Небеса всё знают

– Я сказал – вон! Увижу кого-нибудь через минуту – вызову полицию! Проведете время в тюрьме! Вон! – Хватаю ноутбук и швыряю об стену.

Визг, крики и полный бедлам, пока молодежь сбегает, толкая друг друга.

– Флинт! Мать твою! Ублюдок! – Среди всех распознаю голос Джесс, она медленно подходит ко мне. Голубые глаза сверкают от ярости, маленькие ладошки сжимаются в кулаки. Это меня злит еще больше. Стерва. Потаскуха. Убью. Хочется придушить ее, сжать горло и услышать слова извинений за все, что она во мне затронула.

– А ты сейчас получишь, – указываю пальцем на Джесс, спрыгивая с импровизированной сцены.

Меня не волнует, что обо мне подумают оставшиеся люди. Смотрю на нее, готовую драться со мной за эту паршивую жизнь, но мне этого мало. Мало остановить бедлам и рассадник похоти, мне нужно наказать ее. Именно она стала моим сегодняшним кошмаром, разрывающим внутри, и она же поплатится за это.

– Как ты смеешь?! Будешь оплачивать…

– Закрой свой грязный рот! – Повышая голос, хватаю ее за руку и тащу за собой.

– Отпусти меня! Флинт! Живо отпусти! Убью! Козел недоразвитый! – визжит Джесс, пытаясь вырваться. Обхватываю ее за талию и несу по лестнице.

– Я покажу тебе, какие бывают последствия! Научу, как это быть приличной! Шлюха! – Меня не особо трогают ее попытки освободиться. Я сильнее, крупнее и выше на целую голову. А сейчас к огромной мощи добавилось желание раздавить ее в своих руках. Причинить боль, которую она на всю жизнь запомнит. И подливают масла в огонь картинка разбросанных ног, ее стоны и порочная мольба.

– Отпусти! Ненавижу тебя! Хочу, чтобы ты убрался навсегда! Оставил нас навсегда! Ты здесь не нужен! Ты лишний! Предатель! Подонок! – кричит Джесс, и я, расслабляя руки, толкаю ее к стене в ванной.

– Подонок? По какой причине я стал подонком? Потому что не желаю видеть, как тебя трахают? Потому что это все не ты, Джасмин? Ни черта я не лишний! Тебя пороть некому! Избалованная маленькая потаскуха! – Воздуха не хватает от злости, кипящей внутри.

– Да, шлюха! И мне нравится быть такой! Мне нравится трахаться с разными парнями и сосать! Обожаю члены! Обожаю трястись от оргазма! Обожаю быть потаскухой! – Безумный смех вырывается из ее груди. Ужасает то, что она превратилась в низшее существо, не понимающее, насколько унизительно быть такой. – Ты же питаешься шлюхами, выбираешь их, чтобы насадить на свой член, а потом жениться на них. Так чего ты возмущаешься? Лицемер! Ты хотя бы знаешь, как тебя называют? Тупой кобель, трахающийся без разбора. Наслаждающийся развратом наркоман. Не строй из себя добропорядочного, ты окончательно потерял это свойство. Это ты шлюха, которую использует каждая девка, умеющая сосать. Ты…

Не выдерживаю оскорблений и взрываюсь. Хватаю Джесс за волосы и наклоняю над раковиной.

– А вот теперь я вымою твой рот, как обещал, – шипя, открываю воду и выдавливаю на ладонь жидкое мыло.

– Отпусти! Больной…

– О да, больной, наркоман. Что еще скажешь, шлюха? Как еще обзовешь?

Схожу с ума, хватаю ее за подбородок, заставляя открыть рот. Джесс дерется, пинается, царапает руки, но мне удается растереть мыло на ее языке.

– Отмою твой рот, чтобы ты напрочь забыла о том, что такое член! Вкусная сперма была? Заешь ее мылом!

Мне мало. В такой ярости я еще не был. Кажется, злее стать нельзя, но бешенство с каждой секундой только нарастает. Наслаивается, пока я с силой натираю ее язык и подставляю рот под воду. Кашляет, удары становятся слабее.

– Я убью тебя… кастрирую, – шипит она, выплевывая и разбрызгивая воду.

