Планета свиней. Часть 2

Глава 4. Здравствуй, кошка шоколадного цвета

Зал суда опустел. Две нутрии в синих халатах выгребали щётками кучи мусора между рядов. Словно после ночной вечеринки полы были завалены банановой кожурой, пивными баночками и шуршащими пакетиками бывших шоколадок и леденцов.

– Я форточку открою. Дышать после свиней нечем, – фыркнула первая нутрия.

– Подожди, сестра, – испугалась вторая нутрия, посмотрев на клетку, где всё ещё сидели два шпиона Страны Москвы. – А этих не застудим? Жалко ведь.

– Это ж наши враги, – удивилась первая нутрия.

– Ты на котика посмотри. Какой он враг?

Нутрия залезла на подоконник и потянула вниз шпингалет.

– Барсук вообще без лапы. И его жалко. Но нам задохнуться теперь?

Нутрия распахнула настежь окно. В зал вихрем ворвался морозный ветер. Бумажки на полу ожили, вздрогнули и побежали в разные стороны, а Барсу стало совсем худо.

Он не боялся смерти, вернее – не боялся в данную минуту. Ему вообще не верилось, что жизнь, полная приключений, верных друзей и бесконечного веселья, вот-вот может закончиться. Всего один точный выстрел и всё – конец рассветам и закатам – конец его мечтам о Стране Крым. А он жениться хотел и «Як Сбер» ограбить планировал.

Рыжий сидел на лавке, рассматривая нижние лапы, которые люди называли ногами. Он скинул маленькие кеды, растопырил мохнатые пальцы – то выпуская когти, то пряча их снова. Когти выглядели, будь здоров, потому что рыжий кот ещё молодой – ему жить да жить.

Когда Барс был маленький, ему запомнился один чудесный денёк…

Шёл он босиком по асфальту вниз к реке Лене; наверное, тогда был июль. Ярко светило солнце, дул ветерок, пятки обжигала горячая дорога. Барс шёл осторожно, следил, чтобы под розовые подушечки не попались камушки. Сначала шёл медленно, потом побежал, наблюдая за своими шустрыми лапами, пока не остановился у воды. Потом долго сидел на берегу и глубоко закапывался в тёплый песок. Купаться Барс не любил. Сам не знал, почему не любил. Хотя все его друзья выходили из реки только с посиневшими губами и тряслись, будто час на морозе гуляли.

Тот день запомнился на всю жизнь, потому что так захотел сам Барс. Он помнил дорогу, мелкие камни, свои неокрепшие лапки, тёплый песок, полноводную реку и друзей, в основном из гибридных крыс. Крысы, вообще, славные ребята. Про них ходят грязные слухи, мол, что эти грызуны предательского рода-племени, но всё это наговоры.

– Ну вот и всё… а ты переживал… Наконец-то, закончился этот суд. Теперь будем жить, братец, – буднично сообщил Марат, вдыхая свежий воздух, ворвавшийся через форточку.

Барсук постоянно улыбался. Рыжий никак не мог понять, как можно радоваться расстрелу? Сегодня или завтра их поставят к стенке и крикнут: «Пли!» – и будь здоров! Тоже мне развлечение умирать, когда ты даже лишаём не болел ни разу.

– Я буду ходатайствовать, чтобы тебя наградили, – подмигнул Марат.

Рыжий покосился на барсука. Правый глаз Барса совсем заплыл, но левый ещё видел довольную морду Марата.

– Меня наградят? – спросил кот. – Наградят – посмертно?

– Зачем посмертно?.. при жизни орден повесят. «Герой Страны Москвы» – нравится тебе такой орден или хочешь деньгами взять?

Лапа барсука, точнее, обрубок у плеча, шевельнулся, будто под полосатой робой что-то ползало, и Барсу стало совсем жутко. Может быть, Марат спятил: всё про какие-то награды толкует и лыбится, словно старый судья Черепанов с молоточком в руке.

***

– Угощайтесь эклерами, господин хороший. Они свежие, – предлагал сладости Стасу Зубову судья Черепанов.

Два человека пили чай в кабинете пожилого судьи. Эклерами со сгущёнкой старик делился щедро, а вот пирожные из кондитерской придержал для себя в холодильнике.

