Buch lesen: «Майор Пронин и тайны чёрной магии»

Schriftart:

* * *

Майор Пронин в ХХI веке

Это настоящая сенсация. Новая книга Льва Овалова про майора Пронина выходит через четверть века после смерти автора. Звучит как мистификация. Но это правда чистой воды.

Разведчик, как бы глубоко он ни внедрился, всегда мечтает вернуться на Родину. Иногда они возвращаются – даже когда мы уже потеряли всякую надежду на встречу. А затерянные, неизвестные, законспирированные книги возвращаются еще реже. Тем ценнее такие возвращения. Больше семидесяти лет назад писатель Лев Овалов отложил в сторону свою рукопись под названием «Тайны чёрной магии» и занялся другими сюжетами. В те годы появились «Букет алых роз» и «Медная пуговица», ещё через несколько лет – «Секретное оружие». Никто и не задумывался про неопубликованную повесть о майоре Пронине… Про неё основательно забыли. Даже сам автор практически не вспоминал ее – по крайней мере, в беседах и интервью. За исключением одного, которое было записано незадолго до смерти Льва Сергеевича. Он любил оставлять тайну оставались тайной. Читателям нашего времени повезло: классические приключения майора Пронина получили продолжение на наших глазах. Дух захватывает! Для нескольких поколений любителей советского детектива этой книги не существовало, и вдруг она возникла. И это не сиквел, а самый настоящий Лев Овалов. Тёплый и ламповый.

Книга вернулась случайно. Во многом благодаря исследовательской энергии краеведа Александра Полынкина и хранителей замечательного орловского государственного литературного музея имени И.С. Тургенева.

В Орле Льва Овалова не забывают. В 1918–1923 годах он вместе с матерью жил в селе Успенском Малоархангельского уезда (ныне – Покровского района). Создал первую на Орловщине сельскую комсомольскую организацию, а потом стал самым молодым в губернии членом большевистской партии. Александр Полынкин приметил и такой факт: «В рассказе „Куры Дуси Царевой“ сыщик расследует запутанное дело в птицесовхозе, который находится в одной из областей Центральной России. Мы, читатели, вполне можем предположить, что имеется в виду как раз Орловская область, в которой прожил писатель несколько лет в годы юности. Сам же Лев Сергеевич Овалов, кстати, в Орле бывал неоднократно».

Вдова писателя – Валентина Александровна Шаповалова – много лет назад передала музею архив Льва Сергеевича. Сравнительно небольшой. Как правило, он уничтожал черновики. Но повесть «Тайны чёрной магии» была почти подготовлена для печати. И несколько лет назад ее нашли и начали возвращать к жизни. Полынкин давно исследует судьбу писателя и, узнав о сенсационной рукописи, он сделал всё, чтобы вернуть её к жизни. Так неожиданно каноническая прониниана пополнилась еще одной книгой. Самое удивительное, что это не мистификация!

Пронин, майор Пронин, Иван Николаевич Пронин, литературный герой, ставший именем нарицательным, советским определением чекиста и сыщика, разведчика и контрразведчика, словом, рыцаря плаща и «Токарева». Последнее произведение о великом чекисте он опубликовал в 1962-м году. Писатель Лев Сергеевич Овалов умер 30 апреля 1997-го. С тех пор не раз предпринимались попытки собрать «всего Пронина». Сформировался корпус произведений: «Рассказы майора Пронина» (три рассказа), «Рассказы о майоре Пронине» (три рассказа), повести «Голубой ангел», «Медная пуговица», «Букет алых роз», «Секретное оружие». Причем, повесть «Букет алых роз» вошла в канон в известном смысле условно: Пронин там не назван по фамилии, но в повадках седовласого генерала контрразведки мы узнаём старого знакомого.

