никто в парке зверя не увидел? Судя по размеру челюстей, который руками обозначил Серёга его нельзя было не заметить. Но слышали… женщина с ребёнком рычание слышали. А Петрович не ошибается. Никогда. Говорит зверь, значит зверь. И Ваську надо рассказать. Васёк очень головастый. И мыслит нестандартно. Заеду к нему сегодня. А вот сейчас и заеду. У них там в санатории подъём ранний.»

Такси остановилось у больших кованых ворот, за которыми скрывалось красивое здание, бывшее до революции особняком местного барина. В советские годы в нем располагался пионерский лагерь, звенел детский смех и кипела жизнь, но во времена перестройки его забросили, а после и вовсе растащили по кусочкам. Здание ветшало, теряло свой исторический облик и потихоньку приходило в негодность, пока его не выкупил у государства какой–то меценат.

Проведя капитальный ремонт и реставрационные работы он неожиданно передал здание здравоохранению под организацию санатория для ветеранов боевых действий. Поговаривали, что неспроста, что имел этот меценат причастность к боевым действиям, или родственник его, но появился у вояк свой санаторий. Там проходили лечение не только бойцы из горячих точек, но и все, кто получил ранения на воинской и правоохранительной службе. Там же лечился и Васёк, друг и верный напарник Бурана.

Найдя его в столовой за поглощением завтрака, Павел молча присел рядом. Севастьянов Василий Игоревич неторопливо доел неизвестную науке жижу, попросил два кофе у официанта, забравшего тарелку, и, наконец, взглянул на капитана.

– Попали мы в переделку, да Пашь?

– Попали, Васёк, попали. – и мужчины крепко обнялись.

– С чем пожаловал, Паша? Если меня жалеть и сочувствовать, то проваливай! Без тебя тут ходоков хватает. – на самом деле Васёк не думал, что Паша его жалеет, они с капитаном многое пережили и до этой трагедии со скалой, и не просто дружили, а братьями стали. От Павла он подвоха и неуважения не ждал, но на всякий случай хорохорился.

– Мне голова твоя нужна, друг. Она не пострадала, надеюсь? А то у нас дело весьма странное нарисовалось, а мозгов хороших не хватает. – тонко обошёл скользкую тему Павел. Знал, что друг его тот ещё гордец, и о своём нынешнем бездвижии больше всего переживает, хоть и виду не подаёт. Он протянул Ваську отчёт Петровича.

– О как! Петрович в строю! Радует, – улыбнулся Васёк и углубился в изучение отчёта. По мере того, как продвигалось чтение с Васьком происходило немыслимое. Он побелел лицом, на лбу выступили капли пота. Руки, держащие папку задрожали. Сказать, что Паша был ошарашен, ничего не сказать. Василий поднял на капитана глаза и нервно прошептал: – Бери ключ, иди в номер, возьми мне куртку и плед. На улице поговорим.

Павел, как мог быстро, принёс всё, и ещё шарф прихватил, помог другу утеплиться и покатил инвалидное кресло на улицу. Двигались они в полном молчании, Васёк заметно нервничал, Паша недоумевал.

Оказавшись довольно далеко от редких гуляющих в этот утренний час, Васёк заозирался, убедился, что поблизости ни души и заговорил: – Тут такое дело, Пашка, не знаю как и сказать. Я его видел!

– В смысле видел? – не понял Паша.

– В прямом. То, что описал Петрович в отчёте. Массивные челюсти с клыками в два ряда. Видел я его, уродца этого. Я, Пашка, никому не говорил, думал глюки у меня, мы же тогда сутками напролёт не спали, понимаешь? Стыдно было признаться, да и кто бы поверил. Я сам себе с трудом верю.

Мы на скале работали, она трещала по швам, куски валились, а там в глубине люди кричали, которых завалило. Я, как и ты, разгребал, как мог, почти добрался. Там дыра в скале, как пещера. То ли была она, то ли из–за взрыва появилась, не знаю, но я близко подобрался, голоса за камнями уже слышал.

