Buch lesen: «С болью пополам»

Я пишу это не для всех,

но для тебя одного;

мы достаточно большая аудитория

друг для друга.

Эпикур – одному из учеников

Я – человек,

а человеком быть —

это чувствовать боль.

Марина Цветаева. «Повесть о Сонечке»

Часть первая

Птицы на обочине. Своя обочина

 
Мы с тобою – птицы на обочине:
Не в садах свой завершаем путь.
Не летаем: крылья укорочены.
Перья непогодами подмочены.
Прыгаем, чтоб клюнуть что-нибудь.
 
 
Промышляем зёрнышко за зёрнышком
(Пищу всё же нужно добывать!).
Обновляем, укрепляем гнёздышко,
Чтоб уютней было зимовать,
 
 
Доживать оставшиеся годы,
Месяцы, недели или дни,
Наслаждаясь прелестью свободы:
Ею-то пернатым мы сродни.
 
 
Да ещё гостей встречать мечтаем —
Тех, кому задворки по нутру.
Лишь в мечтах мы высоко летаем:
Вдруг когда-то, рано-поутру
 
 
(Был таков у нас всегда обычай),
В дверь нам позвонят: «Вы здесь? Привет!»
Не звонок визгливый – щебет птичий
Тотчас прозвучит гостям в ответ.
 
 
Распахнётся дверь легко, послушно…
Мы в свои объятья примем их
Горячо, приветливо, радушно…
Всё изобразил мой птичий стих?
 
 
Что ж, перо моё не так отточено,
Чтобы удивлять иль умилять…
Нас всегда поймёт… своя обочина…
Что-нибудь здесь нужно добавлять?
 

Объект для счёта

 
Всё сущее мы подвергаем счету:
Количество осадков и часы,
Что тратим на любовь и на заботу.
Всё измеряем, ставим на весы.
 
 
Возможно, в самом деле знать нам надо
(Зачем-то эти сведенья даны!),
Какой в скале пробит туннель длины
И сколько килограммов шоколада
Съедают за год жители страны.
 
 
Доходы (не свои!) легко считая,
В соседе, сослуживце богача
Всегда найдём, костяшками стуча,
Счета чужие мысленно листая.
 
 
Адреналин финансовых подсчётов
(Ведут их и транжира, и скупец)
Необходим для множества сердец:
Где капитал, там столько патриотов!
 
 
Бессонной ночью стали мастерами
Считать верблюдов, чтоб скорей уснуть.
Ночь не спешит нам в душу сон вдохнуть,
Чтоб телу дать немного отдохнуть…
Едва проступит день в оконной раме,
Наш караван готов в обратный путь.
 
 
И днём считаем – что кому охота
(Мы в выборе своём всегда вольны):
Количество лягушек у болота,
Процент нобелиатов у страны.
 
 
Но, робкий счёт ведя недобрым взглядам,
Улыбки к ним не станем плюсовать.
Со злом их будем жёстко тасовать,
Чтоб, закалившись, нам не пасовать,
Столкнувшись с чуждым жизненным
укладом.
 
 
Не обойтись без счёта в виртуале:
Просмотры, лайки – сколько у кого…
Участвуем в безликом ритуале,
В реальность не вносящем ничего.
 
 
И вдруг очнулись, удивленья полны,
Когда газеты новость принесли,
Что в майский день почти две тыщи молний
Приборы зафиксировать смогли.
 
 
Считать продолжим до седьмого пота,
В пристрастиях своих всё своевольней…
Но если уж искать объект для счёта —
Его нет выше, чем разряды молний.
 

«Фонтан при въезде в Кирьят-Гат…»

 
Фонтан при въезде в Кирьят-Гат
Фонтанные струи – как тонкие струны:
В них скрыта мелодии чистой душа.
В бассейне мажорно бушуют буруны,
А струи взлетают, в миноре шурша.
 
 
Фонтан – это ключ, отворяющий город,
Дающий начало любому пути.
Он внутрь приглашает, он весь —
добрый повод
К тому, чтоб поближе знакомство свести
 
 
С открывшимся взору широким бульваром.
Взгляни, как просторен он, строен, красив…
О том, что здесь было, о прошлом, о старом,
Расскажет, наверно, лишь струйный мотив.
 
