Цветок вампира – аконит

Зайдя в класс, она тут же свернула к ближайшему ряду лабораторных столов и устроилась на высоком стуле, похожем на барный, за белой столешницей из металла, величаво возвышающейся метра на полтора от пола. К несчастью, напарница у Даши уже была. Занятыми оказались все места, кроме одного: по центру, в первом ряду. По левую руку от Станислава Смирнова.

Я пошла к учителю, чтобы подать на подпись обходной лист и получить взамен учебник. По пути мельком посмотрела на Станислава, стремясь разглядеть его поближе и убедиться, что божественный профиль в столовой мне не привиделся. Но стоило мне пройти мимо, как лицо парня напряглось. Глаза, что были цветом темнее самой ночи, буравили меня насквозь, пытаясь достать из тела душу и вывернуть наизнанку. Под силой этого взгляда на коже проступили мурашки, а горло сдавило от неприятного предчувствия. Потрясенная, я быстро повернулась к учителю. Прочистив горло, назвала свою фамилию и слишком резко подсунула под руку преподавателя обходной лист. Смущенная и испуганная, я была готова провалиться под землю.

Кирилл Николаевич немногословно поприветствовал меня, подписал лист и выдал учебник, после чего указал на стул рядом со Станиславом.

Я мысленно поблагодарила себя за то, что распустила хвост еще на первом уроке. Я опустила голову, тем самым скрыв часть лица под густым занавесом волос, и прошла к единственному свободному месту.

Инстинктивно мне хотелось вжаться в самый край стола, стараясь сохранить как можно больше расстояния между мной и Станиславом. Неуклюже я выудила из рюкзака тетрадь с пеналом и положила на стол. Скрываясь за непослушными прядями, я посмотрела в сторону Смирнова и поняла, что он до сих пор не отвел взгляд. Я видела, как напряглись его пальцы, впиваясь в ручку. Само мое присутствие раздражало Станислава настолько, что казалось, будто он готов тотчас вогнать стержень мне под кожу. Затем одноклассник отклонился от меня, отодвинулся на самый край стула и отвернулся, словно уловил неприятный запах. Я предположила, что слишком близко сидела в столовой к линии раздачи, и почти незаметно принюхалась к волосам, а затем – к кофте. От меня пахло все тем же ванильным гелем для душа, лавандовым кондиционером для белья и мягким шампунем с ромашкой. Быть может, Смирнова так бесят ароматы, которые нормальных людей призваны успокаивать?

Урок был посвящен лактобактериям. Чтобы хоть как-то отвлечься, я конспектировала каждое слово учителя, стараясь игнорировать ненормальное внимание со стороны Станислава. Время от времени я все же поглядывала в сторону соседа, надеясь, что мне показалось, но, увы: Смирнов выглядел все так же враждебно. Он так и просидел весь урок, загадочным образом удерживаясь на краю стула. Я видела, как под столом его рука сжалась в кулак. Из-под кожи проступали вздутые линии вен. Длинные рукава рубашки были закатаны до локтей, предплечье выглядело таким же напряженным, как и ладонь. Казалось, он высечен из мрамора: красивый и крепкий одновременно. Без двух братьев на фоне он не воспринимался худым и миниатюрным.

Урок тянулся целую вечность. Ожидание звонка растягивало каждую секунду втрое. Я никогда не ждала чего-то настолько сильно, как этого проклятого звонка. Вот что со Смирновым не так? Неужели он такой всегда? Или насолила я ему чем? Мысленно я успела пожалеть, что поспешно осудила Таню за неприязненный тон. Кажется, у нее были веские причины, которые я смогла понять только теперь, находясь со Станиславом рядом.

Не может быть, чтобы дело было во мне. Я первый день в школе, да и в городе почти никого не знаю. Даже плохого слова никому не успела сказать, не то что сделать непростительное.

