Buch lesen: «Лапы волчьи, характер русский»
Эту и все другие иллюстрации автор книги выполнил сам.
Часть первая
1930 год. Камчатка. К восточным берегам спешит весна.
И вновь – весна!
Ее поступь в этот раз была легкой, быстрой, неудержимой; наверное, весне очень хотелось принести всем сюрприз, и поэтому она торопилась, подгоняла неуклюжий февраль. На востоке нашей страны зима всегда мощная и великолепная, управляет морозами из огромного ледяного дворца. Тот дворец окружен высокими башнями и теремами, от которых тянутся без конца бело-синие бастионы. Это нужно зиме для того, чтоб другие не слишком глядели на ее сверкающий чертог. Чтоб не забирались в него.
А весна просто съехала с крыши.
Скатываясь, она подняла большой буран – такой, что все окна побелели. Но в тот же день, к вечеру, белая пелена осела, прижалась к земле, не твердея. Утром на дворе уже был устойчивый плюс. Толстые сугробы видят полоски воды и не верят, что сами станут водою. Прошлый сезон подарил очень много снега; море застыло еще в ноябре. Оно освобождается нескоро, старожилы это знают. Но плюс уже достиг 7 градусов!
Оттепель атаковала еще в конце февраля. Март пришел под ее знаменами, и, похоже, хочет развить успех. Прошло всего 4 или 5 дней с начала месяца, а лед уже трещал по всей Авачинской бухте – к большому неудовольствию мастеров рыбачить с удочкой. Пропал конец сезона! Лед исчез будто по волшебству. Самые смелые уже стали готовить лодки.
– Баловство! – говорят старожилы. – Еще заметет.
Но к 7-му марта бухта растаяла.
Промысловая шхуна «Комсомолец» всю зиму провела здесь – скучала, но не бездельничала. Она ремонтировалась и составляла план будущей жизни: ведь без плана трудно действовать и людям, и кораблям. Правда, открытий или особо громких подвигов не предполагается, поскольку шхуна небоевая, и не ходит вокруг земли. В будущем «Комсомольца» ждет лишь постоянный труд, а потом – опять труд. Когда есть чем заняться, это уже хорошо.
Средний возраст экипажа был меньше 30 лет. И командир, товарищ Нестеров, тоже был молодой. Он сильнее всех ждал весну: не то, чтобы он не мог придумать для зимы дела – дело было; но его как-то не хватало. На шхуне раз 10 проверили и перепроверили снасти, такелаж, моторную часть («Комсомолец» ходит и с мотором, и на парусах). А что еще делать, если кругом льды? У Владивостока, конечно, интереснее; однако в прошлом году, уже после окончания сезона пришел вдруг приказ: срочно доставить ценный груз на Чукотку. Остальные суда были уже зафрахтованы или не годились. Нестеров с командой дошли – им дали команду отвезти что-то на Командоры. Оттуда пришли в Петропавловск, думали переждать метель. Но она лишь усиливалась. В результате за неделю намело огромные глыбы. Вслед за ними навалился лед. Зима нагнала метелей, чтоб не видно было, чего она хочет, а как только пурга сошла, уже было поздно: кругом стоял лед. По застывшему морю можно пройти на лыжах или на собаках. А кораблям придется ждать.
Занятия выдумывали какие только можно. Боцман Климчук, например, готовит деревянные формы, а потом вырезает из них трубки, мундштуки и портсигары. Его мастерство хорошо знают в портах Охотского моря, с дальних судов тоже обращаются. Моряки любят покурить, а Климчуку нравится работа по дереву, тем более что она приносит явную прибыль. Климчук делал трубки и просто так, и под чей-нибудь заказ, а потом продавал или обменивал. В команде его зовут нэпманом. Климчук очень солидный человек, который не любит болтать – но если вдруг захочет – то может говорить подолгу. Ругается он совершенно особым образом: другие для этого используют резкие или грубые слова, а Климчук говорит слова простые, нерезкие, однако бубнит, рычит и грохочет.
Команда читает вслух фельетоны из «ЛЭФа»
– Опять ерундовина? – Боцман чешет нос. Он куда-то положил брусок очень редкой породы дерева, из нее можно б сделать что-то приличное. Но брусок исчез безвозвратно. Боцману кажется, что материал сгорел в печке.
