Buch lesen: «Российский колокол № 4 (48) 2024»

Журнал «Российский колокол» 2024 4

Издаётся с 2004 года

© Российский колокол

Редакция не рецензирует присланные работы и не вступает в переписку с авторами.

При перепечатке ссылка на журнал «Российский колокол» № 4 (48) обязательна.

Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов.

Слово редактора

Дорогие читатели журнала «Российский колокол»!

Этот номер мы начнём с сатиры. Сатира как жанр ушёл из литературы на сцену, и это потеря, которую мы попытаемся исправить. Ведь ничто так не прочищает реальность от психологических и социальных засоров, как хороший юмор (Е. Валужене, А. Пономарёв, О. Жигалова). Следом идёт такой же непривычный жанр для современного читателя, как метафорические истории. С большим удовольствием представляю вам отрывок из романа Д. Анисимова «Сын гадюки». Сам автор называет этот роман экзистенциальным фэнтези. И я с ним соглашусь, ведь роман этот о поиске правды, о поиске себя. Развёрнутая метафора поэтапного развития сознания. Сложная тема подана легко и с юмором.

Начиная с этого номера в «Российском колоколе» будет публиковаться роман А. Писаревой «Игроки» в трёх частях. Это история об антигерое нашего времени, персонаже, вобравшем в себя основные тренды современного человека, его установок на жизнь, отношения, будущее. Очень рекомендую к прочтению.

Поэзия звучит разными голосами и ритмами (С. Самокиш, Я. Журавель, М. Керцева, Л. Рахлис).

В разделе публицистики самые разные точки зрения на литературу: с нами острый и беспощадный критик и писатель В. Чекунов. Он препарирует два романа: «Тоннель» Яны Вагнер и «Моя тёмная Ванесса» Кейт Рассел. Н. Воронова пристально рассмотрит произведение В. Богдановой «Сезон отравленных плодов». А. Щербак-Жуков представил главу о Кире Булычёве из литературоведческой книги «Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие писатели». О. Камарго пишет рецензию на «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу. Е. Жданова взяла интервью у А. Л. Казина о литературе, и оно получилось очень вдохновляющим. Также выходит вторая статья из цикла лекций А. Аист о воспитании контентом.

Надеюсь, после прочтения четвёртого номера «Российского колокола» вам захочется ярче жить, чаще смеяться, горячо спорить и любить мир.

Анна Гутиева, шеф-редактор

Сатира, юмор

Елена Валужене

О том, как Васька Пырей жил-поживал да добра наживал

1. Как Васька Пырей в больницу ходил

Как-то Васька Пырей захворал-занедужил. В больницу потащился. В три часа утра. Думал, первым в очереди будет, а там народу – море разливанное. Народная змея охватила больницу в три кольца: кто со своими стульями приковылял, кто-то диван притолкал. Сидят-валяются, номерков дожидаются. Мужики самовар раздувают, бабы сахар щипцами ломают, по рядам чашки передают, прихлёбывают. И Ваську напоили.

Но. Открылась больница, народ в двери брызнул, косяки в регистратуру занёс. Все десять номерков за минуту разобрали, двести человек с пустыми руками домой пошли, несолоно хлебавши.

Васька последним в регистратуру попал.

– Дочка, захворал я, занедужил, помоги.

– Я не знаю, как лечить, может, терапевт знает. Иди в 578 532-й кабинет.

Пошёл Васька Пырей в 578 532-й кабинет, до вечера дверь штурмовал, рубаху изодрал, еле на оперативный простор прорубился.

– Дочка, захворал я, занедужил, помоги.

– Я не знаю, как тебя лечить, может, окулист знает. Номерок через три месяца будет. А пока сдай сто анализов, с тебя не убудет. Один анализ бесплатный, девяносто девять анализов сам оплатишь, мошну проветришь. У нас такая экономика! Приходи через три месяца.

Горючими слезами залился Васька, да делать нечего. Мошной тряхнул, сдал девяносто девять и один анализ, пришёл к окулисту через три месяца.