Я повернулась в сторону Станислава последний раз и увидела в отражении его глаз свои. Он пристально уставился на меня темными, почти бездонными глазами, что, как черная дыра, пытались затянуть смотрящего внутрь. Губа Смирнова дрогнула в отвращении. Я отшатнулась, едва успев ухватиться за стол, чтобы не упасть, как раздался звонок. Станислав плавно поднялся с места и быстрым шагом покинул класс. Напряжение, все это время витавшее в воздухе, тут же разрядилось, и я вздохнула с облегчением.

Столько злобы и ненависти, но почему? Я вяло потянулась за рюкзаком к крючку под столом. Небрежно закинула в средний отсек все принадлежности, даже не пытаясь предварительно убрать ручку в пенал. Меня ужасно задело такое отношение к себе. Я злилась. От злости на глаза наворачивались непрошеные слезы. Обычно я плачу, когда злюсь. Удивительное и одновременно унизительное свойство, которое сейчас еще больше выводило меня из себя.

– Эй, – раздался мужской мягкий голос. – Это ты – Настя Черная?

Повернувшись, я увидела симпатичного высокого парня. По-детски невинные голубые глаза, обрамленные густой подушкой из пушистых ресниц, смотрели заинтересованно. Русые волосы, поцелованные летним солнцем, переливались под естественным светом из окна, как лист золотистого металла. Короткая челка небрежно спадала на лоб, не доставая до бровей. Парень тепло улыбался и явно не затыкал нос, а значит, пахло от меня абсолютно нормально.

– Ася. – Я поправила его и с усилием растянула губы в улыбке.

– А я Каримов Никита, друзья зовут меня Ник.

– Привет, Ник, – никогда не понимала любви некоторых одногодок к иностранным сокращениям, но портить первое впечатление душным комментарием не хотелось.

– Помочь тебе найти следующий класс?

Я отмахнулась:

– Да нет, у меня физкультура. Спортивный зал я как-нибудь найду, думаю.

Ник растерянно моргнул и чуть тише пробормотал, уже поворачиваясь в сторону двери:

– Ну, как знаешь…

Увидя, как померк за мгновение дружелюбный парень, услышав ответ, я спохватилась. Неужели резко ответила?

– Ник, постой! – окликнула я, и губы одноклассника вновь растянулись в улыбке, стоило его нагнать.

Мы пошли к спортивному залу через переход на третьем этаже. Ник оказался болтливым и энергичным парнем: всю дорогу он что-то рассказывал, периодически идя то по правую руку от меня, то по левую. Выяснилось, что на английский мы ходим к одному и тому же преподавателю. Из всех, с кем мне удалось познакомиться в первый день, Ник был самым доброжелательным. Он, как ясное солнце, разогнал сгустившиеся над головой тучи. Мне почти удалось позабыть о Смирнове, когда Никита спросил:

– Что ты сделала Стасу? Он сидел так насупившись! Первый раз его таким видел.

Меня невольно передернуло. Значит, не ошиблась: поведение Смирнова действительно было странным. И причиной тому, без сомнений, была я. Но что я ему сделала? Глаза снова обожгло подступившими слезами, и я отвернулась, прежде чем их заметил Ник, – слухов еще не хватало. Запишут автоматически в лист «отверженных Смирновым». Ну уж нет!

– Ты о моем соседе по парте? – невинно уточнила я, притворившись, что ничего не заметила.

– Ага, – подтвердил Никита и продолжил с нервным смешком: – Он выглядел так, будто сейчас вскочит и разорвет тебя на части.

– Не знаю. – Я коротко пожала плечами. – Мы не перекинулись и парой фраз.

Ник присвистнул:

– Это он дал маху, конечно. – Он весело подмигнул. – Если бы меня посадили рядом с тобой, я бы обязательно заговорил.

– Даже сидя под носом у учителя?

– Даже сидя под носом у учителя, – без промедления подтвердил Никита, и мне это понравилось.