– Транжирить нравится. Разбазаривать! Охламоны. – Густые усы боцмана движутся вниз-вверх. Они целиком скрывают рот, поэтому нельзя сказать, насколько он изогнут. А в глазах боцмана штиль, туман. Он ворчит просто так, для порядка.
Боцман, наравне с капитаном, может давать самые разные задания. Но шхуна стоит на приколе, поэтому больших морских работ нет. Боцман идет на кухню инспектировать крупу и картошку. По его мнению, это гораздо важнее, чем вся культурная программа, которую на шхуне изо всех сил старались вести, чтоб не умереть со скуки. Нестеров тоже активно участвовал в ней. Но все же трудно бывает придумать программу на весь день. Нестерова очень интересуют науки о море: история открытий, гидрология, океанография, даже ихтиология. Однако все ученые остались либо далеко на юге, либо на Чукотке, откуда в прошлом году едва успели выйти. Льды росли так стремительно, что Нестерову даже обидно стало. Хоть он и не научный деятель, и на шхуне нет необходимой научной базы, и все-таки неприятно, что лед их подрезал и отсек.
Еще ему нравится преподавать. Как назло, в Петропавловске все никак не могли открыть мореходный техникум, а в неофициальной обстановке проводить занятия почему-то запрещал горком. Разрешено обучать свои команды, но не чужие. Правила в то время еще не успели отработать полностью; рядом с большим, еще не отжившим Старым возникало дерзкое Новое, не похожее на новое прежних эпох. Тогда основой Нового были отдельные блистательные личности, теперь же Новое неслось вперед под напором больших масс. По всей стране шла волна великих перемен, преобразований, начинаний и планов. «Идет великий поток… а мы совсем не фарватере. Правда, если правильно выставить паруса, можно выйти… Казуистика!» – Нестеров в сотый раз спускается, чтоб проверить такелаж. Все на месте… мышами все же пахнет. Надо бы завести кота или собаку. Пес даже лучше будет. С ним можно выйти на простор.
Камчатка во все времена была краем охотников. Простора здесь действительно много. Нестерову не хотелось оставлять корабль надолго, поэтому он ходил рядом с Петропавловском, у поселка Елизово. Тамошние мастера знали, как поймать добычу не уходя далеко. К северу от Елизова гуляют пышнохвостые лисы, и даже песцы бывают, если зима суровая. В эту пору их особенно умели ловить, заманивали, окружали в нужных местах. С другой стороны, и песцам удавалось обхитрить даже самых опытных охотников. Поэтому охота всегда несла элемент интриги, и поэтому всегда было интересно.
За зиму Нестеров добыл несколько больших зверей и десятка два разных птиц. Песцов он отдал местному жителю, Николаю Иванычу, с которым познакомился еще когда в первый раз попал сюда, сразу после Гражданской Войны. Николай Иваныч – дядя Коля – стреляет всегда виртуозно. Но он также очень тонко чувствует природу, старается ее не обидеть, не испортить. В ответ Природа дает дяде Коле промысел, а если даже обманет, то не так обидно.
Однажды он и Нестеров два дня по сугробам шли за песцами, за их серебристыми нарядами, а те вдруг взяли и растворились в зимнем поле. Они словно слились со снегом, и не было ничего-ничего на том месте, куда они ушли, ни запаха, ни следов. Зато дядя Коля увидел впереди гнездовья гусей; до них тоже трудно добирались, а потом поняли, что яйца не в чем нести. Пришлось возвращаться за корзиной. Нестерова тогда изрядно измотало; он едва дошел до кубрика, велев боцману заняться яйцами и командой. В тот день командир уже не делал ничего, только спал. Климчук говорил вслух разные серьезные вещи, хотя, признаться, он был вовсе не против яиц.
Это было года три назад, когда Нестеров только стал капитаном. С Николаем Ивановичем он продолжал общаться и, когда бывал в Петропавловске, всякий раз привозил что-нибудь полезное, например наборы для обработки металла, точильные камни, другие инструменты. А шкуры никогда не брал. И в этот раз тоже отказался.
– Дядя Коля, ведь по сути это Вы же их нашли, вы нас вывели на место. И потом, как я отдам шкуры, куда? В лавку МехТорга? Так там знают всех охотников, всех, у кого есть разрешения. Решат еще, что я браконьерил.
