Необыкновенная история про Эмили и её хвост

Глава 12

– Сердце не бьется, – сказала мама, распрямляясь.

Я открыла рот, не зная, что сказать. Вдруг с грохотом распахнулась дверь. Мы с мамой прижались друг к другу. В дверном проеме стояла Милли.

– Вам не кажется, что и меня надо ввести в курс дела? – сказала она и, подобрав свою длинную юбку, выбралась на палубу.

Мы с мамой переглянулись.

– Я ощущаю в ваших аурах некое… смятение.

– Милли, сейчас не время, – сказала мама. – Нам надо кое-что уладить. С мистером Бистоном произошел несчастный случай. Кажется, он умер. – Она зажала рот ладонью.

Милли, на каждом шагу поскальзываясь на мокрой палубе, подошла к нам.

– Дайте-ка взглянуть.

Она опустилась на колени рядом со смотрителем, расстегнула его куртку и задрала фланелевую рубаху. Под ней оказался странный жилет, плотный и объемистый. Я вздрогнула, увидев на кармашке вышитый трезубец Нептуна.

– Бронежилет? – пробормотала Милли. – О, вечный космос, зачем он ему?

Я промолчала.

– Вот тебе и ответ, Мэри. – Милли повернулась к маме. – Через эту штуку ты не услышала бы даже тарахтенье гусеничного трактора.

Лодка накренилась, и я, проехавшись по палубе, стукнулась о скамейку.

– Держи румпель, Эмили! – приказала Милли, внезапно беря командование на себя.

Я схватилась за румпель, но это мало помогло. Лодка беспомощно болталась на волнах. Милли приподняла мистера Бистона, расстегнула жилет и прижалась ухом к его груди. Мама подошла ко мне и взяла за руку. Мы напряженно ждали.

– С ним все в полном порядке, – вынесла вердикт Милли.

– Хвала небесам! – Мама порывисто обняла меня. – Я бы никогда не простила себе, если бы…

– Хорошо бы ему чакры прочистить, – продолжила Милли. – Пара-тройка сеансов рефлексотерапии – и все как рукой снимет.

Она стянула со смотрителя ботинки с носками, села рядом, сложила руки на своей пышной груди, закрыла глаза и глубоко задышала. Потом приподняла его правую ногу и принялась массировать. Нога дернулась. Милли продолжила разминать стопу. Мистер Бистон опять дернулся, дрыгнул ногой. Потом заелозил, точно уж на сковородке, и вдруг захихикал. После чего захохотал в голос.

– Ой, хватит, хватит уже! – завопил он, вскакивая.

– Рефлексотерапия никогда не подводит, – резюмировала Милли, встала, вытерла руки о подол юбки и направилась к двери. – Пойду передохну чуток. Массаж буквально высасывает мою энергию ци.

– Слава богу, с вами все в порядке. – Мама кинулась к мистеру Бистону.

– Просто царапина. Ничего страшного не произошло. – Он запахнул свою куртку и покосился на меня, на его скуле багровел желвак.

– Ничего страшного? – Я вцепилась в румпель. – Вы так думаете?

– Эмили, не начинай! – одернула меня мама. – Ну чего ты прицепилась к бедняге?

– Чего я прицепилась? Хм, с чего же начать? – Я взглянула ему прямо в глаза. – Может, с того, что он стирает тебе память со дня моего рождения? Или с того, что он за нами шпионит?

Мама, казалось, утратила дар речи, а потом расхохоталась.

– Ой, Эмили! Никогда не слышала большей чепу…

– Это правда, – произнес мистер Бистон, не отводя глаз. – Она говорит правду.

– Что-что? – Мама одной рукой обхватила мачту, а другую прижала к сердцу.

– Все кончено, Мэри. Я устал притворяться. Да и к чему теперь?

– О чем вы? – Мама переводила взгляд с меня на смотрителя и обратно.

Что ж, пусть он сам объяснит.

Мистер Бистон присел на скамейку.

– Я делал это ради твоего блага. Твоего и твоей дочери, – сказал он, держась рукой за голову. Его всклокоченные волосы слиплись от крови, пота и морской воды.

