Исповедь социопата. Жить без совести и сожалений

Мне, например, не потребовалось как-то загасить в себе чувство вины, чтобы оформить пожилой женщине документы о пребывании в концлагере. Я сделала это только благодаря своей эмоциональной отчужденности. Как показали недавние исследования, основой формирования моральных суждений становятся эмоции и неосознанные реакции, а рациональное обоснование следует за ними. В человеческом мозге возникают разнообразные мнения, и он должен находить рациональные обоснования возникающим нравственным чувствам. Разумное решение не убережет от ошибок, но раскаяние, сожаление или вина точно не гарантируют вам успех. Ни социопаты, ни эмпаты не владеют монополией на дурное поведение.

И, как мне кажется, неправильно требовать, чтобы люди делали вид, будто раскаиваются. Но при этом именно социопатов считают лжецами. Но что нам остается делать? Если ты признаешься, что не испытываешь надлежащих чувств или выскажешь свое истинное мнение, тебя тут же отнесут к асоциальным элементам, ужесточат судебный приговор или за этим последуют другие неприятные последствия. И все только потому, что твои мысли и чувства не вписываются в стандарты.

Живя в мире эмпатов, я чувствую, как сильно я от них отличаюсь. Кэти – героиня романа Джона Стейнбека «К востоку от Эдема» – типичный социопат:

«Еще в детстве в ней проявилось что-то, заставлявшее людей приглядываться к ней, а потом отворачиваться, а затем снова приглядываться, ибо в этой девочке им чудилось нечто чуждое. Выражение ее глаз постоянно менялось и никогда не оставалось прежним. Двигалась она неторопливо, говорила мало, но, несмотря на это, стоило ей войти в комнату, как все взгляды устремлялись на нее».

Во мне, как и в героине Стейнбека, всегда было что-то чуждое остальным. Моя подруга, тоже социопат, говорит об этом так: «Даже самый глупый человек каким-то удивительным образом знает, что я другая, даже если не в состоянии внятно объяснить, в чем отличие».

Иногда я чувствую себя героиней фильма «Вторжение похитителей тел». Что угодно может меня выдать – показать, что я другая. Я копирую поведение людей – не потому, что хочу их обмануть, просто не хочу выделяться. Я прячусь, потому что боюсь, что если меня обнаружат, то это повлечет за собой негативные последствия. А все из-за того, что люди просто неспособны меня понять. А я не хочу, чтобы меня уволили с работы или поместили в лечебницу. Я прячу свою истинную сущность, потому что мне не оставили другого выхода.

Заслужила ли я подобное отношение?

Я не садистка. Да, я иногда причиняю боль людям, но это делают все, не только социопаты. Мне, наоборот, кажется, что непоправимые поступки случаются из-за бурных эмоций. Брошенный муж убивает бывшую жену, чтобы она не досталась другому; вооруженный фанатик, ослепленный верой, готов умереть сам и убить других; отец питает к дочери чересчур сильные чувства. Я не испытываю настолько ярких эмоций.

При этом я всегда оберегаю чувства своих близких и стараюсь сгладить острые углы. Я не позволяю им чувствовать, что я оцениваю их полезность для себя, потому что понимаю – это причинит им боль. А последствия этого ударят и по мне: ко мне перестанут хорошо относиться, и я лишусь дружеских или родственных привилегий – ведь их терпение тоже имеет пределы. Поэтому я научилась предсказывать, как мои слова и действия отразятся на других людях, держу язык за зубами и прощаю им их легкомысленное отношение к ним самим и к окружающему миру. При этом я беспощадна к врагам, но, думаю, это как раз нормальная реакция всех людей.

Несколько лет назад я столкнулась с целым рядом проблем. Это было время потерь и рефлексии, и именно тогда я поняла, что источником многих моих проблем стало «социопатическое» мышление и образ жизни. Моя подруга уже диагностировала мне их ранее, однако я совсем забыла об этом до того момента. И тогда я серьезно подошла к вопросу социопатии: стала изучать научные журналы и статьи в интернете, читала блоги жертв манипуляций или мошенничества. Все источники информации были пропитаны предрассудками и стереотипами, и это меня ужаснуло. Я не нашла в интернете точки зрения самих социопатов. Тогда мне показалось, что я должна высказаться и поделиться с людьми своими взглядами на жизнь, мыслями и чувствами. Я считала, что если есть я, то есть и те, кто на меня похож, – социопаты, выбравшие пути развития в бизнесе и достойных профессиях, а не в криминальной сфере. Я хотела общаться, чтобы доносить свою точку зрения, хотела, чтобы мы имели возможность высказаться и это бы не походило на допрос у следователя. Во мне говорила предпринимательская жилка – ведь я была первой, кто создал подобную платформу, причем на высшем уровне. Поэтому в 2008 г. я начала вести свой блог SociopathWorld.com (Мир социопата). Я видела его как место для обсуждений, где могли бы общаться как социопаты, так и люди, которые их любят или ненавидят.

