Buch lesen: «Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви»
Меня как-то спросили – ваш самый счастливый день в году? Вопрос, конечно, необязательный. Про себя я ответил, что не было у меня ни самых счастливых, ни самых несчастливых дней. Я подумал: если наступит день полного счастья, значит – рядом духовная смерть. Это не парадокс и не фраза. Может быть, на самой крайней точке падения больше счастья потому, что отсюда ведь начинается восхождение.
Владимир Басов
Предисловие от автора
Выражаю огромную благодарность и искреннюю признательность за помощь в создании этой книги:
Валентине Титовой Александру Басову Владимиру Наумову Илье и Елене Миньковецким Джанет Тамбиевой Наталье Величко Нине Агаповой Татьяне Конюховой
Особая благодарность Татьяне Сирош, Наталье Шанченко Людмиле Соколовой
Не стоит искать в этой книге ответов на все вопросы, которые возникают, когда речь заходит о Владимире Павловиче Басове. И я ни в коем случае не претендую на то, чтобы охватить все события в его жизни – личной и творческой. Эта книга – всего лишь попытка обобщения в первом приближении. Тем более приблизительном, что далеко не все, кто мог бы рассказать что-нибудь важное о Владимире Басове – режиссере и актере, муже и отце, согласились сделать это или нашли время, чтобы встретиться с автором. Поэтому в книге «Почти кинороман» есть главы, напоминающие серии и отдельные эпизоды с репликами и монологами.
Написать книгу о Владимире Басове – это объять необъятное. Он был уникальной личностью, с одной стороны, и типичным гением – с другой. В нем была и особость, выделявшая его из круга современников и коллег, и в нем всегда было заметным проявление черт, вообще свойственных людям, отмеченным недюжинным дарованием в творчестве и талантом человеческого «я». И конечно, говоря о Владимире Басове, умолчать о главных историях любви в его жизни, их роли в его судьбе просто невозможно. Любовь была катализатором его творчества, поиски любви – в жизни и на экране – смыслом творчества и потребностью, равной естественному желанию дышать. И поэтому каждая из женщин, которых он любил и которых выбирал в жены, – тоже предмет нашего разговора. Точнее – киноромана, киносценария, где автор оставляет за собой право скомпоновать события так, как велит творческая фантазия, и оставить многие факты без комментариев.
Глава 1
Происхождение и становление
Кинорежиссер и актер Владимир Басов в кругу друзей считался неисправимым выдумщиком и блестящим рассказчиком, и поэтому многие из его «сюжетов» казались проектами будущих фильмов или ненаписанными сценариями. Но в реальности жизнь семьи Басовых – по крайней мере на уровне родовых колен «отец—дед» – была не менее удивительна и полна романтических историй и ситуаций. Ее сюжет настолько кинематографичен, что кажется странным и невероятным тот факт, что биография родителей известного советского кинорежиссера и его собственная судьба до сих пор не стали основой для какого-либо героико-приключенческого фильма.
А началось все в городе Саратове, точнее, в той его заволжской части, что с конца XVIII века именовалась Покровской слободой. Поселение, основанное близ озера Эльтон – «всероссийской солонки», заселялось чумаками – приезжими украинцами, чьей профессией издревле был солевой извоз. А название саратовскому солевому городку дали по имени первой построенной здесь церкви, освященной во имя Покрова Божией Матери – Пресвятой Богородицы.
Соль – «белое золото» Покровской слободы – вывозилась в 13 российских губерний, превратив Покровскую слободу в главный склад и пункт торговли солью. А обилие плодородных земель в пойме Волги привлекло в эти места переселенцев со всей России и особенно – из немецких колоний, возникавших в Поволжье с 1763 года, когда Екатерина II пригласила иноземцев осваивать нуждавшиеся в рабочих руках окраины Российской империи. Наверное, именно поэтому среди других названий Покровской слободы (Покровский городок, Покровка, а с 1914 года – безуездный город Покровск) есть и типичное по тем временам словообразование «Казакштадт».
