Buch lesen: «Сто лет СССР: современная историография»

Ответственный редактор – канд. ист. наук И. К. Богомолов

Редактор-составитель – канд. ист. наук М. М. Минц

© ИНИОН РАН, 2024

* * *

Предисловие

История Союза Советских Социалистических Республик притягивает внимание широкого круга специалистов-гуманитариев – не только историков, но и социологов, политологов, культурологов, лингвистов, философов. Масштабность, сложность и многомерность истории СССР такова, что у исследователей нет необходимости «подстраивать» изучение этого периода под «юбилейные» даты и мероприятия. Тем не менее столетие образования СССР стоит особняком, так как выпало на время очередных кардинальных перемен в мире. Многочисленные военные и дипломатические кризисы символизируют фактический демонтаж миропорядка, сложившегося после окончания Второй мировой войны, неотъемлемой частью которого был Советский Союз. Поистине революционные изменения происходят в мировой экономике, международных отношениях, демографии, культуре и науке. Понять, что мир изменился и уже никогда не станет прежним, всегда легче через углубленное изучение и лучшее понимание важнейших атрибутов, символов и образований уходящей эпохи.

В этом смысле неудивительно, что всестороннее исследование СССР – уникального явления в истории ХХ в. – набирает обороты как в России, так и за рубежом. С каждым десятилетием историография Советского Союза разрастается, появляются новые направления и научные школы, не утихают споры о проблемных вопросах советской истории. В данном сборнике обзоров и рефератов предпринимается попытка осмыслить основные тенденции в развитии современной историографии, наметить ее проблемы и перспективы.

Сборник организован по проблемно-хронологическому принципу. Открывают его четыре реферата И. К. Богомолова на статьи зарубежных авторов о различных проблемах раннесоветской истории. В статье Ф. Ашшенфельда и М. Трекера сравниваются подходы в экономическом планировании, которые разрабатывали в конце XIX – начале ХХ в. лидеры партии большевиков и теоретики марксизма в кайзеровской Германии. Основное внимание уделено практикам централизации экономики, планирования и распределения в Германии времен Первой мировой войны, а также влияние этого опыта на взгляды большевиков после революции 1917 г. В статье Э. Уллимотта рассматриваются вопросы организации раннесоветского быта и общественного пространства в 1920-е годы. Несмотря на исчезновение городских коммун при И. В. Сталине, многие аспекты их организации повлияли на быт советских граждан в последующие десятилетия. Дж. Уайт подробно анализирует влияние сочинений Л. Д. Троцкого на развитие советской историографии российской революции. Хотя имя Троцкого с конца 1920-х годов старательно вычеркивалось из истории Октября, его концепция развития революционной ситуации стала фактически неотъемлемой частью общепринятого в СССР взгляда на революцию 1917 г. Освещение Октябрьской революции в энциклопедии «Британника» в 1920-е годы проанализировал П. Дьюкс. Автор показал, что на этом этапе развитие концепции и кратких характеристик 1917 г. осложнялось тем, что специалисты по этому периоду русской истории сами зачастую были ее участниками (П. Г. Виноградов, Л. Д. Троцкий).

В 2010-е годы значительно возросло внимание отечественных и зарубежных историков к раннесоветскому периоду. Во многом это было следствием падения интереса к теме российской революции (а в ряде случаев – расширения ее хронологических рамок до конца 1920-х годов), развития концепции «советской модерности» и встраивания процессов в СССР в общемировой контекст¹. С другой стороны, Большой террор и Великая Отечественная война в последние десятилетия поглощали львиную долю внимания исследователей. Ныне фокус смещается на 1920–1930-е годы, во-первых, из-за слабой изученности многих сюжетов. Характерный пример – монография Дж. Микенберг, посвященная массовому «паломничеству» американцев в Советский Союз в 1920–1930-е годы (автор реферата – Ю. В. Дунаева). Во-вторых, обращению к межвоенному периоду способствует активизация попыток рассматривать ключевые события ХХ в. (в том числе революцию 1917 г. и Вторую мировую войну) в разрезе глобальных процессов мировой истории. Это хорошо видно и на примере прошедших в Санкт-Петербурге 23–25 сентября 2022 г. XV Плехановских чтений (обзор подготовлен В. П. Любиным). На этот раз чтения были посвящены развитию СССР в «геополитических условиях 1927–1941 гг.», то есть от прихода Сталина к власти и до начала Великой Отечественной войны. Общей идеей докладов была тесная увязка внутренних процессов в Советском Союзе с внешними условиями и тенденциями развития межвоенной Европы.