Сейчас на сайт заходит несколько тысяч людей в день, и на нем уже более миллиона пользователей со всего мира, которые сформировали активное онлайн-сообщество. Там есть агрессивные нарциссы, жестокие социопаты и впечатлительные эмпаты, которые ежедневно оставляют свои комментарии: иногда интересные и адекватные, но очень часто грубые и незрелые. Я была удивлена, когда обнаружила, что между комментаторами возникают споры и обсуждения, которые часто даже уходят от первоначальной темы разговора. Люди препираются, пытаясь отстоять свое мнение, поддевают и стыдят друг друга, всячески проявляют социальную активность. Когда я создавала этот блог, я не могла о таком и помыслить. Некоторые делятся своими историями, словно это поможет им принять себя такими, какие они есть, или получить отпущение грехов. Я их понимаю. Есть и те, кто сидят на сайте, ничего не комментируя и никак не проявляясь. Возможно, там они находят крохи информации, которые помогут им справиться со своей жизнью, привести ее в порядок и хоть как-то приблизиться к группе людей с отклонениями от нормы, частью которой они являются.

Больше всего на сайте я люблю общаться с другими активными социопатами, похожими на меня. Это тайное сообщество людей со сложными характерами и неповторимыми историями. Хоть наши жизни сложились по-разному, мы узнаем себя друг в друге. Да, я не убийца, не серийный насильник и не профессиональная мошенница, я способна контролировать свое поведение, однако мы все находимся за порогом социопатии, который определил Хиар. Мы владеем капиталом, накопленным за годы попыток разобраться в себе и найти свое место в обществе. Мир может нас ненавидеть, мы можем быть не знакомы друг с другом и даже недолюбливать друг друга, но мы теперь знаем, что нас таких много. После того как я познакомилась с большим количеством социопатов, а также людей с другим психологическим складом характера, я избавилась от многих предрассудков. Например, что все социопаты, совершившие преступления, чрезмерно импульсивны и занимают низшие ступени социальной лестницы. При этом я в очередной раз убедилась, насколько социопаты отличаются от большинства людей, и зачастую эти отличия пугают. Я замечала, что социопаты из моего блога могут вцепляться в людей с пресловутым упорством питбуля. Они не успокоятся, пока не выяснят все подробности жизни своей «жертвы», чтобы найти рычаги давления и разоблачить их перед родственниками и друзьями. Они могут разрушать браки и ломать судьбы – и все это просто из спортивного интереса. Социопатам интересно ломать чужие жизни, и именно этим они занимаются, когда делают гадости совершенно незнакомым людям в интернете.

Я не пытаюсь сформировать у вас ложное впечатление, будто социопаты не опасны, лишь потому, что я не худшее из зол. Только то, что я не склонна к насилию, умна и занимаю достойное положение в обществе, не означает, что в мире нет жутких, глупых или склонных к насилию социопатов, которых надо избегать. Даже я их избегаю. Социопаты не делают исключений для «своих». Возможно, самые неадекватные социопаты просто не проявляются в моем блоге и отсиживаются в укромном уголке. Поэтому я не знаю, будут ли они походить на известных мне или нет. Да, у нас всех есть схожие черты, но основное наше отличие в том, как они проявляются в поведении.

Я считаю, что социопатия может проявляться по-разному. Социопат может быть кем угодно: отбывающим пожизненное заключение серийным убийцей, беспощадным венчурным инвестором или мамочкой, которая является активным участником родительского комитета. Давайте для примера возьмем человека, страдающего синдромом Дауна. В моей семье есть два родственника с этим диагнозом – один кровный, другой приемный. Кровный похож на своих сестер и братьев, родителей, прочих родственников, но сильнее всего он походит на названую сестру, тоже страдающую этим синдромом. Я скажу даже больше: сторонний наблюдатель, который не будет присматриваться внимательнее, скажет, что на нее он похож больше, чем на кровных родственников. Он не увидит ничего, кроме типичных черт больного – широкого плоского лица, нависших верхних век, приземистой фигуры…

Синдром Дауна – это очень интересное заболевание, потому что одна лишняя хромосома приводит к изменению в проявлении всех остальных генов. Это похоже на то, как если бы вы взяли сырой генетический материал и наложили на него определенную – маску.