Но разговор всё равно клеился. Судья вспоминал свою молодость, заочно знакомя гостя со своими детьми, которые были старше Зубова, наверное, раза в два. Потом Черепанов заговорил о сегодняшнем процессе, потому что подсудимые удивили даже его, человека повидавшего на своём веку многих и многих преступников.

Судить гибридных зверей жуть как томительно. Защищаться аргументировано, гибридам не дано. Выкручиваться и выдумывать оправдания они тоже не умеют – в силу слаборазвитого мозга. Самое интересное на суде, когда у антропоморфов нервишки сдают. Но сегодня всё прошло прозаично. Никто за решёткой не скулили, прутья не перекусывал и вены себе не вскрывал. Было дело, судья посматривал на гибридного кота, надеясь, что тот выкинет смешной номер, но барсук, конечно, кремень! У московского шпиона стальные яйца! Ситуацию тот держал под полным контролем и за дружком приглядывал, не дав тому разрыдаться и превратиться в размазню.

Черепанов снял знаменитую квадратную шапочку. Волосы на судейской головушке росли только за ушами, и те седые и редкие.

– Я вот давеча одних подсудимых отпустил, – причмокивал горячим чаем Черепанов, – а теперь смотрю график на следующую неделю и снова вижу их имена. Некоторые преступники совершенно неисправимы, понимаешь ли. Все твердят: милосердие превыше всего, любовь спасёт мир! А я бы таких сразу в утиль. Потому что нет им места на нашей планете. А со злом надо бороться категорично и жёстко… Я знаю, что говорю.

– Ох, стрелять этих злыдней надо, товарищ судья! Безжалостно стрелять… и работы станет гораздо меньше… и мир очистится, и милосердия будет в избытке, – поддакивал Зубов.

– Вот и я говорю: чего церемониться? Ежели совершил проступок один раз, то и второй недолго ждать станется, – кивал лысиной Черепанов.

Судья остановил взгляд на эклере.

– Ты сам заберёшь барсука с котиком или как? – неожиданно спросил Черепанов.

– Ну а чего тянуть? – ответил Зубов. – Сам отвезу в лес, сам приведу приговор в исполнение.

Судья что-то пробурчал в ответ. Стас ничего не разобрал, оттого что старик набил полный рот сладостей.

– Вы что-то сказали? – переспросил Зубов.

Черепанов облизал губы, сделал глоток чая.

– Совсем меня уважать перестали, – прищурился старик. – Я ведь в курсе, что шпионов к обмену готовят.

Стас немного удивился. Про обмен он ничего не говорил; может, Парамон ляпнул? Ну, ляпнул и ляпнул. Кот и барсук – невелика птица. Конечно, неудобно с судьёй вышло – не по-человечески. Но такова работа сыщика: сегодня он помогает криминалу, завтра братва жиганский подгон сделает; как говорится, баш на баш. Да и Гомвулю обещал рыжего кота спасти.

– У меня, товарищ судья, приказ начальства. Простите, что был неискренен с вами, – извинился Зубов.

Судья не обиделся. Он продолжал уплетать эклеры и причмокивал.

– Я тогда пойду? – встал из-за стола Стас.

– Ну а что не идти-то? Иди с богом. Мы вроде бы с тобой всё решили, чего сидеть-то? – улыбнулся старик. – Ты в туалет только сидельцев своди. А потом покормить не забудь. Нутрии в зале приберутся и в столовую перейдут. Пока я на работе, они кашеварить будут, сколько понадобится… Ты зверюшек обязательно покорми, а то знаешь, после сильного стресса у гибридов сердце сдаёт. Тик-так, чих-пых и глохнет сердечко, как часы старые.

Стас благодарно посмотрел на судью. Товарищ Черепанов многим казался бездушным человеком, но всё-таки в нём ещё сохранилась жалость к гибридным согражданам.

***

– Выходите живее, – негромко командовал Зубов, открывая дверь железной клетки.

Голос Стас не повышал. Берёг душевное состояние напуганных антропоморфов.

Подсудимые сидели на лавке. Барсук держался бодро. Рыжий перенервничал и был сам не свой. Хорошо судья предупредил о зверином сердце, а то Зубов мог пошутить неуместно, а потом оправдывайся перед Гомвулем, потому что вместо живого кота только тушку в чёрном мешке вынесут.

– Вы за нами приехали? – улыбался Марат.

– Всё верно, – ответил Стас. – Только вам подкрепиться надо. В столовую сейчас пойдём.

