Лиловый сон крестьянских хризантем

Грустные, неповторимые, сравнимые с родниковой водой. То ли стихи, то ли молитвы. Во всяком случае, исповедальные. Когда их читаешь – очищаешься. Снова становишься человеком с открытой душой, живущим на полную катушку. Туман ли в открытом поле, скрипка кузнечика, мотылёк – всё становится значительным. Просыпается внутренний человек, которого так старательно пытается усыпить современная цивилизация.

Счастье человеческое внутри нас, как и Царствие Божие. Путь к нему уникален. И каждый должен открывать своё счастье сам, как это делает Любовь Берёзкина.

Игорь Муханов, поэт, прозаик, лауреат национальной премии в области литературы, учреждённой Традиционной буддийской Сангхой России, член Правления Союза писателей Республики Алтай

Автор выражает сердечную благодарность замечательному великолукскому фотохудожнику Владимиру Павловичу Полонскому за подаренную им фотографию на обложке этой книги.

С Е К У Н Д А Н Т Ы

О, бедный мой, блаженный тихий край

О, бедный мой, блаженный тихий край.

От старых яблонь ласковые тени.

Калитки скрип. Уткнувшийся сарай

В берёзовые прелые поленья.

Приют моей кочевницы-судьбы.

Случайный кров навек оставил память:

Сухих полей полёгшие снопы,

Поток лучей в оконной старой раме,

Лесов замшелых гордые вихры,

Речушка, заблудившаяся в поле,

Медовый пряник солнечной жары.

Извечный опыт светлой русской воли.

К отъезду цвёл волнующе жасмин,

И старый дом постанывал украдкой.

Склонилась я печально перед ним

И в путь ушла с молитвой, без оглядки.

2011

Секунданты

…Я блуждал в искусственной чаще

и открыл лазоревый грот…

Неужели я настоящий

и действительно смерть придет?

О. Э. Мандельштам, 1911

Горит застенчивый восток.

Вскипает кровь и человечность.

Так тянет жить, что поперёк

встает обещанная Вечность.

Где жемчуга воскресных рос

и восхитительные грозы

даются свыше без угроз —

само бессмертье под угрозой.

Мне серый облик мостовой

и строгий тон домов окрестных

запоминаются строфой,

как детский лепет интересный,

как неизбежности мотив,

как мелос вдумчивого Данте —

домов немые секунданты

надёжно встали позади.

И дней прозрачных череда

пройдёт, не спрашивая, мимо,

лишь опуская иногда

стопу на час необходимый

в немытый будничный настил

шероховатых предписаний —

корил ли ты, благословил

последний вдох под небесами.

За торжествующими даль,

за побеждающими – время.

И бьётся прошлого хрусталь,

стирает будущего кремний.

Всепоглощающая грусть

в разоблачительных утехах

предназначает человека

к витой изящности искусств.

Проникновенные слова,

и понимающие лица.

Дворы столичные сперва,

подворья тёплые провинций.

Над колокольнями стрижи,

а над уставами – скрижали

и Бог Любви, что нам вершит,

но лезть к Нему не разрешали.

Здесь полуночною порой

склоняет к путнику влюблённо

берёзка с белою корой

главу на гати полутёмной.

Вдали деревни огоньки,

и бродит эхо драк собачьих.

Ночные запахи тонки,

но ничего уже не значат.

Прикосновения нежны,

недоумённы восклицанья.

Разливы неги всполошит,

играя, звёздное мерцанье.

Но в предрассветной глубине

возникнет заревом жар-птица,

и шторы съёжатся в окне,

боясь пред ней испепелиться.

На подоконнике браслет

иссиня-чёрной тенью брызнет

на златотканый чистый свет,

на тишину, на чьи-то жизни.

В прощальном всплеске белизны

уста сольются и отпрянут,

пробуждены к разлуке рано,

приходом дня потрясены.

Здесь мира праведная боль

в шкале отчаянья все выше,

и после маленькой второй

от нас добра никто не слышит.

В букете кухонных дымов

всего приятней сигаретный —

дым исчезающих миров

и рок десницы безответной.

На вседозволенной траве

пласты лесного терракота.

Кто не был прав и кто правей —

один вопрос, одна забота,

одно занятье пустомель.

В часы чаёв и омовений

идет негласная дуэль

за честь просаженных мгновений.

Спасенный амфорой стиха

от помраченья нестиховий

глядит на синие верха,

в долины облачных верховий.

Он, может быть, ещё живой.

Его глаза дождю открыты

и тёплой осени ржаной,

и разрешительной молитве.