– Что именно вы делали ради моего блага? – жестко спросила мама.

– Два мира… – пробормотал он глухо, почти уронив голову на колени. – Им не сойтись вместе. Ничего не выйдет, – добавил смотритель шепотом, склоняясь все ниже. – Ты не одна, кто растет без отца, Эмили. Мой тоже испарился аккурат в день моего рождения. Как и все они, рыбаки… Это же так здорово – завести необычную подружку, верно? Соблазнить прекрасную сирену. Будет что рассказать приятелям.

По его щеке сползла слеза и упала на палубу. Он порывисто утерся.

– Но совсем другое дело, когда у твоего собственного ребенка вдруг отрастает хвост. Кому это нужно, да?

– Что вы такое болтаете? – напряженным голосом спросила мама, продолжая обнимать мачту.

Море вздымалось и опускалось, катя пенные валы, парус беспомощно хлопал на ветру.

– Люди и морской народ не могут жить вместе. Ничего путного из этого не выходит, одна боль. – Мистер Бистон наконец поднял лицо. – Вот от чего я пытался вас уберечь. От того, что испытал сам.

Очередная волна с силой ударила в борт. Холодный ветер щипал мне щеки.

– Говорила же тебе, что никакой он не друг, – прошипела я, сжимая румпель.

– Дружба? – презрительно рявкнул мистер Бистон. – Преданность царю – вот то единственное, что имеет значение. Верность Нептуну и делу защиты своего народа. Вот ради чего я живу. – Смотритель прижал кулак к груди, но, взглянув на маму, разжал ладонь. – Что вам сказать… – Он сник. – То есть, понимаете, я никогда не хотел… – Его голос утих, подбородок вновь упал на грудь.

Мама выглядела так, будто это ее ударило по голове. Лицо стало белым, как парус, а тело напряглось, как струна.

– А ведь я часто задавалась вопросом, откуда ни с того ни с сего взялся новый смотритель, – проговорила она. – И никто не знал, куда подевался старина Бернард. Просто в один прекрасный день на маяке объявились вы. И еще кое-что. Я особо об этом не раздумывала, но вы никогда не звали меня в гости. Ни разу за двенадцать лет. А вот Бернард частенько приглашал меня на маяк, и мы любовались сверху окрестностями в бинокли и телескопы. Тогда как вы, якобы мой друг, захлопывали дверь у меня перед носом. Подумать только, а я еще вас жалела!

Море разгулялось, лодка подпрыгивала вверх-вниз, мама положила ладонь на мою руку, и мы вместе попытались держать румпель.

– Он видел тебя лишь однажды, – прозвучал в темноте мамин голос, – на Радужных камнях. Держал на руках у самой кромки воды. Я не позволила ему взять тебя в глубину. Зря, наверное… – Она умолкла, взглянув на меня, ветер трепал ее волосы. – А я потеряла двенадцать лет.

Я закусила губу, чувствуя привкус соленой воды.

– Они оказались скрыты от моего собственного сознания, как и все остальное. – Она выпрямилась и медленно приблизилась к мистеру Бистону. – Вы украли у меня мою жизнь, – гневно бросила она. – Вы – вор! Грязный, отвратительный, коварный вор!

– Эй, погодите! – завопил смотритель. – Я был еще добр к вам. Я за вами присматривал. Вы даже представить не можете, что они хотели с вами сделать!

– Все равно вы не имели права. – Мама взмахнула рукой, из глаз ее полились слезы. – Он был моим мужем. А вы кем себя вообразили?

– А как вы думаете? Я именно тот, за кого себя выдаю. Я – Чарльз… – Он осекся, покосился на маму, потом вздохнул и вдруг, выпятив подбородок, гордо взглянул на горизонт ясным взором. – Я – Чарльз Ластоправ Бистон, советник Нептуна. И я двенадцать лет достойно и преданно исполнял свой долг.

– Как же вы смели все эти годы притворяться моим другом? – спросила мама.

– Постойте! Я был… то есть я и сейчас ваш друг. Ведь мне небезразлична ваша судьба. Все делалось ради вашего блага. Необходимо было положить конец этим нездоровым отношениям. Неэтичным, неестественным, опасным, в конце концов. Неужели вы не понимаете?