– Сережчик, да брось. Кто подумает? Все ж местные.
– А если там будут проверяющие, ревизоры? Они же бывают.
– Да, бывают… Из больших городов.
В крупных городах дядя Коля никогда не был, мало о них слышал, и надо сказать, побаивался их. С Нестеровым они виделись в середине января.
После Крещенских морозов вьюги замели весь город и пристань. Нестеров был уверен, что они с командой смогут выйти в море никак не раньше конца марта, а возможно, и еще позже. Весна явилась внезапно.
– Уже можно ставить лодки. А там и с якоря можно сниматься, и идти наконец. На одном месте надоело. Но все-таки…
Нестеров наведался к боцману.
– Егор Федотыч, я хочу сходить по делу.
– В горснаб за дефицитом? – одобрительно прогудел боцман. – Это правильно. Слушай, ты можешь там достать масла, хотя б канистру, и еще этих, как его… деталей с номером?
– Нет, я не в горснаб, я Николая Иваныча проведать.
– Это еще зачем? Он не маленький. Как ты к нему по такой хляби пойдешь? – талые снега создают огромные лужи, кое-где по колено глубиной.
– В море еще глубже – сказал Нестеров.
– Ох ты! – боцман махнул рукой, в которой была маленькая заготовка. – Очень будто надо. Ну ты тогда хоть забери у него инструмент с этого года.
– Я же ему подарил.
– Чего? – Климчук от удивления сдавил заготовку, и она чуть не раскрошилась. – Серег, ты чего, ты это – зря. Он что, нищий? – на любого другого члена команды боцман обязательно бы стал ворчать. Как же, тот набор только-только приобрели, даже почти не использовали. Но капитан зачем-то отнес его этому камчадалу. С капитаном неловко ругаться… к тому же он нормальный парень. Боцман надул щеки и опять стал вырезать.
– Сколько стоило хоть? – Нестеров не ответил.
Он уже на палубе. Отовсюду летят холодные слезы; март хнычет. На берегу слез гораздо больше, местами они, сливаясь, образуют настоящие пруды. Нестеров немного поколебался, подумал. И все-таки пошел. Он старался идти по плотному снегу, перепрыгивать через лужи, хотя теперь это непросто. Петропавловск-Камчатский весь залит мартовскими слезами.
До охотничьей деревни Нестеров шел больше 10 верст по очень скользкой трассе. Под конец зарядил мокрый снег, и уже все стало мокрым, с ног до головы. Он вдруг подумал, что дядя Коля может оказаться не дома, что он ушел проверять дальние места. Хотя куда сейчас идти… Если надо, то пойдешь.
Старый охотник дома.
– Сережа, заходи! Как раз самовар готов.
Нестеров тряс, тряс своими унтами, но они все равно наделали луж.
– Куропатки появились. Ты как на следующей неделе? Сходим?
– Нет, Николай Иваныч, нам надо уже собираться. И так столько месяцев стоим.
– Понятно.
В избе пахнет травами.
– Ты пей всю, она согревает. Так, значит, вы во Владивосток хотите?
– Сперва думаем на Командоры. А там как получится. Может, еще заскочим на Сахалин.
Николай Иваныч, инструменты все я вам тогда оставлю.
– Такие дорогие? Да зачем же все?
– Но ведь здесь нельзя таких достать.
– Да. – Дядя Коля призадумался: он хотел сказать Нестерову что-то хорошее и жизнеутверждающее. Дать что-нибудь от себя. Только что?
– А шкуры не будешь брать?
– Нет. – Маленький самовар уже пуст. Николай Иваныч его снова раздувает.
– Сережа, ты сейчас-то не ходи. Пережди до утра. Или присмотреть некому.
– Да есть… – Нестеров прилег на лавку с резным подлокотником и рассматривал все вокруг. Обстановка в избе была обычная, для городского человека она могла показаться весьма бедной. Нигде нет фабричных изделий (оружие и инструменты дядя Коля хранит отдельно). Все деревянное, некрашеное, немного треснутое, без прямых углов и монотонного цвета. От сухих камчатских трав идет аромат, тонкий и приятный, и сами травы, собранные в связки, похожи на перевернутые букеты. Так жили русские люди и сто лет назад, и двести. В этой жизни нет ничего плохого.