– Обед, это всегда кстати, – сдержанно рассмеялся барсук.

Марат посмотрел на рыжего кота, протянув тому единственную лапу, чтобы Барс, наконец-то, оторвал задницу от лавки.

Рыжий послушно поднялся и, не обуваясь (потому что уже снял кеды перед расстрелом), пошлёпал босиком за шпионом под псевдонимом «Сухой».

– Ты сандалики-то надень, дружок, – не выпускал из клетки кота Стас.

Барс снова присел, нехотя натянул кеды без шнурков и вышел с опущенным носом.

***

В столовой было просторно, светло и чисто. Пахло жареным хлебом и ухой. Все столики были пусты. Никого, кроме человека, кота и барсука в столовой не было, не считая двух нутрий, которые трудились на раздаче. Гибридные дамы с выпирающими красными зубами уже переоделись в белые халаты, покончив с уборкой в зале.

– Мне, пожалуйста, салат «оливье». Ещё салат с капустой, картошки порцию и две котлетки… пожалуйста, – вежливо делал заказ Марат и улыбался по-настоящему; он был жутко голоден, что с языка капало.

– А тебе, милок, чего хочется? – спросила у кота нутрия, которая открывала окошечко в зале суда.

Барс рассматривал блюда в кастрюльках. Запах стоял сумасшедший. Но некоторые кастрюльки уже были пусты, оттого что утром столовую штурмовал взвод кабанов.

– Сколько с меня за суп? – робко спросил кот.

– Не волнуйся, Барсик, я заплачу, – похлопал по рыжему плечу Стас. – Ты набирай чего приглянулось и ешь от пуза. Дорога тебе предстоит дальняя, дружок.

– Дорога будет дальняя? – испугался кот. – Тогда мне ушицы с рыбьей головой. И хлебушка кусочек. Только белого.

Нутрия номер два плеснула два полных половника супа, вместе с щучьей головой на длинном позвоночнике с рёбрами.

«Щучкой перед смертушкой кормят», – подумал Барс, но тарелку всё-таки взял.

Все присели за большой стол, накрытый скатертью с голенькими розовыми танцующими поросятами.

Стас попросил на кассе только пепельницу и сразу закурил.

Марат наворачивал салаты, уплетал картофельное пюре и рубил вилкой котлеты. Нож на столе остался нетронутым, потому что второй лапы у барсука нет.

Рыжий хлебал уху. Хлюпал без интереса. Но суп ему всё-таки понравился.

В щучьей голове было много косточек. Ещё больше на хребте. Барс косточки не жевал, отплёвывая их на стол. Когда накопилось костей прилично, стал складывать буквы, грани которых иногда скрещивались, словно сабли. Через минуту появилось нехитрое слово в один слог, из трёх букв. Не хватало воробушку над третьей и последней буквой. Тогда рыжий подцепил когтем в супе щучий глаз и шлёпнул его о стол. Так родилась третья полная буковка, а с ней и целое словечко, которое в литературе употребляется весьма редко.

– Чего такой хмурной? – спросил Марат.

– Я нормальный… – еле мякнул Барс.

Марат беззвучно рассмеялся, видя кислую физиономию своего товарища.

– Ты как хочешь мои слова трактуй, но жизнь, брат – удалась! – тряс мордой барсук.

Рыжему понравилось слово «трактуй». Он посмотрел на своё творение из костей на столе и тоже улыбнулся.

***

В Якутске стемнело. Автоматом включились придорожные фонари. Улица была совершенно пуста, потому что машины не рисковали заглохнуть в жгучий мороз. Только однажды тюремный грузовик с будкой обогнала легковушка, похожая на тропического таракана. В такой тачке обычно гоняют легковесные гибриды: коты, еноты, соболя и прочая мелкота.

 Тюремный грузовик ехал медленно, потому что дороги в городе чистили только по понедельникам. Под колёсами грузовика скрипел снег вперемешку с угольной золой. В кабине сидели два кабана. Крутил баранку ефрейтор Лотов, на пассажирском сиденье в роли стрелка-охранника – сержант Дрын. У сержанта на коленях автомат ППШ, со снаряжённым магазином. Водила был вооружён пистолетом в кобуре, из которого он стрелял только в тире, и всё всегда улетало в «молоко».

Ещё утром они этапировали из тюрьмы двух гибридов. Сейчас они ехали обратно в тюрьму.

