Павловский вальс

Глава 5

Утреннее солнце освещало сотни лодочек и маленьких судёнышек на единственном парусе, которые плыли по Фонтанке. Все лодочки и судёнышки, были до отказа заполнены людьми. Все эти люди приехали в основном из окрестностей Санкт-Петербурга с одной единственной целью – посетить гостиный двор. Не было в России лучше торгового места. Тысячи и тысячи самых разнообразных, а порой и удивительных товаров ежедневно и ежечасно выставлялись на продажу. Оттого, раз или два в год, а порой и чаще, люди, в основном с весьма скромным заработком спешили в Гостиной двор. Такая поездка считалась самым лучшим праздником. И лучше всего остального тому служили подтверждением радостные лица людей плывущих по Фонтанке.

На одном из таких судёнышек идущим под парусом примостились не менее тридцати человек. Они сидели на грубо сколоченных лавочках, а иные и вовсе на том, на чём обычно сидят все люди, прямо на палубе, как гордо называл порядком изношенные доски сам капитан судёнышка. Облачённый в некое подобие морского мундира, он стоял на корчме и с важным видом отвечал на вопросы пассажиров. Услышав один из восторженных криков, капитан весомо и обстоятельно начал объяснять:

– Дом с ангелами принадлежит графам Азанчеевым. Лет двадцать как он построен. Чего у них там только нет. Сказывают, они даже кузню поставили, чтобы ковать лошадей. И покупать будете у них. В гостином дворе у них своя часть. Прямиком с ихних же фабрик поставляется.

Ангелы на фасаде уже стали отчётливы видны. И они стали причиной ещё одного восторженного голоса. На сей раз, капитан ничего не сказал. Причина его молчания была до удивления проста – он просто не понял ни слова, поскольку речь звучала на немецком языке.

– Папенька, папенька, вы только взгляните какое чудо?! – говорила молодая девушка, весьма и весьма привлекательной внешности указывая рукой в сторону возвышающегося впереди особняка Азанчеевых. – Как хороши эти ангелы и сколько в них возвышенного чувства! Папенька, позвольте отлучиться ненадолго по прибытию на берег? Он так хорош, что мне не терпеться рассмотреть его как следует.

– Хорошо, хорошо! – раздался в ответ мужской голос.

– И мне бы хотелось, – раздался второй девичий голос, который прозвучал более скромно.

Следом прозвучал третий девичий голос, в котором сквозило откровенное раздражение:

– Ты везде видишь возвышенные чувства!

Кому же принадлежали эти голоса? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо запастись терпением и бросить самый внимательный взгляд на семью из четырёх человек, которые сидели во втором ряду прижавшись друг другу.

С левого края сидел Иоганн Лукас, худощавый мужчина высокого роста с бородой. Рядом с ним сидела его старшая дочь Анна. Именно она просила позволения рассмотреть дом Азанчеевых. Рядом с Анной и третья по счёту от края, сидела средняя дочь Иоганна Лукаса – Мария. Именно ей принадлежал второй голос. И четвёртая, последняя, была Катарина – младшая дочь Иоганна Лукаса. Именно она выразила недовольство старшей сестре Анне.

Семейство Лукас переехала в окрестности Санкт-Петербурга, а именно в город Павловск из небольшого австрийского городка Фельдкирх. Иоганн Лукас, получил предложение от великого князя Константина Николаевича Романова. Ему предлагалось стать врачом военного лазарета в Павловске с окладом в 450 рублей за год. Кроме того, ему дозволялось заниматься частной практикой в свободное время. Коротко обсудив предложение, семья переехала на жительство в Павловск. Это знаменательное событие произошло десять лет назад. Они купили небольшой дом недалеко от Павловского вокзала. Дом состоял из трёх комнат, двух больших и одной маленькой. В одной комнаты разместились все три дочери. Во второй разместились они с супругой. Опочивальня супругов стала так же маленькой аптекой, где Иоганн Штраус изготовлял лекарства. Третья и самая большая с русской печью, стала для них и гостиной и столовой и приёмной для больных.

