Buch lesen: «Соблазненная подлецом»

Глава 1

16 марта 1809 года, острова Силли

Все это, конечно, сон, один из тех, что снятся перед самым пробуждением. Как холодно, сыро… Должно быть, окно каюты ночью распахнулось… До чего же неуютно…

– Гляди-ка, Джек, русалка!

– Да ну, с ногами? Хвоста-то нет. Никогда не мог взять в толк, как переспать с русалкой, когда у нее ног нету?

Если это и сон, то кошмарный… Так, проснуться, но глаз не открывать. Как же холодно и больно! И страшно, очень страшно.

– Думаешь, померла?

Кровь в ее жилах застыла от ужаса и непонимания. «Я умерла? И попала в ад? Что ж, говорят они точь-в-точь как черти. Главное – не шевелиться».

– На вид еще свеженькая. Сойдет, даже если не особо живая. У меня бабы не было пять недель!

– Как и у всех нас, дурак! – Грубый голос прозвучал ближе.

«Нет!» Неужели она закричала вслух? К Эйврил наконец вернулось сознание, а вместе с ним охватил леденящий ужас. Она вспомнила все: кораблекрушение, огромную волну, ледяную бурлящую воду и четкое понимание того, что смерть близка.

Но нет, она была жива и лежала на холодном мокром песке. Ветер обдувал ее кожу, а волны плескались у ног. Глаз Эйврил открыть не смогла бы, даже если бы захотела – они были плотно залеплены солью. Ну, по крайней мере, она не увидит весь этот кошмар и свое бедное тело, ноющее так, словно по нему проехали колесом. Ветер обдувает кожу… Она абсолютно голая, а голоса все приближались и явно принадлежали обычным мужчинам, которые хотели ее… Не двигаться.

Вдруг кто-то с силой ткнул ее под ребра, и она содрогнулась от страха, хотя разум отчаянно вопил: «Не двигайся!»

– Смотри, живая! Повезло! – восхищенно произнес один из мужчин.

Все еще дрожа, Эйврил свернулась клубочком.

– Как думаешь, сможем мы ее утащить за камни, пока другие не разглядели? Не хочу делиться, не получив свое!

– Нет! – Эйврил резким движением села на песке, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Она жалела, что ничего не видит, и усилием содрала с глаз плотную соляную корку.

Негодяи стояли неподалеку и глазели на нее с похотливым вожделением. Теперь Эйврил могла их разглядеть, и ее замутило от ужаса. Первый мужчина был огромным, с пивным брюхом, мускулистыми руками и мощными, словно дубовые стволы, ногами. Второй – тот, что ударил ее, – оказался худым коротышкой. Он стоял ближе.

– Пойдешь с нами, милочка, – произнес коротышка таким сладким голосом, что Эйврил от омерзения передернуло. – Тебе будет тепло и уютно, а, Гарри?

– Я скорее умру, – выговорила она и, запустив руки в мокрый песок, набрала его полные пригоршни. Но он тут же проскользнул между пальцами. Защищаться было нечем – рядом даже камней не валялось, а ее руки заледенели.

– Да нам как-то плевать на твои желания, дорогуша. – Это, наверное, Джек.

А что, если попробовать позвать их по именам? Вдруг они поймут, что она живой человек, а не вещь для забавы? Эйврил лихорадочно пыталась собраться с мыслями. Может, все-таки убежать? Нет, ноги слишком онемели, она даже тронуться с места не сможет.

– Послушайте, меня зовут Эйврил. Джек, Гарри, неужели у вас нет сестер?

Толстяк грязно выругался, и в тот же миг Эйврил услышала чьи-то голоса.

– Ну вот, остальные приперлись, черт бы их побрал! Теперь придется делиться девкой.

Превозмогая острую боль, Эйврил напрягла взор и огляделась. Она сидела на кромке песка у самой воды. Чуть выше галечный берег переходил в низкий каменистый склон, а за ним вверх к холму поднимался небольшой участок дерна. Голоса принадлежали группке людей, судя по всему моряков, одетых в такие же темные робы, как и двое ее мучителей.