– Убьешь? Попробуй! Это ты сейчас получишь! За все, что сделала! – Подхватываю пальцами ее юбку и немного отклоняюсь. Оголенные ягодицы манят, застилая сознание алым туманом. – Нравится секс? Так получай! – С размаху и с немыслимой силой моя ладонь встречается с ее попой. Джесс дергается, кричит, но я еще грубее хватаю ее за волосы, чтобы она захлебнулась водой.

– Нравится быть оттраханной? Нравится узнавать, что такое взрослая жизнь? Пожалуйста! Боль нравится? И это я тебе дарю! – Новый удар, ладонь уже горит. Кожа Джесс окрашивается в розоватые отблески моих отпечатков, а мне все мало. Луплю ее снова и снова, пока она не затихает, а разум не откликается на тихие всхлипы.

Секунда, чтобы понять, как болит рука. Секунда, чтобы резко выпустить ее и отскочить. Секунда, чтобы моментально остыть и ужаснуться. Довела… довела до сумасшествия. Я не узнаю себя. Чудовище.

– Ненавижу, – плачет Джесс и выпрямляется. Потекшая косметика превратила лицо в отвратное зрелище, глаза опухшие и красные от слез.

– Конфетка…

– Ненавижу тебя. Когда-то я думала, что ты часть моей души. Что ближе человека у меня не будет. Когда-то ждала тебя. А сейчас ненавижу… тихо, в сердце. Ненавижу за то, что унизил меня. Ты никто… никогда не станешь близким снова… ненавижу. – Каждое слово сопровождается всхлипами, ее трясет.

Какая она маленькая и слабая. А я ублюдок.

– Джесс… прости… Джесс… – Делаю шаг к ней. Сам себе противен. Я в ужасе, в ступоре от того, что действительно отлупил ее.

– Не подходи. – Выставляет вперед дрожащую руку и пятится к двери в ее спальню.

– Джесс, прости меня, я с ума сошел… не ведал, что творю…

– Хочу, чтобы ты исчез. Навсегда. Без тебя… было намного лучше. Ненавижу… не подходи ко мне… не смей… – Ее тихие всхлипы тонут в грохоте захлопнувшейся двери.

Меня бросает в ледяной пот. Так и держу перед собой ладонь с полыхающей кожей. Мне страшно. Я не знал, что могу на такое решиться. Не знал… но оправдание у меня есть. Не хочу, чтобы она была такой. Я мечтал увидеть совершенно другого человека, который не будет говорить мне, как любит мужчин. Я мечтал, чтобы она стала намного лучше, чем я. Но узнаю себя. В этом создании отчетливо вижу себя. Отражение, которое тоже противно.

От мыслей становится больно в груди, словно меня бьют. Сердце отвечает такими же острыми ударами, а слышимый через дверь плач Джесс усугубляет мое состояние.

Выключаю воду и сбегаю к себе. Сжимаю руками голову, чтобы оборвать круговорот событий, не видеть перед глазами то удовольствие на ее лице, то слезы. Не повторять ее слова и не причинять себе боли. Я все вытерплю, но не ее боль. А я причинил ей страдания. Не мое это дело – лезть в ее воспитание. Не мое… Я лишний. Здесь все чужое, я стал самым чуждым звеном в семейной цепочке. И обострил положение.

Не понимаю, откуда такое желание, но хочу, чтобы именно она приняла меня. Позволила остаться, заново узнать ее, подружиться. Все, что сегодня произошло со мной, вышло за рамки семейных отношений. Мне лучше уехать, сбежать, чтобы не натворить глупостей. Их я и так сделал достаточно, сам показал, что быть доступным правильно, и меня трясет от понимания этого. Хоть самого себя рви за ошибки в надежде вернуть обратно время, когда мог что-то исправить. Быть рядом, наблюдать за ней и не позволить оступиться. Но моя глупость и юность, жажда скрыться и доказать неведомо что неведомо кому, уже сотворили непоправимое в прошлом.