Через три года после переезда, мать Катарины, не выдержав сурового русского климата скончалась. Иоганн Лукас стал вдовцом с тремя малолетними дочерями на руках. О возвращение домой уже не могло быть и речи. Его любимая супруга лежала на кладбище в русской земле. Он не мог её оставить. Да и дома в Австрии его уже ничего хорошего не ждало. Найти работу врача в родном городе не представлялось возможным, а это означало верный голод. Будь он один, возможно и справился бы, но с дочерями на руках переезд становился невозможным. Тщательно всё взвесив, Иоганн Лукас решил остаться навсегда в России. Денег почти всегда не хватало. Он отказывал себя во всём ради возможности лишний раз порадовать дочерей.

Старшей дочери Анне исполнилось двадцать два года. Она была первенцем. Иоганн Лукас любил и баловал её больше всех. Анна пошла в отца, высокая и стройная, светловолосая с яркими голубыми глазами. Она привлекала взоры мужчин везде, где бы ни появлялась, даже на короткое мгновение. Анна всегда тщательно одевалась и ещё тщательней следила за своей внешностью. Нрав отличался высокомерием и заносчивостью. Эти качества часто проявлялись в спорах с сёстрами. Она не без основания считала себя самой красивой из сестёр и не выносила когда в её присутствии, мужчины обращали внимание на Марию. Анна грезила замужеством и, несмотря на крайнюю бедность семьи Лукас, надеялась подыскать достойную партию. При всех своих недостатках, она любила семью.

Мария исполнился двадцать лет. Она была на два года младше и являлась едва ли копией своей старшей сестры. Но только внешне. Это была девушка с очень ранимой душой. Даже самое незначительное обстоятельство она могла переживать часами и днями.

Третья и самая младшая дочь Катарина не блистала красотой, но обладала несомненной привлекательностью. С длинными чёрными волосами, с карими глазами и смуглой кожей …она немного напоминала цыганку. Обладая невысоким ростом и хрупким сложением, она не имела даже отдалённого сходства со своим отцом и сёстрами.

Катарина отличалась от сестёр, как внешностью, так и характером. Во внешности она, несомненно, уступала сёстрам, но во всё остальном, безусловно, превосходила. Несмотря на юный возраст, а ей только исполнилось семнадцать лет, она превосходно говорила на пяти языках. Русский язык давно стал ей родным. Она владела им так же хорошо как немецким, так и родным, алеманнским диалектом. Кроме того она владела французским, итальянским и английским языками. И в этом имелась несомненная заслуга её покойной матушки. Характер же отличался удивительным упорством и твёрдостью. Катарина прекрасно владела собой и в отличие от сестёр не позволяла себе легкомысленных разговоров и уж тем паче, легкомысленных поступков. Она никогда не жаловалась на тяжёлую жизнь, никогда не показывала свои переживания и никогда не отступала перед трудностями. Первое впечатление о ней всегда оказывалось ошибочным. Катарина мало разговаривала. И это качество зачастую воспринималось незнакомыми людьми как слабость. Они пребывали в заблуждение ровно до того мгновения пока не начинали проявляться сильные черты Катарины. Сёстры и даже её собственный отец были не в состояние повлиять на её решения, если Катарина упорствовала. Как правило, такие решения всегда оказывались верными. И со временем, Иоганн Штраус научился слушать и ценить мнение младшей дочери. Он всегда мог на неё положиться в отличие от старших дочерей.

Все эти качества прекрасно сочетались в Катарине и уходили лишь в те мгновения, когда она позволяла себе немного помечтать. Катарина не придавала значения ни своей внешности, ни своим нарядам. Наверное, от того, на неё почти никто не обращал внимания. Как ни странно, отсутствие внимания радовало её. Ведь только так она могла оставаться наедине с собой.