Распрощавшись с Ником, я скрылась за дверью в женскую раздевалку. Последняя фраза намекнула мне, что я симпатична солнечному мальчику, и в груди от этого разливалось приятное тепло. В прошлой школе парни редко обращали на меня внимание. Что и говорить – я в жизни-то ни разу еще не целовалась, а до восемнадцати осталось всего ничего. Кто знает, быть может, Ник окажется тем самым? Даже сокращение имени на западный лад теперь не резало слух, стоило подумать об однокласснике.

Учитель физкультуры – я от волнения расслышала только его фамилию, Бобылев, – разрешил во время первого занятия отсидеться на скамье. Идею с рефератами вместо сдачи нормативов он зарубил на корню. В Ростове я ходила на уроки физкультуры в старших классах только два раза. Все остальное время меня и еще нескольких девочек отпрашивала с урока классная руководительница (святая женщина!) под предлогом помощи в оформлении школьной газеты. На деле мы запирались в ее кабинете на ключ от любопытных глаз. Пили чай со сладостями, что каждая приносила из дома, и обсуждали прочитанные книги. Я обожала литературные четверги. Наверное, это то, по чему я буду сильнее всего скучать из прошлой жизни.

Моя дружба со спортом не сложилась еще с детства из-за плохой координации. Мама всегда шутила, что мои ноги бегут впереди головы и именно по этой причине я так часто падала и спотыкалась. Отец был с ней не согласен. Едва Мария привозила меня на лето в Ксертонь, как Костя начинал таскать по всем открытым спортивным кружкам в надежде, что я просто еще не нашла подходящий. В неравной борьбе с природой пало плавание, волейбол, баскетбол, художественная гимнастика и даже балет.

Спокойно отсидев весь урок на скамейке и радостно подметив, что в мою сторону ни разу не полетел мяч, я побрела на первый этаж за курткой. Только я свернула в раздевалку, как подскочила от увиденного и чуть не побежала обратно, в спортивный зал: у дальней стены стоял Станислав. Я узнала его со спины по растрепанным бронзовым волосам. Надеясь, что он не заметил моего появления, я тихонько прижалась к дверному косяку и медленно, стараясь не поднять шума, потянулась за курткой, как вдруг услышала часть разговора:

– И чего они все продолжают и продолжают приезжать, как будто в Ксертони для всех найдется место, – зло бросил Стас брату, и в это мгновение темный взгляд Артура встретился с моим.

– Тише ты. – Здоровяк отвесил Станиславу легкий подзатыльник и кивком указал туда, где, замерев от ужаса, стояла я, сжимая в кулаке капюшон куртки так сильно, будто от этого зависела моя жизнь.

Станислав медленно обернулся. Между бровями пролегла глубокая складка.

– Пошли, – властно скомандовал Стас и, вздернув подбородок, прошел мимо меня к выходу. Артур поджал губы, коротко повел плечами, и на мгновение создалось впечатление, что он извиняется.

Когда и Артур вышел из раздевалки, я так и осталась стоять, прижавшись спиной к дверному косяку. Это что, было обо мне? Он ко всем новеньким так? Я же ничего ему не сделала! Наверняка была еще какая-то причина. И вообще, должно быть, от стресса я воспринимаю все на свой счет. Переезд, новые знакомства, тревога о будущем – есть от чего сойти с ума. Не может быть, чтобы это было обо мне. Мы даже представиться друг другу не успели, не то что сказать пару неласковых, хотя признаться, сейчас в голове у меня для Станислава скопился внушительный список.

Чуть не задев меня, в раздевалку вбежали два парня, и я пришла в себя. Торопливо надела куртку и поспешила выйти в коридор. Уже на пути к выходу меня окликнула дежурная учительница:

– Как прошел первый день, Настя?

– Прекрасно, – еле слышно ответила я, потому что от обиды сдавило горло. Не было даже сил ее поправлять. На удивление, учительница не стала дальше меня расспрашивать.

Выйдя из школы, я быстро нашла машину коллеги отца и, забравшись на заднее сиденье, тут же расплакалась.

Глава 2
Прочесть тебя

К счастью, подвозивший меня полицейский не стал ничего рассказывать отцу. Я была ему за это благодарна. Меньше всего на свете мне хотелось жаловаться Косте на какого-то неприятного одноклассника, который не факт, что злился именно на меня.