 
Пронизана солнцем фонтанная струйность.
В ней – вечные игры с водою огней.
Старинная магия, древность, и юность,
И страстность, и строгость, и странность,
и струнность
При взгляде внимательном видятся в ней.
 
 
Проспект нас вперёд, за собой, увлекает —
Туда, где бурлит человечья река.
Она на глазах у тебя протекает:
Пестра, многолика и многоязыка,
Шумлива, спокойна, мелка, глубока…
Начав с ней знакомиться издалека,
Возможно, ты просто пройдёшь стороной,
А может, почувствуешь: город – родной!
 

Запах осени

…Человеку нужно,

чтобы небо было…

уютным, как дом.

Гилберт Честертон. «Вечный человек»

 
Осенний запах в воздухе разлит.
Струится он из всех садов и парков.
Усталым шагом на покой прошаркав,
Померкший день и нам покой сулит.
 
 
Притихла, призадумалась земля.
Седьмое небо больше недоступно:
Закрыли, видно, на» зиму. Попутно
Уж не заскочишь в поисках жилья.
 
 
А мы с тобой живём немного ниже
(Сей факт судьбе приходится простить).
Замес у счастья нашего пожиже,
Чем тот, которым можно бы прельстить.
 
 
Тобой и мной обжитая обитель
Скромна по сути – так же, как на вид.
Никто не носит званья «небожитель»
И золотистым нимбом не обвит.
 
 
Мечтой к высоким звёздам прорываясь,
Мы не живём, фантазией ведомы.
Но можно, от земли не отрываясь,
Приблизить небо к собственному дому.
 
 
В заботах и болезнях повседневных
Не нафталиним жалоб в сундуке.
Не запасаем обвинений гневных.
Без них идём к финалу – налегке.
 
 
Отбросив бремя зависти бесплодной,
Мы счастливы и тем, что нам дано;
Что небо на двоих у нас – одно
(Какое там по счёту – всё равно)…
Хоть трудно мы живём, зато свободно.
 
 
Осенний запах в сумерках сильней.
Он ощутимей также и в печали…
А жизнь – не карнавал, не биеннале.
Не как по сцене, мы идём по ней.
Неизбежность?
Возраст – это деспот, властелин.
Битва с ним проиграна заранее.
Как бы кто ни проявлял старание —
Все в его руках – как пластилин.
 
 
Каждого он мнёт на свой манер,
Превращая в то, что им намечено,
Но печатью Божьей не отмечено…
Это ли не дьявольский маневр?
 
 
Возраст, наш мучитель и тиран,
Требует коленопреклонения
И стареть великого умения.
Сам же всё крушит он, как таран.
 
 
Легче бы стареть нам не спеша.
Возраст, прояви хоть каплю нежности,
Чтоб привыкла к старости душа —
Так, как привыкают к неизбежности.
 

Гарантийный кончается срок

 
К нам словно из сказки метели летели.
Слезами дождей набухал небосвод…
А мы подрастали, взрослели, старели…
Лишь заново детство в душе не взойдёт.
 
 
Метель завывает голодной волчицей.
Как хищные птицы, клюют нас дожди…
Осталось, пожалуй, по жизни влачиться
Без мыслей, без чувств: ни любви,
ни вражды.
 
 
Ни радости детской, ни светлой печали
(Их время пригладит, притупит, сотрёт)…
Давно позабыли, как в бурях крепчали
И знали одно направленье: вперёд.
 
 
Всё чаще нас тянет назад оглянуться:
Родней, чем «сегодня», нам наше «вчера».
В нём вязко, как в сне, не дающем
проснуться,
В нём тусклы рассветы, темны вечера.
 
 
Понятие времени зыбко, как дюна,
И призрачно, словно летучий песок…
Но старость есть старость: душевные
струны
Звучат в ней иначе, чем в возрасте юном,
Утратил напористость жизненный ток:
На жизнь гарантийный кончается срок.
 

По умолчанию

 
Есть понятие «по умолчанию».
Что-то близкое в нём к отчаянию,
Обречённости что-то сродни.
Есть обычай, стандарт… Извини!
А по-своему если?.. Ни-ни!
 