Утром они везли жутких злодеев, продавшиеся вражеской стране, название которой хряки знали назубок. Поговаривали, что в Стране Москве из гибридных солдат варили холодец и хозяйственное мыло. Но самое жуткое, что придумал князь Владимир третий – это продукт из свиней, который люди называли отвратительным словом – сало… Сало бывает солёное, солёно-перчёное, копчённое и свежее на сковородке. Просто кошмар какой-то!

– Чего вечером делать будем? Может того? – щёлкнул по шее пальцем сержант Дрын.

– После ужина я серьёзно занят, – важно ответил ефрейтор Лотов.

Оба кабана служили в городской тюрьме. Проживали они там же, в тюрьме, в бараке. У Лотова была комната номер три, у Дрына – пятнадцатая.

– Какие у тебя дела могут быть ночью? – хрюкнул Дрын. – Снова арестантам спать не давать?

Водила шмыгнул мокрым пятаком, бивни его подпрыгнули – он улыбался.

– Бить стёкла в камерах, это уже в прошлом. Сегодня у меня дело верное. Обещал мне один важный, что разживусь деньгами, – похвастался ефрейтор.

Грузовику осталось проехать по мосту на развязке дорог, и до родимой тюрьмы минут десять снег месить.

Машина вскарабкалась на мост. Впереди в плохо освещённой дымке тумана кто-то расставлял пластмассовые конусы, преграждая движение грузовику. По дороге бегали подозрительно худые гибриды в оранжевой робе с жёлтыми полосками. Сразу и не разобрать, чьего рода-племени эти дохлые хлюпики.

– Ты только глянь на них. Кто это вообще такие? – притормозил ефрейтор.

Рамзес размахивал красным флажком, требуя свернуть с моста направо. От мороза его морда сморщилась и побледнела. Лишь свеженький синяк под глазом подтверждал, что управляет движением живое существо, а не замороженный зомби апокалипсиса. Челюсть Рамзеса выдавала дрожь, лапы не разгибались; вдобавок он нечленораздельно мякал, будто ко всем бедам ещё и язык отморозил. Ни дать ни взять – ебучая мумия!

– Какого хуя им надо?! – вцепился за дверную ручку сержант Дрын. – Сейчас я этим дистрофикам лапы в жопу засуну!

Кабан схватил ППШ, готовясь устроить самосуд, но его остановил водитель. Настроение у ефрейтора Лотова было мечтательное, а вечер его поджидал впечатляющий – так зачем портить настроение и себе, и другим гражданам?

– Да брось ты, Дрын, – включил правый поворотник ефрейтор. – Парни просто работают. Их пожалеть надо, а ты в драку лезешь…

Свернув направо, грузовик проехал вниз под мост и уткнулся в снегоуборочную машину, где рядом светил только один фонарь на столбе. Ефрейтор Лотов понятия не имел, что привёз тюремный грузовик точно в кошачью засаду.

– Вот они, где прячутся от меня, подметальщики херовы – мать моя кабанина! – выругался сержант, ещё не догадываясь, что сейчас его поджидают огромнейшие неприятности.

Дрын открыл дверь, смело выпрыгнул из кабины, держа в лапе ППШ.

– Вы чего безобразничаете, сукины дети? – кричал сержант; но рабочих вокруг уже не было, стояла только машина с ковшом, которую не объехать.

Вдруг к тюремному грузовику шустро подлетели две маленькие тачки, из которых выскочили маленькие антропоморфные бандиты.

Коты нацепили на себя шапки-балаклавы. У кого-то шапки были чёрные, у толстого бандита – белая. У одного налётчика из дырки торчала зажжённая сигарета. Он виделся хрякам главарём банды.

– В натуре, тупицы, это ограбление! – заорал гибрид с сигаретой.

В лапе Шмаль сжимал пистолет – настоящий, человеческое, для военных людей.

– Только не стреляй, только не стреляй… – бормотал сержант Дрын, медленно опуская ППШ на снег.

Водительская дверь грузовика плавно открылась. Из кабины вывалился ефрейтор Лотов и сразу избавился от оружия.

– Парни, мы вообще не оказываем сопротивления, мы сами боимся, – уверял водила, думая, что нельзя сегодня умирать, поскольку вечером, после ужина намечено значимое событие, где он намерен разбогатеть и даже уволиться из тюремной бригады. Деньги могут многое изменить. Водитель рассчитывать сорвать большой куш.