Отец вернулся поздно. К его приходу я успела сделать уроки и приготовить незатейливую пасту на ужин с томатным соусом и говяжьим фаршем. К еде Костя достал из холодильника банку пива для себя и на мгновение задумался перед открытой дверцей, словно решая: достать для дочери вторую или нет. Полицейский внутри все же победил, поэтому к столу он вернулся с одной банкой. Я, конечно, пробовала пиво из маминого стакана раньше, о чем отец, наверное, не знал, но предусмотрительно смолчала. К тому же мне не понравилось, и желания повторять этот опыт не было.

Мы поужинали, смотря какое-то комедийное шоу о безумном ученом и его соседе, перебрасываясь колкими комментариями о сюжете, который нам обоим не пришелся по душе.

Доев, я собрала и помыла посуду. В благодарность за хлопоты отец помог просушить тарелки полотенцем и расставил их по своим местам в шкафу над раковиной. Мне пока сложно было ориентироваться в многочисленных кухонных дверцах, так что помощь Кости пришлась кстати. Пожелав отцу спокойной ночи, я переоделась в пижаму, собрала волосы в свободную косу и легла спать.

Сон, как назло, не шел. Полночи меня преследовал взгляд бездонно-черных глаз, от которых не исходило ничего хорошего. Утром я проснулась разбитой и измотанной.

Новый день прошел одновременно лучше и хуже предыдущего. Лучше, потому что на улице потеплело, хотя небо затянуло плотными серыми тучами. В школе стало легче ориентироваться, примыкая к уже знакомым ребятам из параллели. На английском со мной сел Никита. Он же после проводил меня к следующему кабинету под ревнивым взглядом Андрея. Мне было лестно внимание, однако из двоих нравился больше, скорее, Ник, хотя едва ли зарождающиеся внутри чувства напоминали влюбленность. Во всяком случае, в романах, что стояли на полках в доме Марии, это чувство описывали иначе. На практике сравнивать мне было не с чем.

Казалось бы, прекрасный день. Однако усталость сделала его почти невыносимым. Мне было трудно сосредоточиться на уроках, и я периодически ловила себя на том, что не вслушиваюсь в слова учителя. На каждом шагу хотелось прилечь и, свернувшись калачиком, уснуть. Совсем плохо стало к уроку физкультуры. Я надеялась, что физрук вновь позволит отсидеться на скамейке, но он отправил меня играть с другими ребятами в волейбол.

Игра прошла плохо. Очень. Мяч больно отскакивал от рук, но это было половиной беды. Настоящей проблемой стало то, что мне не удавалось отправить мяч в конкретном направлении. Двум одноклассникам из своей же команды попало по голове. Было очень стыдно, но, даже видя мои грустные способности, тренер Бобылев заставлял продолжать.

Откровенно пялиться на меня в коридорах перестали, и это радовало. За обедом я сидела среди большой шумной компании: ко вчерашним девушкам также присоединились Никита и Андрей. Такими темпами ближайшее полугодие могло стать выносимым, но я далеко не загадывала. У жизни всегда свои планы, вне зависимости от того, чего человеку хочется.

Знаменитая «пятерка» сидела на своем месте, когда я пришла в столовую. За столом не было только Станислава. Мысль о том, что Смирнов не пришел в школу, заставила меня выдохнуть с облегчением. Не хотелось вновь испытать на себе полный ненависти взгляд, хотя в то же время злость и обида внутри за ночь трансформировались в нечто новое. Теряться в догадках – бесполезная трата времени. Хотелось подойти к Смирнову и спросить прямо: чем я заслужила такое внимание? Еще больше мне нравилась идея задать вопрос у всех на виду, но, видимо, не сегодня. Наверное, вчера на уроке он просто плохо себя чувствовал, а разговор в раздевалке никак не относился к моей скромной персоне. Во всяком случае, это объяснение мне нравилось, в отличие от идеи, что Станислав ненавидит всех стипендиатов просто за то, что они существуют и отнимают вакантные места.