 
А хоть в чём-то иначе?.. Никак!
Новизна – умолчанию враг.
Трафарет – умолчанию друг.
Никаких «ну, а если?» и «вдруг…»
 
 
Не прибегну ни к плюсу, ни к минусу.
Умолчанью вердикт свой не вынесу.
В усреднённое что-то уверую
И отмерю в стихах личной мерою.
 
 
По умолчанию,
Долго мечтала качанию
Внучки в коляске бессонниц
часы отдавать.
По умолчанию,
Счастьем считала звучанию
Голоса милой малышки
в тиши подпевать.
 
 
По умолчанию,
Изредка тянет к журчанию
Струй тонкострунных простого
лесного ручья.
По умолчанию,
Не прибегая к ворчанию,
Я на вопрос: «Чья ты?» —
просто отвечу: «Ничья!»
 
 
По умолчанию,
Я не предам развенчанию
Всё, что любила когда-то, чем в жизни
гордилась всегда.
По умолчанию,
Нынче близка я к отчаянию,
Силясь понять, почему в жизнь
вломилась беда.
 
 
По умолчанию,
Жизнь не свели мы к бренчанию
Клавиш расстроенных, нервно
изломанных струн.
По умолчанию,
Мы не пришли к обмельчанию
Чувств, интересов и душ,
хотя каждый не юн.
 
 
По умолчанию,
Верить старались крепчанию
Ветра, надувшего парус,
обвисший давно.
По умолчанию,
Вскоре признали, что чаянию
Нашему место осталось не в жизни —
в красивом кино.
 
 
По умолчанию,
Мы посвятим примечанию
К прожитой жизни остаток
отмеренных дней.
По умолчанию,
К жизни земной окончанию
Важно самим разобраться,
что ценного видится в ней.
 
 
По умолчанию,
Всё подлежит окончанию.
По соглашению,
Ждёт всех своё завершение.
 
 
В этом – критерий и ориентир,
Жизни и смысл и последний итог:
Что ты сумел привнести в этот мир?
Путь разгадал свой? Пройти его смог?
 

Памятник безадресной любви

 
Кто смайлики придумывал когда-то,
Был не из жизнерадостных натур.
Скорее, неулыбчив, мрачен, хмур,
Не прибегал к большим душевным тратам.
 
 
Делился щедро не своей улыбкой,
Эмоций из души не выпускал…
Свой смайлик с чувством связывал
не шибко,
Но чувств в себе реальных не искал.
 
 
Чтоб вакуум душевного пространства
Цветами чувств нет-нет да расцветал,
Чтоб временное это постоянство
Никто не разглядел, не разгадал, —
 
 
Печали, похвале, испугу, счастью —
Всему вручил бездушный символ свой,
Не близкий ни к любви, ни к соучастью,
Хоть радуйся тому, хоть волком вой.
 
 
Есть суррогат: оправдана замена
Лекарств, продуктов и вещей иных.
К несчастью, даже матерей родных…
Хотя подмена – не совсем измена,
Но родственное что-то вижу в них.
 
 
Сегодня все обязаны короне
За тяжкое своё житьё-бытьё.
И в нравственно-финансовом уроне
Мы не устанем обвинять её.
 
 
Ну что сказать? Корона виновата,
Что чёрствость стала признаком ума?
И что с людей за всё берётся плата,
Обычно ощутимая весьма?
 
 
Нам внучка шлёт сердечко за сердечком.
Цветов её букеты я коплю…
Так легче, чем обмолвиться словечком:
«Мои родные, как я вас люблю!»
 
 
Тут смайлик подходящий подвернётся.
Один, другой… Заполнился абзац.
Любимой кошке кто-то улыбнётся,
А для людей изобретён эрзац.
 
 
Неполноценна и не без ущерба
Замена эта, как ни назови.
Груш не родит при всём старанье верба.
В «любовном» смайле – ни на грош любви.
 
 
Не равнозначен символ человеку,
Лишь равнодушно что-то передаст.
Из миллионов атомов, молекул
Нас Бог, как в Лего, снова не создаст.
 
 
Власть надо мной эмоций беспредельна.
Без них я не смогу прожить ни дня.
Но я с улыбкой не живу раздельно:
Чеширскому коту я не родня.
 
