Необыкновенная история про Эмили и её хвост

Глава 14

Чем ближе я была к тюрьме, тем больше нервничала и поминутно озиралась. Одинокий морской скат скользил над самым дном, хлопая плавниками, точно полами плаща. Небольшие стайки угрюмых рыб с раскрытыми ртами медленно проплывали в темном безмолвии, косясь на меня. Впереди возник черный смерч – и вдруг рассыпался на тысячи крошечных рыбешек. Пометавшись, они вновь соединились, на сей раз в два крутящихся мяча. Между ними серой подводной лодкой проплыла длинная тень.

Акула! Я замерла на месте.

У самой тюрьмы вода сделалась как будто темнее. Прячась за камнями и водорослями, я наконец подобралась к ее входу. Он напоминал гигантскую, широко распахнутую китовью пасть с острыми белыми зубами. Перед входом туда-сюда неторопливо плавали две необычные акулы с плоскими широкими головами и глазками-бусинками. Рыбы-молоты!

Мне их было не миновать. Интересно, нет ли другого входа?

Я припомнила то, что прочитала об отце в папке смотрителя. Там говорилось о неком «восточном крыле». Одна беда: тюремное начальство не позаботилось об указателях.

Я попыталась сообразить, как сюда добиралась. Сначала плыла в лодке на запад, ориентируясь на заходящее солнце. Потом мы свернули направо, к рифу. Следовательно, сейчас я находилась лицом к северу.

Я еще раз повернула направо и увидела перед собой галерею футов пятьдесят длиной, примыкающую к главной пещере. Она напомнила мне крытый переход через шоссе. Только эта «труба» была каменной и находилась на морском дне. Может, это и есть восточное крыло?

Осторожно перебираясь от одного куста кораллов к другому, прячась за камнями, я приблизилась к галерее, проплыла вдоль нее. Ни окон, ни дверей. Да, похоже, главный вход – это единственный способ попасть внутрь. Неужели я проделала весь путь напрасно? Акулы меня ни за что не пропустят…

На всякий случай решила проверить галерею с другой стороны. Вдруг позади раздался какой-то шорох. Акулы! Не раздумывая ни секунды, я ударила хвостом, шмыгнула к подножию галереи и вжалась в осклизлую стену, прикрывшись широкими лентами водорослей. Две рыбы-молота быстро проплыли мимо. Опасливо озираясь, я продолжила осмотр, ощупывая каждый дюйм стены. Минутой спустя мне на глаза попалось то, что я не заметила прежде: дыра. Овальное отверстие, куда вполне можно протиснуться, если бы его крест-накрест не перегораживали два толстенных прута, похожих на китовьи кости. Никакого другого подобия входа поблизости не наблюдалось, следовательно, имело смысл попробовать этот.

Я подергала решетку. Она не поддавалась. Попробовала пролезть между прутьями. Дохлый номер: голова проходила, плечи – нет. А если боком?.. Теперь в дыру не помещалась даже голова. Надо же, какой у меня, оказывается, длинный нос!

Ухватившись за решетку, я принялась размышлять, помахивая хвостом. И тут меня осенило! Как можно быть такой недогадливой?! Я аккуратно просунула голову между прутьями. Оставалось только повернуться боком и протиснуться внутрь.

На мгновение мне стало страшно. Что если я застряну и буду тут торчать: голова внутри, хвост снаружи?

Выбросив из головы эту ужасную картину, я быстро повернулась и, стукнувшись подбородком о прут, принялась ввинчиваться в дыру, помогая себе хвостом. Есть! Разве что шею чуть-чуть ободрала.

А я еще стеснялась своей худобы, переодеваясь в бассейне. Выходит, быть тощей как спичка иногда полезно.

***

Немного поморгала, привыкая к темноте. Небольшая круглая комнатушка, куда я попала, напоминала пузырь. С рыболовных крючков, вмурованных в стены, точно половые тряпки, свисали пучки водорослей.

Я подплыла к двери и повернула круглую желтую ручку. Дверь со скрипом отворилась. За ней открылся длинный тесный коридор. Закрыв за собой дверь, я увидела на косяке металлическую табличку: «СК: С-874». Северное крыло? Я все-таки ошиблась в своих расчетах!