С другой стороны, хочется великих дел. Хочется побеждать. Нестеров уже побеждал прежде – в юности, на полях Гражданской Войны. Но тогда он был среди сотен тысяч таких же как он, очень молоденьких, которые мало что могли сами. Теперь он может гораздо больше – и сидит, запертый как ванне! Есть же и наука, и большие фрахты; давно пора направить «Комсомольца» в этом направлении.
Утром Нестеров думал только о новом курсе.
– Я пойду, дядя Коля.
– Погоди! Сережа, я хотел тебе это самое… показать хотел!
– Что?
Дядя Коля замолчал, словно забыл нужное слово.
– Это… как это лучше сказать-то. Вам ездовые не нужны?
– Собаки? Да нам, собственно, разогнаться на них негде.
– А охотничьи? Охотничьих можем дать. Возьмете?
– Пожалуй – ответил Сергей. Он раньше охотился и с собаками, только не знал, кто их здесь даст.
В Елизово все охотничьи псы берегутся хозяевами, все они очень нужные, и Николай Иваныч знал, что взрослого обученного пса никто не даст. Он водил Сергея по деревне, рассказывал всякие истории – во дворы они не заходили. Они прошли всю деревню, зашли в другую, обошли весь поселок. Нестеров не мог понять, что они выискивают.
Дядя Коля меж тем старался что-нибудь придумать.
– Ага! Вот! Я слышал, у Ольки есть. Олька это деда Антохи собака. Пошли к нему.
Дедушка Антона самый старый во всем поселке, самый опытный. Он живет на отшибе, по дороге на Черное Озеро. Туда сейчас летят гуси – дядя Коля приметил их на горизонте. Дед Антон снег не чистит – считает, что чем больше талой воды, то тем лучше для грядок. Огород у него вокруг всего дома. Но еще зимой он проложил специальные мостки на чурбаках.
Нестеров чуть не поскользнулся. Дядя Коля шагнул в лужу, думая, что там мелко. Оказалось глубоко.
– Тьфу, ясен порох!
– Здорово, ребята! Сыро, небось? – спросил дед Антон.
– Ничего-о! – протянул Нестеров.
– Коля, гусей видал?
– Видал. Ушли в сторону озера. Дядя Антон, а у нас к тебе дело. Ты говорил, у тебя опять ребята есть.
Дедушка удивился.
– У меня-то? Откуда? А, эти! Эти есть. Целых два парня. А кому надо?
– Да вот, капитан хотел взять.
Дед Антон закивал.
– Сережке дам, конечно. Сережка наш. Другим за большие деньги не отдал бы. Обязательно!
Смешно подергивая ногой, дед Антон повел знакомых в охотничью часть избы. Там висят самые разные приспособления.
«Заранее приучает» – подумал Нестеров.
– Эге. Да тут их нет. А куда же она их задела? Вспомнил. Возле кладовой у печки. Там гнездо ее.
«Птицы, что ли?» – Нестеров налетел на лавку. В избе темно, и сквозь белесые окошки почти не идет свет. По краям стекла измазаны белой краской.
Дядя Коля стукнулся о печь. В самом темном уголке лежат старые тряпки вперемежку с протертыми шкурами. Их там целая куча.
– Кого мы хотим найти?
– Парней! – Нестеров пригляделся: у стены, прижавшись друг к другу, лежат два маленьких комочка. Один серенький, а второй черненький.
Дед Антон сгреб рукой обоих. Комочки развернулись, и Нестеров увидел лапы, головки и большие-большие глаза. Щенкам не было и 2 месяцев.
– Я думал, у вас есть кто постарше! – сказал Нестеров.
– Старше-то все при деле. Да и потом, кто они такие? Только брехать горазды. А это свои, особые.
В чем их особенность, Нестеров не мог определить. И он не знает, что сказать: ребята у него в руках, теплые и мягкие как шелк. Но ведь он думал о взрослых собаках.
– Ты их сам обучишь как надо! – сказал дядя Коля.
«В море?» – хотел спросить Нестеров, но произнес совсем другое:
– А от кого они?
– Да от Ольки. Олька наша самая умная, самая деловая; любого зверя найдет. Это ее парни.
Нестеров удивился.
– Но ведь вы говорили, она никого к себе не подпускает! Ни одного пса.
