Buch lesen: «Карманный аквариум»
"Мое имя – cтершийся Иероглиф
Мои одежды залатаны ветром,
Что несу я в зажатых ладонях
Меня не спросят,и я не отвечу.
И как перед битвой,
Решительной битвой,
Стою у каждого перекрестка
Hа море асфальта я вижу свой берег,
Свою голубую россыпь.
Hа все вопросы рассмеюсь я тихо
Hа все вопросы не будет ответа,
Ведь имя мое – Иероглиф
Мои одежды залатаны ветром."
(«Иероглиф» группа «Пикник»)
Предисловие.
«Глядишь – готов роман.
И так-то всё на свете.
Смелей лишь черпайте из жизни всех людей –
И для задуманной комедии своей
Не будете нуждаться вы в предмете.
Всяк испытал, конечно, чувства эти,
Но редкий знает, сколько в них чудес.
Где ни копните – тут и интерес!»
(«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте)
Я сидела в ресторане.
В зале горел приглушённый свет. И в сочетании с высоким кирпичным сводчатым потолком придавал деревянным столам эффект состаривания. Этого и добивался мой муж, открывая свой пятый ресторан, но на этот раз с флёром ХIХ века под названием «Оливье».
Я спорила с ним. Предлагала дать заведению имя «Грибоедов», как в романе «Мастер и Маргарита», ведь соседствовали мы с Домом-музеем Булгакова на Большой Садовой, 10. Муж с ухмылкой посмотрел на меня и ответил:
– Ну какой «Грибоедов», Марго? Мы что, грибы будем подавать?
– Причем тут грибы? Что за мещанство? – закатила глаза я.
– Да при том, возвышенная ты моя, что у людей ресторан «Грибоедов» будет ассоциироваться с грибами!
Кажется, бороться с этой глупостью было бесполезно.
На моём столике валялись начищенные столовые приборы и вытянулся в струну красивый стеклянный бокал.
Какая пронзительная тишина вокруг.
И вино тихий напиток. Тихий и мягкий.
Наверное, поэтому его не пьют охлажденным. Оно плескается в бокале как маятник. Красный ароматный маятник…
– Ты ещё здесь? – услышала я голос мужа.
– Да. Как видишь.
– Сидишь тут допоздна. А мне дома нужна хранительница очага.
– Ой, Берт! – я повернулась на стуле к нему. – Ты сейчас хорошо сформулировал! Мне тоже так нужна эта хранительница очага!
Я фривольно закинула ногу на ногу и расхохоталась. Он ничего не ответил. Пошёл куда-то. Наверняка снова рассказывать какому-то заплутавшему в меню посетителю об истинном рецепте салата оливье. Я слышала эту историю тысячу раз. И от неё уже порядком тошнило.
Я бросила взгляд на болтающуюся над головой бумажную люстру, свисающую на длинной цепочке. Потом сделала заключительный глоток красного вина. Опустила глаза в телефон и, на секунду задумавшись, довольно громко произнесла:
– Идиот!
– Что ты сказала? – резко обернулся Берт.
– Пароль вспомнила от почты! Достоевский. «Идиот»!
– По-моему, ты перебрала, Марго! Прекращай бухать! Поехали домой.
– Поехали…– безразлично пожала плечами я.
Чёрный пуловер сполз с одного плеча и красиво оголял ключицу. Я видела своё отражение в тусклом окне нашего ресторана. Тёмные длинные волосы крупными завитками падали вниз. Я поправила плиссированную юбку, накинула на себя норковый полушубок и вышла на крыльцо.
Противный холодный ветер обжигал разгоряченное вином лицо. Я ждала Берта у машины, попутно скроля ленту почты большим пальцем. На экран падал мокрый снег, и палец то и дело соскальзывал.
Я матерились. Ведь приходилось отматывать заново. Искала текст…Текст своего романа, который написала более десяти лет назад. И который упустила.
Мне удалось воскресить все свои старые почтовые ящики, в черновиках которых могли храниться те записи. Этот третий по счету мейл с незамысловатым логином «слово.неворобей» был последней надеждой. И, кажется, в моём случае, действительно, «не воробьём». Ведь поймать его мне так и не удалось. Там было пусто.
