Buch lesen: «В тихом городе»

Промозглый ноябрьский вечер неспешно опускался на столицу, обволакивая её неприятной, заползающей в душу и за ворот изморосью. Повсюду переливались разномастные огни большого города – жителям нужен уют, нужна иллюзия тепла в этом бескрайнем океане серости поздней московской осени.

Понуро опустив голову и загребая кедами мелкие лужицы, Ник плёлся по улице, отчаянно пытаясь согреть в карманах замёрзшие руки. Сегодня был ужасный день. В университете парня вызвали к декану, где пришлось выслушивать в свою сторону массу нелицеприятных изречений, вплоть до того, что ему грозило отчисление. В кафе, где Ник подрабатывал вечерами официантом, никто не оставил чаевых, а нравившаяся ему девушка Аня после смены ушла домой в сопровождении одного из посетителей, и теперь он переживал и за неё, и за свои наивные разбитые мечты.

Хотелось идти по улице вечность, подальше от этой жизни, подальше от всего на свете. Ник очень любил этот город – он как будто обладал своим собственным настроением, своей душой, такой близкой незадачливому студенту и… такой понимающей. Парень не знал названия многих его улиц, но мог привести кого угодно куда угодно, стоило только сказать место назначения. Да и кому нужны эти названия, когда каждый закуток знаешь наизусть?

Остановившись на перекрёстке, Ник побрёл в сторону монументальных ступеней, ведущих к помпезной и величественной Библиотеке имени В. И. Ленина, ныне – Российской государственной библиотеке. Внутри этого невероятного здания таились, казалось, все тайны этого мира, а вид из окон читальных залов создавал свою необычайную атмосферу. Время было позднее, и библиотека сейчас уже была закрыта, поэтому Ник разместился на её ступенях, подстелив на холодный камень сумку с парой потёртых учебников. Погрузившись в тягостные раздумья, незадачливый студент залюбовался красотой переливающегося огнями Кремля. На холод и сырость ему было всё равно – ничто не успокаивало его измученную душу так, как прогулки по любимому городу.

Просидев в раздумьях пару часов, Ник было собрался уходить, но его настигло странное ощущение, холодком пробежавшее по спине. Что-то было не так. Он не осознавал, что именно, но гнетущее чувство усилилось, заставляя стучать сердце быстрее. Оглянувшись, парень не увидел ничего необычного. Тёмные улицы, поблёскивающий, отражающий огни, чёрный асфальт дороги… Стоп. Ник нахмурился, завертев головой по сторонам. Он часто гулял здесь и никогда не видел, чтобы в самом центре Москвы вообще не было людей. Не было машин. Не было жизни.

В довесок, вокруг стояла звенящая всепоглощающая тишина, словно все звуки умерли в одночасье, погрузив мир в безмолвие. Ник поднялся, закинув промокшую сумку на плечо, и вышел на перекрёсток в форме буквы «Т», озираясь по его сторонам. Никого. Чувство непонятной тревоги оплело сознание, будто лапы огромного смертоносного паука.

Тишина давила на него, словно имела форму и объём. Вслушиваясь в неё, Ник как будто утонул в её тягостной пустоте. Спустя пару минут замешательства, парню показалось, что где-то вдалеке раздался какой-то звук. Повернув направо, Ник направился по Моховой улице в предположительную сторону его источника, в надежде встретить хотя бы кого-то и успокоиться. Панических атак с ним раньше не случалось, но кто знает… Кто и что знает, додумать парень не успел, застыв в изумлении.

Вместо старинных домов, ютившихся здесь на берегу Москвы-реки, высился внушительный покатый холм, покрытый высокой травой, на вершине которого наметилось какое-то движение. Ник окликнул стоящего там высокого человека, но звук не покинул его рта, не позволяя нарушить гробовую тишину. Парень вздрогнул, силясь сказать хоть что-то, но всё – безрезультатно. Делать нечего, кроме фигуры на холме вокруг не было никого, и он направился к ней.