В доме тихо. Как в тумане бреду по коридору, пиная разбросанные стаканчики. Кругом бардак, перевернутая мебель, разбитый плафон, липкий пол и отвратительный запах, а меня это не волнует. Сажусь на диван и просто смотрю перед собой. Не знаю, когда я превратился в того мужчину, который живет во мне. Не понимаю, какой черт дергает меня дотрагиваться до девушки, которая приходится мне племянницей. А еще страшнее осознавать, что мне это нравится. Нравится ругаться, воспитывать, видеть страсть в ее глазах, даже когда она говорит ужасные слова. Нравится до сих пор горящая ладонь и воспоминания, где картинка подстраивается под мои фантазии. Где только для меня звучат стоны Джесс. Кажется, что сгущающийся воздух читает мои мысли. Знает обо всем и смеется.

Я должен уехать, потому что со мной что-то творится. Было ошибкой сюда вернуться, ошибкой думать, что смогу разобраться в себе. Нет! Я не изменюсь, причин нет. Прилечу в Нью-Йорк, встречу очередную пассию, чтобы забыть о происшествии, потом женюсь – адский круг, мне не подвластный. Но последнее, что я должен сделать, это извиниться. И пусть моя жизнь летит к чертям, пусть я давно потерял себя и уже нет смысла искать, но ее спасу. Только как, когда чувствую себя больным монстром?

Поднимаюсь обратно в таком же тумане и сумятице.

– Джесс, открой, нам надо поговорить. – Стучусь в ее спальню. – Не хочу, чтобы ты меня ненавидела. Я помню тебя другой… Черт, да я не могу видеть, как тебя трогают, наблюдать, как ты корчишься от оргазма! Не могу принять этого. Джесс…

Надавливаю на ручку, дверь подается. Думал, что заперта.

– Джесс, конфетка, прости меня, – продолжая раскаиваться, вхожу в темную спальню. Ни ответа, ни хозяйки. Окно распахнуто настежь, а она ушла. Убежала, испугавшись, и еще больше дорвала мое сердце.

– Прости меня, – говорю в пустоту, запустив пальцы в волосы.

Преследовавший меня сладкий аромат кружит в своих объятиях, напоминая, что все изменилось. Время ушло, и никто его не подарит вновь, чтобы доказать единственному человеку, который в меня верил, – я этого достоин.

Расплачивайся, Флинт, сам виноват. Потеряй человеческий облик, стань настоящим посмешищем – вот она, твоя жажда быть другим. Ты стал им. Только принесло ли это счастье?

Глава 5

Два дня мучений и ожидания. Я убирался в доме, ремонтировал поломанное и… ждал. Джесс так и не появилась. Не знаю, что делать. Принял решение уехать, но сначала нужно извиниться. А ее, как назло, нет. Это сводит с ума больше, чем безумная вечеринка и порнографические картинки в голове. Из дома выходил лишь на пару часов, чтобы не пропустить возвращение Джесс, но она так и не появилась. У меня не остается выбора, кроме как позвонить сестре, чтобы узнать адреса подружек. Не хочу, но я должен это сделать. Обязан вернуть Джесс домой и объясниться, иначе вина съест меня.

На третий день не выдерживаю ломки и звоню. После долгих гудков наконец раздается сонный голос:

– Да.

– Зои, привет. Прости, что отвлекаю тебя от отдыха. Но мне нужно… хм, нужен адрес подруги Джесс. Меня пригласили на вечеринку к одной из них, но я не запомнил куда, – вру напропалую.

– Флинт? Ты собрался на вечеринку? – удивляется Зои, фоном слышится голос Скотта.

– Да, чтобы следить за Джесс и не дать ей попасть в неприятности.

– Понятно, – смеется она. – В нашей спальне в правой тумбочке найдешь блокнот, там адреса на фамилии Дриз и Атейнсон. Тебе они и нужны. У вас все хорошо?

– Да, все прекрасно. Мы поговорили с Джесс и пришли к согласию, – заверяю ее.

– Молодцы. Веселой вечеринки, только прошу, не женись ни на ком…

– Зои, все. Хорошего отдыха.

Кладу трубку и закатываю глаза. Я, конечно, идиот, но не настолько, чтобы жениться на восемнадцатилетней. Да и педофилией попахивает. Они еще дети, пусть игры у них совершенно не детские. Взять хоть Джесс на столе… Так, не думать об этом.