Покровск (сегодня – город Энгельс) – родина известного советского писателя Льва Кассиля, который много и с удовольствием описывал в своих произведениях город своей юности: «Город Покровск раньше был слободой. Слобода была богатая. На всю Россию торговала хлебом. На берегу Волги стояли громадные, пятиэтажные деревянные, с теремками амбары. Миллионы пудов зерна хранились в этом амбарном городке. Тучи голубей закрывали солнце. Зерно грузили на баржи. Маленькие буксирные пароходы выводили громадные баржи из бухты. Жили в слободе украинские хлеборобы, богатые хуторяне, немцы-колонисты, лодочники, грузчики, рабочие лесопилок, костемольного завода и немного русских крестьян. Летом калились до синевы под степным солнцем, гоняли верблюдов. Ездили на займище, дрались на берегу. Гонялись на лодках с саратовцами. Зимой пили. Справляли свадьбы, танцуя на Брешке. Лущили подсолнухи Зажиточные хуторяне собирались в волостном правлении «на сходку». И если поднимался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т. д., горланили обычную «резолюцию»: «Нэ треба!» – болота и грязь затопляли слободские улицы».
Среди главных достопримечательностей Покровска базарная площадь и небольшой бульвар в центре города, прозванный в народе Брехаловка, или упрощенно Брешка. Вот как описывал эти места Лев Кассиль в своей знаменитой повести «Кондуит и Швамбрания»: «В открытые окна рвалась булга1 торговок. Пряная ветошь базара громоздилась на площади. Хрумкая жвачка сотрясала торбы распряженных лошаденок… Возы молитвенно простирали к небу оглобли. Снедь, рухлядь, бакалея, зелень, галантерея, рукоделие, обжорка… Тонкокорые арбузы лежали в пирамидках, как ядра на бастионах в картине «Севастопольская оборона». (Картина шла за углом в синематографическом электротеатре «Эльдорадо». Кинематограф всегда окружали козы. У афиш, расклеенных на мучном клейстере, всегда паслись целые стада.) От «Эльдорадо»… шла так называемая Брешка, или Брехаловка. Вечерами на Брехаловке происходило гулянье. Вся Брешка – два квартала. Гуляющие часами толкались туда и назад, от угла до угла, как волночки в ванне от борта до борта. Девчата с хуторов двигались посередине. Они плыли медленно, колыхаясь. Так плывут арбузные корки у волжских пристаней. Сплошной треск разгрызаемых каленых семечек стелился над толпой. Вся Брешка была черна от шелухи подсолнухов. Семечки называли у нас «покровский разговор».
Особой романтикой были овеяны для пылкого воображения юного покровчанина и будущего писателя волжские ночи, из глубины которых будто нити тянулись гудки волжских пароходов – «одни тонюсенькие и дрожащие, как волосок в электролампочке, другие толстые и тугие, словно басовая струна в рояле».
Именно в одну из таких теплых, звездных и влажных ночей в начале ХХ века, тишину которой прерывали только гудки пароходов и собачий лай, произошла история, которая в изложении младшего сына Владимира Басова Александра звучала следующим образом:
«Есть в Саратове один холмик, и с него прекрасно видна Покровская слобода и особо – красивейший дом священника. Однажды в этот дом настойчиво и торопливо постучали. Дверь стучавшему открыла дочь священника, которая увидела запыхавшегося от бега молодого человека в помятом костюме. Незнакомец в изнеможении простонал с легким акцентом: «Спасите, меня хотят убить!»
Спустившийся в горницу по скрипучей деревянной лестнице батюшка благословил поступок дочери, не отказавшей в милосердии подвергавшемуся смертельной опасности человеку, и принял его в своем доме, как самого дорогого гостя. «Будьте спокойны, – сказал протоирей, – здесь вас никто не тронет». И действительно, вряд ли в бурное революционное время, в годы Гражданской войны можно было отыскать более защищенное место, чем дом самого уважаемого в Покровске священника. И поэтому каждый входящий в его дом становился неприкосновенным.