Поплыла по тихому коридору мимо закрытых дверей. С-867, С-865… Все двери были похожи одна на другую как близнецы: круглые, металлические, точно на подводной лодке, с медными ручками в центре под небольшим, тоже круглым, окошком. Стекол в окнах не было, но они были забраны решетками из рыбьих костей – точь-в-точь пустое поле для игры в крестики-нолики.

Интересно, а что внутри?

Я приблизилась к одной двери и осторожно заглянула в окошко. Там сидел тритон с огромным волосатым животом и длинными черными волосами, собранными в пучок.

– Чем могу помочь, барышня? – удивленно спросил он.

У тритона был толстый бурый хвост, а на руке – татуировка в виде кораблика.

– Ой, извините! – Я шарахнулась от двери.

Ужас! До нужного крыла еще добираться и добираться, а за каждой дверью – страшные преступники! Но чего я, собственно, ожидала? Тюрьма есть тюрьма.

Внезапно послышался знакомый тихий шорох. Акулы! Скоро они будут здесь! Бешено забив хвостом, я рванула в конец коридора, надеясь скрыться за поворотом до того, как меня засекут.

За углом оказался точно такой же коридор. Такой же, да не такой: номера в нем начинались с буквы «В». Восточное крыло!

На первой двери висела табличка «В-924». Какой же номер значился в папке мистера Бистона? Ну почему, почему я его сразу не записала?

В камере находился пожилой бородатый тритон с облезлым дряблым хвостом. Меня узник не заметил. Я двинулась дальше. В-926, В-928… Найду ли я когда-нибудь своего отца?

Из-за угла вывернули акулы. Я скорчилась у очередной двери, остервенело вращая медную ручку. К моему изумлению, камера оказалась незапертой! Я вплыла внутрь и тихо затворила за собой дверь, не заботясь о том, кто может сидеть внутри. Главное – подальше от акул! Привалившись к двери, я облегченно вздохнула.

– Счастливое избавление? – раздался за моей спиной голос.

Я резко обернулась. На тюфяке из водорослей, перед небольшим столиком сидел тритон с блестящим фиолетовым хвостом. Он сунул в рот конец длинной нити и завязал на другом ее конце узелок.

– Что вы делаете? – спросила я.

– Надо же чем-то себя занять, – пояснил он.

Я осторожно приблизилась, держась стены круглой комнаты. Нить казалась золотой. На нее были нанизаны разноцветные бусинки.

– Вы делаете ожерелье?

– Вообще-то, это браслет. Тебе нравится? – Тритон поднял на меня взгляд, и я инстинктивно шарахнулась в сторону.

Не стоит спорить с преступником, в чью камеру ты только что ввалилась, напомнила я себе. Если, конечно, собираешься выйти оттуда живой и невредимой.

Впрочем, тритон отнюдь не выглядел угрожающе. Обычно бандитов представляешь себе как-то иначе. Он не казался ни злобным, ни кровожадным. Он просто мастерил украшения. У этого тритона были короткие черные, немного вьющиеся волосы и маленькое колечко в ухе. Поверх белой майки – синяя тюремная куртка. Его хвост сверкал точно так же, как браслет. Тритон как-то очень знакомо провел ладонью по волосам. Моя рука тоже машинально потянулась к голове…

Я присмотрелась внимательнее. Он подмигнул мне в ответ. На его левой щеке при этом появилась ямочка.

Не может быть!

Тритон отложил свою поделку и соскользнул с тюфяка. Я отпрянула.

– Сейчас закричу! – предупредила я его.

Он смотрел на меня, а я – на него.

– Как ты меня нашла? – спросил он изменившимся голосом, словно в горле у него что-то застряло.

Я еще раз вгляделась в его лицо. У узника были темно-карие глаза, мои глаза.

– Папа! – тоненько пискнул кто-то словно издалека.

Неужели это сказала я?

Тритон протер глаза, потом стукнул себя кулаком по лбу.

– Я знал, что когда-нибудь это случится, – пробормотал он скорее самому себе, чем мне. – Рано или поздно любой свихнется в этих проклятых стенах. – Он отвернулся. – Или все это сон. – Он опять повернулся ко мне. – Ущипни меня за руку.

Тритон подплыл ближе, я же немного отодвинулась.

– Ущипни! – требовательно повторил он.

Я ущипнула. Он так и взвился.

– Ай! Шкуру-то зачем сдирать? – потер он руку. – Значит, ты – настоящая?

Я кивнула. Тритон проплыл вокруг меня.