Ничего.
Ни строчки.
Лишь какая-то университетская чепуха типа конспектов и шпор.
Берт пиликнул сигнализацией. Я села во внедорожник. И готова была расплакаться. Я так мечтала найти его – мой роман. Дописать и напечатать.
Да, у двух людей на этой планете он, пожалуй, сохранился: у обиженного айтишника Вени в почте и у миллионера Владимира где-то на побережье Средиземного моря. Но я уже давно потеряла с ними связь. И не хотела ворошить прошлое. Хотя, сама того не понимая, уже ворошила.
– Чего смурная такая? – спросил Берт, усаживаясь в машину.
Я ничего не ответила. Отвернулась в окно.
Мы проехали театр Сатиры, станцию метро "Маяковская". Улицы были приятно украшены к новому году. За окном кружил снег. Туда-сюда. Будто рисуя что-то в воздухе. Какой-то загадочный неведомый узор.
– Завтра девочка придёт, фотограф, снимать новогоднее меню. Если интересно, приходи к 11 утра. – вдруг сказал муж.
Я пожала плечами. Мне уже давно было неинтересно. Тем не менее, какая-то неведомая сила подняла меня с кровати следующим утром. Мужа дома уже не было. Сын был на занятиях. А стрелка часов уверенно двигалась к полудню. Я сползла с кровати. Накинула халат и поплелась босиком до кухни.
15 декабря.
На столе стояла ваза с мандаринами.
Я нажала кнопку на кофемашине. Она зажужжала.
В гостиной я застала помощницу по дому. Она снимала с окна шторы.
– Доброе утро, Маргарита Николаевна! Вот тюль хочу постирать к новому году.
Я безразлично кивнула и, допив кофе, быстро переоделась и отправилась в «Оливье».
Как всегда, рядом с нашим рестораном стоял туристический автобус от музея Булгакова. Рядом толпились люди. Из окна доносился Игорь Корнелюк и его вальс «Великий бал у сатаны». Такое здесь бывало часто. Я уже привыкла. И выучила мотивы всех этюдов наизусть. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что музыка доносится не из автобуса и не из "нехорошей квартиры" № 50[1], а из нашего ресторана.
Я зашла внутрь с мороза. Отряхнула ноги. И увидела потрясающую картину. Мой муж Берт скользил в ритме вальса по залу с какой-то молодой профурсеткой. Мне всегда казалось, что такое может быть только в Париже! Я прыснула и расхохоталась. И даже начала дирижировать в такт вальса рукой. Но, кажется, танцующие были так увлечены друг другом, что не заметили меня.
– Хорошо танцуют! – услышала я позади себя басистый мужской голос и вздрогнула.
За барной стойкой в чёрном длинном пальто сидел мужчина и пил кофе. Возраст его определить было сложно. Вроде и волосы белые как снег, седые. А глаза словно огнём горят!
– Это мой муж с какой-то шлюхой. – пожала я плечами.
– Называть другую женщину шлюхой может только обиженная женщина. Вас тоже называли шлюхой? Ведь красоты вы редкой. Хоть и лицо грустное.
Я удивленно взглянула на него.
– Вы такой знаток женских душ? И лиц?
– И душ, и тел, и лиц. У вас вот очень красивые ключицы. Прогуляемся? Пока они танцуют? Погода благоволит.
Я посмотрела в окно. А потом опустила взгляд на свои ключицы. Они действительно заметно выдавались сквозь облегающую водолазку. Вчерашний снег таял и превращался в кашу. Зима стала тёплой. Капало с крыш.
– Ну идёмте! – сказала я, открывая дверь, и зашагала первая по улице, наслаждаясь непривычно тёплым ветерком.
– Вы же не любите мужа, Маргарита?
– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я не представилась.
– Заходил в ваш ресторан. Слышал, как персонал к вам обращается.
– И какое блюдо вам больше всего запомнилось?
– Вам правда сейчас это интересно?
– Если честно, совсем нет…– вздохнула я.