Незнакомцем, принятым в доме протоирея, оказался революционер-большевик Павел Басултайнен. Партийная кличка Басов.
Финн по национальности, философ по образованию (выпускник Тартусского университета), обаятельный человек и пламенный оратор, свято веривший в идеи революционных преобразований в тогдашней России, он произвел неизгладимое впечатление на дочь хозяина гостеприимного дома. Набожная и восприимчивая ко всему необыкновенному, она безнадежно и романтически влюбилась в страстного сторонника грядущих в государстве перемен, претворять которые в жизнь он и отправился однажды ночью, поправив здоровье и пересидев облавы. Верный партиец Басов исчез так же неожиданно, как и появился. Его исчезновение дочь священника переживала глубоко, она искренне страдала, втайне мечтая о возвращении героя своих грез.
И он вернулся! Через год, будучи уже офицером Красной армии, ворвался в Саратов с конницей Чапаева и на главной площади Покровска произнес страстную речь о коммунистах. Приблизительно в следующих словах и выражениях: «Вы спрашиваете меня, кто такие коммунисты? Коммунисты – это те, кто за бедных. Коммунисты – это те, кто отнимут кусок у обожравшихся и отдадут его бедным!» И на фразе «Ведите меня на постой к главному коммунисту этого города!» направился прямиком в знакомый дом – в дом протоирея. И предложил его дочери выйти за него замуж. Батюшка – это мой прадед – их благословил, а баба Шура впоследствии написала о своем отце книгу».
Время, в которое все это происходило, – первые годы советской власти, Гражданская война. Саратов и Покровск исторически оказались рядом с эпицентром «белочешского мятежа», и по городам Поволжья успели пронестись и волна белого террора, и ответный ураган красного. Непрерывная канонада отдаленных боев и столбы пыли, поднимаемой конницей Чапаева, переходящие из рук в руки города и веси, почти мгновенное расслоение общества на тех, кто за, и тех, кто против, реквизиция и голод, ставший результатом войны, – осиротевшие пашни не приносили прежнего урожая, связь с внешним миром прервалась, внутренняя торговля практически сведена к натуральному обмену.
Покровчане весьма гордились и тем, что события тех лет коснулись их легким крылом, словно ненароком – может быть, сказывалось заволжское положение города и относительно пролетарское происхождение, рядом стоящий Саратов принял на себя больше и революции, и контрреволюции. Многие сознательные и малообеспеченные жители Покровска верой и правдой служили в конном отряде Чапаева – Григория, брата знаменитого красного героя Гражданской войны. И это именно его конница расчищала дорогу основным силам новой, революционной Красной армии на прилежащих к Покровску проселочных дорогах.
Картины этих боев потом с почти документальной достоверностью, но усиленной художественной экспрессией восстановит сын Павла Басова Владимир, ставший кинорежиссером. Эпизоды боя – лобовые столкновения конницы Чапаева и белоказачьих отрядов – станут кульминацией в его фильмах «Школа мужества», «Необыкновенное лето». И из прошлого вечно живыми будут нестись на конях в светлое будущее молодые и решительные красные командиры – Гориков, Дибич, Извеков, Басов.
Так и не ставший книжным червем философ превратился в кадрового военного, и был направлен партией на новый участок работы – в Среднюю Азию. И пока красный комиссар Басов продолжал воевать там за установление советской власти, его молодая супруга Александра Ивановна стала книгоношей. Так называли в 20-х годах комсомольцев, выполнявших миссию образования неграмотных, сходную с той, что осуществляли полвека назад революционеры-народники. Книгоноши 20-х годов ХХ века тоже шли в народ – как и их предшественники, уезжали в отдаленные деревни и учили местных ребятишек и взрослых грамоте и литературе. Это было время всеобуча, и Александра Ивановна переезжала от села к селу, читая на вечерних посиделках людям, не знающим грамоты, книги Пушкина, Толстого, Чехова…
И в одной из таких поездок 28 июля 1923 года в городе Уразове (что на тогдашней Орловщине) у нее родился сын, которого назвали конечно же Владимиром.