Завидев Эйврил, они пустились бежать, и уже через мгновение ее окружили полдюжины плотоядно ухмыляющихся мужчин. Эйврил слышала их голоса, грубые шутки, которых почти не понимала, какие-то вопросы, которые они задавали Джеку и Гарри… У нее зашумело в ушах, перед глазами все поплыло. Вот сейчас она потеряет сознание, а если это произойдет, то они…

– Что тут творится, черт возьми? – уверенно и властно пророкотал чей-то голос.

Эйврил буквально всем телом ощутила, как мужчины отвернулись от нее, словно стальные напильники, притянутые магнитом. Она с облегчением выдохнула.

– Да вот русалка, кэп, – хихикнул Гарри. – Только хвост потеряла.

– Но собой хороша, я погляжу, – произнес голос теперь уже очень близко. – Сдается, вы собирались притащить ее мне.

– С чего бы это, кэп?

– Капитанский приз. – В этом бесстрастном голосе не было жалости, как если бы речь шла о выброшенном на берег обломке. Затеплившаяся было надежда волной отхлынула прочь.

– Так не по чести!

– Закрыть пасть! Это тебе не демократия всякая, Таббс. Она моя – вот и весь закон. – К Эйврил, яростно вгрызаясь в гальку, приблизились тяжелые сапоги.

Нет, все происходящее – не сон. Эйврил снова открыла глаза и взглянула вверх. Затем еще выше. Он был огромен: крепко сбитый, черноволосый, c носом угрожающих размеров. Непреклонные серые глаза цвета зимнего моря смотрели на нее взглядом мужчины на женщину, а вовсе не спасителя на жертву. В нем читалось откровенное мужское вожделение и – странным образом – гнев.

– Нет, – прошептала она.

– «Нет» – оставить вас замерзнуть насмерть или «нет» – не вытаскивать вас из объятий новых друзей? – спросил капитан.

Он походил на мрачное искаженное подобие тех мужчин, с которыми она познакомилась на корабле за три месяца плавания. Достойных, образованных, без тени бахвальства, поскольку буквально излучали уверенность и правоту. Элис Линдон, близнецы Коль и Дэниел Чаттертоны. Где они упокоились?

Грубый голос капитана и его лицо ничуть не внушали симпатии, но все же это лучше толкущегося вокруг сброда. Стоящий рядом здоровяк схватился за рукоять ножа, но избавитель Эйврил повернулся к нему спиной.

– У вас за спиной… – произнесла она, не обращая внимания на ухмылки.

– Докинс, оставь-ка нож в покое, если не хочешь закончить как Най. – Мрачный человек говорил не оборачиваясь, и она видела, что его рука лежит на рукоятке пистолета, торчащего за поясом. – Какая тебе выгода с того, что ты сдохнешь с пулей в жирном брюхе? Хотя всем остальным тогда выгоды прибавится.

Он приподнял бровь, глядя на Эйврил, и та кивнула ему, будто соучастница. Никто из стоящих вокруг не прикоснулся к оружию. Капитан снял куртку и набросил ее на плечи Эйврил:

– Встать сможете?

– Нет. С-с-слишком холодно. – Ее зубы стучали, и, несмотря на слабость, она стиснула их.

Он наклонился, схватил ее за руки и поднял с такой силой, что ей пришлось схватиться негнущимися пальцами за края куртки – она была такая большая, что даже прикрыла ей ягодицы.

– Я вас понесу, – сказал он, обведя присутствующих долгим взглядом.

– Нет! – выкрикнула она и запнулась, ухватившись за его руку. Если он ее поднимет на руки, куртка не сможет прикрыть тело.

– Эти ребята уже видели все, что только можно увидеть, – произнес капитан. – Таббс, дай-ка мне свою куртку.

– Куртка же промокнет… – Ворча, мужчина стянул с себя куртку и швырнул ее на песок. Глаза его пожирали обнаженные ноги Эйврил.

– Получишь ее назад с запахом мокрой женщины – ну разве не здорово?

Избавитель поднял куртку, обернул вокруг ее талии, после чего одним движением вскинул женщину на плечо. Эйврил задохнулась от возмущения, но затем догадалась – так он сможет выхватить пистолет свободной рукой.