Нередко по ночам, она устраивалась на подоконнике, ставила перед собой свечу и смотрела через окно на огни Павловского вокзала, где почти каждый день проходили музыкальные вечера. Где выступали знаменитые музыканты и оркестры. Где собиралось высшее общество едва ли не со всей России и уж точно со всего Санкт-Петербурга. Звуки музыки, правда, едва слышно, но всё же доносились до её слуха. Дивная музыка уносила её на площадь Павловского вокзала. Она представляла на площади сотни танцующих пар и… себя. Все смотрели только на неё, а она искала взглядом того единственного, кто станет её кавалером. На этом месте мечта всегда обрывалась. Она никак не могла найти того с кем хотела бы танцевать. Все лица вокруг вызывали у неё разочарование. И тогда Катарина уступала место сёстрам. Анну и Марию она представляла с лёгкостью. Они сразу находили себе кавалеров. Обе сияли от счастья. Итогом её мечтаний всегда становилась одна и та же волнующая картина: Катарина видела, как кавалеры опускаются на колени и в присутствии высшей знати делают предложение сёстрам. Она радовалась и танцевала. А танцевала она всегда одна. Но не только в своих мечтах. Зачастую и только глубокой ночью, в особенности зимой, когда замерзала речка Славянка, Катарина отправлялась туда, дабы, пусть на короткие мгновения и всего лишь отчасти, но осуществить свою мечту. Она скользила по льду и напевала мелодию столь полюбившегося ей Павловского вальса.

Глава 6

Катарина едва сдерживала раздражение. Едва они сошли на берег, как Анна, а вслед за ней Мария и Иоганн Лукас отправились в сторону особняка Азанчеевых. Пришлось и ей отправится за ними. Она только и слышала восторженные слова Анны наподобие этих:

– Вы только взгляните папенька, какие чудные узоры?! И как изящно сочетаются линии переплетающие розу с мечом. Этот герб олицетворяет самые лучшие чувства. Ах, папенька, кабы и мне такой дом с таким гербом…

– Как можно быть такой легкомысленной? – поражалась в душе Катарина. Её так и тянуло уйти, но она не могла покинуть семью. Ей всё время казалось, что люди вокруг смотрят на них и насмехаются.

Неожиданно дверь с гербом отворилась и оттуда вышли две женщины. Судя по одежде, это была прислуга. До Катарины донёсся озабоченный голос одной из женщин.

– Говорю тебе, в тюрьме он. Жандарма избил. Своими ушами слышала. Невеста егошняя приходила вчерась вся в слезах. Того гляди в обморок упадёт.

– Чего не упасть-то?! Такого красавца себе отхватила. Да и душой красив, наш граф Пётр Азанчеев. Сколько лет здесь, ни разу грубого слова от него не слыхивала. Всё ласково да всегда по имени отчеству кличет. Не верится, что в тюрьме. Ан выпустят?

– Выпустят. Сама слыхивала.

– Ну и слава Богу!

Катарина слышала эти слова, но совершенно не придала им значения. Но Анна думала совершенно иначе. Она с Марией заговорила, с восторгом обсуждая, теперь уже владельца особняка.

Удивительно просто, – думала Катарина, слушая сестру, – как она так определила в этом графе столько достоинств?! Появись он сейчас, наверняка побежит к нему знакомиться. Нет, я больше не выдержу её болтовню. Надо что-то придумать. Только Катарина об этом подумала, как в голову пришла великолепная мысль. Она неожиданно для самой себя расхохоталась. Но тут же захлопнула рот и поспешно двинулась осуществлять свою идею.

– Ты куда, Катарина? – окликнул её отец, Иоганн Лукас. Между собой в семье, они всегда разговаривали на немецком языке.

– Говорят, платья слишком быстро разбирают. Не успеем купить, – озабоченно ответила Катарина, краем глаза наблюдая за Анной. Услышав испуганное: «Папенька», она удовлетворённо хмыкнула. В следующую минуту, Анна, едва ли не бегом обогнала Катарину.