Нахожу упомянутый блокнот и переписываю себе адреса. Еду сначала по первому, где мне сообщают, что дочь находится у Кади Дриз, той самой блондинки. Останавливаюсь у большого дома. Он намного лучше, чем у моих родственников, и внутри снова появляется неприятное чувство. Я мог бы купить им такой же, даже лучше. Или построить что-то необычное, нарисовав планы и эскизы и прислав своих строителей. Все мог, но не сделал. Нажимаю на звонок и делаю глубокий вдох. Дверь распахивается, и по мне скользит удивленный взгляд блондинки.

– Привет. Я Флинт, дядя Джесс. Она у тебя?

– Привет. Нет, не у меня, – тянет девушка.

– Врешь. Позови ее.

– Да правда, у меня ее нет. Джи исчезла после вечеринки, которую ты испортил. У нее бывает такое. То пропадает, то появляется. Может, у Билли. Хотя нет, она с ним вроде рассталась. Не знаю.

– Ты же подруга, должна знать. Тайны там, девичьи штучки… – Прищуриваюсь, не веря ей.

– Джи скрытная в плане своих мыслей и желаний, а я не настаиваю.

– Ясно. Если появится, передай ей, что я уезжаю и хочу с ней поговорить. Идет?

– О’кей, – кивает она.

Уже идя по дорожке к машине, слышу насмешливый вопрос:

– Эй, Трахни меня, а это правда, что ты был женат десять раз?

– Что? – Недоуменно оборачиваюсь.

– Джи говорила…

– Как ты назвала меня?

– Трахни меня. Так Джи тебя называет, – продолжает хихикать блондинка. – Ну так что? Был женат десять раз? И сейчас разведен?

– Всего пять. И да, сейчас разведен, – зло цежу я.

– Не хочешь снова жениться? Обещаю, буду хорошей девочкой.

Это издевательство какое-то. И до этого города дошла моя «слава».

– Нет. Не собираюсь. И хорошие девочки ведут себя иначе, чем ты и твоя подруга.

Прекрасно. Замечательно. Одуреть! Как Джесс могла рассказывать им про меня, еще и выставить в таком свете? Почему «Трахни меня»? Что за пошлость? Есть место, где про меня никто не узнает? Хоть маленький остров, куда я свалю из этой страны? Черт возьми, что происходит? «Трахни меня». Я же ее дядя, в конце концов, хоть какое-то уважение должно быть! А она меня унижает и ни во что не ставит.

Щелкаю пультом, меняя картинки на экране. Когда я в последний раз вечером сидел дома? Не помню. Даже когда был женат, мы обычно торчали или в баре, или в ресторане, или на каком-то приеме. Моя жизнь была наполнена движением, гонкой в никуда. А сейчас тишина и спокойствие, которых никогда не знал.

Над головой раздается глухой грохот. Я подскакиваю, выключаю телевизор и прислушиваюсь. Определенно наверху кто-то есть. Еще грабителей не хватало, хотя что здесь брать? Не вижу ничего подходящего. Да и плевать, мне сейчас все равно, даже если прикончат. Медленно поднимаюсь по лестнице. Больше ни единого звука – может, я окончательно спятил? Но все же останавливаюсь у комнаты Джесс и приоткрываю дверь. Различаю силуэт девушки, сидящей на широком подоконнике.

С облегчением, даже неким подобием радости слышу грубый голос:

– Свали отсюда.

– Конфетка, прости. Я искал тебя. Где ты была? – спрашиваю, подойдя к Джесс.

Короткие шорты, бесформенная майка на одно плечо, волосы, небрежно собранные на макушке. Но взгляд привлекает огонек, озаряющий лицо.

– Ты еще и куришь, – горько усмехаюсь, когда девушка снова затягивается и демонстративно выдыхает дым в мою сторону.

– Свали отсюда. Серьезно, Флинт, у меня нет желания видеть тебя после того, что ты сделал, – как-то безжизненно, что ей несвойственно, произносит Джесс и вновь отворачивается к открытому окну.

