Buch lesen: «Мой препод – Лёд»

Глава 1. Юля

«Ты сейчас с ума сойдёшь, Громова».

Заканчиваю насиловать заумный парктроник, хватаю телефон с бесцветной подставки и тут же отвечаю Дамиру.

«Только не говори, что семинар отменили?»

Ну, нет.

Не дай Бог такому случиться.

Чтобы добраться до университета в ледяной дождь, мне пришлось вспомнить всё, чему учил сенсей-автоинструктор. Моим новеньким, глянцевым правам всего месяц и водитель я, мягко говоря, никакой… даже я бы сказала, мимимишный – это когда на зеркале заднего вида задорно подёргивается мягкая игрушка, в салоне, как во рту четырнадцатилетнего подростка, пахнет «Бабл-гам», а в каждой непонятной ситуации мне хочется закрыть свои большие глаза ладошками и истошно звать папу на помощь. Но ему, конечно, об этом лучше не знать.

Иначе не видать мне «БМВ»-ласточки как своих ушей.

«Нет. Пары в силе. У нас новый препод».

Прищуриваюсь и строчу ответ:

«Только не говори, что тот Вонючка в цветастом свитере с кафедры».

Дамир щедро отсыпает ржущих смайликов в переписку.

«О, нет. На Вонючку он непохож. Сказать, что я охренел, этот ничего не сказать. Дуй сюда, а я пока скрытые камеры подключу. Уж сильно хочу видеть твоё лицо».

Закатываю глаза и улыбаюсь.

Дамир и Эмиль Алиевы – братья-близнецы и мои лучшие друзья с детства. Правда, Эмиль в архитектурный с нами поступать не стал. Рисовать он никогда не умел, а вот в театральном кружке был главной звездой, поэтому после окончания школы поступил в московский ВГИК, а мы с Дамом остались в нашей провинции, которую я только называю так небрежно, а на самом деле люблю всем сердцем.

Поправляю мягкий чепчик на голове – основной тренд этого сезона, и застёгиваю белый короткий пуховик. Выходя из машины, осматриваю своё отражение в стекле – на лице неброский макияж, губы подведены серо-коричневым карандашом, а волосы светло-каштанового цвета привычно завиваются у кончиков.

– Громова, – слышу знакомый голос. – Задница у тебя зачётная. «Без тебя душа болела, ты пришла, и всё прошло».

Да, блин. Помешались все на этом сериале, что ли?.. И бывший парень туда же.

– Рудаков, – разворачиваюсь и закидываю кожаный рюкзак на плечо. – Моя задница – больше не твоего ума дело. За своей следи.

– Твоя интереснее, – Алан кидает заинтересованный взгляд на мою короткую юбку и чёрные гетры, едва доходящие до колена. – Я, может, на неё каждую ночь… хмм… В общем, думаю о ней, Громова. Сил никаких нет.

– Придурок, – проговариваю под нос.

– Когда ты уже меня простишь, Юль?..

– Меня мажоры больше не интересуют, – не дожидаясь ответа, отправляюсь со стоянки к главному зданию университета.

– А ты сама-то кто?.. Твой рюкзак по стоимости примерно, как комната в первой общаге.

Машинально смотрю в сторону того самого общежития и делаю то, за что мама всегда ругает – морщу лоб.

– И что? – отвечаю. – Мне его подарили.

– И ничего, Юлька. Когда ты меня простишь? – упрямо повторяет.

Резко останавливаюсь и смотрю в смазливое лицо, на которое и повелась в сентябре. Подтянутая фигура, пара татуировок на руках, отличное чувство стиля. Честно сказать, даже влюбляться начала.

– Может, извинишься для приличия? – зло проговариваю.

Рудаков ослепительно улыбается. Стоматолог у него неплохой, но меня это больше не интересует.

– «Пацаны не извиняются», – отвечает он подмигивая модной фразочкой.

– Вот и встречайся с пацанами, Рудаков.

– Ну, Юль, – открывает он для меня тяжёлую дверь и пропускает вперёд, а затем помогает снять верхнюю одежду. – Сколько говорить, что те девки были не с нами?..