– Добрый человек, помоги Христа ради. Совсем я разнемогся.

– Я не знаю, как тебя лечить, может, венеролог знает. Поезжай в город, к венерологу.

Поехал Васька Пырей к венерологу, пиджак разодрал, но к специалисту попал.

– Отец родной, сделай милость, исцели, болезнь проклятая со свету сживает.

– Маша, кто этого без записи пустил?! Иди, дурень деревенский, через «Госуслуги» ко мне запишись, тогда и приходи. Понимать надо: экономика!

Что такое «Госуслуги»? Добрые люди надоумили. Ноутбук, говорят, купи, Интернет подключи, там свои госуслуги ищи. Но. Продал Васька Пырей трёх коров, ноутбук купил, Интернет подключил, госуслуги забил. Три месяца бдил, номерок венеролога не ухватил.

А болезнь между тем Василия точит днём и ночью. Лежит на печи, еле дышит, ногой не колышет. Обидно умирать здоровым. Пыреева жена головой об стену бьётся, на части рвётся: на глазах вдовой остаётся. В Минздрав жалобу подаёт: мол, мужа моего во цвете лет со свету сживают, в могилу зарывают.

Минздрав сирены включил: подавайте, говорит, сюда этого Пырья. Приходи, говорит, к нам по ОМС лечиться хоть корова, хоть волчица. Да куда там! Ноябрь, лёд по реке пошёл, Вычегда останавливается. Дороги нет. Минздрав репу чешет: надо к Ваське вертолёт за реку посылать, во славу нацпроектов человека от гибели спасать. Погодите, погодите, говорит главный здравоохранитель. Тпр-р-ру! Куда вертолёт?! Давайте считать. Туда час лететь да обратно – час, это ж двести тысяч помножить на два, четыреста тысяч на деревенского мужичка растрынкать. Жизнь-то его бесплатная, помрёт Ефим, да и бог с ним. Экономика! Понимать надо!

А Васькина жена с ума сходит, фершала находит. Вдвоём с фершалом болезного до реки дотолкали, к лодке пенькой привязали. Фершал на носу лодки стоит, шестом льдины от лодки отгоняет, Пыреева жена гребёт-пыхтит, «Дубинушку» напевает. Чуть три раза «титаник» свой не потопили, но до того берега доплыли. В скорую Василия погрузили, в райцентр по ухабам потащили. А в райбольницу их и не пустили. Мужичок, говорят, у вас при смерти, а у нас реанимации нет, экономика же. Везите его в город.

Отвезли Ваську в город. Там, конечно, приняли, в реанимацию положили. Говорят, если б часом позже приехали, помер бы Пырей ваш, вот тогда была бы экономика, эх, вы, фельдшера стоеросовые – дурачины вы, простофили! Где вас только учили!

Ну что. Месяц Василия ремонтировали. Констатировали да мотивировали. Корректировали да реформировали. Заоптимизировали. Вылечили Ваську. Домой отправили Ваську. Сам главврач вышел провожать Ваську. Вот такая великая честь! Встал на крылечке и давай костерить, поносить да крыть. Ах, говорит, ты, пентюх, баламошка деревенская, пень берёзовый, скоблёное рыло. Отчего так долго в больницу не шёл? Себя чуть до смерти не довёл! Знаешь, сколько в реанимации койко-день стоит? С такими как ты нам никогда экономику не построить!

Вот так и сходил наш Васька Пырей в больницу. А нечего болеть! Сам виноват!

2. Как Васька Пырей в Союз писателей вступал

Как-то Васька Пырей на рыбалке задрых, и во сне к нему пришёл стих. Проснулся, на пачке «Беломора» его нацарапал, дома жене под нос сунул: читай, мол, изумляйся. Жена ахнула, в районную газету стих послала.

В районной газете стих одобрили, на последней полосе тиснули, «пиши ещё» сказали. Васька Пырей взыграл духом, застрочил в день по тексту. Косит сено – стихи кропает, сети ставит – рассказ черкает, дрова колет – повесть сочиняет, баню топит – фельетон молотит. Тетрадь испишет – в газету шлёт. Народ газету читает, ничего не понимает, но руки потирает: наконец, говорит, и у нас свой Бродский появился.