Мы дошли до Патриков.
– Присядем? – предложил незнакомец.
На удивление скамейка оказалась бесснежной и даже сухой. Мы сели. Я молчала.
– Маргарита, вы считаете себя талантливой? – вдруг спросил он.
Я отрицательно покачала головой. А незнакомец продолжил.
– Вот, знаете ли, какой парадокс…Мы часто ставим ребром вопрос, где же талантливые люди. Смотришь вокруг – будто их и не бывает вовсе. А начинаешь читать книги, журналы и понимаешь, что есть. Только где-то далеко очень. Не дотянуться. Как-то меня спросили, чем отличается умный от талантливого…
– И что же вы ответили? – чуть ли не зевая, откликнулась я.
– Умным – море по колено, а талантливым море не нужно. У них есть карманный аквариум.
Сердце моё застучало бешено. Сон как рукой сняло! Ведь карманным аквариумом и назывался мой пропавший роман. Я взглянула на собеседника с опаской.
– Откуда вы знаете про карманный аквариум?
– Я коллекционер. Собираю произведения неизвестных авторов. Этот роман! Как много было сказано про него!
– Кем?
– Не задавайте глупых вопросов!
– А зачем вам романы этих авторов? Если они – неизвестные?
– Некоторые из них всё же становятся известными.
– Этот роман у вас?
– Достался. Случайно.
– Невероятно!
– Что?
– Я хочу купить. Предлагайте любую сумму! – возбуждённо произнесла я.
– Поехали, а то опоздаем на автобус.
Он схватил меня за руку, и мы кинулись в сторону автобусной остановки. Через четверть часа я переступала порог его крохотной квартирки. Рассеянный по углам запах красок дал понять, что здесь пишут.
– Это всё – ваше! – он достал из ящика стола книгу в жёстком переплёте. На ней красовалась надпись «Карманный аквариум», но имени и фамилии автора нигде не было видно.
– Сколько? – спросила я.
– Навсегда.
– Да нет же! Сколько будет стоить?
– Я пока не придумал. Не хотите поужинать?
– А почему вам пришло в голову продать этот никчёмный роман? Вам так срочно нужны деньги? Но вы отказываетесь говорить сумму.
– Я не отказываюсь.
– Ну как же! Давайте поскорее обговорим цену.
– Мы обговорим. Только сначала поужинаем. Вы, наверное, хотели бы умыться. Первая дверь налево.
Мысль о том, что ко мне вернулся мой роман, не покидала. Она даже затмила инстинкт самосохранения. Вот истинная сила искусства!
– Вы художник? – спросила я, глядя на холст.
– Малякаю.
– Никогда не слышала, чтобы так пренебрежительно говорили о творческом акте.
– О нём и вовсе лучше не говорить. Хотите вина?
– Как-то боязно выпивать в чужом доме.
– Могу не предлагать. А чай?
– Всё же вина. За сделку!
Я приятно поражалась своей смелости, так внезапно заявившей о себе, и этому потрясающему случаю. В конце концов, за свой роман не страшно было бы и умереть! Хотя нет. Это уже перебор.
– Так откуда вы узнали про эту книгу? – спросил он меня вдруг.
– Да все знают. Стыдно не знать. Интеллигентному человеку, хоть на чуточку разбирающемуся в искусстве. – съязвила я.
Наверняка, старик не догонял, что этот роман мой.
– Так и вы, стало быть, разбираетесь?
– Да. Разбираюсь. Вот напишите мой портрет, и я скажу, каковы ваши перспективы.
Я запила провансальским вином свой удачный ответ. И вызывающе улыбнулась.
– Хорошо. Только возьму бумагу и уголь.
Я уселась на стул перед ним и закинула ногу на ногу, наслаждаясь вином.
– Постарайся не нарушать позу. Сиди, как сидишь. – строго сказал он.
Мы внезапно перешли на ты.
– И после этого художники осмеливаются говорить о своём таланте? А как же натурщица? Одно движение – и твоя угольная гармония полетит к чертям! – парировала я.