А я не могу двинуться. Смотрю на нее и вижу другого человека. Я не знаю ее, не понимаю. Прошлые намерения рушатся, возникает желание задержаться, наблюдать, как она подносит к губам сигарету и затягивается, как выпускает дым пухлыми, изумительной формы губами.

– Ты перестал понимать человеческую речь? – Бросает на меня усталый взгляд.

– Прости меня. Правда, я никогда в жизни не бил женщин. А в тот момент… Черт, Джесс, сложно объяснить. Я ведь помню тебя ребенком, который даже слова «секс» не знал. А сейчас вижу разгульную девушку, употребляющую алкоголь, курящую и трахающуюся с кем ни попадя. У меня крышу сорвало. Мне сложно принять это, понимаешь? И мне нет места нигде. Ты права, я знаю, что такое быть преданным и брошенным. Прости меня, миллион раз прости за то, что сделал. Наверное, прошлое так ярко запомнилось мне, потому что там была ты. А в эти дни… Скажи хоть что-то. Поговори со мной, пожалуйста, мне это необходимо. – Подхожу ближе и прислоняюсь к распахнутой створке окна.

– Мне нечего сказать. Лучше уезжай и найди себе еще кого-нибудь, забудь о нас и живи как раньше. – Джесс прочищает горло и снова затягивается. А я вдыхаю забытый дым, и так хочется снова быть безумным, полным амбиций, живым. Но сейчас, в эту минуту, никто из нас не живет. Она ведет себя странно, на лице ни одной эмоции – лучше бы кричала, чем-то швыряла в меня. Тихая ненависть страшна, она убивает.

– Поделишься? – Джесс поворачивается, приподнимая брови. – Сигаретой поделишься? – Указываю на пачку, лежащую у нее на коленях.

– Ты же бросил, не куришь. Стал правильным, – усмехается.

– Задолбался я, конфетка, быть таким. Хочу вернуться в красочное прошлое. Поделись со мной, меня уже трясет от едкого, но такого нужного сейчас аромата дыма.

Джесс подтягивает ноги к груди и садится ровнее, взглядом указывая на место напротив. Благо подоконник достаточно широкий, думаю, сделан специально для таких посиделок. Устраиваюсь, свесив одну ногу, и ловлю брошенную мне пачку. Достаю сигарету, зажимаю зубами. И что-то внутри переворачивается.

Ох, черт, какое это наслаждение… Моя вторая жена была против курения, и я бросил, желая сделать ее счастливой. Она-то осталась, довольная, с моими деньгами, а я лишился губительной радости.

Только хочу спросить о зажигалке, как Джесс, придвинувшись, приближает лицо, и наши сигареты соприкасаются. Я смотрю в голубые глаза. Они не осуждают, ничего не требуют, только искрятся ожиданием. Делаю несколько резких затяжек, раскуривая сигарету, улыбаясь, выдыхаю дым. Блаженство. Готов кончить от горького аромата, втягивающегося в легкие.

Джесс снова прижимается спиной к противоположной стороне оконного проема. Закрываю глаза. Нас окутывает тишина. Я знаю, что за мной наблюдают. Мне не хватало этого. Так сильно не хватало ее, но только сейчас это понимаю.

– Я блефовала, – подает голос Джесс.

– По поводу?

– В интернете нет ничего про тебя и твоих жен, кроме упоминания о разводах. – Она пожимает плечами, а я издаю смешок.

– Ты задела меня. Сильно задела.

– Знаю. Этого и хотелось. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал. И смотреть на тебя не могу. – Она кривится и тушит сигарету в пепельнице, стоящей на карнизе за окном.

– Почему ты не простишь меня? Я всего лишь человек и тоже могу совершать ошибки. – Сглатываю горечь и кручу сигарету в пальцах.

– Не могу. Ты ни разу не позвонил. Я оставляла для тебя сообщения, когда нужна была помощь. Ты не отвечал. А теперь приехал, словно ничего не было. Еще и понимания от меня ждешь. Нет, я не понимаю. У тебя была прекрасная жизнь, она и сейчас такая, ты просто зажрался. Имеешь кучу денег, столько же женщин и развлечений, а меня от тебя тошнит.

