Волхв, сын Славена. Славянская сага

© Любовь Сушко, 2020

ISBN 978-5-4496-8630-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВОЛХВ – СЫН СЛАВЕНА – КНЯЗЬ – ЧАРОДЕЙ

 
Юный маг в пурпуровой хитоне
Говорил нездешние слова,
Перед ней, царицей беззаконий,
Расточал рубины волшебства.
Аромат сжигаемых растений.
Открывал пространство без границ.
Где носились сумрачные тени,
То на рыб похожи, то на птиц.
Николай Гумилев
 

Вступление

Века протекали над землями славянскими. И хотя русские боги были незлобивы, но они понимали, что разное случиться может. На людей в те времена они особенного внимания не обращали, потому что и люди почти не думали о них и лишь смутно догадывались о их существовании. Не стоило связываться с теми, кто не чтит тебя и не собирается приносить жертв. Они не хотели прослыть простаками перед Богами из иных миров. И все шло так бы и дальше, если бы не стали все чаще происходить раздоры в их собственном мире.

Некоторые их детей богов перестали почитать Перуна, даже на Сварога самого все меньше они обращали внимания, не признавали и отца своего

Дажьбога дети женщины – Змеи – Ехидны. И все- то им перестало нравиться в обжитом, привычном мире, и не хотели они больше мириться со всем, что имели.

Зная обо всем этом, чаще всего молчал Сварг. Он верил в то, что они опомнятся и образумятся, и все будет у них совсем по-другому со временем.

Но надежды его напрасными оказались. Ничего они не признавали, и только все чаще ссорились и все реже мирились в те смутные дни.

Чем чаще приходили к нему жалобы, тем больше хмурился Бог. Он понимал, что рано или поздно ему придется заниматься детьми своими. Дажьбог был так

добр, а женщина эта так коварна и зла, что никому и в голову не пришлось бы с нею связываться. Этим она и пользовалась, окончательно потеряв страх.

Помрачнела жена Дажьбога – Жива и стала требовать, чтобы он расправился с обидчиками. Он не мог ей в том отказать, и без того велика его вина перед нею была.

Наступило затишье. Но это было затишье перед бурей.

И буря рано или поздно должна была грянуть. Это случилось даже скорее, чем многие из них ожидали.

Лирическое отступление

Мы- дети солнечных богов. Начало начал

Скифы врываются в мир моих снов запоздало.

Под предводителем дикая лошадь заржала,

И уносились куда-то в пучину сомнений,

И не искали любви, тишины, вдохновенья.

Странная встреча, почти на границе разлуки,

Скифы летели, мелькали их руки и луки.

Стройные девы в плену и любви, и печали,

Наши сомненья и наши тревоги встречали.

Что это? Сон. Не пора ли уже просыпаться?

В голосе звон, в этом ливне чего нам бояться?

Смотрит мой брат, и проносятся в полночи мимо

Снова скитальцы у стен покоренного Рима.

Пали империи, их даже боги боятся.

Вот ведь не верили, но не могли удержаться.

Так и в сомнении, и в тишине небывалой,

Кони и воины, где это с нами бывало.

3

В жизни какой, у какой и звезды и утехи

Гордые скифы, мелькнули во сне и померкли.

Снова князья у огня, и в сиянии лунном

Вижу тебя, ты такой и красивый и юный.

Падали звезды, им больше огня не хватало,

Луны и грозы веселая полночь встречала.

Только в тумане, в плену тишины и покоя,

Дивные кони выходят опять к водопою.

В древнерусской летописной традиции широко распространена"генеалогическая"легенда, повествующая о походах древних князей

Скифа, Славена и Венда (Вандала). Она также была воспроизведена Татищевым в его «Истории Российской», благодаря чему стала известна и для круга неспециалистов (так, Пушкин даже собирался использовать ее в одной из своих незавершенных поэм). Эта легенда содержится и в так называемой «Велесовой книге». Фабула легенды достаточно несложна, выдавая этой своей примитивностью глубокую архаичность. Указанные герои-князья, находящиеся между собой в родственных отношениях, совершают походы и колонизируют новые пространства. Достигнув в своих странствиях озера «Ирмер» (Ильмень), Славен основывает «град великий» Славенск, в котором летописцы видят будущий Новгород.