– Да, насчет псов у нее есть такое – сказал дед Антон. – Но тут ведь не псы! – он доверительно снизил голос. – Тут ко мне… на поля рядом… волки приходили. Всю прошлую зиму. Такие, знаешь, здоровые, высокие. Красивые! У здешних волков такой расцветки нет. В былую пору я всю Камчатку исходил, но таких окрасов не видел. Они не серые и не белые. Другие! Кажись, из тех, что на большой земле живут.
– Что же, они по льду перешли.
– Уж не знаю, как, что их сюда занесло. Только волки были. И Олька бегала в их сторону. Ну, я думал – пропадет. Даже сам хотел бежать с ружьем. Но – ничего. Издалека видал, как она с ними бегала, играла.
– А ты их не гонял?
– Нет, зачем. Да они мне и не мешали, волки-то. Ольга бегала с ними. Туда еще другие шатались, куцехвостые; так тем волки дали! Не убили, не порвали, просто сильно помяли.
– Чудеса! – сказал дядя Коля.
Дед Антон закивал.
– Сережа, бери. А то она придет, будет еще волноваться…
Нестеров машинально сунул щенков за пазуху.
– А где она сейчас?
– Митроха попросил – я дал ему на три дня. Митроха хочет найти соболиный след. Не знаю, может – найдет.
– Разве соболей сейчас ловят?
– Олька всех поймает, если ей захочется.
Нестеров наскоро попрощался, пожал руки охотникам и что есть сил зашагал по лужам. Он думал, если мать щенков его увидит, тогда точно произойдет история. Он прижал руку к груди. Ребята тихонько шевелятся. Но не плачут, не скандалят.
На обратном пути вся трасса превратилась в реку, кое-где осколки льда качались на талой воде, как кораблики.
Унты, кажется, протекают.
– Ничего. Выплывем.
Нестеров шел, поднимая волны.
***
Когда Ольга возвратилась, она сразу побежала к детям.
– Все уже! – сказал дед Антон.
Она заскулила.
– Не ори! Он хороший человек. Инструмент всем привез… да он парень что надо. Мировой мужик!
В избушке еще пахло Нестеровым. Ольга знала его и потому немного успокоилась.
Ей, конечно, было очень горько. Детишек увезли… едва ли она увидит их вновь. С другой стороны – здесь хоть и много простора, но всегда одно и то же. Год за годом – почти ничего нового. А мир ведь так велик. Сыновья его увидят…
Что ждет их в будущем?
***
Боцман дожидался Нестерова на причале.
– Пришел? А инструмент – оставил?
– Да.
– Эх-х! – Климчук выдохнул с досадой.
– Но твои уникальные зубила взял. Целых две штуки.
– Мог бы и все взять. На что они там? Сидят, значит, только готовенькое берут…
– Федотыч, но ведь и нам кое-кого дали.
– Деньги?
В этот момент куртка заплакала и запищала. Боцман даже подпрыгнул от удивления. Нестеров вздрогнул, но сразу сообразил, расстегнул куртку и высадил ребят на груду мешков поблизости.
На мешке сразу появилась лужица.
– Это чего? – Нестеров щупал себя под курткой. Как будто сухо. – Это вместо денег?! – боцман решил, что капитана обманули, взяли все ценное, а взамен всучили непонятно что. Детишки съежились, дрожали (на них дул ветер с моря). Но нельзя сказать, что они испугались.
– Серег, ты совсем не это… не так поступил. Зачем они тебе?
– Будем учить. Сделаем ребят настоящими охотниками. И не только охотниками. Понимаешь, у них…
Нестеров хотел сказать про особую наследственность, однако боцман уже бубнил. Его усы раздувались подобно кузнечным мехам, пряча отдельные звуки и даже слова. Видно, что боцман говорит, только не очень ясно, что.
«Дали! Жулики. Все взяли! Деньги заначили, кобелей подсунули… тьфу! Учить их! Конечно!»
Климчук уважал капитана. Но он не верит, что у Сергея что-нибудь выйдет с щенками, потому что… Да хотя бы потому, что пора отправляться. Это редкостная удача – видеть свободное море в начале марта, и не воспользоваться ею просто глупо. В море много дел. И на промысле, и в портах. Когда же тут заниматься щенками?
Так думал боцман.