– Ты даже красивее, чем я воображал. А я часто мечтал, как тебя увижу.

Я ничего не ответила.

– Хотя мне очень не хотелось, чтобы ты увидела меня в камере.

Он сделал еще круг, собирая разбросанные украшения, поднял с пола несколько журналов и сунул в щель в стене, а куртку затолкал под тюфяк.

– Здесь не место для юной барышни. – Тритон подплыл совсем близко и взял меня за подбородок.

Я заставила себя держаться спокойно. Он погладил меня по щеке, провел пальцем по ямочке, стирая слезы, смешивающиеся с морской водой.

– Эмили, – прошептал тритон.

Это действительно был он, мой папа! Мы заключили друг друга в объятия.

– Ты у меня еще и русалочка, – пробормотал он мне в ухо.

– Но не все время.

– Понимаю.

– А твоя мама где? – вдруг спросил он, разжимая объятия. – Она здесь? С ней все в порядке? Или… – он бессильно уронил руки, – она встретила кого-то другого?

– Разумеется, нет! – И я прижалась к нему.

– Узнаю мою Пенни, – улыбнулся он.

– Пенни?

– Ну да. Так я ее звал, будучи уверенным, что мне выпал счастливый пенни. Полагаю, в самом конце это выглядело не слишком удачной шуткой. – Он улыбнулся. – Так, значит, она меня не забыла?

– Ну… – я не знала, что ответить, – она до сих пор тебя любит.

В конце концов, это же чистая правда, ведь так? Иначе мама вряд ли бы расстроилась, вспомнив случившееся.

– Она тебя не забыла. По крайней мере, уже вспомнила.

– Как это?

– Сейчас объясню.

И я рассказала ему о Б-зелье, о мистере Бистоне и о том, как водила маму к Радужным камням. А еще о нашем плавании к Большому Тритоньему рифу.

– То есть она здесь? Совсем рядом? – вскричал он.

Я кивнула. Он пригладил волосы и принялся плавать кругами.

– Пап! – произнесла я вслух это странное слово. – Она там меня ждет. Нельзя, чтобы ее тоже посадили в тюрьму. – Я подплыла поближе к отцу. – Мама ведь даже плавать не умеет, – добавила я тихо.

– Не умеет? – Он расхохотался. – О чем ты, дочка? Пенни плавает как рыба. Лучше всех, за исключением русалок, конечно.

Моя мама? Плавает как рыба? Настала моя очередь хохотать.

– Наверное, это умение исчезло вместе с воспоминаниями, – грустно предположил отец. – Мы плавали с ней повсюду. Она специально посещала курсы подводного плавания, чтобы не отставать от меня. Мы были даже на затонувшем корабле. Там я и сделал ей предложение.

– Она до сих пор тебя любит, – повторила я.

– Да, наверное. – Он подплыл к столу, я последовала за ним.

– Что это, пап?

На вбитом в стену рыболовном крючке висел листок. Стихи?

– Это про меня, – печально сказал он.

– «Покинутый тритон», – прочитала я.

Пробежала глазами строчки и ахнула: «Янтарные своды, жемчужный пол».

– Но это же… это…

– Да-да, сентиментальные, полузабытые вирши.

– Но я знаю, о чем эти стихи!

– Ты видела затонувший корабль, малышка? – Папа поднял на меня глаза.

– Ага, мне Шона показывала. Это моя подруга. Она русалка.

– Ты была там вместе с матерью?

– Что ты! Она вообще не знает, что я туда плавала.

Отец уронил голову.

– Однако стихи она не забыла! – добавила я и, сдернув листок, продекламировала: – «И покинула навеки морского царя».

– Да, именно так заканчивается стихотворение.

– Нет, не так!

– То есть?

– Не так все заканчивается!

– Ну как же? – Отец подплыл ко мне и взял листок. – Вот две последние строчки.

– В стихах – может быть. – Я вырвала листок обратно. – А твоя история заканчивается по-другому! В ней никто никогда не покидал морского царя.

– Ты меня совершенно запутала. – Отец почесал затылок.

– Наша лодка зовется «Морской царь»!

– Верно, – сказал отец, и его глаза затуманились, как затуманились прежде глаза матери. – Я помню, как мы ее переименовали. Совсем забыл, как она называлась прежде. Но, видишь ли…

– И мама никогда не покидает лодку! Теперь-то я знаю, почему. Это из-за тебя! Она не смогла тебя покинуть. И ты вовсе не покинутый тритон.