А на восточной стороне,

где над Невой Ростральных пламя,

где довелось родиться мне,

где я расстреляна годами,

ещё стоят мои дома,

моих осечек секунданты.

Они совсем не виноваты,

я их назначила – сама!

2012

Скажи мне, мой ангел, в какие края

Скажи мне, мой ангел, в какие края

Ветрами уносится песня моя?

Туда ль, где пропащий кусочек земли

И юности угли —

снега замели?

И стоит ли верить, и стоит ли жить?

Почётно безмолвие круг завершит.

Но будет ли на ожиданье ответ?

Без правды суда

и прощения нет…

…Вот сумрак спускается на городок.

Умолкнет сверчок и пойдёт на шесток.

И только река, мне внимая до дна,

Всё дальше во тьме

утекает одна.

2014

Плывёт по затихшему лугу

Плывёт по затихшему лугу

Лесного тумана челнок,

Ничто не тревожит округу,

И солнечный щебет примолк.

Так тихо, что чувствуешь кожей,

Как движут мгновенья эфир.

Вздохнёшь и забудешь, быть может,

О всём, что жалел и любил.

Простишь мирозданью потери,

Надежд исчезающих лёт

И сердце, что в счастье не верит,

И разум, что счастья не ждёт.

Но пав на траву луговую,

Вдруг примешься прах целовать,

Как в детстве счастливом целуют

Любимую нежную мать.

2014

Положи мне лапу, кошка

Положи мне лапу, кошка,

на больную жизнь мою!

Пожалей меня немножко,

молочка тебе налью.

Поживём ещё, как мыслишь?

Покоптим клочок небес

да на старом коромысле

потаскаем в гору Крест.

Сыплет снег, до трав голодный;

день за днём голей поля —

и, как выкормыш безродный,

тщетно солнца ждёт земля.

Вот и мы с тобой у печки

посидим, поговорим;

ты хоть и не человечек —

хорошо нам здесь двоим.

Расплескалось луговое

море талою водой;

слышишь – ветер злобно воет,

за окном чинит разбой.

Положи мне лапу, кошка,

на больную жизнь мою!

Поживём еще немножко,

слово честное даю.

2010

Прошлогодние бабочки

Ветер погнал прошлогодние листья, взгляни:

это – крылья погибших бабочек.

Это призрак осенней стихии. Но тотчас взлетят они –

это ржавое пламя надежд, факел домиков карточных.

Так, словно листья готовы к ветвям прирасти.

Или мне захотелось этого?

Потому что сама превратилась в поющий Псалтирь тростник

на слиянии грусти осенней и Царства бессмертного.

Тайна безвременья в списке насущных блаженств,

совершенство потустороннее,

где меняется громкая речь на звенящий в пространстве жест,

мускус белых черемух – на осенние благовония.

Перерождение – свойство души и ветвей.

Однобокое, нестерильное.

Над погибшей листвою – туманы, забвение правит в ней.

Прошлогодние бабочки… Нежность с весенними крыльями.

2013

В степь дорогая белая

Сашеньке

В степь дорога белая…

Спи, мой бедный друг —

Вьюга оголтелая

Рыскает вокруг.

Худенькие ёлочки

Боязно дрожат,

Нету ни метёлочки

Сверху камыша.

Холодом придавлена,

Лунным камнем – снег:

Спи, моя окраина,

Радуйся во сне.

Варежкой пуховою

Станет новый день —

Стёжкою ковровою

Между деревень.

Мы накрошим хлебушка

Из озябших рук

Птахам перед вербушкой —

Спи, мой бедный друг.

2009

Бузина

Пожалей меня, мать,

пожалей, бузина:

жмёт на сердце

усталость предельная.

Полпути мне пройти,

и тобой – спасена,

только радость

тоской

заметелена.

Не подашь человеку

ни хлеба, ни крох:

был земля ты

и в землю отъидеши.

С нищетою и немощью

явственней Бог

в занебесном

отеческом

Китеже.

Я стою на коленях

у самых ветвей,

тяжелеющих

гроздьями чёрными:

дай мне, матушка,

зёрнышко веры твоей

в эти руки,

растить

обречённые.

И тогда поднимусь

островерхой горой,

содрогаясь

от землетрясения,

над бессилием собственным,

над бузиной,

побеждая

мытарство

осеннее.

Распрямится плечо

в горностай облаков,

призывая

Слова Изречённые,

и вернётся на Русь

благодатный покров,

на бузинные

ягоды

чёрные.

2013

Во имя листьев

Во имя листьев, во имя света

Я заклинаю: забудь и это.