Тем временем Нестеров уже показывал команде новых товарищей.
– Ого какие! Симпатичные. Для охоты, да?
– А они чьи?
– Мои. Наши. Теперь наши. Ребята, а где у нас потеплее? Туда приятелей поселим.
– Возле кухни.
– А как их зовут?
Это Нестеров еще не знает.
– Сообразим. Товарищи, скоро будем отправляться. Поэтому надо еще раз проверить моторный отсек, такелаж; подготовить снасти так, что идти в пол-ветра.
– Насчет моторов. Мазута мало, капитан. Я тут справлялся: больше двух лимитов не дают –сообщил боцман, – как ты их не проси. Такие лимиты маленькие.
– Нам хватит на обычный маршрут. Главное – дойти до Владивостока. Там нас обеспечат. Народ, не грусти. Давайте работать.
При слове «работать» Климчук воодушевился. Он разгладил усы и с упоением стал командовать.
Нестеров отнес ребят к кухне, где было много старых ящиков. Он выбрал самый хороший, хотел найти что-нибудь помягче, но везде только мешковина. И еще нужна одна коробка – для туалета.
– Сюда песок насыпем. Ну как, товарищи? Нормально?
Широко раскрыв глаза, щенки смотрят вокруг, и лишь тихонечко скулят. Наверное, хотят кушать.
– Каши не осталось? Нет. Ребята, сейчас будет. Мы обязательно… – снаружи слышны голоса. Зовут капитана.
Нестерову хотелось и выйти, и остаться. Все-таки он вышел, но перед этим передвинул ящик на кухню и закрыл перед ней дверь – не полностью, чтобы щелочку оставалась. Так будет светлее, и ребята не убегут. Для надежности он положил к двери чурбан.
– Парни, мы сейчас, а потом… Обязательно! Честное слово.
Кухонная вахта начнется через полчаса. Сегодня дежурит Вася Смехов, у него вечно каша пригорает. Или склеивается.
…
На «Комсомольце» действуют правила, которых нет почти нигде на других судах. Например, в штатном расписании отсутствует должность кока. Вместо этого все члены экипажа готовят пищу по очереди. Даже Нестеров иногда сам готовит, если нет неотложных дел. Климчук, при всей его солидности, весьма охотно сидит на кухне и постоянно пробует на вкус. Идея Нестерова заключается в том, чтобы не привязывать никого к какой-то отдельной функции, а напротив, дать возможность освоить самые разные дела, стимулируя профессиональный и личностный рост. Никто не обижается; тем, кто плохо умеет, поручают варить кашу. Ее почти каждый день варят.
По узкой лестнице Вася Смехов скатился в кладовую, наподдал мешок с углем, и стал нащупывать дверь. Раньше там висела лампа; зимой ее нечаянно разбили, а новой не повесили, поскольку лампочки очень нужны в других местах. Климчук тогда говорит, что все охламоны, и что он в два счета достанет хоть 100 ламп освещения. Однако Горснаб давать лампы отказался, в магазине продавали не то. Боцман убедил Нестерова, что лучше потерпеть, а потом уже купить приличную вещь. Зачем тратить деньги на бузу?
Вася прощупал стены, искал нужные коробочки. Тут ему на помощь пришел комсорг Костя со спичками.
– Осторожнее! Крупа сгорит. Интересно, почему просто лампу нельзя купить. Нам не обязательно светильник.
– Там патрон рухнул.
– Боцман говорит, что денег нет.
– Боцман скажет. Он кулак и нэпман. Деньги копит, а тратит только для своих. Все взяли? Идем. Ой, на кухне как светло!
– Кость, ты покажешь, как тушить надо?
– Покажу. Ого, здесь товарищи!
– Кто?
– Да собаки. – Костя присел и стал осторожно поглаживать щенков указательным пальцем. Он старался делать это так, чтоб его внезапно не схватили за палец. Ребята спокойны.
– Люблю собак. Может быть, молока им дать.
– Я тоже. А где молоко?
– В бидоне! – стали разыскивать бидон, но нашли только старую кастрюлю. Новая утварь стоит отдельно, молока там нет. Ребята встали на лапы и следили. Костя опять ушел в кладовую. Вася подумал и тоже ушел.
– Ты чего?
– Что? Я за тобой пошел. Думал помочь.