К концу обеденного перерыва Смирнов так и не объявился. Я без опаски пошла в лабораторный класс на урок биологии. Ник кружил возле меня, рассуждая о преимуществах собак перед кошками, шутя, что вторые наверняка давно сговорились против людей и пытаются превратить их в своих рабов.

В кабинете я радостно опустилась за пустой стол и разложила по поверхности чуть ли не все вещи – в знак протеста, представляя недовольное лицо Смирнова, если он все же явится. Вот если бы после подобной выходки одноклассник прожигал меня взглядом, я бы поняла. Где-то на подкорке сознания скреблись отголоски мерзкого: «А что, если…»

А что, если он пропустил сегодня занятия из-за меня? Мысль была глупой. Даже самонадеянной. Однако отделаться от нее не удалось даже после звонка с урока. Как можно на дух не переносить присутствие другого настолько, чтобы пропускать занятия? И почему именно меня? Стипендиатов вроде меня полно во всей параллели. Или же именно из-за неприязни Смирновы держатся от других учеников особняком? Рано или поздно родители выдворят Станислава из дома, и уж тогда открытого разговора не избежать. Кажется, Таня рассказывала, что Смирнов-старший – врач, а значит, быстро сможет понять, притворяется сын больным или нет. Хорошо бы это произошло пораньше, пока внутри меня скопилось достаточно решимости и злости, чтобы разобраться. Не пройдет и пары дней, как я проиграю в голове все возможные варианты предстоящего диалога, а затем иссякну. Честно говоря, я никогда не была смелой и тем более решительной. Но не буду лукавить, мне очень хотелось накричать на Станислава за вчерашнюю невнятную историю. Спустить пар на виновника.

Вечером выяснилось, что вершина кулинарного мастерства Кости – омлет да яичница. После недолгого спора я отвоевала место на кухне, желая хоть чем-то быть дома полезной. Таким образом, готовка легла на мои плечи, с одной лишь оговоркой: раз в неделю Костя будет возить нас куда-нибудь поужинать. Я была не против, понимая, что порой мне будет не до стряпни – выпускной класс требует много сил. Сейчас по некоторым предметам у меня была на удивление фора, но это не могло продлиться долго. В любом случае всегда оставался всадник Апокалипсиса в виде ненавистной геометрии, которую стоило каким-то чудом закрыть хотя бы на четверку, если я хочу выпуститься без троек. О сдаче ЕГЭ по предмету и речи быть не могло.

Наспех проглотив яичницу, я заглянула в холодильник, который оказался предательски пустым, и поняла, что на завтрак готовить не из чего. Вместе с Костей мы составили список продуктов. Бонусом отец порадовал меня, вручив банковскую карту. Оказывается, они с мамой договорились завести мне «детский» счет с настраиваемым в приложении лимитом. Костя сказал, что мой бюджет будет складываться из ежемесячных отчислений стипендиатам и небольшого бонуса сверху от мамы и папы. Новость удивила меня и очень тронула. Это было похоже на признание в глазах родителей того, что я выросла. Всю жизнь я пользовалась только наличными, а для карт в кошельке и вовсе не было отделения.

Вторым подарком стал роскошный черный велосипед, предусмотрительно спрятанный Костей от меня на балконе. Никаких излишеств: однотонная рама, удобное широкое седло, миниатюрный позолоченный звонок по левую сторону руля. Ни обмотки, ни дурацких украшений с пластмассовыми цветами. Чистый холст, который я смогу украсить при желании так, как хочется. Над задним колесом отец закрепил багажник с боковыми креплениями под специальные велосипедные холщовые сумки – в сложенном виде они уже красовались по обе стороны, готовые стать надежными помощниками в походе за продуктами. В комплект к велосипеду Костя вручил мне замок для парковки и яркую желтую куртку-дождевик с девчачьими розовыми молниями на карманах. Подойдя к зеркалу, я примерила обновку. Накинув капюшон, посмотрела на отражение и почувствовала себя главным героем сериала «Тьма». А если найти где-то красный шарик, то можно передать привет фанатам Стивена Кинга. Отец выжидающе смотрел на меня, опираясь плечом о стену в коридоре:

– Ну как, нравится?