Стрельнув в него безразличным взглядом, выхватываю пуховик и сдаю его в гардероб.

– Юляш, – тянет сзади Алан, пока идём по коридору.

Возле входа в аудиторию он подцепляет мой локоть, а второй рукой обхватывает талию.

У меня внутри такая злость закипает. Сейчас взорвусь.

Около двух недель назад, в сторис своего лучшего друга Паши Лепса, Рудаков страстно сосался с какой-то гусыней в ночном клубе. На следующий день, в университете даже доска с объявлениями смотрела на меня с жалостью…

А он?

«Пацаны не извиняются»?

Обхватываю металлическую ручку на двери, ведущую в первую римскую аудиторию, и тяну на себя.

– Отвали, Алан, – шиплю сквозь зубы и пытаясь выбраться из крепкого захвата, резко подаюсь вперёд.

И всё бы прошло гладко… если бы на моём пути не возникла каменная, рельефная грудь, в которую я врезаюсь, и закусываю губу от досады!..

Поднимаю глаза, задерживая дыхание. Моргаю шокировано. Сглатываю образовавшийся ком в горле.

Вспышка, темнота и снова вспышка…

Я могла бы списать очередную встречу, а вернее, очередное столкновение со Львом Демидовым, на видение или странный сон, но мужской древесный аромат в носу такой настоящий и такой… забытый. Вырванный из сердца насильно. Этот запах, настолько распирающий мою душу воспоминаниями двухлетней давности, что мне приходится только часто дышать и рассматривать крупные черты взбешённого лица. И причина для этого быстро находится.

«Проклятый кусок айсберга» опускает многозначительный взгляд на свою уже не белоснежную рубашку, залитую чертёжными чернилами, а затем переводит его чуть выше, на ладонь Рудакова, уютно расположившуюся на моей талии.

Душа замирает в ужасе.

Ловлю ртом воздух и озираюсь, замечая фотовспышку и тупую улыбку Дамира. Кожа на спине покрывается липким потом.

Пытаюсь вымолвить хоть слово, но как рыба открываю рот и закрываю, рассматривая уродливую кляксу на дорогой ткани.

Он… не мог меня не узнать.

Он… не мог меня забыть. Или я вообще в мужчинах ничего не понимаю…

– А это что за голубки?.. – хрипит мужчина низким голосом. – Мало того, что опаздываем, ещё и в обнимку сюда заявляемся?..

Закусываю нижнюю губу, чтобы ни в коем случае не съязвить.

Что он тут делает? В последний раз мы виделись в ночь перед его отъездом. Я пришла к нему, когда узнала, что Демидов по собственному желанию уходит в армию. Рыдала вот на этом широком плече и просила… нет, не просила.

Я умоляла, чтобы он не уезжал… Клялась, что больше не появлюсь. Клялась, что не буду беспокоить. Почему-то в тот момент казалось, что моя жизнь закончена. Душа разрывалась в мелкую никому не нужную крошку.

Мне было всего шестнадцать. В жизни так не ревела и не унижалась, и больше никогда не планирую.

– Простите, – произносит Рудаков. – На улице армагеддон.

– Да? – насмешливо цедит Ледяная глыба и ловким движением поправляет светлые волосы, уложенные в модную причёску. – А вы думаете мы все…– обводит рукой аудиторию, – по подземным ходам, как крысы, до университета добирались?

Сбоку слышатся смешки, а я продолжаю молчать.

Лучше бы пары вёл Вонючка в нелепом свитере.

Вот серьёзно.

– Может… – синие глаза ещё раз внимательно исследуют мою талию, – … вы прекратите обжиматься и усядетесь по местам?..

– Прости… те, – всё, что могу выговорить.

Отлепляюсь от Рудакова и быстро семеню до третьего ряда, где сидит Дамик. Негодование на пару с обидой сжигают душу. Демидов всё такой же… красивый, большой и совершенно невыносимый.

– Сюрприз, – шутит Алиев, изображая пальцами салюты.

– Да уж, – шепчу и выкладываю из рюкзака папку с чертежами.