Свисая головой вниз, она смотрела на землю. Куртки ничуть не спасали от холода и только усугубляли наготу и стыд. Борясь с одолевающей слабостью, Эйврил думала, что не должна терять сознание. Человек, которого она хотела видеть своим спасителем, явно сделан из другого теста. В лучшем случае он изнасилует ее сам, в худшем – банда головорезов нападет на него, и тогда ее изнасилуют все.

Прошлой ночью, последней перед тем, как она умерла бы от холода, она знала, что смерть рядом. Сейчас же сожалела, что осталась жить.

Звук шуршащей под сапогами гальки прекратился, угол, под которым она свисала с плеча, изменился, и перед глазами показалась трава. Затем ее похититель остановился, пригнулся, и они оказались внутри некоего подобия жилья.

– Здесь. – Он бросил ее на бугристый пол, как мешок c картошкой. – Не вздумайте спать, вы слишком промерзли.

За ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эйврил приподнялась, чтобы оглядеться. Она лежала на кровати в большой лачуге, вдоль ее каменных стен стояли еще пять пустующих коек. Жесткая солома в матрасе хрустела под пленницей при каждом ее движении. В другом конце помещения помещался очаг с золой на потухших углях, там же стоял стол с кое-какой посудой, сундучок моряка, висело несколько полок. В одной из стен – окно с затрепанной донельзя занавеской. Дощатая дверь. Пол из грубо отесанных каменных плит без единого намека даже на самый неприглядный ковер.

Если бы умереть сей же час… От приступа жалости к себе слезы выступили на ее глазах. В этот миг комната перестала раскачиваться из стороны в сторону. «Нет, я не стану умирать…» Эйврил резким движением вытерла показавшуюся на глазах влагу и вздрогнула от резкого привкуса соли на языке. Боль придала сил. Ей неведома трусость, ее жизнь еще несколько часов назад стоила того, чтобы за нее бороться.

Избалованная дочь в богатой семье, она не была готова к таким испытаниям, однако превозмогла все болезни, прожив в Индии двадцать лет из своих двадцати двух, провела три месяца в море на корабле Ост-Индской компании, выжила в кораблекрушении.

«Я не намерена умирать вот так, без борьбы».

Теперь ей надо встать и искать выход, а еще оружие, и все это до возвращения капитана. Эйврил встала с кровати, в ушах звучал странный глухой рокот, комната, казалось, перемещалась сама собой.

Ведь это движется пол, верно? Или все же это она идет? Глаза скрывала густая темная пелена…

– Ад и проклятие! – Войдя, капитан Люк с грохотом захлопнул за собой дверь. На полу перед ним лежало обнаженное тело, охваченное судорогами. Схватив со стола кувшин, он обильно плеснул водой в лицо пленнице. Эйврил вздрогнула и облизала губы.

– Мигом в кровать. – Он сгреб ее в охапку и опустил на тот же бугристый матрас, укрыв одеялом.

Ощущать ее в своих руках – слишком приятное чувство, чтобы лишаться его. Воспоминание о русалке, бледные длинные ноги которой ласкал пенный прибой, в состоянии лишить ночного сна сладкой болью желания любого мужчину.

Наполнив водой кубок, он вернулся к кровати:

– Давайте-ка просыпайтесь, вам надо попить.

Встав на колени, Люк охватил рукой ее плечи, затем приподнял их и поднес кубок к ее губам. К его радости, она пила жадно, почти захлебываясь. Спутанные пепельные волосы цеплялись за его куртку, на слегка загорелой коже проступили синяки. Длинные ресницы задрожали, открывая зеленые глаза, и сомкнулись, словно от чувства одержанной победы. Затем ее голова склонилась на подушку, она вздохнула, и силы оставили ее.

– Ах, чтоб тебя… – произнес он с неожиданным французским акцентом. Женщина без сознания, о которой нужно заботиться, в его планы не входила. Если перенести ее в ялик, под парусом дойти до острова Святой Марии и сказать там, что он нашел на берегу одну из выживших во вчерашнем кораблекрушении пассажиров, она будет в безопасности. А вдруг она вспомнит все произошедшее с ней здесь? То, что она видела его самого, не имеет значения, за него заступится губернатор. Однако кроме него здесь целая шайка головорезов, а он ее предводитель.