– Очень круто. Спасибо, пап. – Я улыбалась так широко, что свело скулы.

Глаза Кости округлись. Он перестал моргать – только молча таращился на меня.

– Ты чего? – Только бы не сердечный приступ.

Вопрос привел Костю в чувство. Он задумчиво почесал голову, пытаясь скрыть улыбку:

– Кто-то только что назвал меня папой.

* * *

Костя помог спустить железного коня на первый этаж и отправился на дежурство. Я проводила машину отца взглядом и подумала: как чудно, не прошло и недели, а изо рта выскочило непривычное «папа». К тому же так легко. Раньше мне стоило больших усилий произнести это слово просто потому, что я не чувствовала между нами связь. Когда я была маленькой, мне трудно было принять жизнь на два дома. Казалось, что именно папа виноват в развале семьи, хотя мама никогда не говорила о нем плохо. Все, что я знала о разводе родителей, сводилось к огромной разнице, пролегающей между Костей и Марией: в то время как Ксертонь была живительным кислородом для папы, она забирала последние силы у мамы. Договориться родители так и не смогли, а может, как порой мне казалось, не захотели, отправившись каждый по своему пути. Начитавшись романов, я долгое время воображала, что Костя, как рыцарь в сияющих доспехах, был обязан бороться за любовь. Завоевать Марию, вернуть. Только недавно я осознала, что любимые сюжеты романов почти никогда не повторяли той реальности, в которой нам всем приходилось жить. Быть может, я действительно стала взрослой и детские обиды к Косте отошли на второй план? Кто бы знал.

Найдя с помощью телефона ближайший супермаркет, я проложила маршрут. Жаль, на руле не было держателя, чтобы закрепить карту и спокойно сверяться по пути. Но имеем что имеем. Велосипед все равно казался мне роскошным. Осталось только найти в Интернете подходящие стикерпаки и придать раме индивидуальности.

Большую часть пути нужно было ехать прямо, вдоль дороги. Я съехала на дорожку-дублер для пешеходов, которую Костя показал мне в первый день, когда вез в школу. Лесной воздух был насыщенным и пряным. Еловый аромат нежно обволакивал легкие, заставляя дышать размереннее и глубже.

Никто не пытался обогнать меня сзади. Встречных незнакомцев тоже не наблюдалось. Была лишь я, дорога, велосипед и редкие проезжающие мимо автомобили.

Я чувствовала умиротворение. Ветер слегка раздувал пряди волос, играясь. На мгновение я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, вспоминая любимую мелодию из детства. Мотив часто крутился в голове, как на повторе, вот только память давно позабыла не только текст песни, но и название. В свое время Мария окрестила эту мелодию «Асиной колыбельной».

Закрывать глаза было ошибкой. Идеальный момент нарушил мирно лежащий на дороге булыжник, чей покой неосмотрительно потревожило колесо велосипеда. Едва наехав на камень, я не совладала с рулем. Колесо резко дернуло вправо, и, не удержав равновесия, велосипед понесло по склону.

Не знаю, как долго летела вниз. По ощущениям, все произошло за долю секунды: вот я еду на велосипеде, вспоминаю мамину улыбку. А вот лечу кубарем по траве и бьюсь спиной о сосновый ствол. Ударившись, я вскрикнула скорее не от боли, а от неожиданности. На мгновение потерялась в пространстве и замерла, пытаясь оценить обстановку. Велосипед остался у подножия склона. Меня же унесло дальше метров на пять, не меньше. Я оперлась руками о сырую землю и подняла корпус. Ладони щипало. Пересев в более удобное положение и найдя точку опоры, я обтерла грязные руки о джинсы. Раскрыв ладони и присмотревшись, я увидела множество мелких царапин, которые были почти незаметны под слоем земли. Лишь одна рана показалась мне глубже остальных из-за проступающей в углу капли крови.