Для меня социопатия – это заболевание, схожее с синдромом Дауна. Особенности моего характера похожи на характер моих братьев и сестер, а также коллег и друзей – тех людей, которые входят в мой близкий круг, потому что у нас схожее мировоззрение. Однако при этом моя личность во многом схожа с личностями других социопатов. И вы в первую очередь заметите именно это, потому что социопатов не так много. И меня до сих пор удивляет, насколько мои поступки и привычки совпадают с поступками и привычками совершенно незнакомых мне людей. При этом они могут быть другого пола, расы, из другой страны и совершенно с другим воспитанием. Мы все разные, но при этом мы в чем-то очень похожи друг на друга.

Когда я начала вести свой блог, то тщательно описывала каждый свой день, чтобы объяснить людям, что значит быть социопатом. С одной стороны, я хотела выглядеть реальным человеком, а не образом из телешоу, а с другой – боялась, что меня осудят за ту ограниченную роль, которую социопатия играет в моей жизни. Я решила показывать себя настоящую, а не утрировать какие-то черты в угоду нездоровому интересу. Такую же цель я преследую и в этой книге. Я знаю, что моя жизнь будет долгой. До настоящего момента мне удавалось успешно притворяться обычным человеком, но, возможно, однажды что-то пойдет не так. Может быть, я проведу остаток своей жизни в концлагере для социопатов, если повезет. Некоторые читатели моего блога утверждают, что в конце концов таких, как мы, истребят. Но я все же надеюсь, что, познакомившись со мной, с социопатом, вы испытаете толику сострадания, когда за мной приедет фургон для перевозки скота и увезет в лагерь.

Также я надеюсь, что вы найдете в книге что-то полезное для себя. Как минимум – узнаете о существовании социопатов, наши особенности, и начнете лучше понимать, как с нами взаимодействовать. Правда, я сомневаюсь, что я типичный социопат, потому что мои поступки не соответствуют данным, приведенным в психиатрических исследованиях. И то, как я себя веду, не попадает под критерии, разработанные для диагностирования социопатического поведения. Это может оказаться удивительным для многих, а особенно для тех, кто сформировал свой образ социопатов по фильмам про психопатов-убийц. Но тем не менее я понимаю образ мышления других социопатов и их поступки, особенно их жуткие поступки. Я хочу рассказать вам о своих внутренних диалогах и побуждениях, чтобы вы, через меня, поняли мировоззрение и устройство сознания других социопатов. Возможно, вы при этом обнаружите, что мое мышление не сильно отличается от вашего.

Археолог Клаус Шмидт однажды сказал, что наличие в современной человеческой культуре полулюдей и чудовищ – это признак более высокой ступени развития, в отличие от эпохи неолита. Ведь чем дальше общество уходит от природы и здорового страха перед ней, тем сильнее ему необходимо изобрести новые источники страха.

Возможно, вы слышали о романтической поэме «Ивэйн, или Рыцарь со львом», написанной в XII в. Кретьеном де Труа. Рыцарь Ивэйн отправляется на поиски приключений и сталкивается с чудовищем. «Настолько отвратительна была эта тварь, что никакие уста в мире не нашли бы слов для ее описания». Мне этот жуткий монстр представляется в образе молоденькой девушки. Она лежит на кровати в большом родительском доме, в спальне, которую она делит с сестрой. Пряди ее темных волос падают ей на ресницы. Она закрывает глаза, и перед ней встают картинки, изображающие ее сестру с перерезанным горлом, откуда хлещет яркая алая кровь.

Ивэйн хочет убедиться, ждет ли его битва с чудовищем, поэтому втягивает того в разговор:

«Дай же мне знать, доброе ты существо или нет?»

Существо отвечает: «Я есмь человек».

«Какой же ты человек?»

«Я таков, каким ты меня видишь; я не могу быть другим».