Но, оказывается, еще есть и «Тайны чёрной магии»! Это, пожалуй, самая автобиографичная из оваловских книг о Пронине. Во-первых, сам Лев Овалов действует в «Тайнах черной магии» достаточно активно. Мы помним, что он вышел на сцену еще в «Голубом ангеле», там эпизоды с участием автора тоже обрамляют сюжет, но здесь это обрамление вышло основательным и подробным. Во-вторых, книга, написанная вскоре после ХХ съезда, после реабилитации Льва Овалова, который отсидел своё, полна рассуждений о сталинских и бериевских «перегибах». Овалов больше никогда столь явно не изливал своих обид на тех, кто по ложному доносу отправил его в «места не столь отдаленные». После ХХ съезда непросто было объяснить людям, почему Сталин, который десятилетиями считался безукоризненным «отцом народов», допускал стратегические ошибки… При этом нельзя было поколебать веру в социалистическую Родину, надо было как-то сохранить основы советского патриотизма… Овалов сделал ставку на усиление партийности. Вера в партию помогала ему преодолеть разочарование в системе.

Автобиографические нити там проглядывают в каждой главе. Овалов последние годы ссылки провёл в Краснодарском крае, в станице Гиагинской – а в «Тайнах…» он поселил своего Пронина в станице Улыбинской.

Есть в книге и скрытый автобиографический пласт – намеки и подводные течения личного характера. Но самая сильная эмоция – политическая. После ХХ съезда коммунист Овалов – да и не он один! – воодушевился. Веры в коммунизм он не утратил, это – выбор юности, основа основ. Восстановлению в партии он радовался не меньше, чем освобождению из ссылки. И в новой книге предстал истинно партийным писателем. Возможно, даже чрезмерно партийным. Вот так он разъясняет природу сталинских перегибов: «Те качества, которые Пронин выработал в себе за долгие годы работы в советской разведке, вдруг обратились против него самого. Воспитанный в традициях Дзержинского, Иван Николаевич Пронин всегда и неизменно считал себя лишь верным солдатом партии, готовым выполнить любое её поручение. Но наступили такие годы, когда органы государственной безопасности стали действовать вопреки указаниям, а затем и прямо во вред партии. Принципиальность и честность перестали быть мерилами поведения работников органов государственной безопасности, политический авантюризм, низкопоклонство и личные интересы стали управлять поступками работников советской разведки. Вместо того, чтобы оберегать советских людей от лжи и клеветы, в органах государственной безопасности начали фабриковаться искусственные заговоры и выдуманные преступления, авантюристы, пробравшиеся в эти органы, поставили своей целью уничтожить как можно больше честных советских людей. Для такой деятельности Пронин не годился. Выслуживаться он не хотел, кланяться не умел, при таких руководителях, как Берия, Пронин в органах государственной безопасности пришёлся не ко двору». Даже для 1957-го это звучит резковато. Дерзко. Но шпионский роман и не может быть пресным – в том числе политически. В рассуждениях Овалова есть и мотивы личной обиды, личной печали. Для него важна «милость к падшим». К таким, как инженер Прибытков, которого когда-то без вины обвиноватили. Трудно живется Прибыткову – наверное, как и самому Овалову в ссылке. Писатель несколько раз возвращается к свербящей мысли: как вредна безоглядная подозрительность, жестокость… Нельзя рубить с плеча, это не по – коммунистически! Коммунист должен бороться за каждого человека. Таким коммунистом и оказался майор Пронин.

После ссылки Овалову удалось переиздать ставшие легендарными первые книги Пронинианы – рассказы и «Голубого ангела». Между прочим, он написал предисловие к «Голубому ангелу», в котором очень осторожно намекнул на вынужденную долгую разлуку с читателями. И элегически набросал историю своей дружбы с майором Прониным:

«Но вот справедливая война советского народа за свободу и независимость своей Родины окончилась победой, страна перешла к мирному строительству, и люди вновь начали находить друг друга. Спустя большой, я бы сказал, очень большой, промежуток времени жизнь снова столкнула меня с Иваном Николаевичем Прониным. Что делает и где работает Пронин сейчас – это уже статья совсем особого порядка, и рассказывать об этом надо тоже совсем особо, но наша встреча оживила стершиеся было в моей памяти воспоминания, ожили полузабытые рассказы, и майор Пронин, сдержанный и суховатый Иван Николаевич Пронин предстал передо мной в новом и еще более привлекательном свете».