Люк смотрел на спутанные влажные пряди ее волос, то единственное, что открывалось взору. Укрытая одеялом, она вздохнула и прижалась к нему. Слегка изменив ее положение, чтобы ей было удобнее лежать рядом с ним, он вновь погрузился в размышления. Она еще очень молода, хотя и не юная девочка, возможно, ей лет двадцать с небольшим. Происшествие не озлобило ее, то, что она предупредила его о возможном нападении Докинса, свидетельствовало о твердости ее характера. Она показалась ему и смелой, и умной. Но какова вероятность того, что она забудет о том, что здесь случилось, или сочтет дурным сном?

«Шансы невелики», – решил он после недолгого раздумья. Она с легкостью может рассказать обо всем увиденном, стоит ей прийти в сознание. И тогда невозможно угадать, кто станет ему врагом, даже в подвластных губернатору землях. Возможно, и сам губернатор.

Ему предстояло сделать взвешенный выбор: оставить ее в этой лачуге с небольшим количеством еды, запереть дверь и уйти, что немногим лучше, чем отвезти ее на лодке в море и бросить за борт, или нянчиться с ней до тех пор, пока она не сможет самостоятельно заботиться о себе.

Знал ли он о том, как надо заботиться о едва не утонувших, обессиленных женщинах? Нет. Хотя едва ли это отличалось от заботы о любом другом человеке. Люк взглянул на стройное тело, укрытое грубым одеялом, и признался самому себе в том, что его буйный нрав укрощен. И если бы она в это мгновение очнулась, вряд ли пожелала, чтобы о ней заботился кто-либо другой. Кроме того, он всегда мог указать на других желающих проявить заботу.

Итак, она, по крайней мере, в состоянии что-то пить. Можно сказать Поттсу, чтобы сварил бульон, готовя общий обед, и принести бульон сюда. Затем он подумал, что неплохо бы отмыть ее от соли и осмотреть на предмет всевозможных ран. У нее, более чем вероятно, есть переломы.

Сделав все это сейчас, он мог бы одеть ее в одну из своих рубашек, перестелить постель помягче и оставить на какое-то время. Отличное решение. Внезапно он обнаружил, что при мысли о прикосновениях к ней на его теле выступает пот. Черт бы все это побрал! Надо скорее уходить прочь из дома.

Некоторое время Люк постоял на пороге, успокаивая дыхание. Он на дурном пути, если эта женщина – наполовину утопленница – способна пробудить в нем столь сильное вожделение. В оскорбленном взгляде ее зеленых глаз он по-прежнему видел и вызов, и блеск острого ума. Это впечатляло даже больше, чем внезапная волна мужского желания. Ему бы подумать о том, что она, придя в сознание, расскажет о своем пребывании здесь.

Чтобы отвлечься, он стал следить за судами в заливе Святой Елены, в восточной части которого располагался остров Святого Мартина, а в южной – необитаемые Теэн и Треско.

Это проклятое кораблекрушение на рифах, лежащих к западу, разворошило военный флот, как палка, вставленная в муравейник. Сегодня даже дым от бесконечной цепи ям для сжигания водорослей, тянущейся по берегам обитаемых островов, казался менее густым. Очевидно, повсюду работают поисковые команды. Вот и сюда плывет шлюпка. Будь женщина мертва или без сознания с момента крушения, он, возможно, попросту отдал бы ее этим людям. Но с другой стороны, сопутствуй ему удача, он и вовсе не оказался бы здесь.

Люк огляделся и, удостоверившись, что все его матросы находятся вне поля зрения, беззаботной походкой спустился вниз к пляжу, переместив пистолет за спину, подумав, что эксцентричные поэты, ищущие одиночества, чтобы создать великие произведения, не разгуливают вооруженными.

В приблизившейся лодке поднялся гардемарин и отвесил поклон, веснушчатое лицо его при этом было крайне серьезным. Сколько лет этому оболтусу? Семнадцать?

– Господин Дорней, сэр? – крикнул он из шлюпки.