Семья Лукас совершенно растерялась среди всего этого хаоса. Мимо и в обе стороны проносились кареты с гербами и разукрашенными дверцами, извозчики на Дрожках, одинокие всадники, скрипящие повозки и телеги. А ведь были ещё и грузчики, которые торопливо проносились с мешками на шее. В воздухе висел нескончаемый скрип, грохот, крики и Бог знает что ещё. Шум не прекращался ни на мгновенье. Иоганн Лукас то и дело останавливал дочерей, с тревогой наблюдая за приближающей каретой. Они мчались с такой скоростью, что любая близость с ними могла завершиться весьма плачевно. Относительная тишина наступила, когда они пробились в ряды с женским одеянием. А здесь семейство Лукас поджидала другая беда. По проходу между рядами прохаживались элегантно одетые женщины самого разного возраста и зачастую в сопровождение слуг. Многие бросали в сторону сестёр Лукас откровенно презрительные взгляды. Взгляды эти ничуть не волновали Катарину. Не волновали до той поры, пока к сёстрам не обратилась напрямую одна великосветская дама. Неизвестно по какой причине, дама держала над головой зонт, хотя все они находились в здании и непогода им не угрожала. Возможно, зонт служил лишь для того, чтобы наилучшим образом выставить напоказ белую перчатку из шёлка.

– До чего же у вас дурные платья, – брезгливо заметила она, окидывая сестёр презрительным взглядом, – да к тому же они изрядно изношенные. Невозможно понять какого они цвета, да и пахнут дурно. Ещё и заштопаны… – присмотревшись, добавила дама, – а эти ваши… шапки лишь издали напоминающие приличный дормез, выглядят просто отвратительно. До чего же дурные платья… – повторила она.

– Дурные платья всё же лучше дурных манер! – ответила сразу Катарина, – вызывая своими словами смех, как у покупателей, так и продавцов. Один из них сделал знак, подзывая к себе Катарину. Катарина прошла рядом с той самой дамой и остановилась у прилавка с пожилым, лысоватым мужчиной. Позади него стояли два молодых человека, судя по всему его сыновья. Все трое улыбались.

– У меня слишком мало денег, поэтому нужны, самые что ни на есть недорогие платья! – во всеуслышание объявила Катарина.

– Дикарка! – дама с зонтом выплюнула это слово на ломанном французском языке.

В ответ послышались знаменитые слова на чистом французском языке:

– Всегда к вашим услугам, мадам!

Это стало последней каплей для дамы с зонтом. Сделав вид, что она оскорблена присутствием столь невоспитанной девушки, дама вздёрнула подбородок и гордо удалилась.

Как ни удивительно, но это маленькое происшествие расположило продавцов по отношению к семейству Лукас. Они начали подзывать их к своим прилавкам и предлагать весьма недурные платья за скромную цену.

Анна и Мария, радовались всякий раз когда им расточали комплименты. И более всего это касалось элегантно одетых мужчин и военных. Катарина же всем своим видом напоминала неприступную крепость готовую разразиться артиллерийскими залпами при малейшей попытке штурма. Если у кого и возникала мысль заговорить с нею, то она исчезала сразу же и навсегда.

Прекрасно зная характер сестёр, и в особенности Анны, Катарина оставила их и стала искать прилавки с книгами. Вот что действительно её интересовало. Она не могла себя позволить и платье и книгу. Но хотя бы посмотреть на книги она ведь могла. Её поиски почти сразу привели к желаемому результату. И даже больше. Глядя на многочисленные полки с книгами, Катарина испытывала благоговейный трепет. С молчаливого разрешения хозяина прилавка, Катарина выбрала одну книгу. На обложке книги коленопреклонённый мужчина держал руку своей дамы. Или не своей? Катарина намеревалась выяснить это обстоятельство. Она погрузилась в чтение, да настолько, что перестала обращать внимание на время. Она читала до той поры, пока хозяин лавки не отобрал у неё книгу и не указал на выход. Так и не узнав, что случилось с главными героями книги, она отправилась в обратный путь. Завернув в очередной проход между рядами, она видела множество шляпок. Одну из таких шляпок держал в руках молодой военный с тонкими усиками. Улыбаясь и расточая комплименты, он предлагал эту самую шляпку в качестве подарка…Анне.