– Что помогать, тут пол-литра всего. Куда будем наливать. В миску. – Костя полез рукой куда-то и чуть не выронил бидон. Нет, это не подойдет. Там возьмем.
Дверь на кухню была плотно закрыта, но там, где только что были щенки, сейчас пусто.
– Они смотались?
– Не ори! В окно они вряд ли вылезут – впереди большая плита и стол, за нею разные шкафы и опять стол. Возле него навалены грудой мешки. Ребята взобрались на нижний мешок и угрызут край материи, у самого уголка. Новые моряки очень хотят его оторвать, тянут-тянут-тянут. Мешок не поддается.
– Уже залезли! Молодцы. Друзья, давайте в домик… или что у вас.
– Кость, а они не тяпнут?
– Если аккуратно брать… – ребят сняли со стола. Серенький глядит возбужденно, черненький – внимательно. В ящике они заворчали, но Костя принес им блюдечко.
Серенький еще поворчал, понюхал. Потом они вдвоем стали лакать, и вид у них был совершенно умилительный. После еды их потянуло в сон.
Костя объяснял, чем тушение отличается от жарки. Его дядя работает в 1-й столовой Нарпита города Находки, поэтому Костя разбирается.
– А если они захотят сходить?
– Я не знаю… Капитан сказал, достать песок. Я не знаю, где. Или можно взять пожарный.
– А они умеют… – сковородка шипит и брызжет горячей водой. Вася спешит, перекладывает, обжигает пальцы, к нему на помощь приходят другие. Тем временем новые морячки уже проснулись и опять гуляют по кухне. Видя чужие ноги, они отскакивают и замирают настороженно; а через несколько секунд опять начинают бегать. Они постоянно прислушивались, и, наверное, зная, что такое сапоги, старались бегать не очень рядом с ними. Потом они опять легли спать возле «домика».
Нестеров весь день готовил шхуну к отплытию. Уже поздно вечером он спросил
– Как ребята?
– Мешки грызут. Пытаются.
– Надо дать им что-нибудь для зубов. Палку или башмак.
– Всю кухню уделают! – проворчал Климчук.
– Ой, да ладно – Нестеров решил, что с завтрашнего дня займется обучением. Сегодня он изрядно устал. Уже десятый час вечера. Скоро отбой.
Все разошлись по кубрикам и затихли.
А щенки почти всю ночь не спали, смотрели в иллюминатор на одинокие звезды и едва слышно вздыхали. Заснули только под утро.
– Вот и первая лужа. Нет, это другое пятно. Лужа здесь. Маленькая. Почти попали. Так, ребята, смотри сюда…
Нестеров стал показывать, где «дом», а где туалет, используя приемы опытных собаководов. Братцы на редкость быстро сообразили: вскоре черненький забрался в ящик с песком, терся носом с сереньким. Вторая лужа образовалось уже там, где надо.
– Когда будем отчаливать, покажу вам море. – через час «Комсомолец» издал гудок. Братья залаяли; Нестеров их подхватил и вынес на палубу.
Медленно-медленно борт стал отделяться от пристани. Судно как будто вздохнуло.
– Идем на рейд. Смотрите, это палуба, это борта. Это море – за бортом. Туда прыгать не рекомендуется, чересчур глубоко. Но, в принципе, можно выплыть. Поняли? В море просто так не прыгаем.
– Они разве понимают, товарищ капитан.
– Ну хоть что-нибудь. – Нестеров позволил братьям пройтись по палубе, подержал их за над вантами (словно они стояли на канате, опираясь только на задние лапы). Когда уже показались края Авачинской бухты, ребят вернули на кухню.
Там они разыскали прежний мешок и продолжили его рвать. Он запомнился.
Они тянули грубую ткань вместе и поочередно, взвизгивали, прыгали на мешок и скатывались на пол от качки. Весь день они атаковали молчаливого соперника, вечером – снова принялись атаковать. У мешка очень плотные волокна, и они разойдутся только если тянуть вдоль какого-нибудь разреза или разрыва. Мешок не рвется. После очередной атаки серенький братик вскочил и стал лаять как большой хозяйский пес.
– По-деловому лает. Как Полкан из деревни. Деревенский командир, полковник. Похож он на Полкана?
– Похож, товарищ капитан. – сказал комсорг Костя.