Мама помолчала, а потом фурией налетела на смотрителя, замолотив кулаками по его груди:

– Я вижу лишь тварь! Презренного червя! – вопила она.

Мистер Бистон попятился. Она кинулась к нему, зацепилась за валявшийся на палубе спасательный круг и чуть не свалилась, но в последний момент схватилась за канат, привязанный к мачте. Раздался звук разрываемой парусины, и канат, которым гик крепился к парусу, остался в руках мамы. Мы трое с ужасом увидели, как уплывает прочь деревянный шест. Парус забился на ветру, еще более бесполезный, чем прежде.

Ну все. Приплыли.

Я изо всех сил сжала румпель. Лодка опять резко накренилась, усилившиеся волны захлестывали палубу.

– Надо что-то делать, – дрожащим голосом сказала я.

– Сейчас все исправлю, – решительно отозвался мистер Бистон, в его глазах светилось холодное спокойствие.

И он двинулся к двери, держась за ограждения, чтобы не упасть с раскачивающейся лодки.

– Мам, что же нам делать? – спросила я, глядя на перекатывающиеся по палубе валы.

Мама не ответила. Она острым взглядом провожала мистера Бистона.

– Забудь о нем! – крикнула я. – Нам надо что-то придумать, иначе мы никогда не вернемся домой! И никогда не увидим Джейка.

– Ох, Эмили, неужели ты думаешь, что мы действительно найдем…

– Я знаю, где он! Мы сможем! Мы уже совсем рядом!

– Да, наверное, ты права. – Мама перевела взгляд на меня.

Она подняла крышку скамьи и, порывшись среди брезентовых шлангов и ножных насосов, достала два спасательных жилета и бросила мне один, из которого я давно выросла.

– Надень!

– Мам, мне он не нужен.

– Ну, на всякий пожарный… – Мама осеклась и уставилась на мои ноги. – С ума сойти! Так ты… действительно…

– Хочешь сказать, что даже не подозревала? – спросила я.

– Откуда? – Она покачала головой. – Может быть, где-то в глубине души…

Огромная волна обрушилась на палубу, унося с собой остаток ее фразы и окатив нас с головы до ног.

– Мам, мне страшно! – завопила я, кое-как утирая лицо. – Мы слишком далеко от берега, даже для меня. Боюсь, нам конец.

Лодка угрожающе накренилась. Я упала и покатилась по палубе. В последний миг схватилась за леер, пытаясь удержаться. И вдруг заметила мелькнувший в волнах силуэт. Плавник! Ну вот и все. Сейчас лодка перевернется, и нас сожрут акулы.

Мама никогда не была религиозна и всегда учила меня думать собственной головой. Так что до этой минуты я ни разу в жизни не молилась. А тут я сложила ладони, закрыла глаза и зашептала слова, не особенно вдумываясь в то, что говорю.

Глава 13

Мои губы беззвучно шевелились, повторяя всплывающие в памяти слова молитв, когда-то вполуха услышанных на общественных собраниях. Эх, надо было тогда прислушиваться внимательней. «Да будет воля твоя и на земле, как на небе…» Что же будет? Что с нами будет?

– Эмили! – Мама дернула меня за руку.

– Не сейчас, мам, – отмахнулась я от нее.

– Взгляни-ка туда, – не отставала она.

Я раздвинула пальцы шире и приоткрыла один глаз. Разглядеть что-то было непросто, лодку швыряло вверх-вниз. Голова закружилась, и я схватилась за леер. И тут услышала, как кто-то зовет меня по имени! Покосилась на маму, хотя умом понимала, что это не она. Не отпуская ограждения, она свободной рукой показала куда-то в накатывающие пенные валы.

– Эмили! – вновь послышался голос, а затем в волнах мелькнула знакомая головка.

Шона! Она улыбалась и махала мне.

– Ты откуда здесь взялась? – заорала я.

– Сегодня же понедельник. Не найдя тебя на камнях, я отправилась на поиски.

– Ох, Шона! Извини!

