Странные вещи

Конечно, Полищук уже в свою будку не вернется. Точнее, он уже не будет тем старым добрым Полищуком. Но сам он этого еще не знал.

И разумеется, Полищук так и не увидел сквозь снежную пелену вышку подстанции. Он все шел и шел и уже было решил, что заблудился. Возможно, так оно и было, но какая теперь разница. Ведь по пятам за Полищуком ползло нечто. В белой мгле оно казалось черным и бесформенным, словно чернильная клякса, текущая по белой бумаге.

Солнце пропало совсем, но небо еще серело, когда чудовище в обличье Полищука вышло к причалу.

Потом они плыли на пароме вдвоем – монстр и пацан, что сидел у противоположного выхода и всю дорогу читал книгу, так ни разу и не взглянув на существо, которое еще совсем недавно было человеком.

Существо не знало, что до этого момента мальчик никогда в жизни книг не читал. Да и сейчас тоже.

Глава третья

Пятница, 6 мая, 1994

Если уж быть совсем честным, до этого момента Крапива по-настоящему был напуган целых один раз. Это случилось год назад, когда он ночью посмотрел «Проклятие долины змей». Фильмы ужасов его никогда не ужасали.

Один умный пацан в школе заметил, что у Крапивы, наверное, в мозгу не хватает чего-то, отвечающего за страх. «Ты меня дегенератом назвал?», – сказал на это Крапива и разбил тому очки.

На самом деле Крапива страшно собой гордился.

Крапива не собирал карточки с Брюсом Ли и Ван Даммом. Не ходил на секции карате, ибо знал, что в настоящей драке никогда не нападают по очереди.

Кумирами Крапивы были авторитеты, которые крышевали ларьки.

У этих людей было уголовное прошлое.

У Крапивы – уголовное будущее.

– Ты что, приуныл типа? – спрашивали его в школе пацаны.

Он злился, посылал их, но понимал: если так пойдет дальше, он растеряет весь свой авторитет. А сколько крови (в основном, чужой) было пролито, чтобы его заработать.

Если бы пацаны узнали, как их вожак напуган, как он не высыпается уже которую ночь, они бы не поняли.

«Пацаны не поймут», – повторял он себе, когда не было сил терпеть, и хотелось хоть с кем-то поделиться.

Но Крапива знал, что настоящий пацан должен терпеть.

А когда терпеть невмоготу, нет ничего лучше, чем отыграться на слабом. Например, на вот этом.

– Эй, ты чего? – спросил Ренат, когда Крапива задел его плечом в очереди в столовую.

Крапива вспомнил недавний выпуск «В гостях у сказки», и покрутил пальцем перед глазами Рената.

– Должок!

– Какой должок? – не понял Ренат. – Я Андрею из «В» должен Бомбибомы. А ты точно на него не похож.

Ренат не понял, что сболтнул лишнего (с ним это часто случалось), и Крапива этим воспользовался. Он запомнил.

На следующей перемене Крапива нашел того самого Андрея из «В» и всучил ему пачку Турб.

– Это тебе за Бомбибомы, которые вчера потерял Ренат. Теперь он должен не тебе, а мне.

– Но Турбы дороже.

Это была правда. Бомбибомы стоили 100 новых рублей, Турбы – 150. Андрей быстро понял, что стал звеном какой-то стремной схемы, но уж больно ценным подарком были Турбы. Мальчик спрятал вкладыши в карман и посмотрел на Крапиву. Надо бы сказать «Спасибо», но ведь перед ним Крапива, самый мерзкий тип среди семиклассников.

– Просто считай, что тебе повезло, – сказал Крапива и пошел прочь.

Потом он подкараулил Рената в столовой и шепнул в ухо: «Семь дней, мой мальчик. Осталось семь дней». Ренат вскочил, и его вареная котлета, состоящая из хлеба и жира, шлепнулась об пол.

На уроке физики Ренат нашел в парте записку, оставшуюся от класса «Е», у которых только что был тут урок: «Я тибя выцеплю. К.»

Позже Крапива снова поймал Рената, уже в коридоре, прижал к стенке и негромко сказал:

– Часики тикают. Счетчик. Тик-так, тик-так…

Новое развлечение немного успокоило Крапиву. Но ночью страхи вернулись с прежней силой.