Десять тетрадей смог замарать, куда теперь это добро девать? Надо издавать. Жена намекает, в город отправляет. Там Союз писателей есть, гениев в нём не счесть, только тебя не хватает. Рысью вступай, в год по книге издавай. Васька Пырей жмётся, а самому неймётся. Собрался, в город поехал – в писатели поступать.

Но. Приехал Васька в союз. Огляделся. На полках пыль, обои – гниль. Да, может, так и надо? Тут люди музу ищут, им не до пылищи. На Пегасах плывут, перьями по пергаменту скребут, с Олимпа не слезают, смертных не замечают. Большую литературу куют.

Посередине стола восседает сама Змея Горыньевна: платье в цветочек, волосы в пучок, а вокруг все молчок. Правление за столом сидит, Змее в рот глядит. Овечьи хвосты дрожат: все жить хотят. Прибебекивают-примемекивают – корпоративная, значит, солидарность. Змея смрадом дышит, тремя головами трясёт, дымом пышет. Одна голова любовную лирику слагает, вторая голова пейзажную зарисовку излагает, третья голова лирическую миниатюру миру являет.

Змея на пол яд сплюнула, Ваську Пырья обнюхала.

– Кто ты такой, откуда, и как ты смел вторгнуться в наши пенаты?

– Я Васька Пырей, с деревни. Вот принёс свои стихи, рассказы, повесть ещё. Почитайте, может, сборничек какой-нибудь собрать. Или, может, в союз к вам кандидатуру подать…

– Хи-хи-хи, в союз! Ишь чего захотел! Я считаю, это немного рановато, абсолютно неуместно да и практически невозможно. Вы с-со мной соглас-с-сны, друз-з-зья?

– Бе-бе-безусловно! – быстро закивали овцы.

– А про что ты пишешь, Васька Порей? Есть ли у тебя стихи про то, что душа, как птица на ветке, мокнет одиноко под дождём и ты плачешь вместе с ней?

– Чего нет, того нет. Про птичек не пишу. Я как бы больше по философии, ну, там, смыслы разные, подтексты, архетипы, символы, чтобы поэзия была как проза.

– Смыслы – ерунда. В поэзии нужны только прекрасные, светлые, чистые чувства! Нужно писать очень красивые стихи! Братья и сёстры, вы ведь со мной с-с-соглас-с-сны?

– Б-б-бе-безмерно! – толпой заблеяли овцы.

– А вот есть ли у тебя, Васька Порей, лирические миниатюры про красоту великой родной природы?

– Я сам природа, чего о ней писать. Я ритмы ищу, звуки, ассонансы, аллитерации, чтобы проза – как поэзия, чтоб она на подсознательном уровне…

– Как ты сказал? Ананасы? Либиразы? Мы таких слов не знаем. И знать не хотим, не правда ли, коллеги?

– Бе-бе-бесполезно! Бе-е-езобразно! – Овцы спрятались за Змеёй и оттуда зыркали на Ваську красными глазками.

– Ах, Порей, Порей! Ты же ничего в литературе не понимаешь. Вот я тебя сейчас научу, а ты сиди и слушай. Литература должна быть красивой! Кра-си-вой! Ты конспектируешь? Нужно красиво писать о красивом. Чтобы каждый, прочитавший эти великие строчки, сказал: «Боже мой, как красиво!» Нужно писать о том, как красиво в капельке росы отражается заходящее солнце. Нужно красиво описывать, как звонко журчат маленькие ручейки, как красиво поют весенние птицы. Дорогие мои, вы любите писать красивые стихотворения о маленьких речушках своего детства?

– Бе-бе-бе-безумно! – подтвердили овцы.