Традиционное, но весьма важное место в историографии занимает изучение религиозной политики в СССР. В этом смысле выход монографии В. Смолкин стал, безусловно, значимой вехой и показал, что тема не теряет своей актуальности и имеет большие перспективы. В рецензии на эту книгу (автор – А. В. Апанасенок) рассматривается феномен советского атеизма, который стал одним из центральных элементов советской идеологии и одновременно «полем битвы» теории и практики, примером столкновения мировоззрений и скрытой идеологической борьбы в советских социально-политических условиях.

Национальная политика в СССР – еще одна тема, интерес к ней только увеличивается по мере отдаления советской эпохи. Многочисленные межэтнические и меконфессиональные конфликты на постсоветском пространстве и по всему миру заставляют историков обращаться к советскому опыту, к решениям советского руководства, влияние которых на современность не только не уменьшается, но с годами проявляется все более остро. В поисках истоков советской национальной политики М. Баттис в своей статье (автор реферата – И. К. Богомолов) рассматривает влияние на взгляды большевиков австромарксистской концепции национальной автономии и государственности. Видные теоретики австромарксизма К. Реннер и О. Бауэр не считали, что для каждой нации свойственно стремиться к созданию государственности, и рассматривали национально-культурную автономию как приемлемую форму самовыражения и самосохранения для большинства народов. Сталин неизменно критиковал взгляды австромарксистов на национальный вопрос, однако, как показывает Баттис, именно в сталинскую эпоху национальная политика СССР заимствовала многое из теории Реннера и Бауэра. Исследования практической реализации советской национальной политики на примере Белорусской ССР рассматривает в своем обзоре Д. В. Петрухина. Особенностью БССР было то, что коренизация и «беларусизация» происходили в уже существующем государстве (в виде советской республики), в то время как в подавляющем большинстве случаев созданию государства предшествовал интенсивный процесс нациестроительства.

Продолжились в последние годы и исследования советской внешней политики в межвоенный период. В обзоре О. В. Бабенко проанализированы работы В. Влодаркевича, П. Уайтвуда и С. Лацного по истории советско-польских отношений в 1920–1930-е годы. В. Влодаркевич, рассматривая деятельность польской разведки, приходит к выводу, что Варшава к 1939 г. оказалась в затруднительном положении, считая угрозой и Германию, и СССР, но так и не найдя нужного баланса для обеспечения безопасности страны. П. Уайтвуд в своей статье рассматривает попытки Москвы организовать коммунистическую пропаганду среди польских военнопленных в начале 1920-х годов. По его мнению, именно поражение в советско-польской войне и неудача в пропаганде в Польше стали для большевиков переломным моментом и предопределили их фактический отказ от идеи мировой революции. С. Лацный, анализируя образ Польши и поляков в советском довоенном кино, показывает, что основным мотивом пропаганды был многовековой гнет украинцев и белорусов под властью польского государства. При этом подчеркивалось, что Польша, раздираемая внутренними противоречиями, не имеет той идейной основы, которую получили после Октябрьской революции советские народы.

Актуальная ныне тема отношений СССР и Африки отражена в обзоре Е. Н. Емельяновой, сфокусированном на работах последних лет о советско-африканских отношениях в 1920–1930-е годы. Большинство современных историков отмечают, что зарождение африканистики в СССР во многом было связано с интересом Коминтерна к распространению своего влияния в мире. Угроза со стороны фашистского блока требовала изменения тактики в 1930-е годы: создания народных фронтов, отказа от поддержки революционных восстаний. Приверженность Коминтерна и первых африканистов «левому» подходу 1920-х годов привела к репрессиям против них в период Большого террора и сворачиванию африканских исследований до второй половины 1950-х годов.

Многочисленные исследования истории СССР в годы Великой Отечественной войны заслуживают отдельного сборника, поэтому М. М. Минц в своем обзоре сознательно ушел от собственно военной тематики и сосредоточился на «небоевых» аспектах (повседневность на фронте и в блокадном Ленинграде, выживание советских граждан в нацистских концлагерях, оккупированные территории СССР в 1941–1944 гг., Холокост, советский тыл и отношения Москвы с союзниками по антигитлеровской коалиции). Растущую популярность и разнообразие «небоевых» сюжетов иллюстрирует обзор О. В. Бабенко, где подробно анализируются современные работы по истории фронтовых художественных бригад и театров в годы Великой Отечественной войны.