Раньше он не боялся темноты, но сегодня лежал и наблюдал, как на потолке шевелятся тени деревьев, и слышал, как у соседей за стеной кто-то смотрит «Байки из склепа».

Он помнил фильм, где главный герой постепенно превращается в муху. А Крапива ужасно боялся, что превращается в лоха.

«Лохов щиплют», – повторял про себя Крапива. У лохов отбирают деньги, которые те припасли на видеосалоны, где крутят «Бесконечную Историю», «Говарда – утку», «Полет навигатора» и прочую шушеру для детишек.

Он не хотел превращаться в муху. В лоха.

***

В те же дни, между понедельником второго мая и пятницей шестого, пока Крапива страдал и думал о бандитской карьере, еще одно существо выползло из леса.

Ему не нужен был ни Полищук, ни Сидорович, ни учительница русского и литературы. Оно было разборчивее.

Оно добралось до города по дну реки, и всю рабочую неделю пряталось в темных углах, в подвалах, между трубами теплотрассы.

Оно изучало и выбирало.

В «Детском мире» тварь долго смотрела на охранника. А охранник, пользуясь служебным положением, смотрел «Дикую орхидею» на видеомагнитофоне, снятом с витрины, и самом дорогом телевизоре, выставленном на продажу.

В книжном магазине «Зазнайка» охранник спал. Уличив момент, пришелец принялся читать книги. Он хотел изучить мир, в который пришел. После нескольких историй про драконов и рыцарей, звездолеты и бластеры, он понял, что ему что-то недоговаривают.

Тогда существо обратилось к журналам и газетам, прочитало «Совершенно секретно», «Ровесник», «ТВ Парк» и кое-что еще. После серии детективов «Выход Перекошенного», «Месть Перекошенного», «Перекошенный против Рябого» и «Перекошенный наносит ответный удар», оно знало о людях все что нужно.

Оставалось только одно – принять подходящий облик.

Но он был разборчив, и умел ждать.

***

Понедельник, 2 мая

А началось все в тот день, точнее, вечер, когда Крапива возвращался в Н-ск.

Крапива был в лесу по очень важному бандитскому делу. Внезапная метель почти разрушила планы. Но Крапива все же встретился с нужными людьми и теперь возвращался домой, убегая от той самой вьюги, что накрыла Людмилу Евстафьевну, Сидоровича и Полищука.

Мальчик спешил к причалу, когда увидел человека с рюкзаком на спине, что шел впереди. Человек вдруг остановился, затем нагнулся будто что-то искал в снегу, а потом так и нырнул в сугроб вперед головой. Но это было еще не самое страшное.

Крапива успел лечь на землю, когда увидел, как над человеком поднялась черная тень и накрыла его. Мужчина с рюкзаком превратился в большую черную каплю. Она пульсировала и ходила волнами.

Крапива слышал крики мужика, которые вскоре превратились в монотонный вой, а потом вдруг в шелест. Да, в настоящий шелест, словно вокруг был не заснеженный лес, а осенний парк где-нибудь в теплом Подмосковье (Крапива побывал там однажды).

Теперь Крапива лежал в снегу и прижимал к себе сумку. В сумке у него был ценный груз в виде качественных негативов с Доном Драконом Уилсоном, Майклом Дудиковым и прочими каратистами для лохов. Все они были вложены в книгу про «Капитана Блада». Но книги, как известно, читают только лохи.

Капля перестала пульсировать и вновь обернулась человеком. Тот, как ни в чем не бывало пошел в сторону парома, а Крапива смотрел ему вслед. Что-то не так было с этим человеком. Не сразу Крапива понял, что именно, – его колени сгибались не в ту сторону.

А потом стало совсем плохо. Крапива понял, что замерзает. Он был в обычной тонкой куртке и даже без шапки. И сквозь кроссовки Adibas уже не чувствовал пальцев ног. Останься мальчишка здесь, тут бы и наступил ему конец. Настоящий мороз придет ночью. А значит, надо идти на последний паром.

Вот это и было самое страшное. Потому что на последнем пароме не оказалось пассажиров, кроме этого мужика с рюкзаком. Точнее, твари, что поселилась внутри него.

Паромщик всю дорогу сидел у себя за стеклом и вообще в их сторону не поглядывал. Так что если бы тварь попыталась вселиться и в Крапиву, то никто не смог бы ей помешать. Паромщик бы даже этого не заметил.