– Искусство коллективно? – вдруг спросил он.
– Коллективно! У нас исторически так сложилось. И не только в искусстве, а везде. Все творческие люди символисты и коллективисты в каком-то смысле, да что о высоком. Наши органы работают коллективно, мы не можем существовать в полном одиночестве, у нас в квартире коллектив вещей, необходимых для жизни, наши дурацкие высотки…Всё коллективно, но и индивидуально одновременно. Попробуйте, напишите натуру без натуры! – я выпила ещё.
– Это импровизация? Я много думал об этом. Но до сих пор не знаю, допустима ли коллективность в том, что называется искусством? У меня мало воображения. Одни эмоции. Раньше мне удавалось схватывать их. Я несколько лет провёл в кафешках Москвы, рисуя всех подряд. Там же раздавал зарисовки. Теперь, после застоя, нужен супер-раздражитель, чтобы вернуться в то состояние. Я выражаюсь цинично, но поверь, не циничен. Мне льстит, что такая красивая женщина, как ты, разговаривает со мной.
– Коллективность тебя не обижает?
– Почему это должно меня обижать? – он поднял на меня глаза.
– Ну как же? А культ талантливой личности и особое видение. Видишь ли ты то, чего не видят остальные?
– А ты видишь то, что видят остальные?
– И да. И нет…Знаешь, я тоже с ебанцой. Ты понял это, поэтому решил продать мне «Карманный аквариум»? – я рассмеялась.
– Нет. Просто ты, наверное, единственная знаешь, что с ним делать.
Я потянулась к столу и взяла книгу в руки. Она была увесистой. Неужели столько понаписала? Я трепетно погладила рукой обложку. И открыла. Но страницы внутри были пустыми!
– Что это?! Что за бред! Тут ничего нет! – воскликнула я и вскочила со стула.
– Тебя невозможно рисовать! Ты невыносима! – тихо вздохнул он и отложил холст.
– Что всё это значит?! – с криком вопрошала я, размахивая то книгой, то рукой.
– Это значит, Марго, что роман придётся написать. Ручка там. – он кивнул в сторону стаканчика с карандашами.
– Что за дешевый цирк! Я ни минуты больше не намерена здесь оставаться! – я схватила пуховик и направилась к выходу.
– Ты не сможешь. Ты ещё вернешься! – крикнул он мне вслед.
[1] Квартира из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Глава 1. Чёрно-белая фотография.
«Когда природа крутит жизни пряжу
И вертится времен веретено,
Ей все равно, идет ли нитка глаже,
Или с задоринками волокно…»
(«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте)
2010 год Москва.
Луна была летней. И небо вокруг неё. И крыши вокруг него. И люди вокруг. Я вяло тащила огромный красный чемодан по Павелецкому. Моей остановкой должен был послужить вон тот ободранный столб. Прислонив к нему чемодан и голову, я наконец вздохнула с облегчением и закрыла глаза. Блаженное безмыслие прервал небрежный толчок в голень и хлопок. Чемодан, распластавшись по платформе, решил напомнить, что пора.
Я лениво нагнулась за ним, но вместо этого вскрикнула от боли. Столб не хотел отпускать от себя – волос прилип к одному из свежепоклеенных объявлений.
– Блядь! – тихо выругалась я.
Этого глупого обстоятельства хватило, чтобы расплакаться. Я так устала. И не ела ничего с восьми утра. А стрелка вокзальных часов приближалась уже к 21:00.
В чемодане был разный реквизит для съёмок. И самое ценное – фотоаппарат. А ещё штатив. Какой тяжёлый! Я поспешила в метро.
Оно по традиции перевозило уставших пассажиров и запах шпал. Я села в полупустой вагон и откинула голову.
Мы выехали из тоннеля на открытую часть. И я думала о луне и её сопернике – неоновом свете. Луна больше не была единственной хозяйкой положения.
Я притащилась домой в начале одиннадцатого. И кинула чемодан на пол коридоре. Со злостью запихнула его ногой под банкетку. Сейчас мама снова начнет ругаться, что я побросала тут всё.