– Всем лапы на затылок! – орал Шмаль. – Встать на колени, свиньи, а то убью!

Кабаны послушно выполнили приказ бандита, не понимая, чем собственно тот хотел поживиться. Ефрейтор успел вытащить из кармана права и бумажник, бросив добро к ногам маленького, но грозного антропоморфа.

– Всё что есть, всё что есть! Только, пожалуйста, не убивайте! – взмолился ефрейтор Лотов.

Шмаль пнул валенком бумажник в сторону кабанов.

– Забери своё барахло, тупица! Ключи на базу!

– В машине ключи, – быстро ответил ефрейтор. – В кабине они остались…

Чёрный быстро скользнул к грузовику. Осмотрел за сиденьями, под ковриком, порылся в бардачке. Ничего не нашёл.

– Мне нужны ключи от будки, в которой вы зэков возите. Где ключи, свинорылый?

– А-а!.. от будки? – понял ефрейтор. – Так открыта она. Заходите, пожалуйста. Тама нету никого. Пусто…

Шмаль рванул ручку. Тяжёлая дверь сразу подалась. Только слабый свет фонаря пробивался в распахнутую дверь.

Кот нырнул в темноту.

– Братишка, Барс, ты где? – с придыханием шептал чёрный. – Барс, выходи, это босс тебя спасает.

Но никто не ответил, хотя в будке скрывался ещё один гибрид.

На потолке, держась за лампочки сразу всеми когтями, словно паук, повисла весьма симпатичная пассажирка, не желающая, чтобы её заметили кабаны охраны. Пока Шмаль вращал глазами, понимая, что братва напала не на ту машину – сзади мягко спустилась грациозная кошка, одетая в облегающий костюм.

– Оружие на пол! – приказала она, чем-то твёрдым коснувшись затылка чёрного кота.

Между ушей, через мех и вязаную балаклаву – Шмаль почувствовал прикосновение предмета, напоминающего ствол огнестрельного оружия. Потому свой пистолет он отбросил в сторону и поднял лапы.

– Топай вперёд, – продолжал командовать девичий голос.

Чёрный выпрыгнул из будки с поднятыми лапами, а киса подняла пистолет.

Кабаны сидели на коленях в окружении трёх бандитов: двух котов, один из которых был толстый и антропоморфного крыса в маске. Все парни были на взводе.

– А это кто такая? – удивился Абрамяу, увидев Шмаля, а за ним кошку с настоящим «Макаровым» в лапе.

Крыс Герман замер. Жюль направил ствол обреза на кошку. Правду сказать, обрез был не заряжен, поскольку морской кот мечтал о странствиях в океане, а не о том, чтобы валить свиней или других гибридов.

Все налётчики пребывали в недоумении, а кабаны негромко хрюкали, не понимая, откуда в будке взялась эта боевитая девчонка.

Кошка выглядела первоклассно: стройная фигура, ровненькие лапки, длинная шейка, а такой симпатичной мордочки – ввек не сыскать.

Жюль присвистнул.

Абрамяу поднялся хвост.

– Всем молчать! – завопил Герман, наблюдая странную картину. Он посмотрел на свиней и задал вопрос, на который у каждого уже появился ответ: – Где московские шпионы? Где рыжий кот и однолапый барсук?

Кабаны переглянулись.

– Так это… в суде они. Им ведь «вышку» впаяли. Зачем их в тюрьму отвозить? – ответил сержант Дрын.

Возникла пауза. Повисла тишина. Было слышно, как работают моторы машин и частое дыхание Шмаля, продолжающего дымить сигаретой.

– Я прошу прощения, а вы собственно кто? – спросил Абрамяу, хвост которого продолжал смотреть вверх.

Кошка разглядывала парней. Она щурилась, оценивая новых знакомых. И когда поняла, что пауза затянулась, гордо произнесла:

– Меня зовут: Оксана Марихуана. Я гостья из Страны Крым. Понятно вам, мои котики?

Глава 5. Маленькое чёрное платье и вагон московской колбасы

Время к полуночи. На дверях при входе в «Молоко» висела табличка с надписью «Закрыто». Природная жадность умоляла Абрамяу всё-таки открыть кабак, но обстоятельства заставляли поджаться и терять прибыль.