Дорога от одного берега до другого оказалась самой длинной в короткой жизни Крапивы. Двадцать минут растянулись до бесконечности.

Чтобы чем-то занять себя и не выдать страха, Крапива сделал самое ужасное в своей жизни: начал читать. Книгу он не в первый раз взял из дома и часто использовал в качестве кошелька. Там удобно было прятать деньги. Если класть купюры или пленки с героями по одной, и заталкивать их поближе к корешку, то и обнаружить их нелегко, если, конечно, заранее не знать, что они там.

«Приключения капитана Блада», – прочитал Крапива по слогам.

– Читают только лохи, – одними губами произнес он.

Если бы пацаны увидели его читающим, они бы не поняли.

Глава четвертая

Ночь на субботу, 7 мая 1994 года

Вообще, если совсем честно, Крапива был лишь самую малость мельче Рената. Но уж больно свирепый. Если обычного человека ударить, его естественное желание – уйти от боли. Боксеров на тренировках специально учат контринтуитивному – идти ей навстречу. Крапива обходился без учебы. Врежь ему – он не отступит.

В ту ночь Ренат направил фонарик вверх и увидел Крапиву. Тот, чуть ссутулившись, стоял на самом краю недостроенной лестницы. Маленький, злобный и чуть настороженный. В этот момент он походил на детеныша оборотня.

– Отцепись, Крапива, – сказал Ренат. – Чего пристал? Что тебе надо на самом деле?

Рената охватило отчаяние, а когда такое происходило, он предпочитал разозлиться, чтобы не заплакать.

– Вали отсюда, – просипел Крапива.

– Твои бомбибомы здесь. Я их найду и тебе отдам.

– Не нужны мне бомбибомы. Я прощаю долг, только вали быстрей.

Ренат хотел было уйти, и с удовольствием.  Вот прямо сейчас. Он уже сделал пару шагов назад, к теплому дому и безопасности.

Но Крапива что-то скрывал, да и говорил сегодня тише обычного. Крапива – он и есть Крапива. Наверняка надумал что-то недоброе. Он был известен тем, что никогда ничего не прощает.

– Я не уйду, – сказал Ренат. – Буду здесь стоять хоть до самого утра.

– Да тише ты! Чего разорался?

Крапива бросил взгляд за спину, продолжая стоять на недостроенном лестничном пролете в двух метрах над Ренатом. Над ними сквозь тучи и недостроенную крышу светила луна.

Он выглядел озабоченным, может, даже немного напуганным, или это Ренату только показалось. Так или иначе, но отличник набрался храбрости.

– Щас спою, – сказал Ренат, вспомнив мультфильм про волка.

У Крапивы всегда было плохо со страхом. Он сиганул вниз, и если бы под ним был бетонный пол, он бы сломал или вывихнул ногу. Но тут он оказался почти по колено в снегу.

Как молния он рванулся к Ренату и двинул его в нос. Тот упал, а Крапива повалился на него сверху.

– Заткнись, заткнись, заткнись, – засипел Крапива в ухо Ренату и не давал тому подняться.

Тогда Ренат действительно испугался. Здесь был еще кто-то, кого боялся даже Крапива. Ренат попытался вырваться, и они покатились по снегу.

– Все, все, прекрати, – сказал Ренат, пока они крутились. – Я ухожу. Отпусти.

Крапива отпустил. Луна к тому времени вновь ушла за тучи, а фонарик валялся рядом в снегу и не работал, потому что никто не нажимал на рычаг динамо.

Было совсем темно, и в этой темноте они оба услышали, как что-то шуршит.

Они встали и прижались к холодной стене.

– Не шурши, – шепнул Крапива.

– Это не я шуршу, это ты шуршишь.

– Стой, не двигайся.

– Ты же сказал, чтобы я уходил.

– Будешь идти, и они услышат, как ты шуршишь по снегу.

«То уходи, то останься, – думал про себя Ренат, – что не так сегодня с Крапивой?».

– Это бичи, да?

Ренат вспомнил как опытные сталкеры говорили, что самый страшный бич обитает в самом основании строящегося дома, где пролегает теплотрасса. Насчет того, как выглядит этот бич, источники разнились. То он был похож на Шредера, то на второго босса в Баттлтодс. Но в эту минуту Ренат представил себе бича похожим на Фредди Крюгера.