– Да. Полагаю, вы ищете оставшихся в живых после крушения? Я слышал крики, видел огни вчера вечером и догадался, что произошло. До самого рассвета я ходил по берегу вокруг острова, но не нашел никого – мертвого или живого. – В этих словах не было даже намека на ложь, ведь не он нашел ее.

– Спасибо, сэр! Это затонул корабль Ост-Индской компании – большое судно, сэр, много людей на борту. Ваши сведения сберегут время, если на этом острове искать не придется. – Гардемарин, хмуря брови, старался удержать равновесие в неспокойной шлюпке. – Поговаривают, здесь видели вчера с десяток каких-то молодцев, а губернатор сказал нам, что здесь живете только вы, сэр, вот нам и стало любопытно. «Стихи пишет» – так о вас отозвался губернатор.

Юнец, очевидно, думал, что это занятие для сумасшедших.

– Да. – Люк подтвердил его слова, внутренне проклиная весь свет. Ведь был же с этими остолопами уговор: никто не должен их заметить с других островов. – Вчера здесь приставала лодка с крепкими ребятами. Говорили, будто бы ищут места для новых водорослевых ям. Я подумал, это контрабандисты, не стал с ними связываться. Теперь их и след простыл.

– Очень мудрый поступок, сэр! Думаю, вы более чем правы на их счет. Спасибо, сэр, мы вернемся сюда завтра.

– Не беспокойтесь, у вас и без меня хватает хлопот. У меня есть ялик, я дам вам знать, если что-нибудь найду.

Гардемарин отсалютовал, и гребцы в его шлюпке налегли на весла, устремив ее к южной части Теэна, чтобы найти там место для высадки. Люк якобы бесцельно бродил по пляжу, пока лодка не скрылась из вида, после чего повернул налево и поднялся по низкому склону к старой инфекционной лечебнице, которую использовал в качестве своего убежища и где теперь лежала спасенная им женщина. Здесь его уже поджидали.

Он быстро сосчитал их – двенадцать разозленных участников его небольшой команды, которая теперь стала его обузой. Поначалу их было тринадцать, пока Най не решил, что воткнуть нож в ребра капитана легче, чем выполнить ту миссию, с которой они здесь пребывают, и пуля из капитанского пистолета не успокоила бунтовщика. Очевидно, оставшихся обозлило жесткое обращение Люка.

– Это были люди с военного корабля, – сказал он, когда те разомкнули тесное кольцо вокруг небольшого, почти бездымного костра и повернулись к нему. – Вчера кто-то на Святом Мартине видел вас. Оставайтесь на этой стороне острова и не уходите на восток дальше Дидли-Пойнт.

– Или эта неласковая солдатня схватит нас за жабры? – с издевкой произнес Таббс. – А кому тогда не подфартит, а, кэп?

– Да, по уши в навозной куче буду я, – согласился Люк, – зато увижу, как вас всех вздернут. Шевельните мозгами по этому поводу.

– Ага. Мы будем шевелить мозгами, а вы – утюжить русалочку, что мы нашли? Или вы пришли спросить, как это делается, сэр? – С этими словами долговязый рыжеголовый детина перекинул комок жевательного табака во рту от одной щеки к другой.

– Щедрое предложение помощи, Харрис. Но я уложил ее спать. Предпочитаю, чтобы мои женщины были в сознании. – Он прислонился к валуну. Инстинкт подсказывал ему не сообщать им, насколько она плоха. – Может пройти еще четыре или пять дней, пока мы получим сигнал. Я не хочу, чтобы вы заржавели. Проверьте-ка нашу гичку сегодня после полудня, чтобы завтра поупражняться на ней.

– Она в порядке, – проворчал рыжий и пустил длинную струю коричневой слюны в огонь. – Смотрел я ее вчера. Обычная гичка, лодка как лодка, и все тут.

– Твое мнение знатока нас очень утешит, когда мы будем тонуть в красном от крови океане. – Люк растягивал слова. – Обед, кстати, сам собой приготовится, да, Таббс? Моя гостья ждет бульона, ты справишься, верно? А ты, Пэтч, принеси мне ведро холодной воды и ведро горячей, как только ее нагреешь. А то дамочка солоновата на вкус.