Лысые официанты так промёрзли на специальном задании, что не осталось сил прыгать с трапеции на трапецию. У многих поднялась температура.

По морде Рамзеса текли слёзы; он бесконечно чихал, кашлял и задыхался, будто вот-вот преставится. Обслуживать посетителей «Молока» не было никакой возможности. Лысые коты валились с лап, отлёживаясь в креслах и на диванчиках. Их бил жуткий озноб. Они глотали таблетки и обливались холодным потом, чем портили и без того испорченное настроение чёрного босса.

Шмаль свирепствовал так отчаянно, что даже тигры, очутись они сейчас в зале кабака, не чувствовали себя в безопасности. Чёрный мог наброситься на кого угодно – и бед не оберёшься. А неприятностей в этот день хватало с избытком. Если бы не новая знакомая из Страны Крым, с экзотическим именем Оксана Марихуана, то Шмаль устроил бы поножовщину, превратив «Молоко» в кровавую котобойню.

Чёрный, как говорится, рвал и метал. Всё больше он рвал шерсть на своей груди, а метал рюмку за рюмкой, предпочитая гасить авторитетную злость холодной «Княжеской».

Разграблению кладовой Абрамяу никак не препятствовал. Натянув на бровь красную тюбетейку, он аргументировано защищался – то и дело повторяя: «А ты докажи».

Он не признавал свою вину и клялся, что не спал ни минуты, и к бессмысленному нападению на тюремный грузовик не имеет никакого отношения.

Герман держал нейтралитет. Затея бомбить автозаки ему не нравилась с самого начала.

Жюль не сводил глаз с новой знакомой. Но морской кот рассматривал кису, как художник натурщицу, потому что дорожил распрекрасной Снежинкой и любил своих котят – особенно Егорку.

А киса была прекрасна! Обтягивающий костюм Оксана Марихуана сменила на маленькое чёрное платье, предоставленное Абрамяу из гардеробной, где переодевались артисты и музыканты, служащие в «Молоке» артистами и музыкантами. Сняв костюм «женщины-кошки», киса стала ещё обворожительней и милее. Чёрное платье и шоколадный цвет её шерсти, влекли взгляды кошачьей братвы, будто уже пришёл мяукающий март, когда горластые парни гуляют по городам с гитарами, а по ночам вопят мурчащие песни, переполненные первородной страстью. Даже Герман, имеющий своё представление о красоте, оценил новую знакомую, поставив ей – высший балл.

Плотно закусив и прилично выпив, Шмаль немного успокоился. Он вертел на мохнатом пальце пистолет, стращая друзей. Жюль предупредил чёрного кота: что оружие имеет свойства стрелять, если с ним обращаться, как с кочергой. На что Шмаль резонно заметил: что у пистолета предохранитель имеется, а лапа у него твёрдая, как рог на башке прокурора Солёного.

Оксана Марихуана сделала всего два глоточка красного вина, чтобы согреться. Компания сибирских бандитов её невероятно забавляла. Но она никак не могла взять в толк, почему парни, судя по всему, парни дерзкие и с характером – не обсуждают главные вопросы этого вечера: кто она такая, как она попала в будку грузовика и зачем ей понадобилось пробраться в тюрьму? А самый важный вопрос касался приговорённого к расстрелу друга кошачьей банды – некоего рыжего Барса, пропавшего бесследно.

– Вам не кажется, уважаемые господа, что в первую очередь нужно спасать вашего товарища? – спросила киса. – Вместо споров и обид вы могли бы позаботитесь о его судьбе. Перестаньте шипеть и царапаться – и подумайте, каково сейчас вашему другу…

Абрамяу поджал лапы, хвост нервно вздрогнул. Герман подумал, что девчонка – ещё та стерва, даже пар выпустить не даёт. Жюль посчитал вопрос логичным, закусив кусочком биробиджанского пармезана. Шмаль тут же схватился за телефон, а телефон будто ждал, когда о нём вспомнят, вспыхнув и зазвенев, разрывая секундную тишину.

На той стороне трубки оказался Гомвуль.

– Босс у аппарата! – принял вызов чёрный кот.

– Я с гостями. Дверь открывай… бо-осс, – послышался неприязненный волчий голос.

В слове «босс», «о» была долгая, как падение слюны с четырнадцатого этажа, где проживал Гомвуль, а спаренная «с» звучала свистящей угрозой, словно полёт злой китайской мины под Красноярском.