Нестеров погладил серенького.
– Ты у нас Полкан, а братик – черненький ухватился за самый край мешка, хотел упереться в него лапами, но мешок проседал и даже задрав голову, резко дернуть не получалось. Черненький не отступал – зажав край во рту, он стал прыгать в разные стороны. Несколько нитей не выдержали и порвались.
– Вот это характер. Настоящий.
– Товарищ капитан, у него лапы как у волка. Следы в песочке.
– Да, похожие – держа черненького на руках, Нестеров вдруг вспомнил моряков Балтийского флота. Еще в детские годы он любил смотреть на команды военно-морских судов, которые швартовались в Петербурге, а при виде самих кораблей буквально с ума сходил от восторга. И моряки-балтийцы казались ему совершенно особыми людьми.
– Назовем его Балтфлот – в честь товарищей. Это не слишком сложно? Балтфлот, Балтфлот!
– Балтфлот! – подхватил Костя.
– Откликается! Полкан! Полканчик, Полкан… а ну не рви, это ценная материя. Мешок можете дергать. Эй, Полкан, Полкан! Балтфлот! Реагируют! Понимают. Сейчас главное, чтоб они поняли свои имена. Это крайне важно на данном этапе.
Дальше будет уже проще.
– Товарищ капитан, какой-то треск слышно!
– Льдина? – удивился Нестеров.
– Нет, на рее. Боцман говорит, на гроте брамсель съехал.
Капитан пошел проверять. Действительно, мачта стоит немного криво.
– Костя?
– Товарищ капитан, я неделю назад лазил – все было целое. Опять посмотреть?
– Погоди, я сам. – Нестеров полез по вантам. Над палубой ветер еще сильнее, при этом он словно бьет в лицо наотмашь. Ветер меняется.
Нестеров пощупал рею. Снаружи дерево было целое, только в 2 или 3 местах ползут трещины, узенькие, палец не просунешь. Нестеров велел опустить брамсель.
– Ковырнем лезвием. Ого! Да тут гниль. Труха! Ребята, оно внутри истлело.
– Так снаружи ведь целое! Может, щепки отлетели?
– Сами вы щепки. На фоке тоже скрип! – сообщил боцман.
– Вот история. Всю зиму проверяли, проверяли и прошляпили. Егор Федотыч, но мы уже далеко отошли. Нет желания вернуться?
– Да как же можно возвращаться?! – загудел Климчук. – Коли уже ушли.
Боцман, хоть и был здравомыслящий материалист, но свято верил в некоторые приметы. Он считал, что на всякий случай им лучше следовать, а не пренебрегать.
– В Усть-Камчатском можно что-нибудь достать?
– Да наверно.
– Ребята, на Усть-Камчатский. Держим 6-7 узлов, не больше. Егор Федотыч, ты проследи чтоб аккуратно брамсель сняли. Я пойду мотор запускать.
– Ладно.
Шхуна двигалась на север. Ребятишек все время держали внизу, не выпускали на палубу. Полкан и Балтик носились по кухне, все обнюхивали, однажды опрокинули миску с картофелем. Пришлось его выбросить за борт.
– Запомни место. Треску прикормим.
– А она ест картофель?
– Нет – она есть трюфели с оранжевым соусом. А пьет газировку из… Эй, куда! Куда вылезли! Народ, псы выскочили.
– Загоните их обратно! Полкан! Балтфлот!
Ребятам говорят постоянно:
– Балтфлот, Полкан. Полкан. Балтик! Это кто наделал?
На имена откликаются легко, иногда – вдвоем на одно имя. Путаница возникает только если их позвали сразу несколько человек. Ребята не поймут, к кому подбегать.
Они глядят на всех широко открытыми глазами.
– У Балтфлота карие, а у Полкана – зеленые, что ли? Бирюзовые.
– Да ты путаешь все. Это у Полкана карие. А Балфлот черненький. Балтфлот! Балтфлот! А теперь ты позови.
– Откликается! Полкан, Полканчик! Здорово! Молодцы. Такие маленькие и уже такие умные.
– А как же. У нас дураков не держат.
Чуть позади стоял боцман, он все слышал и закивал в знак одобрения.
– Чего расселись? Игрушки развели! У нас брамсель не ходит, а они тут играются. Идите.. в мастерскую.
