Даже теперь, совершенно внезапно оказавшись посреди живописного и такого знакомого мне пейзажа, я никак не хотел принимать очевидность.
Кто я был ранее? Вопрос, на который имелся определённо чёткий ответ. Но кем, или чем являлся теперь? Вряд ли возможно однозначно говорить о том, тем более после произошедшего.
Небо было абсолютно ясным и до сумасшествия глубоким. Тонкий серп луны вкрадчиво обозначился среди яркого богатства звёзд. Всё, казалось, абсолютно привычным и настолько чудным, что совершенно не хотелось верить своим чувствам. Разум панически протестовал в желании совершить то, что настойчиво воспрещалось правилами и инструкциями ДР (десантного рейда) на планетах с агрессивной внешней средой.
Назойливый же стрёкот сверчков белым шумом, наполнявший эфир заставлял всё больше не доверять себе. А плотный, внезапно набегающий порыв ветра, пугал не меньше, чем стон переборок «Адониса» в самой нижней точки либрации на орбитальном радианте Венеры.
Страх и паника волнами охватывали меня, заставляя дышать словно выброшенная на берег рыба. Рука, затянутая в скафандровую перчатку, непроизвольно поднятая, ударилась о прозрачный щиток. Дёрнувшись от неожиданности, я постарался наклониться на сколько это было возможно сделать в доспехах тяжёлого противоперегрузочного «Сюзерена».
Трава! Длинные и жёсткие стебли неощутимо сгибались под моей перчаткой. Их шепчущий звук шорохом отдавался о металлизированный материал космического одеяния. Впервые я не знал, что мне стоило делать дальше. Здесь не было место трусости, или робости. Просто, самая обыкновенная боязнь потерять свой рассудок, который в панике замолк, не способный оценить адекватно происходящее. А ведь ещё несколько часов назад я серьёзно предполагал, что в силах контролировать сам себя.
Хотя, имел ли я право, говорить так, именно теперь, находясь от астро объекта предположительно в несколько миллионах километрах. Предположительно, лишь только потому, что я ещё весьма сильно сомневался, что находился теперь на Земле. Но то безмятежное и уютное спокойствие, которое навязчиво внушалось окружающей природой, постепенно убеждало меня в обратном. Стоило ли верить всему этому? Впрочем, как и тому, что произошло со мной, всего несколько часов назад?
Ведь всё, по сути, началось очень просто, с совершенно будничных проверок старых учётных записей первых экспедиций «Сапфира» и архивной документации по разведке планетарного ландшафта. И происходило это не без постороннего влияния некоего особого лица. Кем именно оказался этот «инкогнито», теперь уже с сожалением понималось мной, и от этого становилось всё больше не по себе…
Венера, с её жёсткими условиями на поверхности и совершенно своенравной атмосферной ситуацией, пока не входила в особый приоритетный интерес Космофлота. Человечество, старалось обходиться наиболее меньшими затратами, пытаясь активно осваивать более уютные планеты Экстерра своей Системы, такие как Марс и Меркурий, и спутники – планетоиды вплоть до многочисленной семьи мрачного Сатурна. А как перспектива, его влекли дали Большого космоса. Идея поскорей вырваться к звёздам всё сильней привлекала к себе сторонников.
Однако, оставаясь в самом надёжном тылу исследованного космоса, она раз за разом назойливо заставляла обращать на себя внимание. И как следствие, мы постарались сблизиться с неблагоприятной планетой. Сбор на двух верфях Земного Феротерра (с лат. – около земли) модульных секций новокомпановочного орбитального стационара «Адонис» планировалось завершить уже на радианте около Ганимеда. Однако, всё решилось в пользу Венеры. Перегонка не принесла особых трудностей и осложнений, доверенная нескольким вспомогательным судам грузо – перевозочного отделения Космофлота: флотилии монокорпусных тягачей и трём неповоротливым балкер – докам. Все неучтённые затруднения начались только с прибытием на место, когда сборка и логранжевая привязка к планете заставили монтажников ажурного остова весьма поволноваться. Как оказалось, специфичные обороты Венеры вводили в дисбаланс всю конструкцию «Адониса», угрожая гравитационными диссонансами разорвать жёсткие модульные корпуса. Пришлось приспосабливаться – и в окончательном, и немного изменённом варианте, стационар стал выглядеть, как нечто напоминающее гигантское колесо обозрения, несущееся в нескольких тысячах километров над изглаженным облачным покровом. Жилые и бытовые модули, напоминающие более цистерны для танкеров, словно пассажирские люльки вогнали в последнее, третье кольцо балансирного тора. При этом связав их переходными помещениями – спицами с жёстким центральным корпусом палубы основного шлюза. Из – за чего «Адонис», единственное крупное локус – сооружение человечества в открытом космосе и во всём исследованном Экстерре (с лат. – вне земли), приобрёл у многих дежурных команд довольно пугающее прозвище – «Аттракцион дьявола». И как следствие, стать монументальным курьёзом и целью постоянных насмешек. Ведь стоило больших усилий каждому вновь прибывшему на стационар совершенно спокойно и лояльно относиться к нередким волновым вибрациям корпуса, избежать которых не смогли ни инженеры с их проектными разработками, ни практичные монтажники орбитального чуда. А километровые смещения и нестабильность в либрационной точке, в которой находился стационар, лишь усиливали колебания архитектоники строения. Кому же будет спокойно существовать и работаться, когда ужасающий стон переборок несколько раз в сутки угрожающе напоминает, о бренности бытия и близости планеты. Устойчивость «Адониса» доказывалась временем и минимальными изменениями, которые всё же понемногу стабилизировали стационар. А вот с ликвидацией «натужных скрипов» решили обойтись весьма просто – облицевав обычной звуковой сверх изоляцией, не только каждую каюту, но и бытовые помещения. На том, с долгожданным согласием, и остановились, решая в самое недалёкое время ограничить работы на «обновлённом» стационаре «во избежание внештатных случайностей».