Здесь можно увидеть прозрачный намёк на «Тайны чёрной магии», хотя главное осталось за кадром. Овалов мастерски создавал миф о великом сыщике, который живет рядом с нами – незримо. И все время оговаривался: об этом мы расскажем в другой раз, а пока еще не пришло время…

В «Тайнах чёрной магии» он показал себя искушенным мастером. Чего стоит одно название – броское, вызывающее, годное для бестселлера. Он не потерял куража и в разметке сюжетных поворотов. Так, повесть не без изящества начинается с «последней главы». Есть там, в соответствии с заглавием, и тайны, и чудесные превращения. Есть и щекотливая тема – колдовство, в которое по невежеству верят наши советские люди. Колдовство – это всегда захватывает и страшит. И всё увязано с международным шпионажем, ведь майор Пронин, даже, если он уже не майор, пустяками не занимается.

На склоне лет Лев Овалов не сомневался, что создал гениального сыщика. Незадолго до смерти он начал предисловие к пронинскому циклу такими словами: «Перед войной в мире было три великих сыщика: отец Браун, Шерлок Холмс и майор Пронин». Не больше и не меньше. А вот ценил ли он Пронина в пятидесятые годы? Пожалуй, Овалов не относил свой детективный цикл к собственному золотому писательскому фонду. Писал их то ради эксперимента, то ради успеха и гонорара. Свои производственные и исторические романы считал куда более «высокой литературой». Похожие мысли терзали Конан Дойля. Лев Сергеевич рассуждал: «Я мог бы эти пронинские рассказы щёлкать, как орешки – по пять-десять в год. Но не считал это нужным».

И всё-таки после лагеря и ссылки он восстанавливал свои позиции в литературе с помощью майора Пронина. Вероятно, Овалов и в ссылке потешал собеседников и пациентов захватывающими рассказами про шпионов – и в 1956–58-м на нехватку детективных сюжетов ему жаловаться не приходилось. В своем последнем интервью Лев Сергеевич рассказывал: «В начале 50-х приехал в Москву. Жить в крупных городах я не имел права, поэтому нелегально остановился у мамы. И пришёл в „Воениздат“. Редактор просто выхватил у меня рукопись… А ещё через месяц „Рассказы майора Пронина“ переиздали. Книжка стала очень популярной. И я решил написать продолжение. Катаев, главный редактор „Юности“, заказал мне целую повесть о Пронине… Называлась „Тайны чёрной магии“. А сюжет такой: в одной из деревень живёт знахарь и по ночам разбрасывает по полям какие-то семена. Потом выясняется, что это вовсе не семена, а амброзия. А знахарь так ненавидит советскую власть, что специально заражает колхозные поля страшными болезнями… Кстати, с этим знахарем я был знаком, когда после освобождения работал врачом в одной районной больнице. Правда, то, что он всячески вредил нашей советской власти, я придумал… Всем, кроме Катаева, в редакции повесть понравилась. Он же решил, что я слишком идеализирую чекистов. Так с тех пор она и лежит у меня в столе… Катаев сказал: „Недавно из Союза выслали иностранных шпионов. Напишите об этом – и я тут же напечатаю, даже не читая“. Выхожу из редакции, и вдруг на окне какого-то дома – букет алых роз. Меня как током ударило: вот об этом я и напишу! Повесть получила название „Букет алых роз“».

Катаев, конечно, знал толк в массовой литературе. Как-никак, в юности (которая не журнал) он зачитывался Ником Картером, Путилиным и Пинкертоном… Пронин стал советским Путилиным, советским Холмсом. Кстати, обоих он упоминает в этом романе. Возможно, Катаев закрыл дорогу «Чёрной магии» из тактических соображений: например, посчитал, что не время столь размашисто бить по сектантам… А, может быть, Катаева смутили стилистические несовершенства повести… Она в этом смысле и впрямь проигрывает и «Голубому ангелу», и «Медной пуговице». Её явно нужно было еще чуть-чуть доработать – и автору, и редакторам. Но это обычное дело. И не такие тексты удавалось приводить в божеский вид! Думаю, что и Овалов не считал сложившийся вариант окончательным и, возможно, даже не показывал его редакторам «Юности», а получил отказ по отрывкам, при обсуждении замысла.