Крыс и коты подпрыгнули с кресел. Абрамяу поправил очки для солидности, но вспомнив, что командовать в зале не кем, что все официанты порублены сибирским морозом – сам направился к входной двери.

– Экий он важный, – муркнула киса, посмотрев вслед вальяжной походке хозяина кабака.

– Я б этому важному спину побрил, – сверкнул целым клыком Шмаль и добавил: – Надо Абрашу к спорту приобщить. Какой-то он криволапый стал. Сделать надо из него гребца-байдарочника… или на борьбу записать. Мне, например, близка по духу джиу-джитсу. Очень люблю кубарем валяться. Я, между прочим, не только картёжный гуру, я и побороться могу. Смекаешь, красотка, о чём я?

Шмаль откинулся на спинку и закурил. Дым над столом кружил облачными кольцами, напоминающими сердечки. Чёрный прикрывал пальцем одну ноздрю и выпускал тонкие струйки, пронзая сразу три воздушных сердца, словно он не авторитет в звериной шкуре, а пушистенький Купидончик.

Абрамяу семенил впереди. За ним в щёгольских туфлях, в длинном пальто с поднятым воротником и в шляпе – шёл Гомвуль. Сразу за волком в безразмерной куртке с чужого плеча безвольно брёл Барс. Последним появился модный пенсионер Шульц. На нём бейсболка, узкие джинсы и ярко-серебряная куртка; на лапах войлочные ботинки, весьма популярные в Якутске под названием «прощайки».

– Да ты ж, братка мой! – обрадовался Шмаль, побежав обниматься с рыжим.

Чёрный мурлыкал, тёрся носом о щёки друга. Его глаза слезились, как у захворавшего Рамзеса. Шмаль светился от счастья, переступая лапами, непроизвольно выпуская когти. Шмаль радовался, пока не заметил гниющую рану на правой скуле.

– Абраша, зелёнку!.. бегом сюда! – зашипел чёрный кот.

– Ебать тебя котом! – ужаснулся Абрамяу и тут же рванул за аптечкой. – Я сейчас, я сейчас! – причитал хозяин кабака.

Схватив пузырёк и ватные палочки, Абрамяу на ходу откупорил крышечку и собственнолапно стал обрабатывать рваную болячку.

Рыжий опустил взгляд: что воля, что не воля…

Шмаль перестал мурлыкать. Теперь он разглядывал Гомвуля, который с человеческим достоинством снял строгое пальто и, сложив его в поясе, аккуратно повесил на спинку стула. Из бокового кармана пальто выглядывала книжка небольшого размера. Гангстерскую шляпу из лап Гомвуль не выпускал. Выглядел он круто.

Оксана Марихуана хлопала ресничками, впервые видя элегантного хищника. Обычный волк – это антропоморф безвкусный, вульгарный, редко заботящийся о своём внешнем виде. Одежда для волков – дело десятое, если не последнее. Главное для волка – это стая; главное, следовать кодексу братства. Волк – это охотник, а на охоте все способы хороши, чтобы загнать жертву в засаду. Но этот волк был другим. От него пахло дорогим одеколоном; чем-то среднем между ароматом летних цветов, свежестью дождевой прохлады и тонко-нарезанной копчёной колбаской.

Гомвуль присел в кресло. За ним стоял Шульц, словно охрана вожака. Морда у старого была покрыта сединой, но клыки Шульц ещё не сточил.

Чёрный остался стоять возле рыжего друга. Абрамяу обрабатывал рану, молчаливого Барса. Герман и Жюль пристроили у кресла, где сидела их новая знакомая шоколадного цвета. Все чего-то ждали. Все ждали, что скажет молодой полный здоровья волк.

– Полагаю, я выполнил свои обязательства, – негромко произнёс Гомвуль. – Решение суда – лишь формальность… иллюзия наказания, которое никогда не случится. А это означает, что ваш рыжий друг останется жить. Расстрел, электрический стул и пытки – всё это в прошлом, господа. Я сдержал слово. Но!

Теперь все косились на Шмаля. Чёрный сердито закурил сигарету. Он жевал фильтр, словно в нём спрятана подсказка, которая способна ответить на подозрительно-опасное «но».