Историю советской исторической науки в сборнике представляет реферат коллективной монографии об изучении в СССР античности (автор реферата – А. Е. Медовичев). Антиковедение в Советском Союзе прошло несколько этапов, во многом отражавших общественно-политические тенденции в стране: формирование «костяка» историков-античников в 1920-е годы, заложение институциональных основ изучения и преподавания древней истории и «реабилитацию» дореволюционного образования в 1930–1940-е годы, ослабление административных и идеологических ограничений в период «оттепели».

Экономические причины распада СССР рассмотрены в статье Л. Сьвидера (автор реферата – О. В. Бабенко). Сьвидер основное внимание уделяет реформам периода перестройки и приходит к выводу, что замысел и реализация реформ впервые в советской истории зависели не только от экономической, но и от политической конъюнктуры. За политическим распадом Советского Союза последовал и распад экономических и хозяйственных связей, а также перераспределение собственности, которое, по мнению Сьвидера, вполне следовало ленинской логике «экспроприации экспроприаторов».

Завершает сборник реферат книги Ч. Дж. Салливана о ностальгии по СССР в современной России, подготовленный Т. М. Фадеевой. Особенностью работы Салливана является его обращение к массовым настроениям в российском обществе; он также рассматривает социально-экономические и культурные причины «советской ностальгии», ее влияние на современную российскую политику.

И. К. Богомолов

Ф. Ашшенфельд, М. Трекер
От Людендорфа к Ленину? Первая мировая война и истоки советского экономического планировании
(Реферат)

Asschenfeldt F., Trecker M. From Ludendorff to Lenin? World War I and the origins of Soviet economic planning // Europe-Asia Studies. – 2023. – DOI: https://doi.org/10.1080/09668136.2023.2259635.

Историки Ф. Ашшенфельд (Принстонский университет, США) и М. Трекер (Институт истории и культуры Восточной Европы, Лейпциг, Германия) анализируют взаимосвязь между войной и экономическим планированием, рассматривая интеллектуальную историю экономического планирования во время и после Первой мировой войны. В центре внимания авторов – вопрос о влиянии мобилизации экономики в 1914–1918 гг. на развитие социалистической мысли в целом и, в частности, на развитие советской экономики. Прослеживая историю военного планирования в Германии и России, авторы предлагают новую интерпретацию роли немецкой военной экономики в политике большевиков.

Ашшенфельд и Трекер сосредоточили внимание на сравнении дебатов о планировании среди российских левых и дебатов о планировании в Германии военного времени. В Германии экономическое планирование рассматривалось промышленниками, такими как В. Ратенау, а также военными деятелями, такими как генерал Э. Людендорф, «не просто как необходимое зло в военное время, но и как способ оживить немецкое общество после войны» (с. 2). За этими дискуссиями следили в России, в том числе экономист Ю. Ларин (Михаил Лурье, 1882–1932), который после революции стал «одним из самых радикальных сторонников планирования». Авторы отмечают, что до прихода к власти большевики в основном обращали внимание на динамику капитализма на периферии и не заглядывали далеко вперед в прогнозах о форме и организации социалистической экономики. Но в ходе Первой мировой войны «российские левые интеллектуалы начали видеть следы социализма в мерах, принятых воюющими державами, особенно в военной экономике Германии» (с. 2). Особое внимание авторы уделили влиянию работ Р. Гильфердинга (1877–1941), подробно рассмотревшего процесс картелизации промышленности во второй половине XIX – начале ХХ в. По мысли Гильфердинга, процесс картелизации и концентрации власти в руках финансового капитала в конечном счете должен был привести к возникновению общего картеля (Generalkartell), который планировал бы все экономические отношения в данном обществе. Экономические процессы в Европе этому лишь способствовали. Фактическая отмена свободной конкуренции в 1870-е годы потребовала от буржуазии бо́льшего взаимодействия с государством. Поскольку контролируемую конкуренцию было легче осуществлять в границах одного политического образования, картели, как правило, развивались по национальному признаку, стремясь расширить сферу своего влияния за пределы национальных границ, чтобы увеличить прибыль. Этот механизм, утверждал Гильфердинг, мог бы объяснить геополитическую напряженность начала ХХ в.: несколько национальных картелей боролись за мировые рынки, имея ограниченные ресурсы и территории, и стремились их расширить, используя военную мощь государства (с. 8).