– Внимай же, деревенщина. Литература – это Эверест! Это Джомолунгма! Не тебе, сивому мерину, пачкать её своими мыслями-смыслами. Только великая красота! Только возвышенные чувства! Наблюдай и замечай полёт бабочки над цветком, жужжание трудолюбивых пчёл, вздохи летнего ветра в плакучих ивах. Вглядывайся в природу и пиши о ней красивые стихи, до глубины души затрагивающие нашего читателя! Прозу не пиши. Кроме Гомера, у нас прозаиков не было, да и не надо. Только стихи! Стихи о любви! Ты должен описывать исключительно глубокие любовные переживания, вещать о том, как ты бежишь по лугу, покрытому цветами, навстречу любимой! И вы собираете, собираете, собираете цветы! – Змея перешла на фальцет и закатила глаза.

– Чушь собачья! – не выдержал Васька. – По лугам не скачу, цветы не топчу. Есть поинтереснее темы кроме жучков ваших, паучков да бабочек. Только, я посмотрю, и без меня хватает цветоводов в литературе. Ну как, пойдёте на луг цветы собирать?

– Бе-бе-бегом бе-е-ежим! – встрепенулись овцы, по цветам крупные специалисты.

– Ах, так! Тогда геть отсюда, вахлак деревенский! – завизжала Змея. – Союза тебе не видать! Книг не издать! Покуда не научишься ты бе-е-е-бе-е-езмолвствовать да фаркоп мой грамотно лизать!

Все три головы огнём пыхнули, обои полыхнули, овцы всполошились, заблажили, как их звать, забыли, через окна прочь припустили. Васька Пырей перекрестился, за дверью затаился. Соли горсть из кармана достал, на пороге раскидал.

– Господи, спаси и сохрани! От нечистой силы убереги! За морем-океаном, за островом Буяном, три года плыть – там тебе жить! Чур меня, чур! – так сказал, на все шесть сторон плевал и в деревню свою умотал. С тех пор Васька Пырей по союзам не ездил. К чёрту!

3. Как Васька Пырей дочь в школу водил

У Васьки Пырея дочь в школу собирается. Жена говорит: вот тебе, Васька сто тыщ, три года по копеечке копила, смотри, чтоб хватило. Васька рот разевает, недоумевает: да на эти деньги нам год жить, не прожить! А всё же не хватило. Рюкзак – десять тысяч, да в рюкзаке пятьдесят тысяч, столько же – одеть да обуть, да учителю букет не забудь. А чтоб сына в школу собрать, пришлось уже кредит брать.

Васька дочь из школы забирает, что на дом задали, никто не знает. Учитель велит в чат вступать, не зевать, там искать. Пырей в чат заходит, ни шиша там не находит.

– Скажите, а что сегодня задали?

– Мамочки, пора подумать о выпускном! Где будем отмечать?

– Какой выпускной во втором классе?

– Какой выпускной, ещё сентябрь!

– Какой выпускной без аниматоров? У меня будет скидка.

– Я думаю, надо в город поехать, в ресторан. А учителю в конце года путёвку в санаторий.

– Марь Иванна, не цыганьте. Мы вам на выпускном букет подарим, уже скинулись.

– Кто-нибудь знает, что задали детям?

– Родители, напоминаю, до конца недели надо зарегистрироваться на ста пятидесяти ресурсах. И «Зум» установить. Будем навсегда в онлайн переходить. Встретимся на вручении аттестатов, через одиннадцать лет!

– И осеннюю икебану не забудьте утром в школу принести.

– А можно про икебану хотя бы в полночь говорить, а не в четыре утра?

– Продаю покрышки. Кому покрышки?

– Ау-у-у! Меня кто-то слышит? Домашка-то сегодня какая?