Он не стал дожидаться ответа и, не оглядываясь, спустился к зданию лечебницы, хотя спиной чувствовал угрозу. Сейчас они думали, что их выгода обеспечена, пока они служат ему, и были достаточно напуганы случаем с Наем, чтобы роптать всерьез. Однако непрочное равновесие может быть нарушено, окажись эта женщина яблоком раздора.

Он должен был заставить их поверить, что она – его собственность и вместе с тем ничто для него. Он не хотел убивать никого из них, хотя это не составляло никакого труда. Ему нужны были они все, все двенадцать, чтобы выполнить миссию. Кроме того, оставаясь отребьем, они были превосходными моряками.

Глава 2

Свет падал на нее под странным углом. Эйврил протерла глаза и тотчас проснулась окончательно, словно от толчка, и не в своей каюте на «Королеве Бенгалии», а в какой-то лачуге. Она видела ее прежде или же это часть того кошмара, который, казалось, никогда не закончится? Иногда кошмар сменяла приятная греза, где она чувствовала себя защищенной, ее держали руки сильные и надежные, а нечто мягкое и влажное касалось ее ноющих от боли ног и рук. Еще она ощущала вкус крепкого горячего бульона или прохладной воды.

Затем дурной сон возвращался снова, и вот уже гигантская волна превращается в громадную человеческую фигуру, искоса смотрящую на нее, и через мгновение она чувствует на себе голодные взгляды дюжины пар глаз. Иногда грезился сон, полный смущения. А потом возникала необходимость освободить себя и того, кто пришел ей на помощь. Это чувство сменялось ощущением, будто бы ее подняли с земли и положили в жесткую рыбачью корзинку, хотелось рыдать, но невозможно было проснуться.

Она лежала тихо, подобно лани среди папоротниковых зарослей, и только осмеливалась переводить взгляд с одного предмета на другой, изучая это странное место. Руками же ощущала грубое одеяло и матрас, набитый колючей соломой, зато одета она была в куда более нежную на ощупь льняную одежду.

В комнате, сколько бы ни прислушивалась Эйврил, не было ни души, только море шумело за ее стенами. С жалобным криком боли, вырвавшимся невольно, она наконец смогла сесть на постели. Каждое движение причиняло боль, мышцы ныли, жгло кожу на ногах и спине. Когда она высвободила руки из покрывала и закатала рукава рубашки, ее взору предстало множество синяков, царапин и ссадин.

Рукава мужской рубашки… Память восстанавливала события, будто складывая наугад вырванные страницы или части подслушанного через полуоткрытую дверь рассказа. Мужской голос велел ей пить и есть, крепкие мужские руки касались ее тела, удерживали ее на весу и переносили, затем, вымыв, уложили на эту постель.

Сколько времени она была беззащитна, без сознания? Могла ли понять сейчас, что он сделал с ее телом, пока она лежала здесь? Ощущая боль во всем теле, почувствует ли она еще одну?

Эйврил осмотрела комнату и повсюду увидела мужскую одежду: под окном пара сапог, в углу смятые полотняные вещи, на гвозде тяжелый плащ. Это было жилище, которое он наполнял собой даже в свое отсутствие. Она обернулась и посмотрела на подушку – это его кровать. Дрожа, Эйврил сделала глубокий вдох. Как долго он удерживал ее здесь?

Вода. Глоток воды облегчил бы труд мысли. Затем – найти оружие. В голове выстраивался некий план, отчего она почувствовала себя увереннее. Негнущимися, неуклюжими пальцами она сумела освободиться от одеял. Рубашка на ней едва прикрывала бедра, и Эйврил сняла с кровати скомканную простыню, обмотав ее вокруг талии. Встав на ноги, направилась к столу, успела сделать несколько шагов, прежде чем в изнеможении опустилась на ближайший стул.

На столе возле тарелки стояли кувшин и кубок, и она притянула их к себе обеими руками. Пусть большая часть воды была пролита мимо кубка, но та, что оказалась в нем, – чистая, свежая, – слегка прояснила ум. Эйврил выпила два кубка, после чего оперлась локтями на стол и уронила голову на руки.

«Думай».