– Ты не явилась, и у меня возникло странное чувство, что ты могла выкинуть что-нибудь в подобном роде!

– Я все только испортила, – ответила я, и у меня перехватило дыхание. – Мы никогда туда не доберемся.

– Не отчаивайся! Брось мне конец каната, посмотрим, что я смогу сделать.

– Но лодка весит, наверное, целую тонну!

– В воде она не такая тяжелая. Надо только грамотно вращать хвостом, как винтом. Мы на физкультуре проходили.

– Неужели у тебя получится?

– Давай попробуем и узнаем.

– Ну ладно, – с сомнением сказала я.

Шона исчезла, только хвост мелькнул. Хвост! Ну конечно! Никакие это были не акулы!

Я прошла на нос, отвязала канат и бросила конец за борт. Подошла мама. Я старалась не смотреть ей в глаза, но кожей чувствовала ее взгляд.

– Ну что еще? – спросила я, не оборачиваясь.

– Это твоя… подруга? – осторожно поинтересовалась она.

– Угу.

– Похоже, мне многое придется наверстать, да, солнышко? – Мама вздохнула.

– Ты считаешь меня уродкой? – спросила я, продолжая смотреть вперед.

– Уродкой?! – Она взяла меня за руку. – Доченька, я горжусь тобой!

И, продолжая сжимать мою ладонь, мама обняла меня. Волны, кстати, немного утихли, я уткнулась в мамино плечо, мокрое, холодное, но такое родное. Несколько минут мы молчали, глядя, как Шона тащит нас к тюрьме, где томится Джейк. Вдруг мы переглянулись – нам в голову пришла одна и та же мысль: куда делся мистер Бистон?

– Спрятался, небось, от стыда, – предположила мама.

– Лучше все-таки проверить.

– Схожу посмотрю.

– Я с тобой, мам!

Она не стала спорить, и мы направились к двери, то и дело поскальзываясь на мокрой палубе. Я заглянула в салон. Мистер Бистон стоял у настежь распахнутого иллюминатора спиной к нам. В руке у него была витая раковина.

– Зачем ему эта ракушка? – прошептала мама.

Как бы в ответ мистер Бистон поднес ее к губам.

– Похоже, он по ней разговаривает, – шепнула я, глядя, как смотритель что-то тихо бормочет в раковину. – Ты что-нибудь слышишь?

Мама покачала головой.

– Стой здесь, – приказала она. – Спрячься за дверью, чтобы он тебя не увидел. Я сейчас.

– Что ты хочешь сделать? – спросила я, но она уже поднялась на палубу.

Я скорчилась в уголке и стала ждать ее возвращения. Минуты через две она появилась с большой рыболовной сетью.

– Зачем нам…

Но мама приложила палец к губам и осторожно прокралась внутрь салона, кивнув мне, чтобы я следовала за ней. Мистер Бистон продолжал монотонно бубнить в раковину, высунувшись в иллюминатор. Мы шаг за шагом, на цыпочках подбирались к нему. Подойдя почти вплотную, мама протянула мне край сети, скомандовав одними губами:

– Три… два…

Когда она произнесла «один», мы набросили сеть на мистера Бистона.

– Что за… – Смотритель выронил свою ракушку и повалился на стул.

– Скорей! Заматывай! – крикнула мне мама.

Я начала бегать вокруг стула, не выпуская сети из рук. Мистер Бистон яростно сопротивлялся, но мы все же опутали его сетью. Так собака опутывает поводком твои ноги, бегая вокруг. Даже еще крепче.

Мама схватила мистера Бистона за ноги и приподняла их.

– Давай, Эмили! – сказала она, едва удерживая брыкающегося смотрителя.

Я замотала сетью и ноги. К счастью, сеть оказалась довольно длинной, так что я смогла сделать еще несколько витков, понадежнее приматывая мистера Бистона к стулу. После чего мама связала концы сети. Мы выпрямились, любуясь своей работой.

– Вам это так с рук не сойдет! – вопил смотритель, дергаясь, однако все, что ему удавалось, – это подпрыгивать на стуле.