Людям интересно сознание социопатов, это понятно, но зачастую подобный интерес возникает из нездоровых предпосылок. Если вы ждете, что в этой книге будут исключительно жестокие истории, – я вас разочарую. Насильником или убийцей может стать любой – все зависит от обстоятельств. Мне подобные рассказы не кажутся интересными, и мне нечего добавить к тому, что человечество уже совершило.

Как мне кажется, гораздо интереснее понять, почему я покупаю дом для своего близкого друга и буквально на следующий день дарю брату десять тысяч долларов. Недавно мне по электронной почте пришло письмо от подруги, которая страдает от злокачественной опухоли на последней стадии. Она написала, что никогда и ни от кого не получала подарков, которые были бы так ей дороги, и что она благодарна, что судьба свела ее со мной. Меня считают очень заботливым преподавателем – одним из лучших в нашем учебном заведении. Я искренне верю в Бога. Я на самом деле хороший человек, однако меня мотивируют и удерживают в рамках совершенно не те вещи, которые обычно работают для хороших людей. Чудовище ли я? Я предпочитаю думать, что просто занимаю другое место в спектре человеческой жизни.

Глава 2. Диагноз: социопат

Как же я в итоге пришла к тому, что у меня социопатия? Оглядываясь назад, я понимаю, что это было очевидно. Однако мне пришлось пережить крах карьеры и личной жизни в возрасте около 30 лет, прежде чем я стала воспринимать все признаки всерьез.

Мои родственники всегда подшучивали надо мной из-за того, что я не занималась никаким делом дольше двух лет. Средняя школа казалась мне чем-то несерьезным, но тем не менее я закончила ее неплохо и даже получила национальную стипендию за заслуги. В колледже я ни с того ни с сего решила специализироваться на ударных музыкальных инструментах: по программе требовалось овладеть четырьмя инструментами, а у меня вряд ли хватало внимания на один. На юридический факультет я поступила, потому что он был одним из немногих мест, где не требовалось никаких предварительных знаний. С результатами своего вступительного теста я могла попасть даже в престижное учебное заведение по юридическому направлению. Но при этом мой средний балл свидетельствовал о том, что я хоть и умна, но упорный труд вызывает у меня лишь скуку.

После окончания юридического факультета я устроилась адвокатом в «элитную», как она сама себя называла, юридическую контору. Моими коллегами стали выдающиеся выпускники элитных университетов. Собеседование и тест были крайне сложными, но я, хоть и с трудом, все же прошла их. Нас считали лучшими из лучших, и фирма охотно выписывала премии. Через два года после окончания университета я зарабатывала 170 тысяч долларов в год и 90 тысяч бонусами. Если бы все продолжалась так же, то с каждым годом моя зарплата возрастала бы. Но я была ужасным работником.

Я не могу хорошо заниматься своим делом, если работа не ставит передо мной интеллектуальных вызовов или не улучшает мое резюме, тут дело вовсе не в деньгах. Больше всего времени я тратила на то, чтобы уклониться от работы и спланировать свой день вокруг обеденных перерывов и перерывов на кофе. Однако я очень удивилась, когда получила плохую характеристику в конце года. Мое удивление стало еще сильнее, когда меня вызвал шеф и сказал, что либо я беру себя в руки и работаю, либо увольняюсь.

Я не пересмотрела свое поведение. Вместо этого отправила резюме в несколько юридических фирм и устроилась в не менее престижную контору, да еще и с большей зарплатой. Но я по-прежнему была уверена, что предназначена для чего-то большего, чем должность высокооплачиваемого перекладывателя бумаг. А именно этим я занималась на позиции младшего парт-нера. Спустя несколько месяцев я оказалась на улице, с коробкой со своими вещами под мышкой. Я ждала подругу, которая должна была отвезти меня домой.

Именно тогда отец одной моей близкой подруги заболел раком. В то время я с удовольствием с ней общалась: она была умна, независима и проницательна. Однако случившееся с отцом проявило ее эмоциональную хрупкость и привязанность к семье. Мне надоело приспосабливаться к ее настроению, и я решила, что я вкладываю в наши отношения больше, чем получаю взамен. В результате я решила прекратить наше общение. Сначала я испытывала лишь облегчение, но потом заскучала. Однако я старалась не придавать этому большого значения, потому что была готова к такому повороту.