В русской версии братья Скиф и Славян приходят из причерноморских степей в неизведанный край на Севере, где Славян закладывает Славенск

СЛАВЕН И СКИФ… ДАР СВАРОГА

Явился господин в плаще из звезд,

Сгоревших, но светивших нам когда-то,

И в душу смуту яростную внес,

Священник все твердит: – Грядет расплата.

– За что? За то что знания в цене?

И мы хотим расширить их пределы.

И дерзко повернулся гость ко мне.

– Слабо увидеть мир, ведь ты хотела…

– Но кто вы? – Мефи —стофель, -говорит, —

Тот самый, но философ лгал устало,

Борьба за души – бред, да мне своих

Девать куда? – Потребуешь немало?

– Не мало, правда, камень скифский там,

За пеленой времен еще томится,

За этот камень мир тебе отдам.

– Зачем же он? – В хозяйстве пригодится.

2.

Вот так велась беседа с у огня

Хранитель звезд сгоревших улыбнулся,

Ну усмехнулся, загорелась я,

Нет, не пожар, азарт, и он вернулся:

– Ну что же, в мире слишком много дел,

Извлечь героев надо нам с тобою.

Разоблачить, не то сказать хотел,

Вернуть их сущность мир, я открою

Тебе секрет, что свет потухших звезд

Еще нам память дивную тревожит,

И бередит воспоминаний грезы,

Там прошлое в грядущем видеть можно,

А потому и извлеченье вновь

Поможет нам все изменить до срока.

– Пусть торжествует страсть или любовь?

– Гармония, – ответил он, -жестоко

3.

Любить и безответно горевать,

А страсти звезды стольких погасили,

Гармония – ее мы добывать

Пойдем туда, где жили и любили

Когда-то скифы гордые во тьме,

Вперед летели, устали не зная,

И пели песни где-то при луне,

И растворялись, мир не создавая.

– Да, скифы мы, – я вспомнила в тот миг

печальный глас последнего пророка.

И распахнулся звездный этот мир

Хранитель тьмы летел уже высОко,

И высокО звучал какой-то гимн —

Ни звуки, ни слова неразличимы

Душа стремилась в высоту за ним,

И только тени пролетали мимо.

4.

Ретивый конь и царь – в ночной тиши

Их голоса и скомканные речи.

– Да скифы мы, к истокам поспеши.

Сгорели звезды их, остались свечи.

Но те, кто дом не строил на века,

Не слышал речи бога на закате,

Сгорит до срока, жизнь так коротка,

Но свет погасших звезд порой охватит

Далеких душ печали и покой,

И снова будут в мир иной стремиться,

И где-то там, над темною рекой

Я вижу тени, скорбные их лица.

И музыка, о, как она звучит,

В печали и любви ее так много.

Но что там за отчаянный мотив,

Куда вела их млечная дорога?

5.

Хотел к Славену он вернуться вновь —

Бунтарь веселый, младший в этой стае

Орленок догонял свою любовь,

Летел вперед, гармонии не зная.

Славен был так серьезен в этот миг,

Он старый замок обживал сурово.

И на заре Боян пред ним возник —

Посланник неба, и звучало Слово.

Смутился он, услышав в этот час

Слова отца, врезавшиеся в душу.

– Я завещание несу для вас,

Я вам спою, запомни все, послушав.

И вот над замком и над миром вновь

В тиши безбрежной заговор несется.

Что там- огонь любви, такой огонь,

Что заменить способен будет Солнце.

6.

Славен внимал, боясь забыть слова,

Но суть той песни с ними оставалась,

Когда он пировал и горевал,

Вдруг эта песня дивная являлась.

И старший сын, все слышавший тогда,

Запел вдруг снова в трудную годину,

И нет уже от ворога следа,

Боянов гимн – их песнь – они едины,

Но где же в это время гордый Скиф?

Он говорил, что сможет жить без брата,

И вот в пустыне грез земных летит,

Сражается, страшны его утраты.

И лишь обрывки непонятных слов

Звучат вдали, за ними не угнаться,

И там, где миром правит страсть, любовь

Ужиться вряд ли сможет, и боятся

7.

Его враги, но мир нет в душе,

И хочется услышать снова песню.

Но ускользает навсегда уже,

Сгоревшая звезда его воскреснет?