– Я, пожалуй, пойду.

– Никуда ты не пойдешь, – Крапива вцепился в Рената. – Они найдут тебя и…

– И ч-чего… – у Рената задрожал голос.

– И это будешь уже не ты.

Крапива схватил Рената за руку и потянул за собой.

– Теперь у тебя только один вариант, – сказал он, – идти за мной. Ты должен увидеть это своими глазами.

Они пошли вдоль внутренней стены здания, где снега совсем не было, и потому получалось идти почти бесшумно. Потом свернули за угол и оказались у лестничного пролета, который исчезал наверху во мраке.

– Я фонарик там на полу оставил, – сказал Ренат.

– Забудь о нем, – ответил Крапива. – Его уже нет.

Они стали подниматься в полной темноте по лестнице без перил. Ренат все прижимался к стене, а Крапива держал его за рукав и тащил за собой.

– Мне никто не поверит, понимаешь, – говорил Крапива. – Я знаю, что они думают, что я сдулся. А они не видели то, что видел я. Любого бы кондрашка хватила, но не меня. Я ничего не боюсь.

Он еще несколько раз повторил что не боится, но Ренат чувствовал, что это неправда.

Вскоре над ними блеснула полоска света. Ступени стали видны, и ребята ускорились.

Они поднялись еще выше и оказались у квадратной щели на уровне пятого или шестого этажа. Ребята заглянули в проем и увидели под собой недостроенную площадку внутри здания, и на этой площадке стояли трое.

Лиц не было видно – только силуэты. Один принадлежал тощему мужику, второй был значительно шире и выше, с широкими плечами. Еще на площадке была невысокая полноватая женщина. Ее фигура показалась Ренату смутно знакомой.

Они стояли друг напротив друга и шуршали.

Да, больше всего это походило на шуршание. Словно они мяли пальцами пакеты. Только на самом деле ничего в руках у них не было.

– Бичи, – выдохнул Ренат.

– Никакие это не бичи. Гляди.

Тот, кто был тощим, прямо у них на глазах еще больше похудел. Шея его медленно вытягивалась и стала совсем длинной. Голова поднялась над плечами на добрый метр и начала раскачиваться из стороны в сторону.

– Это Нечто, – заметил Ренат.

Фильм «Нечто» показывали в видеосалоне полгода назад. В нем была самая жуткая сцена, когда у мертвого полярника живот превратился в огромную челюсть. Ренат помнил, как сидел в тесном зале, и в тот момент кто-то рядом в темноте от неожиданности громко пукнул, а в заднем ряду вскрикнула девочка.

Ренат с Крапивой пробирались обратно мимо ворот садика «Солнышко». Крапива все время оглядывался, хватал Рената за руку, тянул за собой или останавливал. Он выглядел растерянным, усталым, почти взрослым. Порой он держал Рената, но не как школьный хулиган, а как малыш держит за руку старшего брата. Ренат чувствовал к нему теперь только жалость.

Они держались мест, где не светили уличные фонари. В тени девятиэтажки Крапива остановился и посмотрел на Рената почти с мольбой, словно ждал определенного ответа. Он сказал, что одному ему не поверят, да и им двоим тоже. Нужны доказательства.

– Ты ведь понимаешь? Да?

– Да, я понимаю, – ответил Ренат неохотно.

– Слушай, насчет долга, – Крапива замялся. Слово пацана о том, что кому-то долг прощен, нельзя было нарушать, – Помоги мне, и я…

Тут Ренат неожиданно для себя пообещал, что на следующую ночь вновь придет на стройку. Он пообещал притащить с собой фотоаппарат с пленкой высокой светочувствительности. Они сделают фото и покажут другим. И это будет лучшее доказательство.

– Они же не двигаются, так что смаза не будет, – сказал Ренат. – Я поставлю «Зенит» на максимальную выдержку или даже на «В». И мы сможем, если повезет, разглядеть на фотке лица.

– Только никому не говори, пока не получим фотки. Никто не должен подумать, что я трус.

– Так никто и не…

– Заткнись, или еще раз в нос дам.

Крапива жил на Первомайской, а Ренат – дальше, на Дзержинского.

Они остановились у подъезда Крапивы и попрощались. Ренат повернулся, чтобы уйти, но Крапива его окликнул.

– Ладно, я могу тебя проводить до дома.

– Что меня провожать? Что я, девочка, что ли?