А узнали задачу, сидят, чуть не плачут. До утра решают: сам Пырей, Пыреева жена, Пыреева мать, Пыреев отец, мать Пыреевой жены, отец Пыреевой жены, Пыреев сват, Пыреева сватья, сестра Пыреевой собаки, крёстная кошки Пыреевой жены – и так по мелочи человек двадцать. Все тут. Отдохнут и дальше задачу грызут. Не разгрызается задача. Звонят в Москву, троюродному брату Пыреевой бабушки со стороны невестки. Помоги задачу школьную решить, на мехмате же учишь, студентов мучишь. Троюродный брат Пыреевой бабушки со стороны невестки, человек опытный, сам задачу не грызёт, на кафедру несёт. Пять профессоров и десять доцентов с трёх сторон задачу грызут, сначала-то ржут, потом ревут, потом Перельмана зовут. Перельман задачу днём и ночью решает, про Пуанкаре даже забывает, но через неделю всё-таки сгрызает. Ваське Пырею решенье высылает. Пыреева дочка задачу в тетрадь пишет, не дышит. А учителька в тетради красной пастой чёрк-перечёрк, двойка за задачу, иди на пересдачу!

Отправляет Васька Пырей дочку на футбольную секцию: провести осанки коррекцию, схуднуть лишнюю комплекцию. Не спеши, Пырей, тренер говорит, такой паразит. Вот заполни сначала десять бланков, двадцать согласий, тридцать разрешений в пятьдесят заведений. Паспорта у всей семьи, справки об отсутствии судимости и наличии недвижимости, метрику прадеда, прапрабабкин аттестат и на Трампа компромат. Вот тогда мы дочку на секцию пустим. А если хочет взять в руки мяч, тогда вообще строгач: вот вам список из тысячи документов, но чтоб кто-то их все собрал, ещё не было прецедентов.

К ЕГЭ готовится второй класс, а по школе гремит завуча бас: «Во втором не начнёшь – своё будущее сольёшь, на паперть пойдёшь, в канаве сгниёшь!» Минимум три репетитора! Тест-тест-тест! А лучше – четыре! Тест про тест, тест-перетест! А у нас их пять! А у вас? Тест «Кем ты будешь со ста баллами ЕГЭ»: а) кассиром в «Пятёрочке», б) уборщицей в поликлинике, в) курьером в «Сбере», г) рабом на галере. Тест «Кем ты будешь с 0 баллов по ЕГЭ»: а) кассиром в «Магните», б) уборщицей в школе, в) курьером на ферме, г) дворником в шаверме. Второй класс семь потов льёт, одиннадцать лет за пятилетку выдаёт! Школа реальной жизни обучает, ведь жизнь-то всегда четыре варианта предлагает: а), бэ), вэ) и гэ). Только угадай! Удачу оседлай! Васька Пырей тот вертеп наблюдает, головой качает, да что он понимает. Это всеобщее среднее образование, а не бардак, а ты, Васька, дурак.

К Ваське Пырею дочка бежит, голос от радости дрожит. Нам, говорит, в школе главное рассказали! А мы-то не знали! План такой: ЕГЭ сдаёшь, сразу в роддом идёшь. Двоих-троих рожаешь, из декретов не вылезаешь, зато граждан воспитаешь. Ура! Поступать не надо! Знаешь, все девочки нашего класса чрезвычайно рады. Учёба? Карьера? Работа? А зачем нам работа? Не наша забота. Говорят, главное – прирост здорового населения для налогообложения общества потребления. Так дочка Пыреева сказала и за тын учебники покидала.

«Чёрт меня подери! Держу пари, мы ребёнка теряем, скоро он будет полностью невменяем, а мы тут молча сидим, одобряем!» – Васька Пырей ус поседевший дерёт, думает ночь напролёт. Куда им с дочкой бежать? Где образование получать? О! Есть одна школа, что традиции сохраняет, на путь истинный наставляет! И в Хогвартс с совой заявление отправляет.

Александр Пономарёв

Читатель

Обозримое будущее, час пик, остановка городского троллейбуса. На остановке вот уж четверть часа томятся, переминаясь с ноги на ногу, скучающие пассажиры. Кто-то меланхолично тычет пальцами в телефон. Другие безуспешно гипнотизируют тяжёлыми взглядами зависшее информационное табло.