Так «Адонис», рассчитанный по максимальному наполнению, на чуть более сотни человек рабочего персонала, принимал, отнюдь, не по своей вине, группы в количестве, едва ли доходящие чуть меньше полтора десятков спецов и обслуживающих техников.
Какое – то время вахтенные команды менялись со стабильной периодичностью раз в семь – девять месяцев, успевая отработать научно – исследовательские программы, заданные международными организациями и ведомственным патронатом. Но постепенно интерес к земной сестре стал и без того ослабевать, смещая редкие вылазки на дистанционные обзоры и изучение Венеры лишь с орбиты. Связывали это всё с особыми сложностями для терро – десантных рейдов, оправдываясь, что многие проекты имели весьма сомнительные перспективы. Подобная тенденция со временем укрепилась, превращая «Адонис» в тяжкую и нерентабельную ношу для Космофлота. Он стал по многу месяцев, а частенько и по году – полтора, совершенно пустовать. Отчего очень многие, кто уже не единожды ступал по его коридорам, облегчённо только вздыхали, решая, что и одного посещения подобного «адского колеса» вполне достаточно в их не лёгкой жизни.
Но долгосрочную консервацию экстравагантного космостроения администрация флота намеренно и мягко избегала, словно надеясь на некое чудо…
Совсем недавно, – а если быть педантично точным, то около трёх недель назад, – нашу лабораторию посетили несколько весьма важных персон, от которых за версту веяло официозом и приказным гонором. А шевроны и нашивки офицеров ОИР на их форменных комбинезонах заставили многих из наших приподнять удивлённо брови. Когда дверь кабинета шефа тихо чмокнула за их спинами, мы озадаченно вытягивали в напряжённой озадаченности головы. Многие из нас, кто занимался лишь своей работай с обыденными исчислениями и аналитическими разборами поставленных заданий, не старались придавать всему этому уж такого кардинального значения. И правильно делали, ведь их это никак не касалось.
Буквально на следующий день Гуров вызвал меня к себе. И как – то весьма праздно и обыденно, по – свойски, не предполагая ничего особо серьёзного. Проходя через лабораторию и заглядывая в рабочие боксы к ребятам, шеф, будто случайно тронул меня за плечо и весьма коротко и тихо кинул: «Зайди!». Что стоило ожидать от всего лишь одного банально произнесённого слова?
– Присаживайся, – Гуров не смотря на меня прошёл в глубь кабинета к своему потёртому креслу. – Особо растягивать не стану, – начал он, нервно и с нажимом потирая щёку. Явный признак ещё не весьма ясной неприятности, уж я это знал точно. – Наверное ты заметил вчерашних гостей? Так вот, отдел Исследования и разведки (ОИР) весьма заинтересовался одним из соседних с Землёй объектов. Если быть более точным – Венерой.
– Странно. Мне всегда казалось, что интерес этот никогда и не ослабевал, – парировал я, пытаясь держаться наигранно спокойно. – Хотя, конечно же не мне о том судить, у каждого ведь своя работа, особенно у авангарда небожителей.
Как мне казалось, что я довольно не плохо был осведомлён об освоение Ближнего Экстерра. Хотя бы в пределах компетенции своей профессии. Это нагло позволяло мне поверхностно судить о проблемах в исследовании космоса. Похоже, за последние несколько лет оно перешло в стадию стандартного вялотекущего зондажа. Космофлот интенсивно топтался на плацдармах планет внутренних орбит. Но почему – то администрация этого заведения с особой охотой занимается разведкой планетарных систем Дальнего Пространства – Сатурна, и пока только лишь изначально, Урана и Нептуна.
– Всё так, – уже более уверенно ответил Гуров. – Но здесь есть и определённые нюансы, мало заметные некоторым не сведущим «профессионалам».
Покачав еле заметно головой, я взявшись за спинку стула недовольно отодвинул его и, наконец, сел. Шеф, явно имел ввиду меня!
– Хорошо. Что тогда требуется от меня? – саркастический взгляд я направил прямо на шефа, который и не старался отводить глаза.
– Весьма не много, – ответил он. – Всего лишь объяснить твою связь с проектом «Зеркало» и функционерами новообразованного Института культурологических исследований?
По – видимому, моё удивление выглядело не столь уж серьёзным, что вызвало на лице шефа перекошенную улыбку.
– Они вместе с ОИР занимаются поиском внеземных этносов в нашей Системе. И вчерашний променад к нам, был на прямую связан, как раз и с тобой.