Но, в конце концов, на Катаеве и его «Юности» свет клином не сошелся. В СССР хватало издательств, которым можно было предложить книгу о доблестных чекистах. Почему же писателю не удалось «по горячим следам» опубликовать «Тайны черной магии»? Почему Лев Сергеевич в позднейшие времена не предпринимал попыток все-таки напечатать эту повесть? Это – одна из тайн майора Пронина. Возможно, редакторам не понравилось, что чекист Пронин, признанный ас разведки и контрразведки, в этой повести поменял профессию, перевоплотился в партийного секретаря. Партийные хлопоты – дело почтенное, но было бы лучше, если бы Пронин все-таки сохранил связи с Лубянкой… В «Букете алых роз» и «Секретном оружии» мы увидели его в генеральских погонах, в кабинете на площади Дзержинского. Там ему и место. Возможно, излишними показались страстные антибериевские эскапады. То, что позволено Хрущеву – не всегда позволено в приключенческой литературе.

В те же годы Овалов написал еще несколько книг с участием Пронина и одну – с участием молодого чекиста Евдокимова, «Букет алых роз». Эту повесть Катаев принял на ура, она вышла в журнале «Юность», а вскоре – и отдельным изданием, с запоминающимися иллюстрациями.

Но наконец – то пришло время затронуть «Тайны черной магии». Тайное становится явным. Такая книга не должна оставаться непрочитанной. Да, сменилась эпоха – и ее политические установки превратились в «ретро». В конце 1950-х читатели (речь идет о массовой аудитории!) воспринимали бы её как своего рода откровение о сталинских временах. Сегодня повесть стала историческим документом. Но ее детективная канва не распалась, а обаяние героев не стерлось. Такого Пронина мы еще не видели. Он откровенно и не без скепсиса рассуждает о политике и политической разведке. Попивает вино-водку и заботится о молодых влюбленных… Сам он, как и полагается разведчику, по – прежнему стойкий холостяк. Мы раскрываем последнюю тайну майора Пронина. Невозможное возможно и по-будничному очевидно. А потуги чёрных магов будут пресечены. Не место им на советской земле.

Чудеса в решете, всяческое колдовство близко стоит к сектантству. Овалова всегда интересовали механизмы мракобесия, тайные пружины экзальтированного фанатизма. Он понимал, что мистика – даже «с последующим разоблачением» – всегда интересна читателям. Его известная повесть «Помни обо мне» во многом продолжает линию «Тайн чёрной магии» – только без шпионажа. Это не совсем детектив, хотя, по существу, история преступления, в которой есть и злоумышленники, и жертва. А главное, в этой повести речь тоже идёт о тайной войне, о подводных течениях советской жизни. Сектанты чем-то похожи на знахаря из «Тайн чёрной магии»… «Помни обо мне» Овалов считал своей удачей. Ведь она и остросюжетная, и лирическая, и поучительная. К тому же сложена не без изящества. Любила эту повесть и жена писателя Валентина Александровна. И неспроста. Эту книгу они выносили всей семьей. Дело было в 1966-м году. Овалов следил за судебным процессом, на котором раскрылись деяния «скрытников» – опасной подпольной секты. Его волновала судьба девушки, которая четыре года провела в плену у сектантов. Оказалось, что у девушки Риты даже нет документов! Овалов взялся ей помочь. Писательский статус в СССР кое-что значил, к письмам и заявлениям Овалова прислушивались. Пока «инстанции» решали судьбу девушки – она жила в оваловской квартире на Ломоносовском проспекте. Почти месяц провела в московском писательском доме. А потом она вернулась на родину, адаптировалась к «большой жизни» и продолжала переписываться с Оваловыми. Писатель считал такой поворот своей победой. Артур Конан Дойл, подобно своему герою, распутал несколько головоломных дел, в которых показал себя въедливым следователем. И Лев Овалов не только в воображении вмешивался в судьбы своих героев. Настоящий демиург! Но создатель самого главного советского мифа о чекисте и не мог быть иным.

Оваловский цикл о Пронине – шедевр советского лёгкого жанра. С увлекательных пронинских рассказов начинался этот своеобразный жанр – военные приключения на стыке шпионских историй и классического детектива.

Трудно не любить майора Пронина. Наш советский Холмс добродушен и проницателен. Он – настоящий советский человек, ровесник века, верой и правдой служивший своей стране. А слово «чекист» для него всегда было синонимом понятия «честь».