Но кто же сохранит ее опять,

И нам вернет с любовью на закате?

И будут скифы гордые взлетать

Метаться, и сражаться силы хватит,

Но не построят в мире городов,

Растают где-то огненные дети,

А страсть еще не вечная любовь,

Она как звезды тает на рассвете…

И виден свет, когда там ночь темна,

Но стоит только Даждю появиться,

Бессильная, растаяла Луна,

Напрасно гордый Скиф уже ярится

8.

– Да, скифы мы, – твердит опять поэт,

Но вижу я прекрасного Славена,

И гимн Бояна, тот нетленный свет

Звучит в душе, и снова вдохновенно

Над пропастью равнины поднялись

Леса – им заповедными остаться,

И просит нас Славен: – Остановитесь,

Да сколько ж можно по земле метаться?

Есть дом и свет, и в душах есть огонь.

И есть заклятье из огня и света,

Гордыня и упрямство, Скиф с тобой,

О, младший брат, ты помнишь песню Деда?

Но надо на земле создать свой мир,

Услышать Гимн Боянов – это благо,

И сжиться с ним, навеки слиться с ним,

Ведь в том твоя надежда и отрада.

9.

Но Скиф молчит, и ржет в тумане конь.

Свой путь он видит, но совсем иначе,

Когда душа устала от погонь

Он валится к костру, но озадачен —

Он музыки не слышит в этот час,

И ничего уже не значит Слово.

Да, скифы часто просыпались в нас,

Но ждал Славен – отчаян и взволнован.

И преломленье музыки в борьбе,

Когда бессилен меч, царит заклятье,

Тогда Славен опять придет к тебе

И распахнет отцовские объятья.

И скажешь ты: – Прости меня, отец,

Твой блудный сын в твой дом опять вернулся,

Я знаю, что скитаниям конец,

Ты мне не веришь? С грустью улыбнулся

10.

Но будет в старом замке пышный пир,

Все лучшее к столу несут славяне,

Как долго по земле наш Скиф бродил,

Но он вернулся, он сегодня с нами….

И в первый раз он слышит эту песнь,

Поет Боян седой нам гимн устало,

И растворилась за любовью спесь.

И плакал Скиф, она напоминала

Ему о мире, матери, любви,

О том, что так дружны когда-то были,

Забытая Гармония в крови

Проснулась вдруг, и пусть там волки выли

И так манила мутная луна,

Из замка брата он не вырывался,

И знал, душа усталая должна

Найти свой стан, о, как он улыбался

11.

И старый Род им радугу послал,

Он был доволен внуками своими,

Скиф в капище пришел и меч отдал,

Боянов гимн хранил его отныне…

Лес заповедный, капище во тьме

Мы камень Перепутный отыскали.

Хранитель звезд опять пришел ко мне

Не дерзок был теперь он, а печален.

На камне Золотая цепь блестит —

Боянов гимн там высечен когда-то…

– Мы извлечем его, – он говорит, —

И в этом и награда и расплата,

Но странно хриплый голос изменя,

Он сам передо мной разоблачился…

– Руслан? Руслан!!! – и так стихи звенят,

И древний Витязь в бесе проявился

12.

– Был зачарован столько я веков,

Но в этот мир не мог я не вернуться,

Меня спасла к гармонии любовь,

Гармония в любви, и я очнулся,

Как дерзкий Скиф, пошли скорей домой —

Закончено сраженье вековое,

Ты камень Перепутный им открой,

Он опоясан Цепью Золотою.

Сокровище нам сохранил Кащей,

И ярок свет звезды, давно сгоревшей.

И мы свободны от иных цепей,

Поет Боянов гимн Руслан воскресший.

Ему внимают птицы, духи, мир,

И радуга богов над ним сверкает,

Из Тьмы идут сюда Славен и Скиф,

И их Руслан и волхв здесь встречают.

13.

Могучей и прекрасной стала Русь.

От сна очнулась в этот миг рассвета,

Молитвы позабыв, страданья, грусть

Мы гимны наши повторяем светлые…

Они звучат, как в прошлые века,

Погасшие светила их хранили,

И пусть была дорога не легка,

Но мы с тобой Славена не забыли

Он с нами, Золотая цепь нам явит гимн

Сокровище, заклятье, завещанье.