И Ренат пошел один. В подъезде он долго стряхивал с себя снег, чтобы потом дома не натекла лужа. Это (плюс сонное лицо утром) наверняка бы его выдало. Пока чистил одежду, Ренат останавливался и прислушивался, не открывает ли кто-то из соседей дверь. Но никаких звуков не было, кроме шума ветра.

А уже в своей комнате, раздевшись, Ренат посмотрел на часы. Половина третьего. Значит, можно еще выспаться.

Хотя как уснуть после всех ужасов, что он увидел. Столько осталось вопросов. И еще было огромное желание разболтать все Денису. Нет, уснуть никак он не мог.

И уснул.

Глава пятая

ОСИН ПРЕДПОЧИТАЕТ КЛЕШ

В гардеробе всенародного певца много штанов, но он предпочитает клеш. Особенно – джинсы.

Любовь к «джинсе» у Жени Осина началась давно (лет 10 назад), когда та была в дефиците. Однажды он узнал, что в магазине «Людмила» «выбросили» «джинсу», почти «фирмовую», и понял, что надо брать. Стоять в очереди за американской мечтой пришлось долго – всю ночь. Молодые советские модники жгли костры чтобы согреться, писали на руках номера. Но мечта сбылась. Обновка оказалась продуктом известной в узких кругах индийской фирмы «Раджеш», да и к тому же 56-го размера.

По счастью, друг Жени учился в швейном техникуме и с легкостью перешил брюки под изящного, миниатюрного Осина. Да так, что и на хиповую безрукавку материала хватило.

«Орда Бурда». Казань. 30 апреля 1994

***

Пятница, 6 мая, 1994

В этом мире, где девочке двенадцати лет не хватало шмоток, проще всего было считать себя панком.

У Алены были единственные джинсы, которыми она страшно городилась. Это были настоящие «Мальвины». Они и стали основой ее выходного гардероба.

Отец никогда бы ей не купил хорошую модную одежду. А эти джинсы прислала ей тетя из Питера. Алена с любовью вспоминала тот день, когда джинсы, аккуратно завернутые в трубочку, лежали в стандартной фанерной коробочке. Папа назвал их барахлом.

Но это было лучшее барахло на свете. И самое модное, единственно модное, что было у Алены.

Когда ручка протекла в ее кармане и образовала большое синее пятно, Алена сначала расстроилась. А потом решила, что она – панк.

Она взяла другую ручку и разукрасила джинсы надписями на английском, которые, по ее мнению, имели отношение к панку. А самым важным было слово SEX.

После этого пятно от чернил уже не сильно выделялось.

Когда джинсы порвались на одном колене, она сама разрезала их на втором. Очень аккуратно.

У Алены был плакат Sex Pistols, хотя она их никогда не слушала. Даже не слышала.

Был у нее и

безымянный магнитофон, который назывался просто Stereo, хотя на самом деле был моно, о чем тогда Алена не знала, потому что ей не с чем было сравнивать.

А из иностранных исполнителей на ее кассете была только Кармен.

По крайней мере, они пели с акцентом, и в конце каждой фразы у них шло «йеааа» – верный признак, что группа неместная.

Магнитофон Stereo жевал кассеты, так что, слушая песни, она всегда на него поглядывала. Эта привычка дошла до автоматизма.

Алена была панкершей, потому что в классе были другие девочки, у которых было все. Даже розовые лосины.

А когда ты панкерша, можно прийти в джинсах и папином свитере. И никто не подумает, что тебе не покупают нормальную одежду.

В предыдущей школе Алена была изгоем. Год назад, когда все стало совсем плохо, отец (хоть что-то полезное сделал) перевел ее в новую. Тогда Алена твердо решила, что никогда не окажется в прежнем положении. А значит, нужно правильно позиционироваться.

И Алена притворилась чокнутой панкершей. Потому что одно дело, когда ты – чучело. И совсем другое – чокнутое чучело.

Был урок физики. Регина Олеговна, известная как «Рентгена», рассказывала о силе тяжести, когда обнаружила, что Люда ее не слушает.

– И чем мы тут занимаемся? – спросила она. Но Люда ее даже не услышала.

Девочка читала книгу и не заметила, как в классе наступила полная тишина. Не увидела она, и как Рентгена подошла.

Училка захлопнула ее книгу собственной рукой.