И это – одна из причин, чтобы читать и перечитывать книжки про майора Пронина. Особенно – с пылу, с жару.

Арсений Замостьянов,

заместитель главного редактора журнала «Историк»

Начало последней главы

– Это было одно из самых загадочных и сложных преступлений, с какими я когда-либо сталкивался в своей жизни, – сказал мне Иван Николаевич Пронин. Лёгкая и вместе с тем грустная улыбка чуть шевельнула его губы, насмешливая искорка на мгновение осветила его спокойные голубые и, увы, большей частью холодные глаза, и дымка усталости опять заволокла его грубоватое лицо, обветренное всеми ветрами нашей нелёгкой и беспокойной жизни. – Трудно, очень трудно было докопаться до его сути, но, как говорится, терпенье и труд всё перетрут.

Он замолчал, задумчиво отщипнул виноградину от грозди, свисавшей над его головой, положил в рот, медленно её пожевал и ничуть не поморщился, хотя ягоды были ещё очень кислы и даже соседские мальчишки не начинали ещё совершать за этим виноградом своих набегов.

Потом Иван Николаевич сел на скамейку у стола и задумчиво похлопал по столу ладонями, и, хотя взор его был обращён ко мне, мне показалось, что он не видел меня, взгляд его был точно устремлен куда-то внутрь самого себя, он точно рассматривал там что-то, на какое-то время я был предоставлен самому себе, и, хотя мы находились вдвоём, на несколько мгновений я очутился в одиночестве.

Ох, до чего же он постарел, Иван Николаевич Пронин, с тех пор, как мы с ним расстались…

Постарел и даже обрюзг, лицо его было бледно и одутловато, и эти бледность и одутловатость говорили о том, что с сердцем у него не всё в порядке, прожитые годы дали о себе знать, – да, Пронин был уже не тот, каким я знал его пятнадцать лет назад.

Майор Пронин и его автор. Разговор. Рисунок Анны Леон

Вдвоём с Иваном Николаевичем мы находились сейчас в его доме в станице Улыбинской, – правильнее сказать, в доме, в котором квартировал Пронин, собственных хором у него не было, дом принадлежал отделу коммунального хозяйства.

Домик был невелик, состоял всего из трёх комнат, но построен был прочно, надолго, комнаты в нём были чистенькие, уютные, светлые, не загромождённые лишней мебелью, как это всегда бывало в жилищах, где приходилось обитать Пронину. В одной из этих комнат я жил уже около месяца, а в данную минуту мы с Иваном Николаевичем находились на террасе этого дома. Терраса не терраса, веранда не веранда, балкон не балкон, – бог ведает, как правильнее было назвать место, где мы сейчас находились, – при многих домах на Кубани имеются такие сооружения, которые очень украшают простые глинобитные жилища.

Прямо к самому выходу из дома было пристроено нечто вроде навеса из тонких жердей, площадку над навесом огораживал невысокий дощатый барьерчик, от навеса вниз была натянута толстая проволока, и жерди, заменявшие потолок, и проволока до самой земли были густо увиты шпалерами местного вьющегося винограда, поспевающие гроздья которого свешивались над нашими головами.

Только в доме у Пронина эта виноградная беседка была просторнее, чем обычно, под зелёным навесом стоял квадратный обеденный стол, да над столом свисала на шнуре электрическая лампочка, провод которой терялся среди широких тёмно-зелёных листьев.

Да, я гостил у Пронина около месяца и собирался уже домой и именно на сегодня был назначен прощальный ужин.

– Мы проводим тебя по хорошему кавказскому обычаю за бутылкой доброго вина, – сказал мне Пронин утром. – И на прощанье я познакомлю тебя с несколькими хорошими людьми.

– Кто же это? – спросил я, не скрывая своего любопытства, – мне казалось, что я уже успел перезнакомиться со всеми людьми Пронина, а по прошлым временам я, кроме того, знал, что Пронин вообще сдержан на похвалы людям.

– Всему своё время, узнаешь, – сказал Пронин, усмехаясь. – Придёт час и я тебя с ними познакомлю.