Рождение сына нисколько не охладило просветительский пыл молодой комсомолки и жены красного командира. Вместе с маленьким Басовым Александра Ивановна продолжала свой путь по городам и весям малограмотной России вместе с такими же энтузиастами образования, как и она. Они проехали практически по всему Поволжью и районам среднерусской полосы. Впоследствии сам Владимир Басов вспоминал, что знакомство с красивейшими местами, описанными классиками русской литературы, для него началось не только с печатного слова, а с картины, увиденной воочию. Бунинские, купринские, толстовские места проходили перед его глазами чередой удивительных впечатлений, навсегда сохранившихся в его памяти. И, находя описания этих мест в рассказах великих писателей, Басов не просто представлял прочитанное – вспоминал живое: Липецк, Воронеж, Курск… Оттуда, из того времени у режиссера Басова любовь к отечественной литературе – к Толстому, которого почитал «за философскую глубину и размах», к Тургеневу, мир героев которого привлекал его своей трепетностью и нравственностью, к Чехову, которого Басов считал самым музыкальным из всех писателей и «Вишневый сад» которого мечтал поставить всю жизнь…
А потом был Турксиб. Павел Басов уже давно был командирован партией на борьбу с басмачами и служил на погранзаставе в Мары, что неподалеку от Кушки, самой южной точки тогдашнего Российского государства. Туда же к мужу, наконец, приехала и Александра Ивановна с сыном Володей.
Дальнейший сюжет их жизни на заставе знаком многим по фильму «Офицеры». Совпадение? Возможно, но, скорее всего, жизнь и судьба Басултайнена-Басова и его семьи была типичной для многих людей, свято веривших в идеалы революции и защищавших ее завоевания до последней капли крови.
Там были и нелегкие будни погранотряда, и жизнь коммуной всех обитателей заставы – солдат, комсостава и их семей. И пока отец будущего режиссера отражал атаки басмаческих банд на вновь установленные рубежи советской границы, его жена заведовала коммуной для детей военнослужащих. В семь лет Володя пошел в школу, но учеба показалась ему скучной – образование, полученное с голоса матери за время ее подвижнической деятельности книгоношей, было более глубоким и насыщенным.
В семейном архиве Басовых сохранилась гражданская фотография тех лет – обычное постановочное фото на фоне задника-пейзажа: отец в цивильном костюме, с бабочкой и в пенсне, черные волосы на пробор, сосредоточенный, целеустремленный взгляд, умное лицо с уже теперь многим знакомыми наследственными приметами – крупный, с горбинкой нос и большие уши. Мама – среднего роста, с теплыми, чуть грустными большими глазами, в ее полуулыбке – спокойствие мудрости и гармония женского счастья, на голове модная в те годы шляпка и на платье отложной, кружевной воротничок, она стоит за отцом, правой рукой поддерживая маленького Володю. Басов-сын сидит на большом пеньке – здесь ему не больше четырех, очаровательный, как и все дети, но уже заметно похожий на отца – те же, фамильные, черты лица и выражение глаз. Типичная семья молодых интеллигентов – красивые, дружные.
В 1931 году Павел Басултайнен-Басов геройски погиб в бою с басмачами, и осиротевшая семья перебралась в город Железнодорожный по Нижегородской дороге, к брату Александры Ивановны.