Позади раздался хруст. Я так испугалась, что сразу же обернулась, но вокруг не увидела ничего, кроме частых стволов деревьев.

– Кто здесь? – Вопрос прозвучал в пустоту. Ответом мне стал едва слышный гул от проезжающих по трассе машин.

Я поднялась и отряхнула одежду от мелких сосновых игл и грязи. Новый дождевик сильно испачкался на локтях, джинсы были тоже не в лучшем виде. Черный цвет ткани удачно оттенял земляные пятна. Рассудив, что ущерб несмертельный, я решила не возвращаться домой за свежей одеждой. Дождевик можно было вполне снять у входа в магазин и прикрыть пятна.

Велосипед уцелел. Лишь на одну из педалей налипла грязь, но проблема быстро решилась влажными салфетками, которые нашлись в рюкзаке. Никогда не знаешь наверняка, выходя из дома, что пригодится. Именно поэтому женские сумочки, а в моем случае – рюкзак, полны тайн, как бездонная сумка Гермионы.

Окинув взглядом крутой подъем, я поняла: моих сил не хватит, чтобы закатить велосипед наверх по влажной почве. Ощупав склон ногой и подметив, как утопает в нем подошва когда-то чистых кроссовок, я окончательно оставила эту затею и двинулась сквозь лес, надеясь, что рано или поздно должен появиться другой выход.

Сесть на велосипед казалось плохой идей. С моей координацией второе же дерево подарит теплые и далеко не долгожданные объятия, поэтому я повела железного друга справа от себя. Катить транспорт рядом было несложно, но вот огибать стелющиеся и тут и там корни деревьев – задача со звездочкой.

Стараясь не падать духом в минуты, когда это было возможно, я всматривалась в зеленые верхушки леса, в которых утопали последние лучи осеннего солнца. Птицы давно умолкли. Густую тишину нарушал лишь гул от проносящихся мимо машин.

Меня не покидало чувство, будто кто-то наблюдает за мной со стороны. Умом я понимала, что если здесь и были люди, то появились бы сразу, как увидели мое падение. Если это были нормальные люди. А если не нормальные…

Я мотнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Еще не хватало предаться панике и заблудиться. Вспомнив о мобильнике, я остановилась, освобождая руки, и похлопала себя по куртке, пытаясь вспомнить, куда положила телефон. Резким движением я раскрыла сначала одну молнию и запустила ладонь в карман, ощупывая, затем проделала то же самое со вторым.

Пусто. Должно быть, выпал, когда скатывалась со склона. С досадой я обернулась и поняла, что прошла довольно много от места приземления. Лесная чаща выглядела монотонной, а деревья – близнецами. Даже если захочу, вряд ли отыщу ровно то место, где упала.

Без связи, без карты и без малейшего понятия, сколько до захода солнца. Здорово. Умница, Ася.

Из глубины леса послышался хруст, как если бы кто-то наступил на сухую ветку. Я обернулась на звук, но никого не заметила. Нижние ветви сосны, что была примерно в десяти шагах, слегка колыхались. Наверное, спугнула птицу. Или белку. Кто знает, что водится в этом лесу?

Схватившись за руль обеими руками, я быстро пошла вперед, надеясь, что скоро увижу заветный выход.

* * *

Трудно сказать, как долго я шла. Увидев дорожный просвет среди деревьев, где не было никакого склона или же ямы, я испытала искреннее облегчение. Последние несколько метров ноги торопили остальное тело поскорее выбраться из изумрудной чащи. Стоило оказаться на открытой дороге, как щекочущее нутро чувство рассеялось, словно там, где я теперь находилась, не было любопытных глаз. Как странно.