Я вижу это в ее глазах. Все, о чем она говорит. Мне и ответить-то нечего. Она права, я именно такой. И причинил ей боль за то, что не все вышло по-моему.

– Каждая из моих жен мне изменяла. Первая вышла за меня, чтобы получить гражданство и, разведясь, обеспечить его своему парню. Он пришел в нашу квартиру и сказал, что его терпение лопнуло. Тогда я еще не думал о брачном договоре. Глупец. Пришлось отдать ей все деньги, только чтобы сохранить квартиру, подаренную родителями. Вторая… была идеальной. Принцесса, которую я носил на руках. Пышная свадьба, сотни гостей, статья в журнале. Я пропадал на работе, чтобы она могла купить себе брендовые шмотки. И однажды вернулся в нашу новую квартиру, где она была не одна. Третья моя жена… Это был самый короткий брак. Несколько часов. По пьяни женился в Лас-Вегасе, там же и развелся. Утром, когда понял, что натворил. С четвертой у нас была разница в пять лет, я решил попробовать, как это – быть младше. Она была умной, хитрой, только потом узнал, что у нее есть рабы, мужчины, которые ей прислуживают. Как же гадко мне было… Пятая. Я думал, что нашел ту самую. Милая, спокойная, ей было двадцать три, когда мы поженились. Этот брак длился два года. Но она устала ждать меня с работы, устала не получать ласки и каждодневного секса. Изменила и сама же призналась во всем. Призналась, что и любви-то не было, она хотела только статуса. Тогда я и понял, что гонялся за призраком – в этом мире ничего хорошего нет. Да, я богат, но потерял себя. – Сильнее затягиваюсь сигаретой. На душе гадко и обидно. Чувствую себя слабым. Наивным идиотом, который повелся на сказки и стал посмешищем. А теперь не до смеха. Сижу и прокручиваю в голове свою пустую жизнь.

– Им не хватало секса? Ты не мог? Или скорострел? – спрашивает Джесс.

Боже, да как можно с ней это обсуждать?! Но она спокойно ждет ответа.

– Нет, просто уставал, потому что много работал. Иногда на завтрак времени не было. Хотел обеспечить каждую, а они не желали этого понимать. Возможно, это и моя ошибка. Возможно, я все видел, и мне был неинтересен секс с ними. Я хотел семью. – Наклоняясь, тушу сигарету и снова устраиваюсь на подоконнике.

– То есть причина твоих свадеб – желание иметь семью? – недоверчиво переспрашивает Джесс.

– Зои когда-то сказала, что у меня ничего не выйдет. А ты в меня верила. Я хотел доказать, что все получится. Старался изо всех сил, а итог ты знаешь. Разочаровал тебя, сестру, даже родителей предал. Приехал сюда неизвестно зачем. Потянуло. Мне плохо, конфетка. Знаю, что это не подобает мужчине. Потерял себя, не понимаю, кто я такой. Смотрю на все с отвращением, никому больше не доверяю, да и секс не привлекает. Я попробовал в этой жизни все, но не получил ничего хорошего.

Не помню, чтобы когда-то я так просто говорил с женщиной, девушкой или любой из моих партнерш. Для них хотелось быть самым лучшим, без изъянов, эдаким прекрасным принцем, у которого все отлично. А сейчас все наоборот. Джесс видит меня в самом неприглядном свете, и это кажется правильным. Только ей и смог бы признаться.

– Ты пробовал не то, для чего был рожден, Флинт. Ты ошибся в самом начале, и не жизнь виновата, а ты сам. Мне не жаль тебя, и радости тоже не испытываю. Ничего, – равнодушно отзывается Джесс и отворачивается.

А чего я ждал? Что она упадет мне на грудь и заверит, что я лучше, что это мир жесток ко мне? И я пока не нашел ту самую, но она вот-вот появится? Я заслужил только хорошее? Нет, она честна. На удивление, это приносит не боль и обиду, а принятие прошлого. Раньше я не мог это сделать, искал причины ошибок в других, обеляя сам себя, не видел настоящего хода событий. Теперь вижу.

– Ты упомянула, что у Зои было два выкидыша. Почему? – спрашиваю, вспомнив.