Анна уже собиралась принять подарок, когда появилась Катарина. Анна мгновенно нахмурилась. Она ждала неприятностей от Катарины и не ошиблась. Катарина с самым вежливым видом осведомилась у военного, кем ему приходится дама, которой он собирается сделать подарок.

– Кем прихожусь? – военный слегка растерялся, но тут же принял учтивый вид и как мог вежливо ответил. – Никем, к сожалению. Это всего лишь знак внимания.

– Знак внимание незнакомой даме, которой вы собираетесь… – Катарина сделала паузу, показывая всем своим видом, что ожидает продолжения от военного. Прекрасно понимая, что ничего не сможет ответить, военный извинился и быстро ретировался.

– Как ты смеешь вмешиваться в мою жизнь? – прошипела Анна в сторону Катарины.

– А как ты смеешь быть столь легкомысленной? – спокойно ответила Катарина. – Ты недостаточно глупа для того чтобы не понимать чего именно ждал от тебя этот военный.

– А тебе какое дело? – разозлилась Анна. – Может я ему просто понравилась, и он захотел сделать мне подарок?

– Ты не примешь подарков от незнакомых мужчин, – с отчётливой угрозой произнесла Катарина.

– Ненавижу тебя! – закричала Анна и вся в слезах ушла.

Катарина выждала немного времени и только после этого пошла вслед за Анной. Её встретил укоризненный взгляд Иоганна Лукаса.

– Перестань мучать сестёр! – только и сказал он.

Спустя час они уже покидали Гостиный двор, направляясь в Павловск. Анна не смотрела в сторону Катарины, всем своим видом показывая, что не собирается с ней разговаривать.

Глава 7

Директор морского корпуса, Богдан фон Глазенап, прохаживался между своим столом и тремя курсантами. Все трое стояли навытяжку и ждали вопросов.

Фон Глазенап подошёл к Артуру Астольцу.

– Позвольте спросить кадет, что у вас с глазом? Вы всё время пытаетесь его открыть, но поскольку он весь заплыл, сделать это не так просто. Со стороны это выглядит так, будто вы смотрите на меня свысока. Так что у вас с глазом, кадет Астольц?

– Пчела укусила! – чётко, по-военному ответил Астольц.

– Пчела, значит укусила? А почему у вас глаз синий?

– Такая пчела попалась!

Фон Глазенап ничего не ответил. Он только сделал шаг вправо и внимательно всмотрелся в лицо Акатьев.

– Знаете, кадет, когда смотришь на ваш нос, создаётся впечатление, что на нём штамповали монеты!

– Вот, вот, – оживился Акатьев, – монета всему и виной. Я её к носу привязал…ну… чтобы дыхание отработать. А потом поскользнулся и прямо носом в землю.

– Удивительно просто до чего вы изобретательны. Ну а вы кадет? – Фон Глазенап устремил взгляд на распухшую губу Никиты Анчукова. – Небось, тоже пчела укусила или монету не туда привязали?

– Рыбой отравился, – не моргнув глазом отчеканил Никита. – А с неё косточка прямо в губу воткнулась. Вот она и распухла.

Фон Глазенап одобрительно покачал головой.

– Прекрасно. Просто прекрасно. И в качестве особого расположения за вашу откровенность, собираюсь возложить на вас особую ответственность. Но это после того, как появится Азанчеев. Кстати, почему его всё ещё нет?