Впереди меня ждала ночь наедине с фоторедактором. Сегодняшние снимки необходимо было оформить до завтрашнего вечера. Это было условием клиентского заказа. И сейчас я ругала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Может быть, попросить о ретуши айтишника? Но он всё равно не сделает, как надо.
Я налила себе чёрного чая с лимоном и схватила с кухонного стола какую-то неаппетитную плюшку, больше напоминающую булыжник, чем еду.
Тем временем процессор завёлся. А я параллельно доставала из чехла свой фотик и шнур, чтобы перекачать фотки.
Пока снимки плавно перетекали в компьютер, я открыла на экране аську. И стала лениво жевать булыжник. Айтишник был в сети и написал:
venik-in-love: Привет, крошка!
Я запила его слова чаем. Мы с Веней встречались уже два года. Но было скучно. Никакого драйва. Хоть он старался. Очень. И маме нравился, и папе, и всем моим близким родственникам. То на лошадях меня катал, то на мотоцикле. Я застучала по клавишам.
margo: Привет!
venik-in-love: Что делаешь?
margo: Только пришла со съёмки. Устала.
venik-in-love: Покажи фотки.
margo: Их ещё обрабатывать…
Я закрыла окно переписки и развернула фотошоп. Решила пока поправить вчерашнее, что с подругой Мусей снимали на мой фотик.
Я сидела на лестнице у драмтеатра. В рваных джинсах. Волосы тяжёлыми локонами спадали на плечи. На мне была белая майка-алкоголичка. А во рту – сигарета. Мы стрельнули её у Машкиного бати для образа.
Машка сказала, что для трагедии хорошо бы заплакать. Чтобы тушь потекла. И блестели глаза. И торчали соски сквозь облегающую майку. Я взяла бутылку воды. И побрызгала на лицо. И на майку заодно. Получилась драма. Не хватало лишь простого штриха. Недолго думая, я применила к фото фильтр "ч/б" и открыла сайт для фотографов "Артгерой".
Айтишник подкинул мне эту идею, выкладывать туда. Сказал, там есть чему поучиться и кому подражать. Там хранился контент со всего мира. Я нажала кнопку «Загрузить». И "jpg" с сигаретой появился на моей странице. Получилось хорошо.
Я занялась обработкой сегодняшней вокзальной сессии. Это было так муторно, так невыносимо. Замазывать все эти погрешности. Ретушировать. Выравнивать свет.
Вдруг я заметила, что на "Артгерой" появилось новое сообщение.
vovand: Что за девчонка на фото?
Я поняла, что речь идёт про ч/б.
margo: Это я.
vovand: Занятно. Я думал, это какая-то модель, а фотограф – ты. Интересные снимки делаешь. Со смыслом.
margo: Я и фотограф, и модель.
vovand: Редкая красота. Знаешь, не все поймут. Элитарная.
margo: А ты фотограф?
vovand: Нет. Тут мои друзья на сайте. Захожу их работы смотреть. Знаешь Альбу?
margo: Нет.
Он кинул мне ссылку. Но меня интересовала не она, а он. Я залезла в его профиль. Пара снимков с яхтами и морем. На аватарке – симпатичный мужчина. Широко улыбается. Волосы торчком. Холёный. Взрослый – видно.
vovand: Обычно красивые девчонки вообще не пытаются духовно соответствовать фасаду. Я знаю много таких. Все они уверены, что внешность – их единственная валюта. А ты такая…глубокая очень.
margo: То есть, я больше умная, чем красивая?
vovand: Не бывает только двух точек зрения. Их миллион. Это мы ограничиваем себя, если видим только одну или две. Мы невежественны и слепы, а в человеке живут водопады и океаны. Ты очень красивая. И я уверен, что умная. И ещё много всего…
margo: Как ты громко сказал: океаны, водопады. Может, кому-то хватает и аквариума?
vovand: Кому-то и аквариума. Но даже аквариум сложно структурировать. Я уж молчу про океан.
margo: Сколько тебе лет?
vovand: 48. А тебе?
margo: 20. Ты женат?
vovand: Дважды.
margo: И тебя не удивляет, почему я спрашиваю?
vovand: Нет.
margo: И ты не боишься мне понравиться, будучи женатым?
vovand: Не боюсь.
margo: Понятно. Извини. Мне ещё редактировать 50 фоток.
vovand: Ты этим зарабатываешь?
margo: Немного. Коплю на итальянскую сумку мечты. Мечты у меня, как видишь, бездуховные.
vovand: Пиши ещё. Пока, бездуховная!