Звука шагов о мостовую не было слышно, как и шелеста травы, устилавшей холм, когда Ник переступил на неё с тротуара. В полном безмолвии парень подошёл к фигуре, статной и, безусловно, мужской. Со спины он принял стоящего за бездомного – длинные спутанные волосы, ниспадающие ниже лопаток, бесформенный, пошарпанный, темный балахон до земли… И чувство опасности, эпицентром которого ощущался именно этот странный человек. Не в силах произнести ни слова, Ник коснулся рукой его плеча. Мужчина резко обернулся, посмотрев на парня остервенелым безумным взглядом. Злость, казалось, сочилась из его глаз удушающим потоком, и направлена она была именно на ни в чём неповинного Ника. Парень смутился и оторопел, шагнув назад, а затем и вовсе окаменел, не в силах оторваться от начавшего искажаться лица старца. Его глаза резко ввалились, на месте глазниц начали разрастаться чёрные провалы, будто бы заполненные живой злобной тьмой. Разгневанно всплеснув сухими тонкими руками, он отчётливо произнёс беззубым ртом:

– Что же ты натворил, княже?

В объявшем юношу ужасе, он огляделся и увидел вокруг них мёртвые тела, которых не было до того, как он подошёл к мужчине. Бледные лица мертвецов замерли навечно в мучительных выражениях, а тела – в неестественных и переломанных позах. В панике, Ник поднял глаза на гневающегося ужасающего старца и тот, воздев над головой обычный деревянный посох, который всё это время держал в руках, громогласно провозгласил:

– Не снискать тебе покоя за злодеяния твои, княже! Ничто в проклятом Черторье во век стоять не будет! Ленивка, точи, не уставай!

Произнеся последнее слово, он с силой ударил посохом оземь и из его основания фонтаном вырвалась вода, бурлящим потоком стремящаяся затопить всё вокруг. Размягчившаяся под таким сильным напором земля поглотила стоявшего над истоком старца и мертвецов вокруг. Наверное, должен был быть чавкающий звук, но вместо этого – вновь только она, давящая со всех сторон тишина.

Беззвучно вскрикнув, Ник бросился бежать обратно к улице, ощущая, как ноги утопают в податливой рыхлой земле. В паре метров от бордюра он провалился в бушующую водную круговерть с головой. Отчаянно барахтаясь, парень умудрился вынырнуть, с лихвой наглотавшись мерзкой болотной воды и залившись беззвучным кашлем. Схватившись за бордюр, как за спасательную соломинку, он выбрался на тротуар, вымокший до нитки и замёрзший. Страх застил его разум, никаких логичных объяснений происходящему не было, только одно-единственное животное желание – бежать. Бежать, куда глаза глядят и несут ноги.

Не оборачиваясь, парень помчался к приветливо горящему теплыми огнями Кремлю. Вход в него был закрыт, а Александровский сад пустовал и поддерживал окружающее безмолвие. В отчаянии, Ник оглянулся и увидел рядом вентиляционную шахту, ведущую в метрополитен. В памяти всплыло, что такие шахты оснащены сигнализацией и он отчаянно дёрнул закрытую створку дверцы. Сигнализация. Услышат. Там, под землёй, тоже есть люди. Они даже не в курсе, что на поверхности творится… Никто не услышит. Тишина поглотила все звуки.

Краем глаза парень заметил – неподалёку что-то ярко вспыхнуло. Беспокойство накатило новой удушливой волной, мерзко раскатившись по телу. Словно невероятных размеров погребальный костёр, на возвышении пылало здание Манежа. Огонь бесновался, будто вырвавшийся из преисподней демон, норовя захлестнуть всё вокруг, дотянуться до Ника и не просто убить его, а пожрать и тело, и душу.

Первой мыслью было бежать по Александровскому саду в сторону Красной площади, но со стороны Троицкого моста на него стала надвигаться толпа, беззвучная и неотвратимая. Вытянутые бледные лица имели одинаковое исступлённо-злобное выражение, внушающее ужас. Все, как один, люди смотрели Нику в душу, и он чувствовал их осуждение и неприязнь всем своим нутром. Непонятно почему, но надвигающаяся на него толпа неистово желала парню смерти. Над их головами взвились транспаранты, на которых Ник уловил: «Смерть буржуазии» и «Да здравствует красный террор!»

Звенящую в ушах тишину нарушил прокатившийся по толпе гул, сложившийся в отчётливо слышимую фразу:

– Предателю народа – смерть! Прихвостню царской власти – смерть!

Опешив, Ник стал пятиться назад. Он не был ничьим прихвостнем, а тем более – предателем, но наступающие явно считали таковым именно его. Чёрт возьми, да он даже не понимал, что происходит! Глаза на бледных лицах людей стали синхронно вваливаться внутрь, оставляя лишь чернеющие провалы, ровно также, как у старца на холме. Ник снова ощутил всем нутром волну непоколебимой ненависти, направленной исключительно на него.