– Откуда он появился? Я думал, Демидов в Москве. По крайней мере, Мийка так говорила.

– Твоя сестра не может ничего знать о своём бывшем. Они не общаются, Мирон бы не позволил. Да и когда ей, она спала последний раз в прошлом году, – шучу про свою невестку.

– Теперь вы решили пообщаться с другим? – слышу над своей головой.

Поднимаю лицо и не дыша, уставляюсь на мужчину, в которого влюбилась в один зимний солнечный день и вынимала из сердца по щепотке… вместе с кровью.

– Вы с ними двумя встречаетесь? – иронично кривит брови Демидов. Будто бы не замечает, что мне неприятно. – Так сейчас модно?..

– Да как ты смеешь, – цежу сквозь зубы трудно дыша.

– Вы… – поправляет он. – Лев Викторович, – отпускает спокойно, из-под опущенных ресниц снова обводя взглядом аудиторию, словно землевладелец свои угодья. – Это ваше?

Кивает на папку для чертежей и не дождавшись моего ответа, раскрывает её. Внимательно изучает, пока я оскорблённо поправляю подол, и резко захлопывает.

– Надо признаться, Юлия, работы весьма посредственные. Вам бы сделать упор на точность линий и пространственное мышление, – ещё раз стреляет взглядом в Дамира, в Алана, усевшегося на заднюю парту, и перед тем как развернуться добавляет. – Если, конечно, вы здесь ради того, чтобы учиться…

Глава 2. Юля

Прикладываю ладони к горящим щекам.

Он… с чего вдруг со мной так разговаривает? Разве я заслужила?

Пытаюсь прийти в себя, пока наш новый преподаватель по дисциплине «Архитектурно-строительное черчение» знакомится с аудиторией, и рассказывает, как именно будут проходить семинары.

– Лекции тоже он будет вести? – спрашиваю шёпотом у Дамика.

– Нет, только семинары. Лекции за профессором.

Закатываю глаза с облегчением.

Может, повезёт? И зачёт будет принимать тоже профессор?.. Юрий Всеволодовичу Лукину семьдесят пять лет, поэтому семинары всегда ведут подающие надежды аспиранты. Про Демидова я знаю только то, что два года назад он напялил на себя форму и отправился куда-то в Сибирь.

Много было пересудов. Зачем он вообще решил отдать долг Родине? Его отец – бывший мэр нашего города, а нынче довольно успешный сенатор в Совете Федераций, ждал единственного сына в Москве с горяченькой должностью в каком-то строительном комитете при администрации Президента. Ректор нашего университета предложил Демидову продолжить обучение и научную деятельность в аспирантуре здесь, в родном городе.

Лев умный, успешный, здравомыслящий. Ему всегда и везде рады.

А он выбрал кирзовые сапоги и овсянку?

Странно это. Сколько бы ни пыталась что-то выяснить, так и осталась ни с чем.

– Громова, – слышу бархатный голос, который тут же расходится по венам приятными воспоминаниями. – Вы с нами вообще? Мы вам не мешаем?..

Перевожу на симпатичного преподавателя взбешённый взгляд. Нервно улыбаюсь и поправляю волосы. Если не ошибаюсь на потоке около пятидесяти студентов.

Почему он ко мне привязался?

– Правильно ли выбрана техника выполнения чертежа, Юлия? – спрашивает Лев и обводит рисунок на электронной доске с помощью инфракрасной указки.

Уставляюсь прямо перед собой.

О-хо-хо, блин.

Чертёжник из меня, как правильно заметил Мистер Лёд, мягко говоря, никакусенький. От слова «чёрт», по всей видимости. А должно быть как производное от глагола «чертить». В этом-то вся и разница.

Облизываю губы и психую. Выглядеть дурой при всём потоке я не привыкла. До сегодняшней лекции в связи с обменом слюной Рудакова и гусыни из клуба, я была просто жертвой абьюза, а сейчас ещё и глупой стала?

В целом, мне на мнение окружающих всегда было… мягко скажем, фиолетово. Но так как в подрыве моего имиджа виноват не кто иной, как Демидов, я начинаю беситься.