События тех лет постоянно будоражили воображение уже ставшего кинорежиссером Владимира Басова. Образ отца, благополучного студента-философа, взявшего в руки оружие и отправившегося искать смысл жизни не в книгах великих мыслителей прошлого и в создании собственных научных теорий, а обретать в настоящих, кровавых боях «за правое дело», возникает практически во всех его фильмах. Об этом – «Школа мужества», главный герой которого тоже бросал привычную жизнь и становился борцом за светлое будущее. В своих фильмах Владимир Басов словно бы проживал жизнь отца: картина, поставленная по произведениям Аркадия Гайдара, – это начало его пути в революцию, затем была постановка «Крушение эмирата» – о строительстве Турксиба, о борьбе с басмачами, о небольшом, но смелом летучем красноармейском отряде. Фильм, в котором все образы необыкновенно реалистичны, они словно перенесены из того, памятного Басову по детским воспоминаниям, времени. И вместе с тем это взгляд сына на прошлое его отца, образ которого овеян романтикой «революционных будней».
И наверное, поэтому следом Басов снимает два фильма по дилогии Константина Федина «Первые радости» и «Необыкновенное лето». В этих романах для Басова все пронизано воспоминаниями и ассоциациями: во-первых, место действия – Саратов, Покровская слобода, Поволжье, родина матери и деда, место их встречи с отцом, здесь каждая улочка, каждый дом и в самом Саратове, и в соседнем Энгельсе-Покровске хранят память о том времени, когда Павел Басов постучал в дверь протоирейского дома. Здесь многое изменилось – нет тех церквей, по-иному выглядят улицы, но Басов-сын находит исторически достоверные уголки – в них словно сохранилась атмосфера и дух тех лет. И жите ли города ревностно следят за проведением съемок – современники событий, происходящих в романах Федина, уверены, что даже были знакомы с их героями в реальной жизни. И не оттого, что горожане все сплошь обладали богатым воображением, а потому, что судьбы Извекова, Рагозина, Дибича были типичными для того времени. И вовто рых, главный герой – Извеков: гимназист, романтик, ушедший в революцию. И рядом – лиричная, светлая, домашняя Аночка, любящая его бесконечно и готовая верно ждать его возвращения с поля брани.
Снимая «Первые радости» и «Необыкновенное лето», Владимир Басов-режиссер создал свою «машину времени», которая позволила ему увидеть то, чему свидетелем стать не довелось. Кажется, он снова и снова воссоздавал на экране мир и обстоятельства, предшествующие его рождению, и таким образом пытался понять своих родителей, разгадать природу своего характера.
Об этом и «Дни Турбиных». И поэтому Владимир Басов-актер выбирает с согласия Владимира Басова-режиссера роль Мышлаевского, героя, который делает тот же выбор, что сделал когда-то и его отец. И поэтому Басов с удовольствием играет в «Беге» – примеряет другой вариант судьбы: «крысиную побежку», как назвал это своеобразное продолжение темы «Дней Турбиных» сам Булгаков, или, точнее, «тараканьи бега». Прикоснуться к истории тех лет Владимир Басов еще раз попытается и незадолго до своего ухода – сыграет эпизодическую роль в историческом фильме «Первая конная».
И чем внимательнее изучаешь творчество кинорежиссера Владимира Павловича Басова, тем крепче становится убеждение в том, что всю свою жизнь он выстраивал под своего легендарного отца – рассказывал о его прошлом, фантазировал, кем он мог бы стать, пройдя войну, в мирное время. И всегда, при любом выборе сценария или литературного материала для экранизации, для Басова важен этот бой – между новым и старым, между добром и злом, бой, в котором проверяются на прочность чувства, идеи. И всегда – это история романтически прекрасной любви, когда ни разлуки, ни обстоятельства не могут помешать героям быть верными и счастливыми.