– Ты правда так думаешь? – Джейк засмеялся и вновь обнял меня, уткнувшись подбородком в мой лоб. Его кожа пахла морской солью. – Послушай, детка, тебе пора уходить, – сказал наконец он.

– Но я же только что пришла!

– Скоро пробьют склянки к обеду. Надо тебе как-то отсюда выбираться. Не знаю, как ты сюда забралась, моя жемчужинка, но мы же не хотим, чтобы тебя здесь застали? Иначе ты рискуешь застрять здесь навеки.

– Ты не хочешь меня больше видеть?

Он взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. Мы оказались в принадлежащем только нам двоим мире.

– Я хочу, чтобы ты осталась живой, Эмили, была свободна и счастлива. И не желаю, чтобы тебя заперли в этом отвратительном месте до конца твоих дней.

– Мы никогда больше не увидимся.

– Я что-нибудь придумаю, моя жемчужинка.

Мне очень понравилось, что отец так меня называл.

– Плыви, – сказал он, открывая дверь, и быстро посмотрел направо-налево.

– Папа, а почему дверь не заперта? – запоздало удивилась я.

Он молча указал на металлическую бирку, приколотую к хвостовому плавнику.

– Тебе больно?

– Нет, но из-за нее не переплыть через порог, – он кивнул на дверной проем. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Только попробуешь, и стены словно начинают тебя плющить.

– Ты уже пытался?

– Такого никому не пожелаешь. – Отец потер лоб, как будто с размаху им врезался.

– Зачем же тогда двери? – хихикнула я.

– Для пущей безопасности. – Он пожал плечами. – Они запирают их по ночам, понимаешь?

– Наверное, да.

Я вдруг припомнила слова мистера Бистона о том, что мой отец удрал, потому что не захотел обременять себя ребенком. Но ведь смотритель врал? Или нет?

– Что с тобой, малышка?

– А может, я тебе просто не нужна? – промямлила я, опустив глаза на свой трепещущий хвост.

– Что?! – Он взмыл чуть не к потолку.

Отец так расстроился, что я тут же пожалела о своих словах.

– Взгляни. – Он схватил со стола стопку непромокаемой бумаги и протянул мне. – Прочитай любое.

Я робко приблизилась.

– Ну же! – поторопил он меня. – Хотя бы вот это. – Он дал мне один листок.

Это оказались стихи. Я прочла вслух:

 
– Не ведал я, что черный день придет,
Злой рок мою дочурку отберет!
Тоскую дни и ночи напролет,
Увы, никто ее мне не вернет.
 

– Это из ранних, если честно. – Он смущенно теребил колечко в ухе. – У меня есть и получше.

– То есть ты сам… – Я не могла отвести глаз от стихотворения.

– Ну да. Украшения, стишки… Не отец, а кладезь талантов, правда? – Он состроил дурашливую гримасу.

Прежде чем я успела ответить, взвыла сирена, похожая на школьную пожарную тревогу. Я зажала уши ладонями.

– Обед! Они скоро будут здесь! – Отец порывисто обнял меня. – Спасайся, Эмили!

– А можно я возьму с собой твои стихи? – попросила я.

Отец сложил листок вдвое и отдал его мне, затем снова крепко обнял меня.

– Я найду тебя, дочка, клянусь, – глухо сказал он, потом метнулся к столику, схватил браслет и торопливо завязал последний узелок. – Передай это маме. И скажи ей… – Он запнулся. – Просто скажи, что я буду любить ее всегда. Скажешь?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни словечка. Мы обнялись, потом он подплыл к стене и снял листок с поэмой.

– И это тоже ей передай. Скажи, что когда-нибудь мы снова будем вместе. Только пусть она меня не покидает.

– Она тебя не покинет, пап. Ни она, ни я. Мы вместе навсегда.

– Я найду тебя, – хрипло повторил он. – А теперь плыви. Быстрей! – Отец подтолкнул меня к двери. – И будь осторожна!

Выплыв в коридор, я обернулась в последний раз.

– Увидимся, пап, – прошептала я.

Он закрыл дверь. Я осталась одна в пустом коридоре. Сирена продолжала реветь, здесь она была громче, чем в камере. Прикрыв уши и часто двигая хвостом, я поплыла назад. Протиснулась в окно чулана, миновала мрачную темноту и наконец отыскала наш подкоп.