– Пра-виль-но, – шепчет Дамир слева, и я уверенно киваю.

Лев Викторович играет шикарными скулами и кидает уничижительный взгляд на моего соседа. Мог бы хотя бы его пощадить. С родной сестрой Дамира Мией Лев и встречался, когда я увидела его в первый раз. Тогда он казался мне кем-то вроде божества. Я влюбилась сразу же. Стояла и хлопала глазами, а он безразлично елозил пальцем по экрану телефона.

– Обоснуйте, Громова, – то, как он складывает руки на груди в замок, замечает вся женская часть аудитории.

Я практически слышу отчётливый стон толпы за своей спиной.

Белая рубашка с уродливой кляксой… Я вас умоляю. Думаете, кто-то вообще её заметил?.. Так вот. Эта белая рубашка натягивается на широких плечах и обрисовывает каждый божественный мускул на сильных руках. Лев за время службы в армии словно ещё шире стал?

Разве преподаватели черчения такими бывают?.. В школе у нас этот предмет вела старая грымза в очках и вязаном пончо.

Я готова чертить пальчиками по этой груди и плечам хоть до скончания века, но вот смотреть на доску и думать никак не получается.

– Я… – пытаюсь связать хоть пару слов.

– Можно, я отвечу? – тянет руку Галя Мухаметова, наша староста и просто святой человек.

Я ей руки расцелую на перемене.

– Ответьте, – быстро соглашается Лев и смотрит на меня так, будто со мной закончит позже. Но вместе с этим его взгляд отстранённый. Не такой, как раньше… Чужой! Мы с ним чужие, чёрт возьми.

Перевожу дыхание и уставляюсь в тетрадку. Клеточки предательски разъезжаются.

Глаза щиплет от слёз, а рёбра в груди сжимаются, мешая дышать. Вытираю влажные ладони об юбку.

Внутри только два вопроса.

Зачем Лев Демидов вернулся в город и как мне теперь жить?..

Всю оставшуюся пару я глаз с нового препода не свожу, а он… совсем на меня не смотрит.

Бездушный кусок льда.

Демидов расхаживает по аудитории от окна до двери, задаёт вопросы моим однокурсникам, оборачивается к доске. Ведёт себя естественно, уверенно. Периодически убирает ладони в карманы идеально отглаженных серых брюк, затем снова складывает руки на груди и потирает пальцами широкий подбородок. Пару раз сухо улыбается, обнажая ряд идеально ровных белых зубов.

Я словно заворожённая за ним наблюдаю.

Помимо эстетического удовольствия это рождает давно забытое странное волнение под грудью. Должна признаться, у меня сохранилась пара его фотографий, которые я сделала ещё тогда… украдкой и наспех. Но на снимках Лев не улыбается. Просто стоит серьёзный, с прищуренными глазами и сжатыми губами.

Он всегда так на меня смотрел. Будто от меня плохо пахнет или… весь мой облик Демидову противен до жути. Но даже два года назад… в его глазах были эмоции.

А сейчас их нет.

Пусто.

Это отзывается разливающейся болью в груди. Будто ледяным паром обдаёт.

Из всей самой разнообразной палитры существующих чувств на свете – от горячей любви до жаркой ненависти, больше всего меня задевает холодное безразличие.

Его безразличие ко мне.

Именно это я не смогла вынести два года назад. Именно поэтому тот факт, что сын бывшего мэра уехал из города, стал для меня каплей надежды.

Можно было жить дальше… Эгоистично, но альтруисткой я никогда не была…

Мои чувства притупились. Нет, они не исчезли. Просто покрылись синим инеем… Заморозились, словно после анестезии у стоматолога. И что мне делать сейчас, когда внутри снова больно?.. Когда я снова знаю, что он где-то рядом и у нас есть что-то общее, помимо тайн прошлого…

И пусть «что-то» только лишь воздух, которым мы дышим…Для меня это уже много.

Я больна неизлечимой болезнью и сегодня у меня забрали единственное в мире лекарство… Расстояние с ним.

– Юль, пара закончилась, – до меня доносится голос Дамира. – Ты сейчас домой? Подкинуть тебя?