Люда подскочила так, что чуть не перевернула стол. А это было вполне возможно, потому что Люда в свои двенадцать была здоровенной. Конечно, кличка у нее была «лошадь», а иногда «лошара». Ни у кого из девочек не было кличек, кроме нее.

А еще она была неуклюжей и витающей в облаках. Посади Люду у окна, и она найдет там массу интересного – жучков-паучков, дворника на улице, птичек, деревья. Даже начнет рисовать.

Алена порой понимала, что не будь Люды, то объектом насмешек стала бы она. Это было верное наблюдение, но немного подлое, потому что Алена была благодарна Люде за то, что та такая, как есть.

– Я книгу читала, – сказала Люда, – Ахматову. Вот.

Она перевернула книгу обложкой вверх.

– Что ж, – сказала учительница, – Тогда почитай нам.

Люда никогда не понимала, когда кто-то шутит или говорит что-то на полном серьезе. В этом и была ее проблема.

Она стала читать. А дети – смеяться. Даже училка улыбнулась.

Хуже всего – когда учитель принимает участие в гнусности. Тогда все прочие наглеют. Раз уж старший позволил, значит и нам можно.

Вроде бы ничего, посмеялись. А у человека, может, шрам на душе на всю жизнь.

– Ну ладно, все. Хватит, – сказала Рентгена, а потом посмотрела на Люду, – Такое происходит уже не в первый раз. Как ты думаешь, почему?

Люда ничего не ответила. Она просто стояла и смотрела на класс.

– Ты витаешь в облаках. Ты как будто где-то не здесь. Так нельзя, девочка.

– Я больше не буду, – сказала Люда.

– Не уверена, что у тебя получится. Но мы постараемся тебе помочь, – ее голос вдруг стал ласковым, хотя глаза оставались холодными. – Вопрос в том, может ли человек измениться. Со временем, с возрастом.

– Я вот читала про Рембо, – сказала Люда. – Он сначала писал стихи, а потом перестал.

Кто-то засмеялся, поставив неправильно ударение в фамилии поэта. А потом весь класс принялся обсуждать, может ли человек измениться или нет. Они полезли ей в душу – без спроса и всем классом.

Вместо того, чтобы обсуждать силу тяжести, они обсуждали Люду.

Это была какая-то особая форма пытки. Все вроде бы старались ей помочь. Училка и школьники принялись давать советы. У всех вдруг оказался большой жизненный опыт.

Сцена травли всегда напоминает нелепый спектакль. И в этом спектакле всегда есть три роли, думала Алена. Три, а не две. Те, кто издевается, жертва и наблюдатели. Она и еще несколько ребят не участвовали в этом, но и не спасали Люду. Потому что опасно защищать жертву. Так можно потерять место в классной иерархии, свой статус. А в двенадцать лет нет ничего важнее статуса.

И те, кто молчит, тоже на самом деле жертвы, только собственного чувства вины.

Зазвенел звонок, но они продолжали говорить.

И только когда в дверях показалась учительница русского-литературы Людмила Евстафьевна, Алена набралась храбрости. Эта учительница всегда заступалась за Люду.

Алена вскочила и сказала то, чего сама не ожидала:

– Да заткнитесь вы, – заорала она. – Учитель должен учить, а не лезть в душу. Занимайся своими делами, Рентгена. А с Людой все в порядке.

Ой, что потом началось!

Они всем классом принялись пожирать Алену. Вспомнили, что она плохо учится, и что у нее ужасный прикид. Рентгена обозвала ее «металлисткой». Отличница с первой парты прицепилась к ее полосатому свитеру. А кто-то из парней с «камчатки» обозвал Фредди Крюгером.

Класс разразился смехом, таким долгим, что Алена поняла, что теперь и у нее есть кличка, и она прицепится к ней навсегда. Когда тебе двенадцать, все случается навсегда.

Но самое ужасное в том, что Людмила Евстафьевна за нее не заступилась. Она стояла и смотрела.

Нет, не просто смотрела. Она их изучала, словно никогда раньше не видела людей.

***

В каком-то смысле в предыдущей школе было даже хорошо. Потому что тогда отец еще не пошел вразнос, не превратился в эксплуататора. В те дни, что бы ни случилось, Алена знала, что придет домой. А дом – это убежище. Это ее собственный мир, где все у нее под контролем.