Шона, как и обещала, ждала меня с той стороны. Мы обняли друг друга, радостно рассмеялись и снова обнялись.

– Я так волновалась! – воскликнула она. – Тебя не было целую вечность.

– Я нашла отца, – только и сказала я.

– Прибойно!

– Поплыли, на обратном пути все расскажу. Вперед!

Мне ужасно хотелось поскорее увидеть маму. Интересно, какое у нее будет лицо в тот миг, когда я вручу ей отцовские подарки?

***

– Повтори все сначала, – попросила мама. – Что он сказал? Только точно!

Она не переставая крутила на запястье браслет, глядя, как его краски размываются, сливаясь в радугу, и вновь становятся отдельными бусинами. Милли завистливо смотрела на нее.

– Мам, я уже три раза тебе все повторила!

– Ну еще разочек, солнышко! Один-единственный!

– Папа сказал, – со вздохом начала я, – что любит тебя и будет любить вечно. И еще он написал целую кучу стихов.

– Обо мне? – Она прижала листок к груди.

– Ну, в основном, – уклончиво ответила я, подумав о листке, лежащем у меня в кармашке куртки.

Никогда прежде не видела, чтобы мама так улыбалась. Я даже захихикала. Она вела себя точь-в-точь как девицы из кошмарно-глупых романтических фильмов, которые она обожает.

– Мам, мы обязаны его вызволить, – сказала я.

– Он никогда не переставал меня любить и будет любить вечно, – зачарованно пробормотала она, и Милли вскинула бровь.

Вдруг послышался громкий всплеск. Мама перестала улыбаться. Мы выбежали наружу.

– Решили, что одолели меня?

Мистер Бистон! В воде! Но как он прокрался мимо нас?

– И это после всего, что я для вас сделал! – продолжал орать он, быстро удаляясь.

– Что вы собираетесь сделать? – крикнула я.

– Я вас предупреждал! – Мистер Бистон перевернулся на спину. – Вам это так с рук не сойдет! – Его голос сделался почти неразличимым. – Извини, Мэри, очень жаль, что все так вышло. Хорошее было времечко, я его буду вспоминать.

И мистер Бистон поплыл к Большому Тритоньему рифу. Мы с мамой переглянулись. Хорошее времечко? Ну-ну. Милли кашлянула.

– Это я виновата, – тихо сказала она.

– В чем? – спросила мама.

– Я ослабила путы. – Милли поплотнее закуталась в шаль. – Совсем чуть-чуть. Он плакался, что ему больно.

Мама со вздохом покачала головой.

– Ничего, Милли, не волнуйся. Тем более что сделанного не воротишь.

Пока мы наблюдали, как уплывает смотритель, у борта лодки появилась Шона.

– Эй, что у вас случилось? – спросила она. – Я слышала шум.

– Мистер Бистон удрал! – объяснила я.

– Удрал?

– Направляется к рифу. Кажется, что-то задумал.

– Поплыли за ним?

– Ни в коем случае! – закричала мама. – Это опасно.

– И что будем делать? – спросила я. – Как мы доберемся домой? Топлива нет, парус сломан. Шона не сможет дотащить нас до города.

– Может, вызовем по радио береговую охрану? – предложила мама.

– Мам, радио у нас сто лет не работает. Ты когда еще обещала его починить, но…

– …но вечно забывала, – вздохнула она.

– Тогда давайте помедитируем, – посоветовала Милли. – Посмотрим, какой ответ придет к нам из глубин подсознания.

Мы с мамой молча уставились на гадалку. Десять секунд спустя к нам действительно пришел «ответ из глубин». Из глубин моря.

– Вы окружены! – гулко пробулькал чей-то голос. – Сдавайтесь, сопротивление бесполезно!

– Ты кто? – закричала я. – Мы тебя не боимся…

– Эмили! – Мама схватила меня за руку.

– Нас много, – продолжил голос. – Не стоит недооценивать могущество Нептуна.

На поверхности показались четыре тритона в форме тюремной охраны. У каждого к спине был привязан перевернутый вверх тормашками осьминог. Тритоны разом подпрыгнули, бешено вращая хвостами. Щупальца осьминогов крутились как вертолетные лопасти. Отряд приближался к нам. Добравшись до палубы, они схватили маму, меня и Милли, а затем, держа нас в подмышках, плюхнулись обратно в воду.