– Нет, – мотаю головой и наблюдаю, как к столу Льва Викторовича тут же подходят мои однокурсницы Анька Лосева и Лерка Доронина. Последняя выгибается, выпячивает грудь, что-то спрашивает и томно вздыхает.

Усмехаюсь. Почему-то к семидесятипятилетнему профессору у них вопросов никогда не возникало, чуть звонок прозвенел – сразу «давай до свиданья».

– Я за рулем, – произношу и собираю вещи в рюкзак.

– В такую погоду? – недовольно мотает головой Дамир. – Ты сумасшедшая, Громова. И как тебя только дядя Андрей отпустил?

– А он не знает, – задумчиво потираю шею.

– Ох и попадет же тебе, Громыч.

– Не бубни, – бросаю другу и поднимаюсь с места, привлекая к себе внимание преподавателя.

– Юль, – тут же преграждает мне путь Рудаков. – Пожалуйста, одно свидание. Я исправлюсь.

– Я подумаю, – обещаю, потому что вижу, как Лев Викторович выходит из аудитории.

Огибаю своего бывшего парня и расправив юбку быстро семеню ногами.

Я… должна с ним поговорить.

Он просто не может делать вид, что мы не знакомы. Он… ведь всё знает.

Светлый затылок и широкая спина, обёрнутая белой тканью, скрываются за дверью деканата, поэтому я быстро заворачиваю туда же.

Демидов резко оборачивается, и его взгляд снова превращается в равнодушный.

– Выйди, – ровно произносит. – Я тебя не звал.

Озираюсь по сторонам. Слава богу, здесь нет секретаря кафедры и нашего куратора. Мы вообще наконец-то одни, а это значит, что я не обязана быть с ним хорошенькой.

– Ты…

– Вы, Юля, – Лев Викторович меня поправляет. – Соблюдай субординацию, будь добра.

Отшатываюсь, словно не веря, что он способен быть таким жестоким со мной. Он так берёг мои чувства, был таким внимательным. Никогда меня не любил. Но к моей первой любви относился бережно.

Так что изменилось сейчас?..

– Ты, – назло выкрикиваю, так что и за пределами деканата слышно. – Ты, Демидов, обещал, что я больше тебя не увижу.

Сердце противно щиплет, словно на свежую рану соль рассыпали. На свежую рану!..

Два года. Когда уже заживёт?.. Почему я всё ещё реагирую на этого взрослого мужчину, при том, что ухажёров у меня пруд пруди? Зачем вспоминаю наше странное, лишённое всякого смысла, общение?

И то, что нас всегда будет связывать…

– Ты обещал, – обвиняю по-детски.

– Я передумал, – холодно выговаривает Лев, сжимает зубы и кивает на дверь. – А теперь выйди из этого кабинета, Юля, и больше никогда не заходи без стука.

Вопреки жёсткому приказу, подбираюсь к нему ещё ближе. Пытаюсь ухватиться за руку, но он резко отшатывается от меня. В нос проникает древесный аромат, а голова кружится от близости с ним.

Я уже забыла это чувство.

– Ты ко мне приехал, да?

Боже.

В ушах так шумит, что сама не осознаю сколько щенячьей надежды в этом вопросе. Я ведь не хочу вызывать у него жалость, но даже себе сейчас противна.

– Ю-ля, – проговаривает Демидов ровно и поражённо качает головой. – Ю-ля, блядь.

– Что? – выкрикиваю, обнимая себя за плечи.

– Неужели ты не можешь найти кого-нибудь? Почему снова я?.. Чем, блядь, я так в жизни провинился?..

Закусываю губу от обиды.

– Прости, – произношу шёпотом. – Я… – поднимаю глаза к потолку и выталкиваю воздух из лёгких. – Больше такого не повторится.

– Очень на этой надеюсь.

Демидов кидает на меня подозрительный взгляд и усаживается за стол. Раскладывает на его поверхности свои вещи, поправляет блестящие запонки и включает рабочий ноутбук.

– Меня порядком утомили твои приставания, – чеканит он ровным голосом. – Когда тебе было шестнадцать и в свете тех событий – я всё понял. Что-то вроде стокгольмского синдрома. Такое бывает.