Теперь отец приходил с работы, и к тому времени дом должен был быть чистым, а ужин готов. Три месяца назад сломалась стиралка, он не стал ее чинить, потому что не было денег.

– Это все они виноваты, воры и подонки, – говорил отец.

У него всегда были виноваты некие «они». Кто это – она не знала, потому что там было много политики, с предателями, врагами и тайными экстрасенсами.

Он не был виноват, а стирать одежду вручную приходилось ей. Она наполняла ванну горячей водой и работала до боли в руках.

Иногда приходили его друзья. Они пили, спорили о политике и экстрасенсах и иногда поглядывали на нее так нехорошо, что, даже запершись в своей комнате, она не чувствовала себя в безопасности. А когда они напивались, она тайком удирала на улицу.

Она сидела во дворе с магнитофоном Stereo и слушала Агату Кристи. У нее не было денег на батарейки, но один из пацанов пристроил к магнитофону автомобильный аккумулятор. И его можно было заряжать.

В тот день у отца тоже были гости.

Алена сидела на бордюре и слушала музыку. Тусовалась с ребятами из соседнего класса и смотрела на окно своей кухни на первом этаже.

Она вернется, только когда гости уйдут. Даже если будет уже ночь.

– Был такой мастер. Звали его Ип Ман, – рассказывал Егор. Он был местным специалистом по кунг-фу среди двенадцатилеток. Он смотрел все кунг-фу фильмы. – Однажды, когда Ип Ман ужинал в харчевне между провинциями У Вей и Хун Вей Бин, к нему пристали грабители. Они приказали ему отдать им все свои деньги, осла и черный пояс. В качестве ответа Ип Ман взял свои палочки для еды, поймал ими в воздухе семь мух – столько же было и бандитов – и положил их перед собой на стол. С тех пор никто не приставал к великому мастеру Ип Ману. Так он и дошел до города, где открыл свою школу Ушу, в которой и научил всем своим хитростям не менее великого Брюса Ли.

– И, тем не менее, Чак – реальный чемпион мира, а Брюс просто актер, – заметил один из собеседников.

– Но Брюс круче, это правда. Мне брат сказал, – это был главный аргумент Егора. Старший брат его был видным отличником, мастером единоборств и председателем школьного совета. Он был признанным авторитетом, но, к сожалению, только для самого Егора.

– Брюс не провел ни одного реального спарринга, – сказал собеседник.

– Ну вот, – Егор всплеснул руками. – Каждый раз когда я говорю про Брюса, ты вспоминаешь про Чака.

– Но реальный Чак побил бы Брюса.

– Начинается, – сказал Егор и закатил глаза.

Алена даже убавила звук магнитофона, чтобы послушать разговор.

Если уж по-честному, Егор ей нравился, хотя и был коротышкой, и стригся не по моде коротко.

– Синтия Ротрок, – сказала вдруг она.

Боже, какой черт меня дернул влезть в разговор. Сиди и страдай в одиночестве.

Ребята посмотрели на нее, и она выключила магнитофон.

Она поймала себя на том, что Егор разглядывает ее особенно пристально, и это придало ей сил.

– Ее мужа убили прямо на свадьбе, – продолжила она. – А она пришла и отомстила за него. Несмотря на все предрассудки. Она сделала это.

– Да, – подтвердил Егор. – Но сначала она нашла мастера, который ее всему научил.

– Да, ладно! – возмутилась Алена. – Каждый из них находил крутого мастера, который давал ускоренные уроки кунг-фу. И Джеки Чан, и Ван Дамм и карате-пацан.

Пацаны закивали.

Егор хитро улыбнулся:

– Но не Брюс. Брюс в начале фильмов всегда уже мастер.

Пацаны снова закивали, и это ее вконец разозлило.

– Брюсу приходилось стирать белье? Убирать квартиру? Каждый день хорошо выглядеть? И при этом побеждать в драках? Да она бы побила этого вашего Брюса как нефиг делать.

Алена добавила бы еще злобных одноклассников и училок, но не была уверена, что Синтия училась в такой же ужасной школе, как она. И потом, это было уже слишком.

Алена еще раз подумала о том, как важен в этой жизни статус. А раз ты назвался панком, то нефиг портить себе имидж всякими объяснениями.

– И вообще, я так сказала, – закончила она и включила Агату Кристи на полную катушку.