– На вашем месте я бы сидела спокойно, – раздался вдруг знакомый голос.

Мы обернулись и увидели Милли, которая благополучно проспала на диване всю битву. Встав в центр салона, она величественно воздела руки, будто ожидая гласа с небес.

– Однажды я тоже вот так качалась, качалась на стуле, да и упала прямо на спину. Пришлось полгода ходить к мануальному терапевту, а дерут они, скажу я вам, совершенно немилосердно, – провозгласив все это, Милли направилась на камбуз. – Кто будет «эрл грей»? – донеслось из коридора. – Лично у меня в горле пересохло.

***

Шторм внезапно прекратился, и мы пили чай на передней палубе. В небе мелькали разноцветные сполохи. Их танец все ускорялся и ускорялся. Розовые, голубые, зеленые, золотистые… – все цвета, которые только можно вообразить. Множество зайчиков всевозможных оттенков прыгало вокруг нас, точно вода была не водой, а раскаленным песком. Эти огни словно пытались говорить со мной на незнакомом языке.

Милли некоторое время всматривалась в зарницы, потом понюхала свой чай.

– Хм, не знаю, что вы сюда подсыпаете, но от добавки не откажусь. – Она допила чай и побрела внутрь.

Мама, застегнув пальто, неотрывно смотрела на сполохи.

– Я помню, – прошептала она. – Я все тут помню.

– И папу? – взволнованно пискнула я, тоже не забыв о том, что случилось, когда в последний раз спрашивала у нее об отце.

– Мы с ним не думали, что все вот так закончится. – Мамины глаза затуманились. – Хотя он с самого начала говорил мне, как это опасно. Все случилось после регаты.

– Какой регаты?

– Раньше их проводили каждый год, но та была последней. Я плыла с миссис Бригхаус, которая раньше содержала отель «Морские дали». У нее была маленькая двухместная яхта. Не знаю, что мы с ней сделали не так, но яхта налетела на камни. Там я и встретила Джейка. – Мама наконец глянула на меня. – Твоего отца, – добавила она и отвернулась. – Не знаю, что случилось с миссис Бригхаус, она вскоре уехала отсюда, а мы с Джейком… Я ничего не могла с собой поделать. Возвращалась к Радужным камням каждую ночь.

– К самим камням?

– На берег неподалеку от них. Я ждала его именно там, куда ты меня привела, помнишь?

– Еще бы.

– Ты помнишь куда больше, чем я. – Она грустно улыбнулась. – Но теперь и я все вспомнила.

– И папа к тебе приплывал?

– Нет. – Она покачала головой. – Хотя я ждала каждую ночь. Однажды сказала себе, что это будет последний раз. Я хотела только поблагодарить его. – Она вновь посмотрела на меня. – Ведь он спас мне жизнь, Эмили.

– И он приплыл?

– Он приплывал туда каждую ночь. – Она улыбнулась.

– Как? Ты же сказала…

– Он прятался, но видел, что я прихожу. Потом говорил, что тоже не в силах был удержаться. Но и заговорить со мной не решался.

– Почему?

– Ну, понимаешь, в тот раз, когда он нам помог… он ни разу не показывался из воды. – Мама рассмеялась. – Я еще тогда подумала: «Надо же, какой отличный пловец!».

– То есть ты не знала…

– Джейк вообразил, что я или в ужасе убегу, или в обморок хлопнусь.

– А ты? – Я затаила дыхание.

– Эмили, – мама взяла меня за подбородок, – я думаю, что влюбилась в него в тот самый момент, когда поняла, кто он такой, увидев его хвост.

– Правда?

– Клянусь.

– А потом что было?

– А потом я ушла из дома.

– Ушла из дома? Ты хочешь сказать, что бабушка с дедушкой тоже жили здесь?

– Теперь я вспомнила, почему мы поссорились, – вздохнула мама. – Они мне не верили. Считали, что я свихнулась. Попытались даже отправить меня к психиатру.

– Но ты не пошла.

– Нет. – Она помотала головой. – Тогда они продали дом и уехали. Предъявили мне ультиматум: или я еду с ними, или…

– Или они тебя больше знать не хотят, – закончила я за нее.