– Бывает? – усмехаюсь.

Он что думает… я влюбилась бы в любого?..

– Да, бывает, – красивые черты мужского лица кривятся. – Но прошло два года. Ты вроде как повзрослела, твой брат сказал, что у тебя есть парень.

– Есть.

– Вот и займись им. Если ты и сейчас не дашь мне спокойно жить, придётся принять соответствующие меры.

– Какие, например? – трудно дышу.

– Как вариант, рассказать твоему отцу.

Округляю глаза и мну пальцами края футболки.

– Ты… вы ошибаетесь, Лев Викторович, – произношу как можно ровнее. – Я только хотела сказать, что не надо… шутить надо мной при всём потоке.

Демидов сжимает зубы и кивает.

– Я и не планировал. Наше общение не выйдет за рамки формальностей, Юля.

– Хорошо.

Молча выхожу из деканата, потому что Лев Викторович тут же теряет ко мне интерес, и направляюсь к гардеробу.

– Юль, подумала? – тянет Алан, подступая.

Расправляю плечи.

– Подумала, – отвечаю твёрдо. – Давай своё свидание, Рудаков. И не дай бог тебе ещё хоть раз с кем-нибудь, кроме меня поцеловаться.

Глава 3. Юля

– Приятные у тебя духи, Юль, – произносит Рудаков, когда открывает для меня дверь самого модного ресторана в городе.

Мотаю головой и показываю ему, чтобы заходил в здание первым. К моим странностям Алан привык, поэтому легко соглашается.

– Это не духи, Ал, а шампунь моей собаки. Яблочный, кажется. Я мыла Котлетку, как раз перед отъездом, – замечаю весело.

Рудаков разочарованно цокает.

– Могла бы и соврать.

Легко пожимаю плечами. Я стараюсь всегда говорить правду, бояться мне нечего… кроме собственного взбалмошного характера. Жизнь периодически лупит меня грязным веником, а я поднимаюсь, принимаю душ и бегу дальше. Как правило, вприпрыжку.

– Котлетку? – Алан задумчиво потирает щёку.

– Ага, это мой мопс. У него нос похож на котлетку, – сплющиваю свой нос и строю мордочки Рудакову. – Его так Мир назвал, мой старший брат.

– Мило, – он тяжело вздыхает и обращается к администратору. – Я бронировал стол на вечер. Рудаков. Вип-обслуживание.

Закатываю глаза. (iD2fFba3 Дочь от лучшего друга) Пожалуй, это основное качество в Алане, которое мне не очень нравится – он весь, словно в скафандре, в вип-мишуре: вип-карта, вип-стол, вип-унитаз, вип-самомнение.

Это напрягает.

Я с детства росла в достатке, благодаря успешному бизнесу отца и тому, что он умеет тратить деньги. А ещё хранит в секретном месте пин-код от банковской карточки. Это, кстати, наша семейная шутка, но с долей правды.

Моя мама транжира ещё та. Обожает бриллианты и украшения, красивые платья. Ну, а я что-то среднее между родителями. Наверное, с детьми так и бывает.

Нас провожают к столику, окружённому подставками с цветами и длинным бамбуком. Озираюсь по сторонам и усаживаюсь в мягкое кресло. На свидание я осознанно решила не наряжаться, потому как не совсем уверена в том, что стоит продолжать наши отношения с Аланом. Всё-таки он меня предал, а настоящие женщины так быстро не прощают.

Поэтому закрытого черного боди с надписью «я не такая» и синих джинсов с грубыми ботинками для Рудакова вполне достаточно. В качестве белого флага я уложила волосы красивыми волнами и сделала лёгкий мерцающий макияж.

Смотрюсь в отражение блестящей ложки, размещённой на столе, и сама себе киваю. С поведением Рудакова вполне сойдёт.

– Что будешь заказывать, зай? – спрашивает Алан, раскрывая меню.

Пристально рассматриваю частично выбритые брови и модную мужскую стрижку, карие глаза и широкие плечи бывшего парня. Своим поступком он подорвал моё доверие, а значит можно больше не притворяться и не строить из себя «леди на поминках».