Следующие два года я жила на пособие по безработице. Мои родственники очень волновались, постоянно спрашивали, что я собираюсь делать дальше. Однако я не чувствовала никакого экзистенциального кризиса. Моя жизнь всегда делилась на двухлетние интервалы, поэтому я никогда не планировала что-либо за пределами этого времени.

Однако количество свалившихся на меня неудач стало неожиданным для меня – даже двухлетний план казался лишенным всяких перспектив. Я оказалась безработной, без направления в жизни и почувствовала, что я поступила очень глупо, умудрившись потерять престижную и приносящую хороший доход работу в выбранной мной области. Сначала я решила поступить в бизнес-школу, но не знала, куда и зачем – чтобы снова добиться успеха и потерпеть крах? Я без угрызений совести бросила подругу в тяжелый момент ее жизни. Сколько еще отношений мне предстоит разрушить? Я понимала, что нормальные люди так себя не ведут, и чувствовала, что лишаюсь привычной жизни. Но если я не нормальный человек, то что со мной не так?

В итоге мне пришлось стряхнуть с себя шелуху и сорвать все маски, чтобы разобраться, кто я на самом деле. Делала я это с беспощадностью, с которой обычно отношусь к другим. Именно тогда я поняла, что я хамелеон, о котором впервые узнала в детстве из большой книги о рептилиях. Я притворялась всю свою жизнь. Часть моей личности, предназначенная для общения, испарилась, и оказалось, что поддерживать отношения пыталась моя внешняя оболочка, а не истинная суть. И она была для меня непроницаема. Я любила смотреть на людей, но не любила, когда меня разглядывали; а в итоге оказалось, что я никогда не пыталась присмотреться к себе.

Я привыкла верить в собственную ложь. Фиксировалась на моментах, когда я вела себя как нормальные люди. Чудовище не плачет во время печального фильма. Сердце чудовища не разбивается, когда любовь проходит. Слезы, как и сердечная боль, о которой сложено так много песен, доказали бы мою нормальность. Но как может разбиться то, чего нет? Я с легкостью убедила себя, что для меня не существует подобной проблемы. Одно дело – лгать другим, совсем другое – всю жизнь обманывать саму себя. Я поверила в свой обман, забыла, кто я такая на самом деле, и перестала себя понимать. Мне впервые в жизни захотелось измениться, захотелось перестать быть чужой самой себе.

Именно тогда и случился переломный момент. Однако это была не первая моя попытка понять себя. Когда я училась в колледже и общалась с другими студентами, то часто попадала в неприятные ситуации (это я подробно описываю в главе 5). Тогда моя жизнь казалась мне кромешным адом. Я никак не могла провести параллель, чтобы как-то обозначить свое поведение. Потом я провела серьезный и тщательный самоанализ и выяснила, что склонна манипулировать другими, коварна, способна лишь на поверхностные отношения, одержима жаждой власти и стремлюсь победить любой ценой. Конечно, подобное поведение сильно осложняло мою жизнь, и я изо всех сил старалась вести себя нормально хотя бы в важных ситуациях.

В то время я даже не знала о существовании социопатов и, конечно, точно не думала, что могу принадлежать к их числу. Только когда я уже училась в университете, моя коллега впервые предположила подобное. Мы вместе проходили летнюю практику и делали что-то очень нудное, о чем я уже и не помню. Мне было безумно скучно, поэтому, когда я узнала, что эта женщина – сирота, которую удочерили в раннем детстве, я начала лезть в ее личную жизнь, чтобы найти какое-нибудь уязвимое место. Она была довольно полной, но при этом веселой и общительной, и казалось, что у нее полно уязвимых мест. На деле же выяснилось, что это был лишь фасад. На самом деле женщина была настоящей интеллектуалкой, которая умела жить среди людей и быть открытой. Мы работали в одном кабинете и, чтобы отвлечься от выматывающей работы, часами обсуждали политику, религию, философию, моду и многое другое. Она начала заботиться обо мне с самого начала: советовала, как одеваться на работу, кормила овощными салатами, чтобы я перестала питаться чизбургерами.

Мне стало интересно, как у нее получается привлекать людей и делать так, чтобы им было комфортно рядом. Поэтому я начала анализировать ее поведение, чтобы скопировать его, и честно рассказала ей об этом. Я смотрю на жизнь очень холодно и рационально, а она очень чувствительна и отзывчива. При этом она крайне умна, высоко ценит деловой подход, но время от времени позволяет себе отойти в сторону от своей рациональности и испытать сочувствие или милосердие. Я не слишком высоко оцениваю эти свойства, но считаю, что другие имеют на них право. Я ведь понимаю, что не все обязаны разделять мои вкусы в отношении музыки или автомобилей.