– Лодка принадлежала твоему дедушке. Он не хотел слышать ни о море, ни обо мне. Сказал, что сыт по горло.

– И отдал лодку тебе?

– Да. Может быть, этот поступок означал, что в глубине души он знал правду. Знал, что я на самом деле не сумасшедшая.

– А Джейк?

– Мы с ним встречались в море или у Радужных камней.

– Там вас и схватили, да?

– Я не верила, что это случится. – Мама прикрыла глаза рукой. – Мне казалось, что все как-нибудь само собой образуется. Особенно после того, как родилась ты.

– Интересно, почему они не заставили тебя уехать?

– Наверное, хотели, чтобы мы были на глазах.

– Ты хочешь сказать, я?

– Ох, Эмили, – мама обняла меня и зашептала в самое ухо, – ты видела своего отца один-единственный раз, когда была совсем крохой.

– Я еще увижу его, мам, – сказала я, но мой голос дрогнул. – Я обязательно его найду.

Она только улыбнулась, в ее глазах стояли слезы.

– Найду!

И тут к лодке подплыла Шона.

– Мы почти на месте, – крикнула она. – Ты идешь?

Я вопросительно взглянула на маму. Та молча обняла меня и разжала руки.

Я забежала в каюту и переоделась в купальник. Милли вышла вместе со мной на палубу. Я села на борт, улыбнулась и сказала:

– Увидимся!

Мама охнула и схватила Милли за руку, а я прыгнула в воду. Почти сразу мои ноги вытянулись и исчезли, по телу распространилось тепло. На месте ног появился хвост. Я помахала маме и Милли, стоявшим на палубе.

– Смотрите! – крикнула я и нырнула, перевернувшись вниз головой.

Выставив хвост над водой, покачала им из стороны в сторону. А когда вынырнула, то увидела, что мама хлопает в ладоши.

– Великолепно! – Она смахнула слезы и послала мне воздушный поцелуй.

Я улыбнулась ей в ответ. Глаза Милли широко распахнулись, она замотала головой, потом схватила мамину чашку с чаем и залпом ее осушила.

– Готова? – спросила меня Шона.

– На все сто, – ответила я.

И мы отправились в путь.

***

Большой Тритоний риф был не похож ни на что, виденное мною прежде. Высочайшая и широчайшая стена, самая длинная в мире, если не во всей вселенной, состоящая из разноцветных кораллов. Он тянулся на мили и мили, не имея начала и конца, а вокруг было одно лишь море.

Сначала я даже не могла понять, что это. Словно угодила на край земли, и всюду, насколько хватало глаз, простирался риф. Он сверкал так, что пришлось прикрыть глаза ладонью, как козырьком. Все это очень походило на школьную дискотеку после окончания последней четверти. В актовом зале тогда включили специальное устройство, которое рассыпало по стенам и потолку яркие блики, менявшие цвет в такт музыке. Только Большой Тритоний риф был в миллион раз больше и ярче любой цветомузыки.

Вот только чтобы найти тюрьму, нам надо было как-то перебраться через него!

Мы подплыли ближе. Сполохи превратились в настоящие лазерные лучи: свет отражался от зазубренной поверхности коралловых гор, чьи острые пики высоко вздымались над поверхностью воды. В каждой щелочке росло что-то ярко-фиолетовое, желтое или зеленое: то ли мягкие, резиноподобные водоросли, то ли анемоны. Навстречу нам плыло нечто, напоминающее серебристую новогоднюю елку. Две креветки тащили по дну морскую звезду. В густых зарослях суетились рыбки. Мы же почти увязли в непроходимых водорослях, между камнями и пузырями воздуха. Даже не могли взобраться на вершину: риф был слишком высоким и колючим. Где-то там, над водой, кораллы сверкали, точно битое стекло. Никогда мне не увидеть своего отца!

– Безнадежно, – сказала я, едва сдерживая слезы.

Все было словно в глупой детской игре: кинул неудачно кубик и возвращаешься в самое начало.

– Мы не сможем перебраться через риф ни сверху, ни снизу.