Так тому и быть.

– Я буду салат Нисуаз, суп из белых грибов с брускеттами, пожалуйста. Брускетты с маслом, – диктую официанту. – Вот этот средний сет из запечённых роллов… хмм… и два десерта на ваш выбор. И чай «Вишнёвый пунш» – большой чайник, будьте добры.

– Ого, – округляет глаза Рудаков. – Если это месть за клуб и тех девок, скажи сразу, Юль.

Официант, по-моему, нервничает, что не справился с проверочным диктантом, не успел всё записать и получит двойку в дневник, поэтому я ему открыто улыбаюсь. Успокойся, мой хороший.

– Какая ещё месть? – обращаю внимание на своего спутника. – Я просто голодная. Ничего не ела с утра.

– С позавчерашнего? – приподнимает он брови, но в целом принимает моё обжорство спокойно, без истерик.

Смеюсь и свободно откидываюсь на спинку кресла.

За прошедшие два дня я немного успокоилась и свыклась с тем, что теперь буду видеть Мистера Шикарные скулы регулярно. В конце концов, жила же я как-то два года без него и сейчас перебьюсь.

– Ты что, всегда так ешь? – удивлённо спрашивает Рудаков. – Почему я раньше не замечал?

– Да, представляешь? – весело смеюсь. – Папа шутит, когда выдаст меня замуж, сразу выкинет второй холодильник и отправит на пенсию одну помощницу по хозяйству.

Перекидываю волосы за плечи и привычно кусаю губы, чтобы они стали поярче, а затем щипаю выступающие щёчки для румянца и замираю, замечая, как внимательно наблюдает за мной Алан. Становясь вдруг серьёзным, он наклоняется и трудно вздыхает.

– Поедем после свидания ко мне, зай? – смотрит мне в глаза.

– К тебе? – нервничаю.

– Ну, да. Ты же хотела увидеть мою коллекцию жестяных банок, помнишь?

Ага, нашёл дурочку. Одна банка у него с собой в кармане брюк, я её ещё в гардеробе заметила.

– Так поедем?

– Не могу, – виновато улыбаюсь. – Надо ведь чертежи сделать.

– Да, кстати, мне тоже. Сделаем вместе?

– Может быть, – пожимаю плечами.

Весь курс активизировался после позавчерашнего семинара.

– Принесла же нелёгкая этого аспиранта, – ругается Алан.

Перед сном я поклялась самой себе, что никогда в жизни больше не назову Демидова по имени без отчества. Превращусь в богиню субординации, ни слова не скажу, кроме тех, что будут касаться архитектурно-строительного черчения.

Клянусь Нисуазом и… одним десертом. И остатками чая.

– Ты про Льва Викторовича? – нахмуриваюсь.

– Ага, про Демидова. Он ведь мог бы в столицу поехать. Папа говорит, ему там Виктор Андреевич хату прикупил на двести квадратов.

– Может, ему аспирантура нужна была? – равнодушно произношу.

Подумаешь, хата…У меня тоже квартира есть. Мамина. Там всего шестьдесят метров, правда, но мне и их достаточно.

–Ага, аспирантура, наивная, – усмехается Рудаков. – Знаешь, чей это ресторан? – озирается.

– Морозова, – киваю. – Мой папа дружит с Робертом Станиславовичем. Мы даже пару раз в отпуск с его семьёй ездили.

– Ну, круто, – кивает Алан. – Так вот, мой отец говорит, Морозов с нашим бывшим мэром скоро породнятся.

Болезненная догадка обухом бьёт по голове. Собираю в себе все силы, чтобы мило улыбнуться и опустить глаза. Аппетит вдруг пропадает, и я отодвигаю тарелку. Хуже того, что он вернулся в город, может быть только новость о его отношениях. Вспоминаю наш разговор в деканате. "Ты ко мне приехал, да?". Боже. Я идиотка.

– Поняла, Юлька? – добивает меня Рудаков. – Наш чертёжник скоро женится на Дане Морозовой. И аспирантура здесь ни при чём.