Но до этого все же еще очень далеко – идет 1932 год, и пока начитанного и образованного Володю по результатам экзаменов, миновав первый и второй классы, сразу приняли в третий одной из школ города Железнодорожного. Но вскоре Александре Ивановне вновь изменили предписание – ее назначили секретарем редакции районной газеты в Калининской области, и четвертый класс Володя заканчивал уже в Кашине. А летом, как обычно, отдыхая у тети в Абхазии, в Новом Афоне, так прижился в этом одном из самых благодатных мест курортной зоны под Сухуми, где накрепко подружился с местными ребятами, что уговорил мать оставить его «погостить». И задержался там на целых два учебных года. Седьмой школьный класс Володя заканчивал уже в селе Александрове Горьковской области, где мама снова работала книгоношей. И лишь потом они вместе переехали в Москву, где Володя благополучно закончил среднюю школу, став по прописке и душой москвичом. И незадолго до выпускных экзаменов наведался во ВГИК, хотя там вступительные экзамены должны были состояться только в августе. Говорят, что он даже пытался пройти творческий конкурс, но в тот раз неуспешно, а может быть, это только легенда, потому что брать крепости без боя Басову было просто неинтересно.
О кино Басов мечтал с детства. Мальчишкой, смотря фильмы в маленьких кинотеатрах, он был уверен, что кино рождается там – за маленьким окошком в задней стене зала. И поэтому представлял себе, что именно киномеханик – создатель этого волшебного мира. А еще он был потрясающе артистичен, что неожиданно проявилось в самом раннем, нежном возрасте, – двухлетнего кузена двоюродная сестра, студентка-рабфаковка брала с собой на спектакли «Синей блузы», где выступала в агитационных действах. Однажды для постановки понадобился младенец, который должен был появиться на сцене, как символическое олицетворение мира. Ребенка выносили на руках в финале агитационного представления, и он должен был смотреть в зал открытым просветленным взглядом. Успех первого выступления был так велик, а аплодисменты так искренне оглушительны, что, казалось бы, юному дарованию было обеспечено блестящее артистическое будущее. Но очередная мамина командировка прервала едва начавшуюся театральную карьеру.
Сам Басов вспоминал, что поначалу тяга к лицедейству выражалась в детском мимировании, – он любил корчить рожи перед зеркалом, представляя себя различными героями (исключительно положительными) недавно просмотренного фильма или спектакля, прочитанной книги. Позднее, уже в школе с удовольствием стал декламировать со сцены стихи и в лицах представлять драматические и литературные истории. В пятом классе впервые участвовал в постановке пушкинской «Полтавы» силами школьного драмкружка – ему досталась роль Кочубея, к исполнению которой юный Басов подошел весьма серьезно и творчески. Свою роль он старательно репетировал, уходя в лес, где речь, по множенная на эхо, звучала особенно раскатисто и внушительно. Самым удачным казалось начинающему артисту найденное им решение монолога, который произносил его герой в темнице перед казнью. На реплике «С собой возьмите дочь мою!» Басов делал в сторону сосен – то есть зала – замысловатый жест рукой и изображал на лице презрительную саркастическую усмешку. В спектакле жест имел успех, но прямо противоположный – публика смеялась, наверное, уже тогда предчувствуя главные черты артистического дарования исполнителя – яркую характерность и гротесковость.
Последний учебный год перед выпуском из школы Басов провел за кулисами МХАТа, куда приходил после занятий в театральной студии при Московском университете, где преподавали Ливанов, Андровская, Попов. Из осветительской ложи юному театралу позволяли смотреть «Синюю птицу», «Дни Турбиных». А в самой театральной студии Басов успел сыграть Хлестакова в гоголевском «Ревизоре». Эхо мхатовских уроков – поставленный им уже в 70-х годах телевизионный фильм «Дни Турбиных» и первая самостоятельная режиссерская работа – фильм-спектакль (совместно с Мстиславом Корчагиным) по пьесе Тургенева «Нахлебник», в котором все пронизано духом постановок «старого МХАТа» и очевидно влияние старых мастеров, актеров – корифеев прославленной сцены. Успехи юного Басова на театральной сцене не остались незамеченными – талантливого ученика известной студии даже пригласили поступить в труппу Театра Советской армии, но позднее судьба вновь поставила его перед выбором между мирной жизнью и боем, и Басов не смог стоять в стороне от решающих сражений в судьбе своей родины.