У нее была магистерская степень по теологии, и мне нравилось исследовать границы ее веры. Я стала спрашивать о вещах, которые казались мне важными для нее. Помню, что я много спрашивала ее об альтруизме, о чем не имела никакого понятия, потому что была ему неподвластна. Я объяснила ей свою точку зрения: для меня главное – точно оценить полезность человека, как и любого предмета, а значит, меня совершенно не волнуют другие стороны. Этот разговор произошел до того, как я перестала общаться с подругой, отец которой заболел раком, однако к тому времени я потеряла контакт с большим количеством людей. Я просто заканчивала наши отношения, если общение переставало приносить пользу и становилось мне в тягость. Один из тех, с кем я прекратила общаться, сказал, что я начисто лишена альтруизма. Я сказала, что он, возможно, прав. А возможно, что права я и альтруизм – лишь нарушение мышления, которое мешает людям действовать и подогревает их нерешительность. Я же могу спокойно решать любые сложные ситуации. Моя коллега жалостливо кивала.

Через несколько дней после разговора об альтруизме мы обсуждали, как стоит вести себя в ситуациях, когда требуется утешать людей, которые страдают от неразделенной любви. Она увидела, что я не имею ни малейшего понятия об этом, и тогда спросила, не социопат ли я. Я помню, что не знала, что ей ответить, потому что не вполне понимала, что такое социопат и почему она подумала так обо мне. «Социо-» – это что-то социальное или относящееся к обществу, «патия» – какое-то болезненное состояние. Получается, что «социопатия» – это нарушение общественной сознательности? Мне подобное знакомо.

Фраза моей коллеги меня не оскорбила. На тот момент я уже и сама отчетливо понимала, что серьезно отличаюсь от других. Я очень рано поняла, что обычные люди не относятся к своей жизни как к сложной игре, где все составляющие можно оценить по их полезности для личных целей и удовольствий: и события, и вещи, и людей. Позже я заметила, что люди испытывают «чувство вины». Странное сожаление, которое возникает не из-за плохих последствий их поступка, а из-за неясной моральной составляющей, которая укоренилась в их сознании. Если они навредят другому человеку, то будут страдать так, словно их поступок что-то непоправимо сломал в устройстве вселенной, и это вселенское потрясение вызвало у них душевные муки. Я никогда не испытывала подобного, и мне приходилось притворяться, я лишь имитировала чужое поведение. Мне стало любопытно. Если подобное поведение свойственно кому-то еще, то, вероятно, я смогу узнать о себе много нового. И когда я начала читать статьи и книги о социопатии, то стала находить описания, в которых узнавала себя.

Моя коллега знала человека, который оказался социопатом. И вместо того чтобы изображать из себя жертву бессердечного мошенника, она с ним подружилась и много лет поддерживала с ним теплые отношения. Когда я вспоминаю этот отрезок своей жизни, я понимаю: то, что эта женщина смотрела на меня как на человека, хоть и считала социопатом, означало, что меня можно понять и принять такой, какая я есть. Она была ярким примером того, что не все совестливые и наделенные сочувствием люди ненавидят мне подобных.

Я была невероятно рада, что она назвала меня социопатом, потому что теперь я не была одинока в этом мире. Возможно, подобные чувства испытывают люди, вдруг осознавшие свою гомо- или транссексуальность (хотя внутри они, конечно, всегда чувствовали свою необычность).

С тех пор, как меня первый раз назвали социопатом, и до моего увольнения и вынужденного начала самоанализа и рефлексии прошло несколько лет. Когда я узнала слово «социопат» и то, что оно означает, то с интересом отнеслась к этой информации, но все же посчитала ее достаточно незначительной и забыла. Однако, когда все пошло наперекосяк, я поняла, что больше не могу отрицать то, что я не такая, как все, и игнорировать это. Мне нужно было получить ответы на мучившие меня вопросы, поэтому я пошла к психотерапевту. Однако врач оказалась лишь очередной игрушкой, с которой мне было интересно развлекаться, и весьма дорогие сеансы не приносили мне практически никакой пользы. Единственным плюсом сеансов стало то, что я вспомнила о времени летней практики и диагнозе, который мне поставила коллега, – «социопатия». И тогда я стала углубляться в эту сферу и начала читать книгу, которая как раз в то время целиком появилась в интернете. Ее написал основоположник современного понимания психопатии доктор Херви Клекли.