Снов мимолётность – не в силах помнить.

Пишись без жертвы, земная повесть.

Пусть с новой мощью ударят громы,

Пусть – лёд и пламень, мы – не знакомы.

Нога не ступит на путь унылый.

Не проклинаю – прощаю, милый.

Взгляни на рощи, их майский почерк:

Нет в междустрочьях желаний прочих,

Как только к небу расти стволами,

Волной цветущей застыв над нами.

Галопом – лето, и осень – рысью,

Поникнут травы, погибнут листья,

Но их во имя, ты в царстве медном

Не знай, как сгину – забудь об этом.

2014

Четверток

По полю, по белому полю,

где с краю тулился совхоз,

исполнив Отцовскую волю,

шёл медленным шагом Христос.

К обеду достигнув деревни,

просил по дворам:

– Дайте грош.

Впустую бродил до вечерни,

хоть был на икону похож.

– Браток, – произнес кто-то в ухо. —

Пойдём, если хочешь стакан.

Господь оглянулся – и глухо промолвил:

– Ну, здравствуй, Степан.

С укором глядели старухи,

как Стёпка понёс для друзей

бутылку одну бормотухи

и хлеб за шестнадцать рублей.

А что еще делать, скажите?

Работы для пахаря нет.

И выжил мужик, как «сожитель»,

с бабулькой неведомых лет.

Потом, схоронив ее чинно,

шабашками хлеб добывал,

к вину относясь, как мужчина:

коль было на что – попивал.

– Ты что, экстрасенс? —

ахнул Стёпка.

Христос ему тихо:

– Пойдём.

Найдётся ли в доме похлёбка?

– Винишко да хлеб – весь приём.

Добрались до ветхой избушки,

где жданок был самый разгар:

Иваныч курил, бряцал кружкой

и клял всех богов сквозь кумар.

– Принёс? Портвешок, стопудово!

А что это рядом за «фрукт»?

Пускай бы сидел себе дома.

– Христом вроде парня зовут.

Он правду угадывать мастер.

Степан дружбану подмигнул.

– Ты вправду, что ль, Бог?! Вот так здрасьте!

Ругнувшись, Иваныч икнул.

Но Гость, не смутившись, ответил

Иванычу так:

– Ты сказал.

И стал ослепительно светел,

аж резало больно глаза.

– Да, Боже Ты мой! – грянул Степка. —

Да мы ж Тебе всё отдадим!

Вот жалко, что кончилась водка,

питаемся ядом одним.

Наполнили кружку на счастье

отравой, что жаждала плоть.

И, хлеб преломляя на части,

молился за ближних Господь.

Пустили по тесному кругу

вино да буханку на всех,

доверив Христу, словно другу

сомнения, страсти и грех.

Он баял о Жизни Небесной,

что знает народный измот,

а Степка шептал:

– Хоть ты тресни,

и правда, – воистину Тот…

А после спросил:

– Отчего Ты

к людя́м в храм большой не пошёл?

Уж точно поел бы в охотку.

– Им там без Меня хорошо.

К утру мужики подустали,

заснули. Он встал подле них,

молясь, осенил их перстами —

и вышел, Сам дверь притворив.

2012

Р А Д О С Т Ь – Я Б Л О Н Я

Лиловый сон крестьянских хризантем

Лиловый сон крестьянских хризантем,

И медленный дымок над тёплой крышей,

И тихий дождь, – ниспосланы затем,

Чтоб их принять помилованьем свыше.

Ещё на горизонте нет зимы,

И в пыльной паутине дремлют санки,

Но холод обжигает, если мы

Встречаемся одни на полустанке,

Когда терзает мысль поправить шарф,

И листик снять, разлёгшийся на кепке,

И целовать, на цыпочки привстав,

Твой рот, от табака немного терпкий,

Пока без остановки поезда

Проносятся, и темень мимоходом

Вычёркивает свет, как борозда

Над хмурыми бровями небосвода.

В сумерках сад дышит сиренями

В сумерках сад дышит сиренями,

Льёт горизонт светлое олово,

И вдалеке, словно в безвременье,

Дымка плывёт нежно-лиловая.

Будет земля глухо ворочаться,

Тихо урчать тёплая улица,

Будет звезда падать в песочницу,

И на скамье вечер ссутулится.

Как листопад, крыльями красными

Вдруг задрожит и на мгновение

Вспыхнет огонь древними сказами

И опадёт без дуновения.

2016

Мне приснились снега кругом

Мне приснились снега кругом,

И тайга, и сибирский кряж,

И надежды застрявший ком,

И последний судьбы вираж.

Словно солнце согрело тьму —

Мне приснился фонарь в окне,

И я плакала, потому

Что пора просыпаться мне…

2015

Последний паром

Всё притихло, и нам остаётся жить снами и письмами,

В час быка видеть руны прошедших и будущих дней;

На подмостках судьбы, оставаясь всегда за кулисами,

Отдавать свой заряд, чтоб софиты светили сильней.

Что-то с нами не то, растерялись, ослабли, испортились,

Словно – час перемен, и никто не припомнит каких.

Нет, не подвигов публика ждёт, а приветствует фортели,

И, по сути, давно каждый зритель – клинический псих.

Над стенами дождей высота с потолочными звёздами,

Упорядочен ход выдыхающих космос планет,

И уходят мечты со смертельными их перехлёстами

На последний паром, смастерённый из старых газет.

2016

Заснул в моих ладонях листопад

Заснул в моих ладонях листопад.

И ветер стих, найдя уютный угол.

А я люблю смешно и невпопад

Тряпичные сердца холодных кукол.

Как прежде, в круг усаживая их,

И поправляя платья и причёски.

Да разве ж куклы хуже остальных,

Рождённых век обслуживать подмостки?

Когда-нибудь осеннею порой

Вдруг вспомнится нам это лихолетье

Под листопад какой-нибудь другой,

Мой человек единственный на свете.

2017

Горят фонари, и не слышно

Горят фонари, и не слышно,

Как сумрак пробрался в квартал,

Бродил по темнеющим крышам,

Неспящие окна считал.

Холодные влажные листья

Сложил ночевать на скамьи

И спрятал дрожащие выси

В землистые лапы свои;

Как будто один виноватый,

Что – поздняя осень и мзга,

И звёздные координаты,

Спеша, проскочили снега;

Что он – повторение дыма,

Он – между, он – через и сквозь —

Как свет, проплывающий мимо,

Чьё сердце о тьму обожглось.

2016

Придёт пора, и осень возвратится

Придёт пора, и осень возвратится;

И лёгким сном растают вдалеке

Оставшиеся летние страницы

В моём неторопливом дневнике.

И я вдохну туманы сожалений,

Покорная дождливой тишине,

Где взмах ресниц – почти прыжок олений,

И холод на ладони дышит мне;

Как будто в нём положено до срока

Оберегать дрожащую листву,

И частый дождь – читается по строкам,

И тихий свет прижался к рукаву.

2018

Холодные ветры, высокие стаи

Холодные ветры, высокие стаи.

И жизнь не простая. И тихие дни —

Махни, и растают сны русских окраин,

И в таинстве слов не вернутся они.

Ты слышишь, любимый, как хрупко и нежно?..

Неспешно ложится непонятый снег

На век позапрошлый, на отзвук тележный,

И на неизбежно кромешный проспект.

Скажи, мой хороший – мне всё это снится:

И снег на ресницах, и звёзд перезвон —

Серебряный сон, затуманивший лица,

Живые страницы нездешних времён?

2017

В бреду осеннего похмелья

В бреду осеннего похмелья,

Когда – затягивает мглой,

Пойдёшь за эхом, за метелью,

За равнодушною толпой,

Где всё равно, куда податься

В тумане мировых идей,

И общность бед рождает братство

Не посмеявшихся над ней:

Тому, кто вырос в гуще века,

Близка таинственная связь

Меж тем, что зиждет человека

И – разрушает, устыдясь.

2018

Радость-яблоня

Лучисто. Прозрачно. И весело

Лучисто. Прозрачно. И весело.

Раскинуть бы руки да – вверх!

За край, за туманное месиво,

И – снова прижаться к траве,

Где чуткая тень голубиная

Воркует над сонной землёй,

И бродит Господь за рябинами

В крестьянской рубахе простой.

Всё было, а что-то не сбудется —

Постой, помолчи, и забудь.

Смотри, как в небесное устьице

Спокойно относит избу;

Качает над стылыми вербами

Молочных дымов лепестки,

И сыплет снежинками первыми

На гладь потемневшей реки.

Говорили, что скоро зима

Говорили, что скоро зима —

До того тяжело и уныло.

Посмотри: а сегодня дома

Золотою волной окатило.

Так бывает на праздник святой,

Если там, за невидимой гранью,

Зацвела, зазвенела листвой,

Радость-яблоня над иорданью,

И на дно человечьей реки

Опустились весенние тени,

Оставляя свои огоньки

В небесах возле каждой ступени.