– Кадет Азанчеев сидит в трюме! – раздался единый ответ.

– Полагаю, этот трюм находится…не на нашем корабле?

Все трое отрицательно покачали головой.

– Ну что, ж, тогда начинайте втроём, а для кадета Азанчеева мы позже изыщем способ поощрения.

Спустя час все трое, закатав штанину до колен, мыли полы в столовом зале, который по своим размерам превосходил любые другие помещения в здание.

– Скоро выпуск, а мы, почти офицеры русского морского флота, полы моем, – с досадой бросил Артур. Он несколько раз макнул тряпку в ведро с водой, выжал и, опустившись на коленки начал неторопливо тереть ею пол.

– Не надо было начинать, – откликнулся Андрей. Он мыл полы между столами и оттого была видна только часть его головы. – Знал ведь, что Пётр рассердится.

– Он всегда сердится! – отозвался Артур.

– Не всегда! – возразил Никита. Он мыл полы у самой дальней стены. Оттого и приходилось едва ли не кричать. – У него две занозы. Анна и Гера. Не тронешь их, и слова не скажет в ответ.

Внезапно раздался хохот. Смеялся Андрей.

– Ты чего радуешься? – закричал в его сторону Артур.

– Вспомнил, как он жандарма положил. Нас бил и ничего, а его одним ударом уложил. То ли жандарм хилый попался, то ли мы больно крепкие оказались.

Разговоры мгновенно смолкли. В столовом зале появился…Пётр. Он был бос, штанина закатана до колен. Фуражка так же отсутствовала. В руках Пётр держал полное ведро воды и тряпки. Он шел, насупившись и ни на кого не смотрел. Выбрав себе свободное место подальше ото всех остальных, Пётр намочил тряпку и, опустившись на коленки, стал ожесточённо мыть пол. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь звуком выжимаемых тряпок. Хотя все четверо молчали, обстановка накалялось с каждым мгновением и грозила перерасти в новую драку. Выражалось это в угрюмых взглядах, которыми в основном обменивались Артур и Пётр. Однако, они не могли не понимать что им грозит в случае очередной драки. И это обстоятельство сыграло главную роль. Постепенно, обстановка начала успокаиваться. Казалось, всё уже закончилось. Но взрыв всё же произошёл. И тем самым горящим фитилём, который поджёг порох, стал Андрей.

С криком: «Охладись», он окатил Петра остатками воды из своего ведра.

– Грязная же… – закричал Пётр и, схватив ведро, побежал вслед за Андреем. Тот с хохотом скользил между столами не давая окатить себя водой. Так продолжалось до той поры, пока он не оказался перед Никитой. Тот недолго думая окатил Андрея остатками воды из своего ведра.

Андрей закричал. Никита расхохотался, но тут же заорал благим матом. Артур вылил воду из своего ведра ему за шиворот. Но порадоваться он не успел, так как Пётр плеснул ему в лицо почти полное ведро.

– Глаз, мой глаз, – закричал Артур. После этого логика событий полностью исчезла. Все мгновенно вооружились тряпками и вступили в бой. Каждый сражался только на своей стороне. И никто не отступал. Они били друг друга тряпками и хохотали. Перевес сил постоянно смещался с севера на юг и с запада на восток. Так продолжалось до тех пор, пока в зал не вбежал один из кадетов и не закричал:

– Господа! Господа! Выпуск ускорили. Отправляемся на Черноморский флот. Возобновились военные действия в Крыму!

Все четверо бросили тряпки и с криком «Ура», начали обнимать друг друга. Ещё было живо в памяти прошлогоднее сражение при Синопе, когда русская эскадра наголову разгромила турецкую эскадру. Каждый из них грезил о морских походах и сражениях. И каждый раз они побеждали в своих мечтах. Оттого и радовались все. Им всем выпала возможность отличится в битвах, и стать одними из этих, перед отвагой и доблестью которых, они всегда восхищались.