– Гомвуль, хорош нам про какую-то иллюзию базякать. Тоже мне, златоуст нашёлся, – Шмаль выплюнул сигарету, вероятно, уже раскусив капсулу с подсказкой. – Что значит твоё «но», Гомвуль?

Волк опустил взгляд, осмотрев каждого в этом зале, остановившись на кошке в красивом платье.

– «Но» – означает обмен. А обмен подразумевает – жизнь. Заметьте, господа бандиты, я не гарантировал стабильность, я гарантировал жизнь вашему товарищу…

– Чего вообще тута мелишь? – нахмурился чёрный, чуть выпустив когти. – Жизнь, не жизнь – ты книжек начитался, что ли… сталевар ты мохнатый?! Ещё Шульца с собой притащил и про обмен какой-то нам моросишь. Ты прямо скажи, что с Барсом решили?

Гомвуль покачал головой, словно говорил с детьми малыми, которые не понимают простых слов.

– Обмен, Шмаль, это обмен. Обмен означает, что разоблачённый шпион Страны Москвы возвращается к своим командирам. Это значит, что за рыжего цену платит Москва, и он, то есть наш рыжий герой, покинет Якутск сегодня. Но!.. и снова но!.. Когда Барса обменяют – а его непременно обменяют – вернуться в Сибирь он уже не сможет. Рыжего агента – а он у нас жуткой важности агент – депортируют к тем, кто вербовал его, вместе с однолапым Маратом… и дай их господи счастья не прочувствовать препарат «Вар-250»!

Пока волк изъяснялся, Абрамяу всё время дёргал пальцем перед собственным носом, словно совершал арифметические расчёты, передвигая костяшки на русских счётах. Хозяин «Молока» руководил не только самим кабаком, у него были и другие бизнес-проекты. Он слыл удачливым и грамотным управленцем, потому и решил вмешать.

– Так!.. я попрошу всех соблюдать спокойствие. В первую очередь это касается моего друга Шмаля. Я бы сказал конкретнее: моего самого лучшего друга Шмаля!

Абрамяу хотел быть максимально точным в определениях. Назвать Шмаля просто другом, недостаточно. Просто друг, это выражение не отражает всей степени привязанности и в незначительной степени подчёркивает – ментальную связь между котами. Чтобы не вызвать бурю отрицательных эмоций у чёрного босса, всегда нужно делать поправки на ветер, на настроение фондового рынка и на горячность кошачьего авторитета.

– Если есть такая возможность, с позволения моего лучшего друга Шмаля, я бы хотел уточнить, – сказал Абрамяу.

Шмаль не возражал. Гомвуль тоже. Тогда Абрамяу продолжил:

– Как я понял из ваших слов, товарищ Гомвуль, агента Барса обменяют на агента Страны Сибирь, обезвреженного, где-нибудь западнее Уральских гор. Но обменяв Барса, то есть, сохранив ему жизнь, вы, Гомвуль, не даёте права нашему рыжему другу, проживать в городе Якутске, а также в других городах нашей любимой Сибири… Мы с моим лучшим другом Шмалем вас правильно поняли?

Абрамяу говорил, не веря своему счастью. И Барс живёхонек, и одним прожорливым ртом в кабаке меньше.

– Не совсем так, лучший друг бо-осса-а, – снова передразнивал полицейский волк, акцентируя антипатию на падающих с неба «о» и вонзающимися в мозг остро-свистящими «с».

– Нет уж, извольте объясниться, товарищ Гомвуль! – зашипел Абрамяу.

Гомвуль посмотрел на котов, как на заигравшихся в пиратов детей и заговорил спокойно:

– Ладно, объясню по простому… После обмена Барс не сможет вернуть в Сибирь, в том вы совершенно правы. Но рыжего не меняют на какого-либо шпиона, речь идёт совершенно о другом: Барса меняют на колбасу. Если выразиться ещё точнее, имеется в наличии вагон отборной колбасы, доставленной по железной дороге из Москвы, которую передадут сибирякам. Взамен московские эмиссары получат двух гибридных граждан: Барса и барсука Марата. Понимаете теперь, какую выгодную сделку я провернул? И люди сыты, и котик жив.

Шмаль засуетился, бешено вращая глазами. Слова Гомвуля звучали неслыханно и абсурдно. Чёрный кот выискивал виноватого в этом запутанном деле, разглядывая друзей и волка. А затем… а затем он выпустил острые когти полностью!