– Проверь почту, найдешь много интересного, – фыркает Джесс. Наверное, сейчас снова прикажет выйти вон или что-то в том же духе, но время идет, а она не двигается, смотрит в окно. – Первый случился давно, когда мне было лет тринадцать. Срок был небольшой. А второй два года назад. Внематочная беременность, мы маму чуть не потеряли. – Джесс сглатывает, а я зажмуриваюсь от невыносимого стыда. – Ей сделали операцию. Я звонила в твой офис, переборола себя и позвонила. Мне сообщили, что ты в Европе в свадебном путешествии, вернешься через пару недель и просил не беспокоить. Дальше я не слушала. Зои нужен был ты. Когда она отходила от наркоза, звала тебя и папу. А ты развлекался.

Справедливый упрек. На душе становится еще гаже.

– Если бы я знал…

– Ты не знал, потому что не хотел, – резко обрывает она меня. – Скажи, как ты мог? Неужели не осталось ни грамма любви? Я не говорю о нас, мы тебе никто, но сестра твой самый близкий и родной человек. Именно к ней ты и сбежал. Только она осталась у тебя, когда все, кого ты якобы любил, бросили.

– Не могу ответить, Джесс. Не надо так со мной. Да, я еще тот подонок, но готов быть другим. Не могу вернуть и переиграть прошлое, но в моих силах сделать что-то сейчас.

Придвигаюсь к ней. Она прищуривается, словно решая, поверить или нет. А я хочу, чтобы верила. Мне нужно это. Я желаю обратно свою конфетку.

– Я готов сделать все, чтобы ты меня простила и помогла мне…

– Вымой язык с мылом и отшлепай себя, – предлагает ехидно.

– Хорошо. Вымою, но отшлепать себя будет сложно, – издаю смешок, и она слабо ухмыляется. – Прости за то, что я сделал. Я о том, что было после вечеринки. Но пойми, у меня в голове не укладывается, что ты выросла и очень… с каким-то идиотским безумием любишь секс. Так одеваешься, выражаешься. Стала другой. Это был крах всех воспоминаний, и я сорвался. Но я же хочу для тебя лучшего, правда! – Касаюсь ее колена, и Джесс вздрагивает. – Позволь реабилитироваться в твоих глазах. Мне важно именно твое одобрение. Разреши снова узнать тебя и наладить отношения. Обещаю, больше вас не брошу. Никогда.

– Это слова, Флинт. Они не имеют никакого значения, особенно твои обещания.

– Но я обещал не тебе, а небесам, насколько помню. Если кто и должен обижаться, так это они, – напоминаю ей.

– А ты разве не чувствуешь их обиду? – Джесс бросает взгляд на небо, затем снова на меня.

– Я чувствую только твою обиду, злость и ненависть, это неприятно. – Скривившись, поднимаюсь с подоконника.

– Это и не должно быть приятно. Это должно принести боль.

– Она уже во мне. Что еще нужно, чтобы раскаяться? Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Злюсь оттого, что она продолжает давить на нервные окончания всей моей души, и поворачиваюсь к усмехающейся Джесс.

– У меня много желаний. Очень много, Флинт, – издевается она, а я на секунду закрываю глаза, чтобы взять себя в руки и не начать орать.

– Трахни меня, – произношу вслух то, что вдруг вспыхивает в голове.

– Что? – недоуменно переспрашивает Джесс.

– Твоя подружка, не запомнил имя… Я был у нее сегодня, и она сказала, что ты дала мне кличку Трахни меня. Почему?

– Сучка, – кривится девушка. – Первые буквы. Флинт Миллард. Трахни меня^[1]. А если третьей добавить букву второго имени Хейл, получится – «трахни меня жестче^[2]».

– Одуреть, – шепчу шокированный.

– А это не так? Ты трахаешь все, что движется. Эта кличка идеально тебе подходит, – хихикает Джесс.

– Стерва. Ты не можешь так меня называть. – Тычу в нее пальцем, вызывая бурное веселье. Непроизвольно сам улыбаюсь.

– Могу. Это же правда, Флинт. Таков ты. Сколько у тебя было женщин? Сотни. Так чего ты возмущается? Трахни меня – это ты.