– Вечно у нас так, – разочарованно машет рукой мелкий коренастый мужичок с непропорциональной, как у Черномора, бородой, – не слава богу. Недавно целую неделю на Луначарского асфальт переложить не могли. Вчера у метро вообще кабель сгорел. Сейчас опять подлость какая-то, не иначе. Кстати, я тут в честь нашего неамбициозного транспортного хозяйства рифмочку кое-какую смастрячил. Нате-ка послушайте…

Мужичок откидывает растрёпанную бороду за ворот толстовки и, виновато оглядевшись, приступает к декламации своего стихотворного опуса. В ответ его окружение ещё более усердно утыкается в телефоны. За исключением одного странного гражданина с худым управдомовским портфелем под мышкой. Тот, не поддавшись общему настрою, с энтузиазмом внимает поэту, кивая в такт его интонациям.

Черномора наконец разбирает любопытство.

– Мне это только кажется или вам действительно интересно?

– Конечно, интересно. Меня увлекает поэзия. Впрочем, не только поэзия. Я вообще читать люблю.

– Знаем, знаем, как вы любите, – недоверчиво скалится бородач. – Себя читать любимого любите. Все мы любим так читать.

– Почему себя? – недоумённо пожимает плечами гражданин. – Достоевского, Кафку, Гёте. Чехова ещё люблю. Среди современников тоже порой попадаются авторы, достойные внимания.

– А сами вы, надо думать, ну ничегошеньки не пишете? – с плохо скрываемой иронией говорит поэт.

– Даже не пробовал.

– Ма-а-ать честна-а-ая! Так ты что, хочешь сказать, что ты чистокровный непорочный библиофил?

– Пожалуй, библиофил – это громко сказано. Скорее, увлечённый читатель. Но в целом да, ваша характеристика достаточно близко отражает действительность.

– Но ты ведь точно ничего не пишешь? – никак не может поверить своим ушам поэт. – Побожись!

– Ей-богу!

– Братцы, я, кажется, читателя нашёл, – хрипло вырывается у мужичка.

Вся остановка, как по команде, поворачивает головы. По толпе, как рябь по воде, прокатывается вздох.

– Ну наконец-то!

Не проходит минуты, как вокруг читателя собирается целый сонм зевак, даже с остановки, что через дорогу, кто-то подтягивается. Присутствующие как один преданно заглядывают читателю в глаза, самые прыткие пытаются тянуть его за рукав или хотя бы просто дотронуться до объекта своих грёз.

– Разрешите с вами сделать селфи?

– Будьте любезны автограф. На книжечке, если можно, на моей. Благодарному автору от настоящего читателя.

– Позвольте уточнить, сколько страниц вы читаете в течение дня?

– Раз на раз не приходится. Многое зависит от настроения и увлекательности текста.

– А если под настроение?

– Тогда страниц триста, пожалуй, смогу.

– Боже мой, – сладострастно стонет толпа, – целых триста страниц. Вы… вы даже не представляете, кто вы. Вы посланник небес. Ангел света. И что вам особенно нравится читать?

– Если придётся выбирать, то скорее предпочту жизненную классику. Но вообще читаю всё: историческую драму, философскую лирику, научную фантастику…

– А мистику? Как насчёт мистики, уважаемый? Вот тут у меня по случаю небольшой текстик, – суетится возле читателя всклокоченный интеллигент-очкарик лет тридцати, пока его не заслоняет собой крупная женщина с авоськой.

– Да отвали ты со своей чертовщиной. Эдгар По нашёлся тут. Сказано тебе, господин читатель любит за жизнь. То ли дело – мой рассказ «Лето на огороде». Правда, маэстро?

– Хамка, – теряет лицо очкарик.

– Бездарь…

Обстановка вскоре накаляется до того, что возле читателя возникает свалка. Кажется, достаточно небольшой искры – и прольётся первая кровь. Писатели с поэтами, лихо пихая друг друга в бока, простирают к читателю руки с зажатыми в них потрёпанными свитками. Тот едва успевает уворачиваться.

– Постойте, – умоляет он. – Я при всём желании не смогу зараз прочитать вас всех. Ну хорошо, хорошо. Давайте хотя бы в порядке очереди. Организуйтесь как-нибудь между собой.

Наконец по рядам пускают обрывок листа ученической тетради, куда желающие быть прочитанными торопливо заносят свои фамилии.