– Я не умею плавать! – завопила мама.

Но тритоны молча нырнули. Булькающих, задыхающихся, нас бесцеремонно запихнули в какую-то трубу. Мои ноги тут же начали превращаться в хвост, но я впервые едва отдавала себе в этом отчет.

Проехавшись по трубе, мы приземлились на мягкий пол. Отверстие над нами сразу же закрылось. Мы были в странном белом упругом пузыре. С потолка свисали две кислородные маски, вроде тех, что выдают в самолете.

Я схватила их и помогла маме с Милли надеть. Пузырь, подрагивая, куда-то плыл, а мы молча сидели и ждали. Милли вытащила из кармана четки и принялась их нервно перебирать.

Мама прижала мою руку к своему сердцу.

– Все будет хорошо. – Я крепко ее обняла. – Вот увидишь.

Боюсь только, прозвучало это не слишком уверенно.

Глава 15

К счастью, нас не стали долго держать в этой тесной колеблющейся камере. Но, к сожалению, нас разделили, рассадив по еще более крошечным клеткам. Моя напоминала какую-то коробку: пять взмахов хвоста от стены до стены и тюфяк из водорослей. И все эти несчастья – из-за мистера Бистона! За что он так с нами?

Я села на постель, пересчитала морские блюдца, прилепившиеся к каменной стене, потом все водоросли, свисавшие с потолка. Больше считать было нечего, разве что собственные мысли. Их-то как раз было не счесть.

В камеру вплыл охранник с миской чего-то, мало напоминающего еду. По всей видимости, это и был мой обед.

– Что вы собираетесь с нами…

Он сунул мне в руки миску и уплыл, не сказав ни слова.

– Это нечестно! – забарабанила я в дверь. – Я ничего не сделала!

В миске обнаружилось что-то вроде дохлых улиток. Желтоватые чешуйки, подозрительно напоминающие опилки, были сдобрены зеленой губчатой слизью. Короче, вкуснятина. Я с отвращением отпихнула миску и принялась отсчитывать секунды. Стало любопытно, сколько их мне придется здесь провести?

Очнулась, лежа на мерзком тюфяке. Кто-то тряс меня за плечо.

– Мама? – Я так и подпрыгнула на водорослях.

Разумеется, никакая это была не мама. Охранник рывком поднял меня с ложа.

– Куда вы меня тащите? – спросила я, но он все так же молча защелкнул одно кольцо наручников на моем запястье, а другое – на своем.

Затем выволок меня из камеры и с грохотом захлопнул дверь.

– Ты у нас силач и скромняга, да? – фыркнула я, стараясь скрыть страх.

Мы плыли длинными, похожими на туннели проходами, время от времени сворачивая, чтобы очутиться в очередном бесконечном коридоре. Наконец оказались у двери, похожей на оскалившийся акульими зубами вход в тюрьму. Охранник дважды постучал по одному из клыков, и «челюсти» чуть приоткрылись. Он втолкнул меня внутрь.

Там уже ждал другой охранник. Меня вновь приковали к запястью и потащили по новым коридорам, мало чем отличающимся от предыдущих, а затем втолкнули в новую камеру – копию прежней.

Замечательно!

Не успела я приступить к подсчету морских блюдец, как дверь распахнулась. На сей раз мой путь был другим, совсем-совсем другим.

Охранник отпер дверь в конце коридора, и мы выплыли в открытое море. Мелькнула даже шальная мысль, что сейчас меня отпустят. Однако наручники по-прежнему оставались на моем запястье.

Море тут было светлей и теплей. Впереди показалось что-то разноцветное и яркое. Разве что сполохи не танцевали, как на Большом Тритоньем рифе, а мерцали глубоко на дне. Мы подплыли ближе, и огоньки сложились в очертания чего-то знакомого. Это был дом, огромный дом! Я разглядела две мраморные колонны, такие высокие, что казалось, они вздымаются к самой поверхности. Между ними имелись арочные ворота, по бокам которых на постаментах стояли два золотых морских конька. Все это было отделано сверкающими драгоценными камнями.

– Туда. – Охранник указал на закрытые ворота.

Он кивнул двум стражникам с золотыми полосами на хвостах. Те расступились, ворота медленно открылись.