Он не один, есть и другие мужчины. Отнюдь не призраки из дурного сна. Он позволил им быть здесь? И позволил им… Но нет, память хранила воспоминание только о темноволосом мужчине, которого прочие называли «кэп». «Думай». На нужные размышления навел лежащий рядом с тарелкой нож. Она подняла его и взвесила в руке. Единственный шанс убить его, когда он вернется сюда и останется без охраны. Или в постели. Убить? Способна ли она на это? Да, если потребуется. Или… Глаза ее обратились к кровати – спрятать нож под подушкой. Надо вернуться в кровать. Любым способом.

Ноги вновь отказывались слушаться, когда она, пошатываясь, шла к кровати. Однако она успела дойти за мгновение до того, как открылась дверь.

Он обвел жилище взглядом, от которого, казалось, ничто не могло укрыться. Эйврил сжала в руке нож, скрытый простыней, увидеть его от двери было невозможно. Впрочем, вошедший ничего и не заметил.

– Вы очнулись. – Войдя внутрь, он посмотрел на нее, сидящую на краю кровати, нахмурив брови. – Нашли воду?

– Да. – «Еще ближе, повернись ко мне спиной, я сделаю это тотчас, достаточно одной-единственной секунды». Куда наносят удар, если противник выше и сильнее? Как предотвратить его крик и саму возможность ответного удара? Ударом в левую часть спины, чуть выше сердца. Ударом сверху вниз, сжав оружие обеими руками.

– Где нож? – Он обернулся, посмотрев на нее холодным взглядом целящегося стрелка.

– Нож?

– Тот самый, которым вы намерены перерезать мне горло. Тот, что лежал на столе.

– Я не собиралась перерезать вам горло. – Она бросила нож на пол. Лучше поступить так, чтобы избежать обыска. – Я хотела всадить его вам в спину.

Он поднял нож и направился к столу, чтобы положить его на место.

– Эта угроза исходит от наполовину утопленного котенка. – Он растягивал слова. – Я уж стал думать, что вы никогда не проснетесь.

Эйврил впилась в него взглядом, втайне надеясь, что ее лицо лишено всякого выражения. Перед ней был мужчина, который спал с ней, омывал ее тело, кормил и, вероятно, насиловал. Не случись кораблекрушения, она наблюдала бы за ним из-под ресниц, будучи привлеченной волевыми чертами его лица, походкой и неоспоримой мужской элегантностью. Теперь же эта откровенная мужественность заставила ее сердце биться сильнее по иным причинам: от страха, тревоги и смущения.

– Как долго я здесь? – требовательно спросила она. – День, ночь?

– Сегодня четвертый день с тех пор, как мы нашли вас.

Четыре дня и три ночи. От этой мысли все сжалось у нее внутри.

– Кто ухаживал за мной? Я помню, что меня вымыли… – ее лицо вспыхнуло, – в какой-то лохани. И еще помню, что кто-то кормил меня супом.

– За вами ухаживал я.

– И вы спали в этой кровати? Не вздумайте отрицать!

– В мыслях не имел отрицать, что сплю в своей собственной кровати. Ах, я начинаю понимать. По-вашему, я способен изнасиловать женщину, воспользовавшись тем, что она без сознания. – Выражение его лица было лишено мягкости даже в те моменты, когда он переставал хмуриться. Сейчас оно казалось высеченным из гранита. – Или вы монахиня и потому предпочли бы, чтобы я оставил вас беспомощную, без сознания, на грани жизни и смерти, лишь бы только к вам не прикоснулись мужские руки?

– Нет.

– Так, может быть, я выгляжу как человек, которому нужно сначала лишить женщину сознания и лишь затем овладеть ею?

Только сейчас она поняла, что высказанный ею намек оскорбил его. Большинство мужчин крайне гордятся своими сексуальными способностями, и она только что задела его гордость. Поскольку она полностью зависела от его расположения, следовало быть немного сдержаннее.

– Нет, я просто испугалась, смутилась и… Я благодарна вам за то, что вы ухаживали за мной. – Краска прилила к ее щекам. Играя с прядями волос, она вдруг обнаружила, что они спутались. – Ох!