Судьба наградила меня за страдания: прямиком через дорогу виднелся тот самый супермаркет, в который я собиралась. Над входом висела броская красная вывеска с крупным заголовком «Продукты» по центру и аккуратным уточнением более мелким шрифтом снизу: «Открыто 24/7». Хоть какой-то ориентир появился. Я с опаской подумала, что стоит обязательно прихватить бутылку воды и пару шоколадных батончиков из магазина на случай, если попаду в передрягу на обратном пути. Лишними в рюкзаке они точно не станут, да и сладости про запас – всегда хорошо для сладкоежки.

Осмотрев территорию перед супермаркетом, я поняла, что о велопарковке владельцы не задумывались. Делать было нечего, поэтому, придав лицу самое суровое выражение из всех возможных, я прислонила железного друга к ограждению у линии с тележками, после чего достала из рюкзака замок и протянула его через раму. Однажды в Ростове я припарковала велосипед за колесо на оживленной улице перед входом в кинотеатр, после чего отправилась с подругами на вечерний сеанс. Когда фильм закончился, от моего транспорта осталось лишь то самое колесо да замок. Чтобы добраться до дома, пришлось ждать маму. Больше я такой ошибки не повторяла.

Зачем во время парковки нужно суровое выражение, если процесс бесхитростный? Чтобы никто не прогнал, причитая «велосипедам здесь не место, припаркуйте где-нибудь еще». На самом деле это огромное упущение всех маленьких городков. В Ростове специальные крепления редко где встретишь. В сети поговаривали, что в Москве и Санкт-Петербурге дела обстоят получше.

Из каждого угла так усердно говорят об экологии, а по факту никто даже не спешит организовать места для альтернативного транспорта. От великов одна польза: и сам двигаешься больше, и доезжаешь, куда нужно, быстро. Правда, потным, но проблема решается правильной одеждой да запасной футболкой с дезодорантом в рюкзаке. Нет желания таскать с собой запасную одежду? Достаточно обзавестись тонкой кофтой из шерсти мериноса: и греет хорошо, и влагу отводит. К тому же еще и долго не распространяет запах. Я даже маму когда-то пыталась убедить пересесть на велосипед, но безуспешно. На все аргументы у нее был заготовлен один и тот же ответ: «Ты просто сама боишься водить машину».

Мне пока не удалось разобраться, что двигало мной больше. Потреблять я старалась меньше, отказываясь от покупки очередного красивого ежедневника, пока не исписаны страницы старого. Выбирала практичную одежду, что сильно дороже по цене, но служит дольше вещей из зарубежного масс-маркета, которым начинены торговые центры. В Ксертони, по словам Кости, таких не было. Возможно, он плохо смотрел, а потому отрывался на шопинге, приезжая в Ростов, – мы всегда отправлялись в совместный отпуск оттуда.

У входа в супермаркет передо мной разошлись стеклянные двери и открылся вид на длинные стеллажи, уходящие далеко в глубь помещения. Широко раскрытыми глазами я смотрела на зал, удивляясь, насколько он огромный.

– Больше внутри, чем снаружи, – сдерживая улыбку, прошептала я, вспоминая фразу из любимого телесериала.

Достав из кошелька десятирублевую монету, я отцепила тележку и забросила рюкзак внутрь. Следом стянула с себя куртку и повязала ее за рукава вокруг талии, не зная наверняка, насколько грязными выглядят джинсы сзади. Предположив, что теперь выгляжу пристойно, я медленно покатила тележку, осматривая возвышающиеся по обе стороны стеллажи.

Список продуктов исчез вместе с телефоном. Пришлось по памяти собирать корзину, надеясь не забыть ничего важного. Впрочем, импровизировать во время готовки было мне не впервой.

Глаза разбегались от изобилия специй. Одни были расфасованы по маленьким бумажным пакетикам, другие продавались в пластиковых емкостях с перемалывающим механизмом. Чистые, некоторые в смесях. Я присела на корточки перед стеллажом, где красовались специи в броских ламинированных пакетах, чтобы посмотреть состав приправы для курицы.

– Ну конечно, сплошная паприка да карри, – неожиданно громко сказала я вслух, думая, что нахожусь одна между рядами.