Басов хорошо рисовал и увлекался реалистической живописью русских передвижников, глубоко знал творчество французских импрессионистов. Он пробовал писать стихи и много читал наизусть – знал практически все творчество Маяковского. И наверное, сегодня мы бы с уверенностью сказали, что у юноши – все задатки режиссера, а тогда Володя Басов никак не мог выбрать призвание между театром и любимым кино.
Выпускной бал для Басова пришелся на тот памятный и страшный для всей страны день – 22 июня 1941 года. Этот день практически по всей стране проходил для старшеклассников одинаково: торжество выпускного бала, белые платья девчонок, взрослые костюмы мальчишек, теплые напутственные слова старших, на редкость красивые бывшие одноклассницы, с удовольствием и надеждой вальсировавшие вместе со своими как-то на глазах посерьезневшими одноклассниками, веселый смех и вполголоса разговоры о будущем – мечты, которым если и суждено было сбыться, то спустя показавшимися бесконечными пять последующих лет.
Помните этот фрагмент в «Добровольцах»? Последний звонок, девушка в белом выпускном платье на Красной площади знакомится с героем-летчиком, все молоды, все полны грандиозных и не очень планов, все думают о завтрашнем дне, как о начале нового этапа в их жизни, и не знают, что этот этап уже начался…
В Москве стоял непривычно жаркий субботний вечер, окна многих домов были распахнуты, через них в опустевшие здания школ влетали обычные шумы городских улиц, наполняя притихшие классы предчувствием какой-то другой, новой жизни. И каждому верилось, что счастливой и долгой. Выпускники стайками разлетелись по городу и встречали рассвет – кто на Москве-реке, кто на Воробьевых горах. Много пели – чудные девичьи голоса и набиравшие мужественности юношеские тенорки и баритоны то солировали, то сливались в унисон, гитары звучали повсюду, на раз-два-три танцевали вальсы, стуча каблучками по булыжной мостовой. И сбегались, останавливаясь в романтическом порыве, смотреть такие далекие зарницы, полыхавшие где-то на западе. Далеко-далеко…
Все готовились ко вступлению во взрослую жизнь. Только вместо рабочих спецовок, театральных костюмов и медицинских халатов время выдало всем им одну униформу – защитного цвета. Вместо пальто и костюмов мальчишки и девчонки надели шинели и вместо институтов и фабрик оказались в окопах и медсанбатах.
На следующий день Владимир Басов, как и многие его одногодки, отстоял очередь в военкомат и записался добровольцем. Он ушел на фронт и прошел всю войну, всю ее страшную школу – воевал под Ельней, командовал артиллерийской батареей, стрелял сам и попадал под огневые налеты с той стороны, не понаслышке знал, что такое, когда бомбят твой эшелон. Он служил и в штабе, и воевал на передовой, на самом горячем переднем крае. Составлял оперативные карты, мотаясь и в холод, и в грязь, и в жару по проселкам и бездорожью. Голодал, терял друзей. Знал пот строевой подготовки, мозольные волдыри на ногах от неумения правильно навернуть портянки. Была борьба с самим собой, со своей слабостью и страхом. Была смерть, кровь, госпитальные койки – на войне Басов был серьезно контужен, и последствия этого не раз сказывались уже в мирное время.
Он помнил войну, как в кино, эпизодами. Вот вызывают в штаб дивизии: три километра в одну сторону, столько же – обратно, чтобы снова оказаться в землянке, где смешались люди и нехитрые солдатские пожитки, где горят самодельные светильники из снарядных гильз. Или вот зарисовка: на фронте о противнике говорили «он» – он пускал ракеты одну за другой («Вот, гад, светит!»), и они горели, освещая пространство на многие километры настолько, что можно было и читать, и писать. Мертвенно-зеленоватый свет войны. А вот воспоминания о бомбежке эшелона: налетели самолеты, и новички просто посыпались врассыпную из теплушек с притормозившего состава, засветились на белом снегу, и панику остановил комиссар – казалось, невозмутимо-спокойный, всеведущий, сильный. Он многие жизни спас тогда этим своим жестким «Назад!».