Мы вплыли под арку. С потолка свисали длинные серебряные нити, унизанные ракушками, они тихо позвякивали, колеблемые водой.

– Где мы? – спросила я.

Помещение, куда мы вплыли, напоминало вестибюль гостиницы, необыкновенно роскошной, размером с собор. Хрустальные люстры рассыпали по стенам радужные зайчики. В центре, будто своего рода подводный фонтан, находился малюсенький вулканчик, изрыгающий зеленые облачка. Яркий свет пузырился и пенился над каменным жерлом, переливался через край и стелился над полом, превращаясь из изумрудного в синий.

– Ты что, совсем ничего не знаешь? Это же дворец самого Нептуна! – гаркнул охранник, подталкивая меня вперед.

Дворец Нептуна?! Но зачем мы здесь? Я вспомнила все то, что Шона рассказывала о морском царе. Что он со мной сделает? Неужели превратит в камень?!

Мимо нас, торопливо переговариваясь, проплыли два тритона с длинными черными хвостами, из-за золотой колонны выглянула русалка. Порывшись в хвостовом кармане, охранник достал какую-то карточку и показал ей. Русалка кивнула и отплыла в сторону. В колонне за ее спиной обнаружился проход.

– Сюда, – охранник вплыл внутрь, таща меня за собой.

Мы поднимались все выше и выше по закручивающемуся ходу, словно по спиральной горке, пока наконец не очутились перед люком. Охранник толкнул его плечом и втянул меня в отверстие, за которым открылось прямоугольное помещение с прозрачными стенами. Точно гигантский аквариум, только рыбы были снаружи! Желтые и синие, они так и мелькали за стеклом, таращась на нас.

Охранник подвел меня к ряду камней у стены и заставил сесть. Над ними висела табличка, на которой большими буквами значилось «ОБВИНЯЕМЫЕ».

Я – обвиняемая? Что я сделала?

Напротив виднелись ряды коралловых сидений. Там уже рассаживались русалки и тритоны в строгих нарядах. На одном тритоне была мантия из золотистой соломки с трезубцем на груди. Тритон перебирал какие-то листки, разговаривая с русалкой. Позади них сидел другой тритон, уже в черной мантии, и перешептывался со своей соседкой, также просматривая с ней бумаги.

Что тут происходит? И куда я попала?

Поодаль за коралловой конторкой сидела русалка, разглядывая свои ногти. Позади нее стоял приземистый хрустальный стол, а за ним – величественный трон. Он как будто вырос из огромного золотого слитка: весь из золота, с высокой спинкой в форме трезубца, инкрустированного кораллами и жемчужинами. Круглое сиденье было мраморным, с резными голубыми волнами, расходящимися от центра. Его поддерживали золотые морские коньки: их головы были подлокотниками, а длинные закрученные хвосты, усыпанные бриллиантами, – ножками.

Даже пустой, этот огромный и грозный трон подавлял все в зале.

Время от времени русалка за конторкой принималась нервно перекладывать с места на место стопки непромокаемой бумаги и тонкие тростинки. Табличка на конторке гласила «Секретарь». На одном углу высилась гора папок, на другом сидела мрачная каракатица, сложив щупальца замысловатым узлом. Русалка постоянно оглядывалась на арку позади трона. Та, как и все входы во дворце, была золотой, отделанной драгоценными камнями. Врата были плотно затворены.

Вдруг сверху донесся громкий плеск. Я подняла глаза. Через люк в потолке протиснулись два охранника, а вместе с ними была… мама!

Один охранник снял с крюка кислородную маску, вроде той, что была в пузыре. Мама торопливо ее надела, от рта наружу тянулся длинный тонкий шланг. Она испуганно огляделась, заметила меня, ее лицо просветлело, на губах под маской появилась улыбка. Я улыбнулась в ответ.

Зачем нас сюда притащили?

За стенами «аквариума» толпился морской народ, занимая места. Дородная русалка стянула с шеи бархатного угря и повелительно взмахнула им, заставив всех расступиться. После чего уселась на громадного краба, инкрустированного жемчугом. Неподалеку оживленно болтала кучка тритонов и русалок с блокнотами и чем-то вроде диктофонов: журналисты. Вдоль задней стены зала выстроилась шеренга морских коньков, сильно напоминающих солдат.

И тут грянул гром. Все замолчали.