– Значит, пройдем насквозь! – Глаза Шоны сияли точно кораллы, а слова вылетели изо рта разноцветными пузырьками. – Должен же быть какой-нибудь проход!

Она схватила меня за руку и потащила в глубину.

Мы заглядывали в разные отверстия, поросшие по краям бахромой, заплывали в гущу кустов с щупальцами, между которыми, казалось, можно было протиснуться. Но, увы, все они заканчивались тупиками.

Я присела на скальный выступ, чувствуя, что готова сдаться. Шона одна продолжала исследовать кораллы, простукивая их костяшками пальцев, как строитель, проверяющий толщину стены. Крупный косяк рыб, прятавшихся в пещере, вдруг выскочил наружу, мельтеша, словно узор в калейдоскопе. Я зачарованно смотрела на них.

– Кажется, что-то есть. – Голос Шоны вывел меня из задумчивости.

Я подплыла к ней.

– Смотри! – Она поскребла коралловый нарост, и тот рассыпался в пыль. – Видишь?

– Ничего не вижу.

– Присмотрись.

– Да к чему тут присматриваться?

Шона склонилась ко мне и показала на неровную дыру, которую она проковыряла. Потом сунула туда кулак. Из дыры вылетело облачко пыли и уплыло прочь, подхваченное течением.

– Тут слабое место, – сказала она. – Этим кораллам миллионы лет. Уверена, кто-нибудь обязательно следит за состоянием стены, но пройдет немало времени, прежде чем заметят подкоп.

Я тоже сунула руку в отверстие и поковырялась там, чувствуя, как коралл рассыпается в песок. Этот участок рифа и правда был мягче. Я удвоила напор.

Мы скребли и царапали, царапали и скребли, и вскоре проковыряли дыру, куда можно было засунуть голову. Вокруг нас клубилась белесая пыль.

– И что теперь? – спросила я.

– Надо расширить, чтобы можно было проплыть насквозь.

Мы работали молча. Внутри кораллы не светились, так что в норе было довольно темно. Мои руки онемели, тело зудело от пыли, скопившейся вокруг. Внезапно Шона потянула меня за руку. Я подняла глаза и увидела тоненький лучик света.

– Пробились! – выдохнула я.

– Почти, – уточнила Шона.

С новой силой я ударила кулаком по коралловой стенке, потерла запястье и ударила вновь. Отверстие становилось все шире, все округлее, и вот наконец я повернулась к Шоне.

– Давай ты первая, я крупнее тебя, – сказала она.

Плотно прижав руки к бокам, я осторожно двинула хвостом и протиснулась в дыру, оцарапав и руки, и хвост. Едва оказавшись на другой стороне, я продолжила расширять отверстие, чтобы Шона тоже смогла выбраться. Но ничего не получалось. Под моими ладонями был твердый камень. Его зазубренные края только исцарапали в кровь мне пальцы.

– Не получается! – крикнула я в дыру.

– У меня тоже, – ответила Шона из темноты.

– Попробуй протиснуться.

– Плечи не проходят. – Ее голова показалась в глубине норы. – Мне не выбраться.

– Может, я тебя как-нибудь вытяну?

– Не стоит. – Шона исчезла в норе. – Если я тут застряну, ты не сможешь вернуться.

– Но я без тебя не справлюсь! – Мой голос дрожал.

– Я подожду тебя здесь.

– Обещаешь?

– Да, буду в конце туннеля.

– Тогда пока. – Я глубоко вздохнула, последний раз заглядывая в нору.

– Удачи!

– Ага. Спасибо тебе за все. Ты самая лучшая-прелучшая подруга, которая только может быть!

– И ты тоже. – Глаза Шоны блеснули из темноты.

Разумеется, мне даже близко с ней не сравниться. Однако я не стала этого говорить: побоялась, что она во мне разочаруется и не станет ждать.

Оставив за спиной Большой Тритоний риф, я поплыла к темнеющему впереди лабиринту пещер, ощерившихся коралловыми шипами.

– Я скоро увижу тебя, папа, – шептала я, пытаясь привыкнуть к незнакомому слову и отчаянно надеясь, что это осуществится.