– Я вымыл вам голову, но извлечь щепки из волос мне так и не удалось. – Он пошарил рукой на полке, и на кровать упала расческа. – Можете попробовать, но только не разрыдайтесь, если не получится.

– Не имею привычки рыдать. – Она будто утратила память о том, что прежде могло вызывать у нее слезы. И, разумеется, не собиралась расплакаться перед этим человеком.

– Вы никогда не рыдаете? Неужели? – Ей показалось или в его голосе прозвучало одобрение? Он положил ладонь на дверной засов. – Я запру его, и не тратьте попусту силы в надежде выбраться наружу.

– Как вас зовут? – Безымянность была его оружием, еще одним кирпичом в стене безвестности и бессилия, которой она окружена здесь, находясь в его власти.

Эйврил впервые увидела его замешательство.

– Люк.

– Те мужчины называли вас «кэп».

– Я был им. – Он улыбнулся.

Будто каменная глыба опустилась на плечи Эйврил, и она отвела глаза. «Ни слова ему больше не говори!» – кричали в ней все инстинкты.

– Как же зовут вас?

– Эйврил Хейдон. – Стоило ей произнести свою фамилию, она тотчас пожалела об этом. Ее отец достаточно богат и заплатил бы за ее жизнь сколь угодно большой выкуп. Теперь эти разбойники могли узнать, к какой семье она принадлежит. – Ответьте мне, почему вы держите меня здесь, словно узницу?

Но Люк не ответил, вместо этого скрежетнул ключом в замке, наглухо запирая дверь.

Около двух часов пополудни он с некоторой осторожностью приоткрыл дверь. Его полуживая русалка обладала большим, нежели можно ожидать от женщины, мужеством, пройдя через тяжелые испытания, тем более что она, несомненно, благородная леди. Пусть даже сейчас, очевидно, пребывает в отчаянии. И пусть столовый нож находился у него в кармане, однако на высокой полке в комнате осталась неосторожно забытая им бритва.

Его пленница сейчас в равной мере и смущена, и испугана, однако после еды вполне может взять себя в руки. Ему необходимо ее благоразумие, кроме того, она обязательно разделит с ним постель этой ночью.

– Время обедать, – объявил он, появившись в дверях с тарелками и горшочком тушеного мяса.

Эйврил встала со стула возле окна, на котором он оставил ее несколько часов назад. Все это время она думала о Люке. Он единственный изъяснялся как джентльмен, но при этом был так же омерзителен, как и прочие мужчины на том берегу. Кто он? Пират, контрабандист, флибустьер? Во всяком случае, его спутники – настоящее отребье. Видимо, их предводитель ничем не лучше, разве только сильнее. Во снах она грезила им, видела, как он берет ее на руки, чувствовала его защиту. Грезы поистине жестоко обманули ее.

– Итак, – Люк шумно поставил на стол еду, – обед. Поттс, к моему удивлению, оказался превосходным поваром.

Запах еды достиг ее обоняния, и желудок отозвался, сжавшись от нетерпения. Тушеное мясо источало восхитительный аромат. Но ей придется дойти до стола, будучи одетой только в рубашку и волоча за собой простыню. Он мучил ее или приручал, как приручают животное? Возможно, и то и другое.

– Я хотела бы съесть все это в одиночестве.

– А я хотел бы, чтобы вы прошлись немного и избежали участи одеревенеть. – Он прислонился плечом к стене возле очага. – Вам тепло? Я могу развести огонь.

– Вы очень предупредительны, однако я не доставлю вам лишних хлопот. – Полуистлевшая занавеска на окне пропускала достаточно света, чтобы стоящего можно было рассмотреть, что Эйврил и сделала, не пытаясь скрыть своего занятия. Имей он хоть каплю совести, счел бы это неуместным, а он лишь приподнял бровь в знак того, что знает о происходящем, и принялся изучать свою пленницу.

Он был высокого роста, с темно-серыми глазами и волосами темно-бронзового оттенка, которые казались почти черными. Его загар наводил на мысль о том, что загорал он под солнцем Индии. Нос с горбинкой, высокомерно вздернутый, был бы чрезмерно велик, не уравновешивай его столь же массивная челюсть. Правда, даже это обстоятельство не умаляло его размеров.