Гром приближался, вода в зале забурлила. Русалка-секретарь вцепилась в свою конторку, остальные схватились за сиденья. Что это? Я озиралась, держась за коралловый выступ. Но никто, похоже, не испугался.

Бурление усиливалось, как и грохот, ворота распахнулись, в зал вплыла стая дельфинов, таща за собой золотую колесницу, сверкающую драгоценными камнями. На колеснице восседал огромный тритон, по меньшей мере семи футов ростом, с белоснежной бородой и длинным хвостом, кажется, украшенным бриллиантами. Когда тритон с золотым трезубцем выбирался из колесницы, его хвост так и сиял. Наконец гигант уселся на трон.

Нептун! Самый настоящий Нептун! Прямо передо мной!

Царь ударил трезубцем о пол, дельфины стремительно уволокли колесницу прочь. Второй удар – и ворота закрылись. С третьим ударом вода наконец успокоилась. Так быстро, что я мешком осела на каменное сиденье.

– ВСТАТЬ! – раздался зычный возглас.

Нептунов трезубец указывал прямо на меня! Я вскочила, мечтая только об одном: чтобы царь не удвоил мое наказание, в чем бы оно ни заключалось.

Нептун склонился к секретарю, продолжая указывать на меня. Русалка подняла взгляд, взяла тростинку, ткнула ею в каракатицу и начала что-то строчить ее чернилами. Каракатица недовольно завозилась, шевеля щупальцами.

Тем временем Нептун повернулся к залу и грозно осмотрел собравшихся. Еще раз двинул по полу трезубцем и гаркнул:

– СЕСТЬ!

Все сели. Шеренга морских коньков разделилась на два ряда. Выдвинувшись вперед, они выстроились по бокам трона.

Тритон в золотой мантии встал и низко поклонился царю.

– ПОДОЙДИ! – взревел Нептун.

Тритон подплыл ближе, пал ниц и поцеловал плавник царского хвоста.

– С позволения вашего величества я готов изложить суть дела, – сказал он, распрямляясь.

– НАЧИНАЙ! – Нептун коротко кивнул.

– Ваше величество, перед вами русалка и… человеческая женщина. – Произнося два последних слова, он скривился, будто от приступа тошноты, немного оттянул свой белый воротничок и продолжил: – Эти две злодейки злоумышляли и строили козни, они интриговали и плели заговоры…

– Как ты СМЕЕШЬ впустую тратить мое время?! – рявкнул Нептун. – ДАВАЙ ФАКТЫ!

– Конечно, конечно, ваше величество. – Тритон пролистнул несколько страниц и откашлялся. – Дитя, находящееся перед вами, сегодня проникло в тюрьму. Она разрушила участок Большого Тритоньего рифа и напала на одного из ваших советников.

– И ЭТО ВСЕ? – Физиономия Нептуна побагровела.

– Так здесь записано, ваше величество. – Тритон с поклоном протянул царю свою папку, тот схватил ее и, не заглядывая внутрь, передал секретарю.

– Что же до человеческой женщины, – добавил тритон, – она обвиняется в том же.

– Еще раз тебя спрашиваю, Крючкоросль, ЭТО ВСЕ?

– Совершенно верно, ваше величество. – Тритон вновь поклонился. – Если мне будет дозволено, я бы хотел указать на одно исключительное обстоятельство данного дела…

Нептун в ярости сжал древко трезубца, и тритон зачастил:

– При задержании обвиняемых обнаружены их сообщники: русалочье дитя и еще одна человеческая женщина! – Тритон судорожно сглотнул.

Милли и Шона! Я закрыла рот ладонью, чтобы не закричать.

– И русалочка, и та, другая, также ожидают решения судей.

– СУДЕЙ, Крючкоросль? Где ты тут видишь ДРУГИХ судей?

– Я хотел сказать, ожидают вашего божественного повеления.

– БЛАГОДАРЮ, Крючкоросль, – прогудел Нептун.

– С вашего позволения я бы хотел пригласить своего первого свидетеля. Мистер Бистон!

В зал вплыл смотритель. Я инстинктивно скрестила на груди руки. Скрестила бы и ноги, да у меня их теперь нет. Мистер Бистон выглядел как-то необычно. Только когда он подплыл к Нептуну, я сообразила, в чем дело: у смотрителя тоже был хвост! Прежде я никогда не видела мистера Бистона в тритоньем обличье.