И тут он на меня выскочил с челюстями распахнутыми. Откуда взялся, чёрт его знает. Не было рядом никого. Но челюсти эти забыть не могу, Пашь, жуть берёт до сих пор. Рефлексы не подвели, я отскочил, а то бы он мне башку отгрыз. Но оступился и скатился вниз, переломался весь, а сверху ещё и кусок скалы упал. Вот результат. – Васёк развел руки в стороны, ладонями показывая на обездвиженные ноги, и продолжил: – Помню, как зубы клацнули, порадовался на мгновение, что хрен тебе, а не моя башка. Но всё это время я старательно себя убеждал, что привиделось. Хоть я и не гений зоологии, но мне известно что зверей с такой огромной челюстью и двойным рядом зубов не бывает. Да и не зверь это, Паша. Тело не звериное. Человеческое оно. Вот и думал, что глюки. От усталости. Или надышались чем, тоже ведь могло сказаться. Вонь там в скале стояла адовая. А ты мне отчёт этот. Чёртов этот отчёт!

Васёк, с силой сжав подлокотники кресла, замолчал. Паша пытался осмыслить услышанное. Ваську он верил безоговорочно. Видел тот, что описал, хоть и убеждал себя в обратном всё это время. Но тогда единственное предположение Паши о возможной мутации после взрыва разбивалось вдребезги. Что за ерунда у них выходит? Чем дальше, тем интереснее.

– Знаешь, дружище. Я пожалуй засиделся в санатории, налечился, будь здоров. Ты в цоколе ещё сидишь?

– В цоколе, Васёк.

– Там по коридорам, если дальше пройти, есть черный ход. Дверь прямо на улицу. Пандус мне организуешь? Или меня не ждут уже?

– Ещё как ждут! Сегодня с Никодимом говорить буду, о пандусе договорюсь. А ты откуда про черный ход знаешь?

– Видишь ли, Пашка, – хитро протянул Василий, – любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь, – пропел он строчки старой песни.

Паша засмеялся. Он видел перед собой старого Васька, хитрюгу и ловеласа, и был необычайно рад тому, что его друг скоро будет в строю. Конечно, придётся приспособиться к его новой жизни в инвалидном кресле, но они справятся.

Главное, что острый ум, наблюдательность и надёжность никуда не делись. Паша не признавался себе, но старых друзей Петровича и Васька ему дико не хватало, когда жизнь его разваливаться начала. Он еле справлялся, но и их разметало круто, и размазало. Ничего. Они втроём старой закалки и крутого теста. Справятся. Лишь бы живы были.

Вернувшись в управление, он заглянул к себе. Петрович посапывал на его диване. Ладно, пусть спит, он и один поговорит с начальником. Поднимаясь на этаж к начальству, он притормозил у двери с табличкой «Никодимов Дмитрий Дмитриевич. Начальник управления уголовного розыска».

За дверью бушевал Никодим. Судя по отдельным словам «вампиры» и «идиоты» отчитывал он от души Дениса Смирнова с его напарником Лёшей Ивановым. Постучав, Паша вошёл в кабинет.

– Можно, Дим Димыч? Я по важному делу.

– Входи. У тебя не важных не бывает, – улыбнулся седовласый, всё ещё подтянутый полковник, – а вы двое шутников, ждите за дверью, я не закончил.

Дождавшись, пока нашкодившие опера выйдут, он обратился к вошедшему капитану: – Рассказывай!

– Вы прочтите отчёт, а после всё расскажу, – сказал Павел, протягивая папку. По мере прочтения выражение лица Никодима менялось с беспристрастного на весьма заинтересованное. Паша дополнил отчет рассказом Васька, а так же некоторыми деталями, которые могут быть важны, про Киру и ботинки. Может и пустое, может и нет.

– А Петрович–то молодец. Припрятал образцы, да? Я в нём не сомневался. И что ты думаешь, Паша?

– Вначале, как Петрович отчёт принёс, думал, может мутация какая после взрыва произошла. Но после разговора с Васьком не знаю, что думать. Тварь эта во время взрыва уже существовала. Возможно, где–то в недрах скалы, и вылезла, как скала трещины дала. Но что наиболее вероятно, так это то, что она снова проявится. Если вышла в парк, подбирается к людям, то есть опасность ещё одного нападения. Плюс к этому Васёк описывает тело человеческое, а мы на местах преступления следы обуви обнаружили, большой размер, везде одинаковые. Мне, Дим Димыч, оперативную группу надо собрать. Я один не набегаю. Васёк вернётся со дня на день, но и он не бегун, и стажёр у меня есть. Вот и весь комплект. Ещё бы парочку оперов. Ног очень не хватает.

– А я дам! Дам тебе парочку! Есть у меня орлы, как раз к тебе в отдел, – полковник распахнул дверь кабинета, чуть не прибив подслушивающего Дениса, – вот они. Забирай в команду!