Парит Орел – наш Рюрик там над ним.

Князь Святослав нас радостно встречает

И вместе с ними и Славен и Скиф,

Мы внуки их, мы вечные славяне,

И не было и нет богов других.

Боянов гимн – он вечно будет с нами

Часть 1 Изгнанники

Глава 1 Разговор с сыном

В один из немногих пасмурных дней (В Нави почти всегда сияло солнце, а тучи появлялись, только предвестием, каких-то грозных событий) Дажьбог, оставаясь где-то в тени, хотел поразмыслить над всем, что происходило. Сварг и послал за ним беса, чтобы объявить ему свою волю.

Понял солнечный бог, когда появился этот тип, что ждать ему ничего хорошего не придется и нужно держать ответ перед Верховным богом за то, что вокруг творилось.

Во всех своих несчастиях винил он коварную жену свою, не хотел он думать и о той, другой, из-за которой все беды приключились. Но ни в чем он ее винить не хотел. Потому что она принесла ему столько счастья, о котором он, живя с Живой, не подозревал даже. Это она богов не убоялась, когда с ним остаться решила. Дажьбог готов был пострадать, но ее терять никак не хотел.

Он наделся, что отец сменит гнев на милость. Сварг всегда добрым нравом отличался. И он по дороге к нему немного успокоился. Он и подозревать не мог, насколько ошибается. Даже богам далеко не все бывает известно.

Во дворце Сварга все было вовсе не так тихо и мирно, как он предполагал. И по тому, как на него взглянула Яга, он понял, что дела его обстоят скверно. На этот раз ничего не обойдется – пора ответ держать.

Сварг был спокоен, как всегда. Но это спокойствие и тревожило больше всего. Лучше бы ярился. Но он молчал. Нечего было сказать и Дажьбогу. Но как только перед ним появилась Жива, он понял, что теперь самое главное и начнется.

– Я не стану больше терпеть Ехидны и ее сыновей, – капризно заявила она, и замолчала, ожидая ответа от Сварога, на предателя – мужа она не смотрела даже.

Они молчали. И тогда снова раздался ее голос:

– Они считают себя здесь самыми главными. Пусть она околдовало его так, что он потерял рассудок окончательно, но я то в здравом уме, все вижу и терпеть этого бесчинства больше не буду. Все должно сейчас решиться.

– Куда ты прикажешь им деться? – спросил Дажьбог у гневной жены своей. Он впервые испытывал до сих пор ему неизвестное чувство ненависти, да еще и к той, которую боги определили ему в жены. Но за столько веков и с богами всякое случиться может. Он так много слышал рассказов о похождениях греческих богов, что собственная жизнь ему показалась серой и однообразной. И он, светлый и ясный, согревающий всех в этом мире, решил, что никогда не будет верен одной женщине, хотя и волю богов вряд ли сможет нарушить – он не собирался ее оставлять. И теперь, когда она упрекала его перед Верховным Богом за то, что он неверен ей, в его душе загорелась невероятная злость. И он никак не мог с ней справиться.

Жива плохо знала мужа своего. Он только теперь заметил, что оба они (И Сварг и Жива) смотрят на него и ждут от него какого-то решения. Но он молчал.

Он ничего от них не скрывал, просто не хотел принимать никакого решения.

Сварг оставался, спокоен, Жива ярилась. Он рассмеялся бы, глядя на них, если бы это не касалось судьбы его детей и его возлюбленной.

– Почему ты молчишь? – воскликнула Жива, готовая разрыдаться. Вечные женские штучки. Она стояла на своем.

– Мне нечего сказать, это вам придется решать, – говорил он сердито.

– У нас творятся страшные вещи, происходят они не без твоего участия, – снова начала она о самом больном.

Жива хорошо знала, как он относится к своей наложнице и ее детям. И она вовсе не хотела видеть, как они удаляются вечером от всего мира в его дворец – это было невыносимо.

– Уж не собираешься же ты их отправить из нашего мира, – насторожился

Дажьбог, понимая, куда она клонит. Он понимал, чего хотят от него добиться эти двое.