2018

С утра шёл дождь, и бились оземь капли

С утра шёл дождь, и бились оземь капли,

И мне казалось: вижу я одна,

Как сумрака встревоженная цапля

Рассеялась на серые тона.

И ветер нёс над горным перевалом

Серебряное эхо старины,

Казалось мне: я что-то потеряла,

Но кем-то вновь потери прощены.

Я видела: скользит по небоскату

Неведомых пожарищ тусклый дым,

И вспомнилось, как верила когда-то

Пронзительным просторам голубым.

2016

Как все

Здесь всё меня переживёт,

Всё, даже ветхие скворешни…

А. Ахматова

Переживать и думать мне

О торжестве скворешен – странно:

И я, как все, найду во тьме

Ошеломительные страны.

Я позабуду путь домой —

Не промелькну с весенней стаей,

И наступающей зимой

В небесной дымке не растаю.

Оставлю в лунной полосе

Полупрозрачные аллеи

И стану вымыслом, как все.

Не сожалея.

2016

Вдоль ручья

Доверчиво жмётся к обочине

Ручей, переполненный влагой.

И сумраком дни оторочены,

И воздух хмельной, словно брага.

Он смешан с летящими листьями,

С причудливым эхом случайным,

С прощальными чуткими письмами

И с первым безмолвием тайны.

И ты прислоняешься к дереву,

Как будто не встретил опоры

В судьбе, словно зонтик, потерянной,

А вновь обретённой не скоро.

2016

Мерцают камни влажной мостовой

Мерцают камни влажной мостовой,

И Млечный Путь стал улицей Молочной,

И долгий дождь, надёжный спутник мой,

Зовёт сыграть на флейте водосточной

Туда, где вёз трамвай за медяки,

И мост Литейный глох от звездопада;

Где шаг чеканил вдоль Невы-реки

Тринадцатый апостол Петрограда;

Где прошлое поныне смотрит вслед

Глазами непрощающего Блока,

И гаснет у аптек фонарный свет:

Бездумно.

Безысходно.

Одиноко.

2016

Начинается дождь, а потом начинается осень

Начинается дождь, а потом начинается осень.

Ты сегодня бледна. Настроение плакать и спать.

Сон уткнётся в ладонь влажным носом с покорностью пёсьей

И свернётся в ногах, если пустишь его на кровать.

Золотистая даль в тишину выдыхает туманы,

И как будто повис в невесомости всякий предмет.

Ты, конечно, права: Бог творит чудеса на piano

И обычную грусть превращает в задумчивый свет.

Это с клавиш дождя на листву осыпаются капли,

И звенящая дрожь пробегает над сном мотылька.

И летит, и летит сквозь столетья осенний кораблик —

Слышишь: звёзды поют и качают его на руках.

2017

Вчерашний день расходится по шву

Вчерашний день расходится по шву,

И не зашьёшь его элементарно.

Почудилось: я заново живу,

А это март обычный, календарный.

И захотелось в тишь библиотек,

Зарыться, как в листву, в чужие книги —

Сегодня я, похоже, не из тех,

Кто ищет смысл в геройстве и в интриге —

И просто так дышать их стариной,

Как будто я читаю этот запах.

И становиться буквой прописной.

И растворяться в шелесте охапок.

И забываться лёгким полусном

В тепле из-под зелёного плафона,

Где тает миф о мире остальном,

И времена стоят заворожённо.

2018

Вечер придёт

Вечер придёт – всюду огни да огни.

Сядет в вагон где-то в небесном депо.

Поезд его, Господи, к нам подтолкни:

Он привезёт тихий уют и тепло.

Чай на столе, старый фонарь под дождём

Или в снегах – вот и компания вся.

Так до утра вместе, бывает, прождём:

Вечер придёт, если его пригласят.

Если ему лампу на кухне зажгут,

И у плиты фартук возникнет цветной

Той, что дано свойство лечить от простуд

Лаской своей, звёздами и тишиной.

Слышишь, гудит поезд над крышей во тьме.

Чай на столе, старый фонарь греет лёд —

Может быть, ты скоро приедешь ко мне,

И, наконец, к ужину вечер придёт.

2017

Тепло и свет

Тепло и свет – от края и до края.

Пером волшебным солнце провело.

Я поняла: так осень умирает —

Спокойно, сокровенно и светло.

Замедленная тень парящей птицы

Над вековой заставою дубов…

Так хорошо, так никогда не снится —

Как в позднюю и в первую любовь.

И всё к нам возвращается иначе —

Не можем мы с тобой предугадать.

А осень так светло и нежно плачет,

Как будто ей и в смерти благодать.

2017