Среди большевиков интерпретация войны как апогея картелизации была впервые предложена Н. И. Бухариным, он в книге «Империализм и мировая экономика» (1915) утверждал, что начало мировой войны привело к появлению нескольких «национальных марксизмов» и борьбе между различными регионами. Он «пошел дальше Гильфердинга, утверждая, что преобразование национальной экономики в один гигантский трест – процесс, начавшийся в Германии в 1870-х годах, – представляет собой важную предпосылку социализма» (с. 8). Первая мировая война рассматривалась как конфликт между государственно-капиталистическими картелями, контролируемыми правящими классами, которые стремились насильственно продвигать свои интересы на мировом рынке.

Для Ленина, Бухарина и Ларина картелизация военного времени («государственный капитализм») представлялась лишь промежуточным шагом в неизбежном развитии общества к социализму. Ларин до 1917 г. также часто ссылался на работы Гильфердинга, анализируя военную экономику Германии. Он отмечал, что банки, участвуя в финансировании войны, были вынуждены сокращать конкуренцию, что в свою очередь приводило к созданию отраслевых монополий. Таким образом, война должна была укротить «хаотические» процессы рынка путем картелизации, породив более рациональный экономический порядок. В 1915 г. Ларин писал на страницах «Вестника Европы», что «сегодня Германия представляет собой самую интересную социальную лабораторию человечества» (цит. по: с. 10). В октябре 1917 г., когда он стал одним из главных советников Ленина по экономическим вопросам, именно это ви́дение военной экономики послужило основой для первых шагов к экономическому планированию и тотальной национализации.

На Ленина, «по-видимому, произвела особое впечатление военная экономика Германии, которая служила свидетельством мощи централизованного планирования и расширенного влияния государства. Однако, учитывая, что Ленин сделал очень мало зафиксированных замечаний о военной экономике Германии, ее влияние на него не следует преувеличивать» (с. 10). Большевистское экономическое планирование было не просто попыткой подражать немецкой модели. Скорее, утверждают авторы, здесь есть «избирательное сходство с другой высокоцентрализованной и принудительной моделью экономического управления». Можно выделить лишь набор «этатистских и нелиберальных убеждений, разделяемых немецкими военными планировщиками и экономистами в большевистской России» (с. 3). Влияние немецкой политики военного времени на конкретную политику большевиков трудно проследить, особенно с учетом того, что немецкая военная экономика «не разделяла сильного акцента большевиков на национализацию и конфискацию» (с. 10).

На более глубоком уровне внимание большевиков к немецкой военной экономике указывает на «набор общих ценностей и черт сходства, которые, как это ни парадоксально, разделяли российский революционный режим и немецкие реакционные правые». Стремление большевиков к неограниченной исполнительной власти «отражало стремление Людендорфа подчинить всю экономическую деятельность военному командованию для целей тотальной войны» (с. 11). Таким образом, военная экономика Германии привлекала большевиков как модель хорошо организованной «буржуазной диктатуры», пример силы принуждения. Именно по этой причине к концу 1920-х годов многие видные представители немецкой правой интеллигенции, «отвергая большевизм, были очарованы экономической организацией Советского Союза». Такое «избирательное восхищение, несмотря на идеологический разрыв, уходит корнями в Первую мировую войну» (с. 11).

В целом, заключают Ашшенфельд и Трекер, во время Первой мировой войны все воюющие державы были вынуждены так или иначе усилить вмешательство государства в экономику. Такое развитие событий «вдохновило интеллектуалов, как левых, так и правых, на продолжение политизации экономической жизни в стремлении к более справедливому порядку после войны». В наиболее экстремальной (большевистской) форме это повлекло за собой «тотальное планирование», отражавшее мечту об интеграции всех социальных сил в государстве и достижении полного контроля над экономической жизнью. Таков был утопический идеал, стоявший за военным коммунизмом и «командно-административной системой», построенной в СССР при Сталине. Но существовали и другие, более умеренные взгляды на послевоенное экономическое планирование, которые «основывались на расширении сотрудничества между бизнесом и государством». Эта «смешанная экономика» была, по сути, тем, что предложил Ратенау, и «в какой-то степени нашла выражение в ленинском нэпе и ранней фазе Октябрьской революции. Фактически многие страны Запада приняли аналогичные меры планирования после Великой депрессии» (с. 15).

И. К. Богомолов