Я улыбнулась, закрыла переписку и вышла на балкон. Был уже третий час ночи. Труба электростанции вызывающе светила в окно. А я так заболталась с ним, что не обработала ни одной фотографии. Теперь сидеть до утра.
Ночь была прохладной.
Начало лета.
Первые числа.
Сирень на аллее у дома ещё не успела отцвести.
Я вдохнула полной грудью. Как восхитителен…этот аромат. Как хорошо…Как легко…Не хотелось уходить. Но эти чёртовы фотки!
Я вернулась за стол. В аське болталось несколько непрочитанных от айтишника. Последний раз он писал ещё часа два назад.
venik-in-love: Ты уснула что ли?
margo: Извини, Веник, заработалась. Споки.
Ответила я и вышла из аськи. Но вместо того, чтобы заняться делом, вновь полезла на страничку этого Вованда. Рассматривала каждую деталь его фотографий. И его самого.
Сорок восемь лет! Он чуть младше моих родителей. Запросто мог бы быть моим папочкой. Но ведь он не сказал ничего такого, порочащего. Решил просто сделать комплимент. Не соврал, что не женат. Выкинь глупости из головы, Марго! Выбрось! Займись делом!
Так за работой я просидела до утра. Отправила фотографии клиенту и уснула до девяти вечера. А как проснулась – сразу к компьютеру. От Вованда сообщений нет. Хотя был ведь в сети. Был!
Я взглянула на календарь – 2 июня.
А сегодня уже – третье.
Рванула лист. Он полетел в помойное ведро.
Вдруг мейл! От него!
vovand: Привет! Что делаешь на выходных?
margo: Привет! Хочу сходить с другом в Дом-музей Булгакова.
vovand: Я буду в Москве в субботу до утра понедельника. Со мной и сходишь!
Я обалдела, опешила и не знала, что ответить.
margo: А где ты живешь?
vovand: Сейчас во Франции, в Марселе. Приехал к старшей дочери в гости. У меня внучка родилась. А так…много, где живу. Например, весной жил пару месяцев в Барселоне. А на постоянке – в Риме.
Я долго пялилась в монитор.
Внучка.
Родилась.
Твою мать…
Марго! Там внучка! Какой Булгаков?! Но природная интеллигентность не дала мне отшить его.
margo: Хорошо. Приезжай. Сходим. Но ты даже не представился.
Ответила я, а про себя подумала: просто же в музей, что такого?
vovand: Я позже напишу тебе номер рейса, как помощник скинет билеты. Встретишь меня в аэропорту? Владимир. Очень приятно.
margo: Встречу. А почему Вованд? Это как Воланд?
А сама думаю, что же там за крендель. Помощники. Водопады. Океаны. Барселона. Рим. Внучка. Звучит нереалистично. Глупость какая-то. Не бывает так. Точно не бывает. Это какая-то замануха!
vovand: Нет ) это сокращение. Вова + отчество на «н», фамилия на «д». Но если тебе так угодно, Маргарита, то могу быть и как Воланд. Но мне, если честно, ближе Высоцкий.
Я расхохоталась. Мы снова проболтали до утра.
Я забыла обо всем. Сидела в свете монитора. Смеялась. Расстраивалась. Улыбалась. Иногда чуть не плакала. Никогда ещё и ни с кем я так глубоко и откровенно не разговаривала. Вованд…Воланд…Кто же ты?
На следующий день он скинул мне билеты.
Aéroport Marseille-Provence – Шереметьево.
5 июня. Суббота. 12:00.
Господи.
Боже.
Я всё равно не верю, что он приедет.
Не приедет он. Ты дура, Марго.