Книга «Маска здравомыслия» впервые была опубликована в 1941 г. В ней доктор Клекли описал характерные черты для человека, которого он тогда называл психопатом, но сейчас его принято называть социопатом. Клекли заявлял, что диагностировать психопатию чрезвычайно трудно, потому что эта болезнь не затрагивает ни умственные способности, ни умение нормально вести себя в обществе. Более того, психопат, благодаря своей рациональности, может добиться высокого положения в обществе. Клекли писал:

«Мало того что психопат рационален в суждениях, а его разум лишен иллюзий; он, кроме того, реагирует на ситуации нормальными эмоциями. Свои честолюбивые цели он обсуждает со здоровым воодушевлением. Твердость его убеждений производит впечатление даже на закоренелых скептиков. На интерес к своей личности психопат отвечает вполне адекватными чувствами, а обсуждая свою жену, детей или родителей, производит впечатление теплого человека, способного на преданность и верность».

Психопаты, по мнению Клекли, – это асоциальные личности, и они лишь кажутся социализированными. Они могут выглядеть так, будто способны, как и остальные люди, чувствовать, стремиться к чему-то, ощущать надежду и любовь. Их практически невозможно отличить от обычных людей. Психопаты к тому же имеют дополнительные привлекательные черты, которые несвойственны многим «нормальным» людям. Клекли описывал психопатов как обаятельных и остроумных, хладнокровных и красноречивых людей, которые сохраняют спокойствие в любых жизненных ситуациях. Однако под «маской здравомыслия» скрывается лжец и искусный манипулятор, который не собирается нести ответственность за свои поступки. При этом он может испытывать возбуждение, так как импульсивен, капризен и часто совершает одни и те же ошибки. Врожденный нарциссизм мешает ему формировать эмоциональные отношения с другими людьми; его связи весьма беспорядочны. Эмоциональный мир психопата – лишь бледное подобие богатого эмоционального мира здорового человека. Клекли также признает тот факт, что из-за совокупности особенностей характера психопаты одинаково хорошо могут выстроить как деловую, так и криминальную карьеру.

Клинические описания Клекли, созданные больше полувека назад, открыли мне глаза на саму себя: еще никогда я не узнавала себя лучше. Наблюдая за сотнями пациентов, Клекли выделил 16 ключевых поведенческих характеристик, которые определяют психопатию. Большинство этих признаков до сих пор используют для диагностики социо- и психопатий и других расстройств социального поведения. Они включают в себя следующее:

• внешнее обаяние и хороший интеллект;

• отсутствие заблуждений и других признаков иррационального мышления;

• отсутствие нервозности или психоневротических реакций;

• ненадежность;

• лживость, неискренность;

• неспособность испытывать стыд и раскаяние;

• неадекватные обоснования асоциального поведения;

• недальновидность и неспособность учиться на своем опыте;

• патологический эгоцентризм и неспособность к любви;

• явно выраженное отсутствие главных аффективных реакций;

• отсутствие настоящей проницательности;

• равнодушие к глубоким межличностным отношениям;

• шокирующее и неприемлемое поведение в состоянии алкогольного опьянения, а иногда и в трезвом виде;

• угрозы самоубийства, которые очень редко исполняются;

• безличность, банальность и эмоциональная скудость половой жизни;

• неспособность следовать жизненным планам.

Если вы когда-нибудь читали гороскоп, узнавали в нем себя и думали: «Ого, да в астрологии что-то есть», то сможете понять, что почувствовала я, когда прочитала книгу Клекли. Хоть я и не обнаружила у себя всех признаков, но те, что совпали, были до крайности точны и напугали меня этим. Совпавшими признаками стали отсутствие плана развития моей жизни, холодность по отношению к друзьям, невозможность сосредоточиться на работе. Эта книга открыла для меня психологические причины, которые лежали в основе многих моих проблем. Самыми поразительными для меня стали описания пациентов Клекли: некоторые из них были так похожи на меня, что иногда казалось, будто автор пишет обо мне. Одной из пациентов Клекли была Анна. Описание этой женщины показалось мне списанным с меня: