Buch lesen: «Абьюзер»

Глава 1. Пока ты думаешь, что ты сумасшедшая

Я проснулась от собственного рывка – как будто падала. Опять. Сколько уже этих снов, где я бегу, а земля уходит из-под ног? Где за мной следят? Где кто-то кричит, но слов не разобрать, только чувство – жгучее, липкое, будто кто-то рядом, слишком близко.

Я села на кровати. Сердце колотится, грудная клетка будто вибрирует от удара, как после пробежки. Но я не бегала. Я почти не выхожу из дома. Он говорит, что мне не стоит. Что мне небезопасно. Что мир стал жестокий. Люди – злые. И мне надо быть осторожной.

– Ты опять не спала? – его голос звучит спокойно, даже мягко. Я слышу, как он возится на кухне. Стучит ложкой по чашке. Я знаю: через три минуты он зайдет с кофе. Без сахара. Потому что "сладкое тебя возбуждает". Потому что "ты потом вся дерганая и раздражаешься".

Он прав. Я ведь правда часто нервная. Наверное, из-за сахара. Или… из-за того, что я стараюсь не ошибиться. Стараюсь держать в голове все, что он говорил, все, что он не любит. Папка с его правилами в моей голове каждый день обновляется.

Он заходит с чашкой, улыбается и протягивает ее, как будто ничего не произошло.

– Попей. А потом я расскажу, что мне приснилось, – говорит он, садясь рядом. Его рука ложится на мое бедро – слишком крепко, слишком точно, чтобы это можно было принять за ласку. Это якорь.

Я делаю глоток. Горький. Без сахара, как он любит. Он смотрит, как я пью. Я знаю, он будет смотреть до тех пор, пока я не проглочу весь напиток. И не поблагодарю.

– Спасибо, – говорю тихо.

Он кивает. – Молодец. Вот так хорошо. Видишь? Когда ты слушаешься – все спокойно.

Я киваю. Внутри – что-то гудит. Тонкий, едва уловимый протест. Но я придавливаю его. Он ведь прав. Он заботится. Он готовит мне кофе. Он не кричит. Сегодня.

***

Я протираю полки в зале, вжимаюсь в пыль, вжимаюсь в дыхание. Я уже дважды прошлась по тумбе под телевизором, но вдруг… вдруг я пропустила уголок? Я не слышу, как он заходит. Только ощущаю.

– Ты считаешь, это чисто? – его голос тихий. Это хуже, чем если бы он кричал. Я вздрагиваю, оборачиваюсь, смотрю туда, куда он указывает – микроскопическое пятнышко пыли возле рамки с фото.

– Прости. Сейчас… – я хватаю тряпку, вытираю, дышу быстрее.

– Ты устаешь, когда надо просто делать нормально? Я ведь просил: дом должен быть в порядке. Разве это много? – он смотрит так, как будто я его предала. Как будто я сделала это назло. Я чувствую, как подступают слезы.

Но я сдерживаюсь. Я не плачу. Потому что он говорил: "Ты плачешь, чтобы манипулировать. Не надо. Я тебя вижу насквозь".

Он уходит. Я слышу, как он громко закрывает дверь на кухню. Через час он приносит мне цветы. Букет лилий. Мои любимые. Заворачивает в теплую улыбку и говорит:

– Я же знаю, что ты у меня лучшая. Просто иногда ты устаешь. Я рядом, слышишь? Не бойся.

Я киваю. А в горле вяжет. Не от счастья. От ужаса, что я снова поверила.

***

Он называет это любовью. Говорит, что его строгость – это потому, что он не может иначе. Потому что он боится меня потерять. Потому что "мир слишком грязный, и ты слишком чистая".

Я смотрю на него. У него красивые руки. Чистые ногти. Он моет руки чаще, чем я. Он говорит, что все, что делает – только ради меня. Он хочет, чтобы я стала лучше. Чтобы я научилась молчать, когда надо. Чтобы я перестала суетиться. Перестала истерить. Перестала думать, что у меня есть способности.

– Ты не ведьма, ты просто впечатлительная. – он говорит это, когда я в третий раз за неделю угадываю, кто позвонит. Или когда песня, о которой я думала, начинает играть сама.

Он смеется. Но не как весело – как снисходительно. Как будто я ребенок, который нарисовал убогую каляку и ждет аплодисментов.

Я смеюсь в ответ. Чтобы не показать, что больно. Я хочу рассказать кому-то. Но кому? Мама давно замолчала, подруги "заняты", с работы я ушла "по его просьбе". Зачем тебе там работать, когда я тебя обеспечиваю?

Иногда я думаю, что если бы у меня осталась работа, я бы не стала такой… мнительной. Или наоборот – я бы раньше поняла, что сижу в золотой клетке. Он гладит мне волосы вечером. Говорит:

– Ты у меня как фарфоровая. Хрупкая. Ты не создана для шума, суеты. Все, что тебе нужно – это я.