– Именно это я и собираюсь сделать, – она говорила громко и злобно, и понимала, что если проиграет и отступит, то все останется так же, как прежде, а этого ей уже не пережить. Но если Славена она еще как-то могла терпеть, то Скиф казался ей совершенно несносным. И каждый день рядом с ним был для Живы настоящей пыткой. Она не задумывалась о гневе мужа своего. Он к ней никогда хорошо не относился. Но может быть не только колдовство тому причиной.

Возможно, Дажьбог и на самом деле очень любит эту женщину. Так это выглядело со стороны, и для нее было обидным и необъяснимым. Что же им с людьми делать, если в Сварге такое творится.

Оба они посмотрели на Сварога. Он до сих пор все еще молчал. Им показалось, что они ничего от него не смогут добиться.

– Они должны отправиться на землю, к людям, – заговорила Жива, – пусть эта Змея о них там позаботится.

От Живы не ускользнуло, как побледнел бог, и как яростно он на нее взглянул. Если бы она была смертной, то могла умереть от разрыва сердца. Но она просто опечалилась. Она понимала, что он отомстит ей, и ее жизнь с ним окончательно испорчена, но остановиться все равно больше не могла. Но она сделала все, что могла. И остается лишь смотреть на то, что с ними еще может произойти.

Дажьбог не обращал на нее больше никакого внимания. Он смотрел на того, кто должен был принять это решение и обречь его сыновей на жуткое существование, лишив их небес.

Они окажутся среди людей, продолжат борьбу за свое существование, но самое главное – они станут смертными. Как Жива могла оказаться такой жестокой, даже не по отношению к нему, а к его сыновьям, которые перед нею не были ни в чем виноваты.

Он готов был в тот момент и ее сыновей отдать в жертву на землю, но сдержался. Хотя ему хотелось посмотреть на то, как эта женщина будет страдать и мучиться. Во злобе она не понимает, что Ехидна не останется в долгу и с ее собственными детьми что-то случится. Пусть тогда только себя в этом и винит.

Жива в те минуты о том не думала, но Сварг не мог не думать, потому он и решил отложить приговори и поговорить сначала с ней.

– Я вынужден буду прибегнуть к крайности, – заговорил он, но немного позднее, когда они подрастут и окрепнут. Если даже Боги не способны у нас в мире жить, то что говорить о людях.

Они ушли в разные стороны. А он оставался на троне своем восседать. Он только на время отложил трудное решение.

Глава 2 Дети Даждьбога

Ехидна встретила его на поляне перед дворцом Сварога. По ее виду он понял, что ей обо всем известно. Она знала, что речь шла о ней и о ее сыновьях и даже угадала, каким окажется решение справедливой богини жизни. Она знала, что та, у которой ничего не осталось, даже собственного мужа, не оставит ее в покое. А уж на земле, где она заправляет всем, она найдет, как посчитаться с ее детьми. Но разве на что-то годятся ее собственные сыновья? Самый старший и лучший из них – Кий, не блещет ни красотой, ни умом. Она порадовалась бы этому, если бы ей не пришлось тревожиться за своих детей.

Вот ее Волхв – он будет самым сильным чародеем в своем времени и чародеем на все времена, он нигде не пропадет, а земля для него самый желанный, самый лучший мир, хотя сам он о том пока еще не ведает. Но и у нее после такого бесчинства будут руки развязаны, и она сможет поступать с их любимцами так, как ей вздумается. По его лицу она поняла, что пока еще ничего не случилось, хотя случиться могло, нужно быть готовым ко всему.

– Почему ты заступился за меня и моих сыновей, – приступила к нему неожиданно она, не в силах скрыть свой обиды.

Это не обязательно надо было делать – Сварг мудр. Я не знаю точно, что у него на уме, но пока все обошлось, и дальше обходиться будет.

– Она не успокоиться, что же тогда предпринять нужно будет? – она думала о себе, понимая, что ее возлюбленный о себе сам должен побеспокоиться. Хотя он был совсем не таким, как ей казалось в самом начале. И она знала., что действовать придется самой и одной, как не горько было сознавать такое.

Ехидна смотрела на того, на кого возлагалось столько надежд, и никак не могла понять, что же от него стоило ожидать. Но она не привыкла долго раздумывать и печалиться. И понимала, что со всем она справится, как бы не хитра, не зла была ее соперница – все у нее получится.