 
Уйду я – и уйдёт моя улыбка.
И высохнут все слёзы. До одной.
И страх за близких, вяжущий и липкий,
Немедленно последует за мной.
 
 
Иссякнет жизнь. И в тот же миг – ничто вы,
Какие чувства кто ни прояви…
Лишь сохранится адрес ваш почтовый —
Как памятник безадресной любви.
 

Живя – живи

 
Я несколько жизней в одной прожила
(Давно уже бабушкой стала).
Дарила мне что-то она и брала,
Но я ей за всё благодарна была,
А нынче от жизни устала.
Она прошмыгнула (такие дела!)
Как в сутолоке вокзала.
 
 
Недолгие встречи, разлук череда,
И вновь за прощаньями встречи…
Объятия рук разорвав, поезда
Объятия сделали крепче.
 
 
Объятия душ разомкнёт невзначай
Лишь времени грозная сила…
В какой-то момент их разрубит сплеча —
Всё разом исчезнет, что было.
 
 
Померкнут рассветы, закатам невмочь
Ласкать согревающим светом.
Холодная, чёрная, вечная ночь
Зимой воцарится и летом.
 
 
Пока ещё краски дневные свежи,
В окне, пусть неярко, но брезжит, —
Живя настоящим, себе прикажи
О будущем думать пореже.
 

Дышит надежда?

 
Карма… Бессмертной души воплощения…
Верим в буддизм, индуизм и всё прочее.
Что мы в них ищем? Грехов отпущение?
И у кого есть на то полномочия?
 
 
Жизни туннель не всегда освещается.
Тянется длинной змеёю гремучею.
Судьбы – как судьи. Вкруг них
всё вращается.
Мы не себе доверяем, а случаю.
 
 
Жизнью лелеемы, биты, прощаемы,
Все мы несём свою ношу судьбинную.
То усложняем, то всё упрощаем мы…
Поле пред каждым – заведомо минное.
 
 
Ориентиров не сыщешь на местности.
Нет и табличек: «Опасность смертельная!»
Смерть – это дело совсем не артельное:
Всё – в одиночестве, в полной
безвестности.
 
 
Карма… Судьба… Предсказанья небесные…
С верой, наверное, жизнь упрощается.
Выпуклость-вогнутость чуть уплощается,
Чтоб поддержать наши силы телесные…
Позже на круги свои возвращается:
Рамки у веры для душ слишком тесные.
 
 
Время пройдёт – всё иначе оценится.
В свете «сегодня» «вчера» станет
благостным.
Может, и «завтра» увидится радостным.
Дышит надежда… Куда она денется?!
 
 
Клясть я не стану судьбу свою злую.
Нежно лелею надежду несмелую.
Этим и счастлива вечность це́лую…
Внучку пока только в Фейсе целу́ю…
 

С собой в ладу

 
От красоты до пустоты
Не длинен путь: всего полшага.
А в чрево бездны с высоты
Швыряет вовсе не отвага.
 
 
Любой и низок, и велик:
Живём – как можем, как умеем…
Бывает, мимолётный миг
Гиганта делает пигмеем.
 
 
Кто прямо, кто наискосок
Пространство боли одолеет —
Упорно, за шажком шажок, —
Лишь тот душой не обмелеет.
 
 
Отдаст себе приказ: «Живи —
Не так, как ходишь по канату.
Знай меру злобе и любви,
Цени частушку и кантату.
 
 
И сможешь жить с собой в ладу,
И душу впредь не рвать на части…
В тени быть или на виду, —
Но лишь в своей – не в чьей-то власти!»
 

Вдали от номинаций

 
Не стелется ковровая дорожка
С рождения и до закатных дней
(Здесь – коврика кусочек, там —
немножко).
И жизнь людей – не дефиле по ней.
 
 
Есть жизнь без церемоний в Голливуде,
Без статуэток Оскара в руке…
И многие талантливые люди
Живут от номинаций вдалеке.
 
 
Их цель – отнюдь не вожделенный Оскар.
Их счастье – не с истерикой в родстве.
Живя – живут: кто ярко, кто – неброско,
Бурливо-выпукло или спокойно-плоско.
Жизнь движется: в купе, в плацкартном,
в жёстком…
Закат их так же светел, как рассвет.