Я засыпаю под это. И не знаю уже – боюсь ли я его, или люблю. Или и то и другое. Или просто путаю привязанность с подчинением.

Если будешь хорошей – все будет хорошо

Сегодня он ушел на работу. Я включила телевизор – и наткнулась на фильм, который мы с ним смотрели в первую неделю знакомства. Там была та же фраза, которую он мне когда-то сказал:

– «Если будешь хорошей – все будет хорошо».

Я вздрогнула. Переключила. Но следующая песня на радио была та, что играла в кафе, когда он впервые сказал, что любит меня.

Я смотрю на окно. Вижу свое отражение. Бледное, спокойное. Но внутри – кто-то шепчет. Очень тихо. Почти неслышно.

"Ты не сошла с ума. Ты просто начинаешь просыпаться."

Я быстро выключаю телевизор. Убираю комнату. Готовлю ужин. Надеваю платье, которое он любит. Если я буду хорошей – все будет хорошо. Ведь правда? Ведь он меня любит. Ведь он купил мне цветы. Ведь я сама выбрала остаться.

Глава 2. Истерика как метод

Он вернулся позже обычного. Вошел в квартиру, как всегда, беззвучно. Я услышала, как защелкнулась дверь, и замерла с ножом в руке – резала перец. Сердце вздрогнуло.

– Ты готовишь? – голос без эмоций.

– Да. Через десять минут будет готово.

– Ужин должен быть в семь. Не в 19:14, не в 19:20. В семь.

Он не кричал. Он просто смотрел на меня. Губы сжаты. Челюсть напряжена. Я стояла и кивала, как школьница. Хотела сказать: «Прости», но вспомнила, как в прошлый раз это его разозлило еще больше. Он кинул куртку на пол.

– Что ты теперь? Немая? Или думаешь, что если не отвечаешь, то не виновата?

Я опустила глаза. И тут он ударил по стене. Кулаком. Рядом со мной. С посудой. Со стеклом. Я вздрогнула. Он выдохнул и вышел на балкон.

Я дрожала, но продолжала резать овощи. Через пятнадцать минут он сел за стол. Как будто ничего не случилось. Посмотрел на тарелку, похвалил:

– Ммм, вкусно. Спасибо, солнышко.

Я кивнула, и впервые за вечер вдохнула свободно.

Ты без меня – никто

Он говорил это не прямо. Слишком умный. Он выбирал слова мягко. Заворачивал их в заботу.

– Тебе тяжело с людьми. Они не понимают тебя. А я понимаю. – Ты такая ранимая, а этот мир жрет таких. Я защищаю тебя. – Если бы не я – где бы ты сейчас была? Сломанная? Брошенная?

Я сначала думала – он заботится. Он спас меня. От родителей, от одиночества, от себя самой. Он дал мне дом. Еду. Покой. Но чем больше он говорил это, тем больше я чувствовала: я не человек рядом с ним. Я – проект. Объект.

Он контролирует, что я читаю. Он не любит, когда я ношу распущенные волосы. Говорит: «Ты же не та, кто выставляется. Ты же не как эти». Однажды я надела рубашку с узким вырезом. Он просто посмотрел. Минуту. Потом пошел в спальню и закрыл дверь. Я стучалась. Он не открывал.

Через день он вышел и сказал:

– Делай, что хочешь. Видимо, ты уже не та, кого я выбрал.

Я умоляла. Я плакала. Я снимала рубашку, дрожала, извинялась. Он обнял меня, поцеловал в лоб и сказал:

– Вот. Вот теперь моя девочка вернулась.

Тишина – лучшее оружие

Иногда он просто молчит. Часами. Днями. Не уходит, не скандалит – просто выключает себя из моего пространства. И это хуже крика.

Он ложится на диван. Не отвечает. Не смотрит в глаза. Не трогает меня. Я хожу по квартире – как призрак. Каждое движение – в тишине.

Я сама начинаю извиняться. За то, что не так посмотрела. За то, что пошутила не вовремя. За то, что дышала не в такт. А потом, на третий или четвертый день, он «оттаивает». Кладет руку на плечо. Говорит:

– Ну что ты, глупышка. Я не злюсь. Просто мне больно, когда ты становишься другой. Я скучаю по той тебе, которая была раньше.

И я – как идиотка – радуюсь. Что он снова меня «видит». Что тишина закончилась. Я больше не знаю, кто я. Я только учусь угадывать, какой я должна быть.

Но иногда ночью я слышу музыку. Песню, которую я напевала про себя – и она включается по радио. Или в телефоне случайно. И я замираю. Потому что это значит, что я все еще живая. Что кто-то где-то, как будто, отвечает мне.