Творческая встреча между тем продолжается. Читатель едва успевает отвечать на никак не иссякающие вопросы.

– Что вас побудило стать читателем?

– Избыток свободного времени в первую очередь, а ещё нереализованная страсть к знаниям. Я работаю инженером в НИИ.

– Не поделитесь, какие у вас ближайшие творческие, простите, читательские планы?

– Вечером за чашечкой кофе думаю полистать Прилепина.

– А завтра?

– Завтра санитарный день, только газеты и личная переписка.

– Личная переписка? – доносится откуда-то из рядов елейный голос. Через мгновенье перед читателем, просочившись сквозь лес рук, возникает источник звука – похожий на кота мужик с огненными, как золотое руно, кудрями. Лицо его словно искупали в сливочном масле. Ладони прижаты к груди.

– Переписка – это так интригующе. Может, почитаете нам что-нибудь из своего?

– Из эсэмэсок, что ли? – переспрашивает читатель, недоумённо морща лоб.

– Не слушайте его, – раздаются возмущённые голоса в толпе. – А ты помолчал бы уже, убогий. Брысь.

Но рыжий делает вид, что не слышит.

– Именно. Эсэмэски – это в некотором смысле тоже эпистолярный жанр. Концентрированная жизнь, реализм в высшем проявлении. Как поклонникам нам было бы крайне интересно познать масштаб, так сказать, вашей личности, увидеть в вас незамутнённый источник животворящего слова.

Лоб читателя разглаживается, взгляд затуманивается.

– Вы действительно так думаете? Про жанр.

– Уверен. Так же как и в том, что вы в нём классик. И я первый с великим удовольствием вас прочту, а потом, глядишь, и вы меня почитаете. Тоже первым. Ну так как, по рукам?

– Даже не знаю. – На лице читателя отражается борьба противоречий. Оно выражает то смущение, то тщеславие, то растерянность, то азарт. Наконец на нём прочно обосновываются тщеславие и азарт.

– Но раз вы так настаиваете, то вот вам кое-что из свежей переписки. – Читатель выбирает в телефоне своё последнее СМС.

«Маша, зарплату опять задерживают. Буду разбираться. Уточни на всякий случай, что у мамы на ужин?»

– Бесподобно! – вырывается у рыжего.

– Серьёзно? – розовеет читатель.

– Спрашиваете. Но если хотите, чтобы было совершенно, то неплохо было б пару эпитетов добавить. А ещё я бы усилил драматическую составляющую. Вот так как-то: «Дорогая Маша, у нас на работе опять революционная ситуация. Низы не могут видеть, как верхи на них класть с прибором хотели. Паразиты! Иду на баррикады, бороться за наше с тобой светлое будущее. Если вдруг что, то пусть тёща знает, как я ценил её вареники со сметаной». А в целом – да, в целом – шедевр.

– Тогда у меня на ваш суд есть ещё одна вещица из раннего, – читатель начинает лихорадочно ковыряться в телефоне. – Впрочем, погодите, я уже и сам вижу несколько огрехов.

– Это всё, конечно, здорово, но, помнится, вы обещали меня почитать, – растерянно тычет рыжий в невесть откуда взявшуюся в его руках брошюру.

– Обязательно почитаю, потом… на той неделе…

– А на этой – совсем никак?

Но читатель его уже не слышит, он вообще никого и ничего не слышит. Он отошёл в сторонку и, бубня что-то под нос, правит текст в телефоне.

Разочарованная толпа, вздыхая и матерясь, начинает рассасываться.

Первыми от неё отделяются трое крепких парней и с угрожающим видом направляются к рыжему.

– Ты нам, клоун ржавый, того, харэ последних читателей портить. Усёк? В прошлый раз из-за тебя старика букиниста потеряли. Теперь – этого вот задрыгу. Ещё раз такое выкинешь – поколотим. Усёк?

– Да понял я, чего там, – виновато прячет голову в плечи рыжий и с понурым видом бредёт в сторону проезжей части, куда подходит долгожданный троллейбус…