– Нет, пожалуйста, не надо! Мы же не охотники за привидениями! – завопил Денис.

– Конечно нет. Вы охотники за вампирами! – провозгласил полковник и заржал, а после добавил, – собирайте манатки и переезжайте в цоколь, под командование Бурана. Неразглашение там же подпишите. Выполнять!

Матерящиеся оперативники вышли за дверь, а Никодим продолжил: – Ты, Паша, не думай, ребята толковые, балбесы, правда, ещё, но это от избытка гормонов. А дело тебе выпало странное. Но я ждал чего–то подобного, когда спецслужбы понаехали и всё у нас забрали. Кое–что слышал, тут, там, хоть и держали от нас всю информацию в строжайшей секретности. Ждал, потому что у нас произошло, в нашем городе, и нам разгребать, а доверить такую мистику–фантастику никому, кроме тебя не могу. Ты, капитан, шибко умный, мыслишь широко, и что немаловажно, надёжный. Ты ведь думал, списал я тебя, да, Пашь? Нет, друг мой. Придержал, чтобы всмятку вас не размазало от жалости к себе. Если кто с дерьмом и разберётся, так это ваша троица. Как Васёк, готов наконец?

– Готов. Только на коляске он, надо условия создать, хоть минимальные.

– Создадим. Давно есть договорённости, от тебя отмашки ждал. За выходные всё устроим. И кстати, весь цоколь и подвал твой. Оборудование, какого не хватает, запрашивай, что смогу – найду. И ещё. С этого момента кроме меня и членов опергруппы никто не знает, чем вы заняты и какое расследование ведёте. Как назначишь совещание опергруппы, дай знать. Буду.

– Спасибо! – Павел, хоть и виду не подавал, испытывал сильное потрясение. Он готовился к тому, что придётся доказывать, что Петровичу с пьяных глаз не померещилось, и что Васёк вменяемый и вовсе не тронулся умом от ран своих неизлечимых, а оказалось ждал полковник необычного и странного. Ну что сказать, проницательность его превышала ожидания в разы.

Покинув кабинет Никодима, капитан отправился будить Петровича. Новостей за столь непродолжительное утро набралось множество.

– Во, дела! – прошептал Петрович, выслушав Пашу, – так значит Васёк его видел? Слушай, а может он нам рисунок набросает, а? А Никодим так и сказал, придержал? Я думал, нас из жалости сюда.

– Да и я так думал, Серёга, что из жалости. Но Васёк в понедельник уже с нами будет. Надо подготовиться. Мы разные хитроумные дела раскрывали, этого клыкастого тоже найдём. Ты над химией поработай, изучи, что да к чему. Никодим материалами и оборудованием помочь готов. Да, и на счёт оборудования… – Павел достал коробку, доставленную курьером в его отсутствие и протянул Петровичу, – с днюхой, дружище!

– Это мне? – глаза удивлённого Петровича загорелись, – а что там?

– Так открой, – капитан улыбался.

– Ого… микроскоп. Электронный… Пашка, да это же вещь! – восторг Петровича был таким явным, что Паша порадовался. Угодил. – Наслаждайся. Кстати. Сегодня пополнение у нас. Им тоже задание найдётся.

– И кто же это добровольно к нам в подвал попросился? – Петрович был ещё под впечатлением от Пашиного подарка. Дорогая вещь и очень нужная.

– Не совсем добровольно, скорее в наказание вампиров наших к нам на подмогу отправили, – улыбаясь, Паша рассказал всю историю. Петрович хохотал от души, слушая капитана.

– Ладно, дружище. Дел у нас невпроворот, я по своим, ты по своим, а в понедельник совещание проведём со всем тем, что накопаем. Надеюсь, тварь эта неведомая до понедельника не проголодается.

Раздался стук в дверь и вошли Смирнов с Ивановым. Лица недовольные, в руках коробки с барахлом. Наверху слышался дикий хохот, проводили их, видимо, весело и с прибаутками.

– Вы парни, дальше по коридору устраивайтесь, там комнатка есть, – Паша покопался в ящиках стола и вынул ключ, и протягивая его Денису продолжил, – сегодня постараемся зазвать туда айтишника, компьютеры вам подключат. Порядок сами наводите, всё необходимое для уборки у Анны возьмите. Она скоро будет. Как устроитесь, зайдите, есть задание для вас.