– Ты тоже трахаешь все, что плохо лежит. Зачем? Ты же понимаешь, что это может повлечь нежелательные последствия. Черт, даже болезни.

Ее улыбка из веселой становится безумно эротичной.

– При виде меня ничего не лежит, Флинт. Наоборот, стоит так, что сводит с ума. И мне нравится набираться опыта, пробовать многое. Тем более я предохраняюсь, у меня целая коллекция презервативов и таблеток от нежелательной беременности. Мне нравится наслаждение, нравятся оргазмы, а тебе, видимо, нравится за мной наблюдать. – Она свешивает ноги с подоконника и откидывается. Ткань на груди натягивается, являя взору отсутствие бюстгальтера.

– М-м… не понимаю, о чем ты говоришь. – Мотая головой, перевожу взгляд на вид за окном.

– Флинт, ты стоял в дверях, когда этот… не помню его имени, мне отлизывал. Ты смотрел, извращенец. И тебя было сложно не заметить, – растягивает Джесс слова, а я готов сквозь землю провалиться.

– То есть ты знала, что я там, и продолжала?

– Это заводит. Признаюсь, сильно заводит. Так я еще не кончала. Понравилось?

– Господи, да не собираюсь я обсуждать это! – возмущенно всплескиваю руками.

– Ты уже начал, Трахни меня, сам начал это делать. Ты возбудился, да? Месяц без секса для тебя подобно аду, наверное. Мозоли не натер? – смеется она, вскакивая на ноги.

– Прекрати. – Делаю шаг назад, а она, словно кошка, медленно, покачивая бедрами, приближается ко мне.

– Передергиваешь? – Ее глаза даже в темноте так странно блестят, что я сглатываю, ощущая, как подбирается возбуждение.

– Я не буду говорить с тобой о моем члене, Джасмин, – делаю еще один шаг. – Ты моя племянница, и ты… черт, это противоестественно!

– Ошибаешься, Трахни меня…

– Хватит так меня называть!

– Трахни меня жестче, ты ошибаешься. Я всего лишь девушка, неродная племянница, и у тебя стоит на меня. Я собираюсь мастурбировать и лечь спать. Хочешь посмотреть? – Обходит вокруг, а у меня внутри бушуют эмоции. Все тело напрягается от ее тихих слов, полных эротического подтекста.

– Нет… и не говори мне такое. Я твой дядя. Я на двенадцать лет тебя старше…

– И ничего не умеешь. Тогда беги, Флинт, потому что я начинаю, – шепчет Джесс и тянется к пуговице на шортах.

– Я многое умею!

– Покажешь? – Тянет замочек вниз.

– Прекрати, это не смешно. – Пячусь спиной к выходу.

– Очень, – улыбается она, а я забегаю в ванную комнату и хлопаю дверью.

– Стерва! – кричу ей.

– Трус! – отвечает, смеясь.

– Сумасшедшая и больная извращенка, – бурчу себе под нос, и губы сами растягиваются в улыбке.

Черт, это должно быть отвратительно, а мне смешно. Она издевалась надо мной, а я повелся как придурок. И это был наш самый длинный диалог за все время со дня приезда. Джесс сказала многое, над чем предстоит подумать. А еще попытаться принять факт, что она стала женщиной. Стала такой, каким был я когда-то. Мне это очень не нравится, и пока я не понимаю причин раздражения, когда слышу ее слова о сексе. Завтра разберусь с этим, а для начала проверю почту, чтобы убедиться, каким же уродом был в прошлом. Как деньги и любовь на одну ночь стали важнее семьи.

Эта ночь стала для меня откровением. Видеть, что письма так и хранятся в архиве непрочитанными, отвратительно. Мне не хочется их читать, потому что больно. Но я вернулся и готов платить по счетам. У меня есть время, чтобы все изменить и снова стать частью семьи. И я это сделаю. Докажу Джесс, что мне можно доверять, как раньше. И она поймет, что внутри до сих пор живет тот самый Флинт, который был ее другом. И сестра увидит изменения. И я вновь уеду, чтобы была возможность вернуться. Возможно, навсегда.