Вот и Дажьбог немного испугался в тот момент, он хорошо понимал, что она не отступит, не стоит даже надеяться на их примирение.

– Мои дети выживут на земле, я об этом позаботилась, но пусть ее сыночки ненаглядные попробуют там оказаться, – говорила она тихо, но угроза звучала еще явственнее. И это была не пустая угроза – она непременно ее исполнит. Он не очень-то любил Кия, Щека и Хорива, но они оставались его сыновьями, хотя родила их ему не любимая женщина.

– Ты не должна на нее особенно обижаться, она права в чем-то, – говорил он, – она требует справедливости.

– Но что такое твоя справедливость? Я не хочу о ней ничего слышать, – вопила мать его сыновей, и в ее облике была какая-то скрытая угроза. Вот и окажись между двумя богинями.

Расставшись с Ехидной, Дажьбог все время спрашивал себя, что же такое он в ней нашел. Почему он так к ней привязан. Но это было для него непонятно, необъяснимо.

Как много времени прошло с того момента, когда он никак не мог отказаться от связи с этой женщиной. И как плачевно это для него закончилось.

Это понимала и жена его верная, но ничего изменить не могла. А если что-то в их бессмертии менялось, то только в худшую сторону. Но она знала характер своего сына. Как только до него это дойдет, Славен не захочет ни с чем примириться. Все завершится для них полным крахом, но об этом она пока старалась не думать. Славен, обученный с ее помощью многим премудростям, хотя он и был еще дитем малым, взглянул в тот момент на бабку грозную свою. Все время он находился где-то поблизости, любил подглядывать и подслушивать, считая это чрезвычайно полезным занятием.

– Скажи, что станет с нами и нашими детьми? – вопрошал он, прекрасно зная, что ей ведомо грядущее.

Ехидна рассеянно на него взглянула. Она даже не сразу поняла, что ему известно все или почти все из происходящего во дворце Сварога.

– Я не знаю, что будет и знать, не желаю, – воскликнула она сердито, думая о том, что со временем он перехитрит сам себя.

Но она успокоилась, стараясь скрыть свое раздражение от назойливого мальца. Она понимала в глубине души, что от него ничего невозможно будет скрыть. Он смотрел на нее, не мигая, но она повернулась и отправилась прочь. Он требовал слишком много, а она не собиралась потакать его капризам. Она знала и, что все может обернуться по-разному, это ясно будет, когда выявится, насколько далеко все зашло. Она не думала о том, что ребенок будет вмешиваться в происходящее и сыграет свою роковую роль.

– Ни о чем не смей никому говорить, – предупредила его она, не понимая, что может с ними со всеми еще случиться, никому лучше не знать лишнего, когда произойдет, тогда и будем о том думать.

Но она вовсе не была уверена в том, что он прислушается к ее словам – егодерзости не было границ.

Его усмешка и на этот раз если не испугала, то встревожила ее. Но без него так сера и прозаична, казалась ее жизнь в последнее время.

№№№№№№

В их чертогах стояла в тот момент поразительная тишина. Словно больше ничего не могло интересовать их. И когда все стало разрушаться, созданное упорно веками, они становились странно похожи, на тех богов, о которых не смолкали самые противоречивые слухи и звучали странные истории. Когда она схватилась, было уже поздно.

Сварг почувствовал страшную усталость, когда он оставался один. Он хорошо понимал, что должно что-то случиться, но почему именно теперь?

В свое время сквозь пальцы он смотрел на увлечение блистательного Дажьбога коварной Ехидной, пока это не зашло очень далеко, он не любил Славена ни Скифа, но так жестоко поступать с ними не собирался.

Он очень устал за последние века и больше всего хотел только покоя. Все в его душе протестовала против перемен. Но и ему было понятно, что нельзя вернуться к прежней жизни. Но как только они окажутся на земле, страшные перемены совершатся и там. Его помощник – Мефи, не скрывал своей радости. По странному блеску в его глазенках было понятно, что он обо всем догадывается, во всем собирается принимать участие.

– Не радуйся особенно, – говорил он, – думаю, тебе ничего не достанется. Но может быть хоть какое-то развлечение будет, не унимался тот, – скукотища – то у нас смертная.

Но ничего на это не ответил ему старик. Он смотрел вдаль и ничего не говорил