Надо сказать, что у Пронина была широкая натура, он никогда не отличался скупостью, нуждающемуся мог отдать со своего плеча последнюю шинель, свои деньги постоянно всем одалживал без возврата, но со мною он был щедрее всего; он не любил рассказывать о себе и событиях своей жизни и терпеть не мог когда его об этом расспрашивали, но со мною он делился воспоминаниями о самых разных событиях; поэтому, когда он так многозначительно пообещал познакомить меня с людьми, которые должны были меня заинтересовать, я понял, что мне предстоит узнать ещё одну из тех таинственных историй, свидетелем или участником которой довелось Пронину быть.

Очень, очень давно познакомился я с Иваном Николаевичем Прониным. Познакомился при странных обстоятельствах, писать о которых не пришло, а может быть никогда и не придёт время.

Однако много лет назад, я всё же написал книжку рассказов о приключениях майора Пронина и почти всё в них соответствовало действительности, за исключением собственных имён да географических названий.

Тот, кто их помнит, вероятно не забыл биографию самого Пронина.

Простой мастеровой парень, он с детских лет узнал цену хлебу. Поэтому он недолго размышлял, когда выбирал свой путь в первые дни Октябрьской революции. Добровольцем пошёл в Красную Гвардию, в армии вступил в коммунистическую партию, на деникинском фронте получил тяжёлое ранение, а после выздоровления был направлен партией на работу во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем или, как её тогда называли всего тремя буквами – ВЧК, во главе которой стоял вдохновенный и скромный революционер – товарищ Феликс Эдмундович Дзержинский.

Майор Пронин поступил на службу в ВЧК во времена Дзержинского

Не хотелось Пронину идти на работу в органы государственной безопасности. Честный коммунист, бывалый солдат и не слишком грамотный парень, он хотел сражаться с противниками революции лицом к лицу, он не понимал ещё как сложна и трудна работа в политической разведке, он даже вообразил, что его посылают из жалости отсиживаться в тылу, когда его товарищи сражаются и гибнут на фронте.

Но вскоре Пронин убедился в обратном. На фронте, где он получил ранение, он обычно видел противника лицом к лицу прямо перед собою, беззаветная храбрость и уменье подчиняться приказам почти всегда обеспечивали победу, а здесь, в органах государственной безопасности, требовалось ещё обладать неистребимым терпением, железной выдержкой, находчивостью и хитростью, часто приходилось полагаться только на самого себя и нередко в одиночестве вступать в схватку с более сильным противником.

Пронин понял, что для того, чтобы стать настоящим разведчиком, ему не хватает бесконечно много. Он был слишком непосредственен, несдержан, вспыльчив и зверски некультурен. Одной преданностью партии на этой работе нельзя было обойтись, но он недаром был предан партии до последней капли своей крови. Следовало оправдать доверие партии и Пронин принялся учиться. Непростая была эта учёба, шпионы и диверсанты в первые годы деятельности Пронина в разведке нередко брали над ним верх, но постепенно Пронин научился проникать в замыслы врага, предупреждать их и поражать противника в самое сердце.

Всё более и более сложные дела год от году вёл Иван Николаевич Пронин и, в конце концов, стал в своём ведомстве одним из самых опытных и квалифицированных следователей.

Тот, кто впервые познакомился бы с майором государственной безопасности Прониным в 1941 году, с трудом поверил бы, что этот образованный, воспитанный и сдержанный человек лет двадцать назад был всего-навсего шумливым малограмотным рабочим парнем, – так изменило его время, впрочем, не без помощи его самого.

Незадолго до войны превосходный советский писатель Евгений Петров, который в 1941 году был редактором журнала «Огонёк», попросил меня описать ещё какое-нибудь приключение майора Пронина и, таким образом, появилась на свет повесть «Голубой ангел».

В ней рассказывалось о попытке одной иностранной разведки похитить важнейшее военное изобретение, которое принесло нам в минувшей войне немалую пользу.

Лев Овалов. Рисунок Анны Леон

«Голубой ангел» и был тем произведением, на котором на длительное время оборвалось моё знакомство с Прониным и знакомство моих читателей со мной. События военных лет разбросали нас всех в разные стороны. Пронину было не до меня, мне не до повестей, а читателям, правду сказать, ни до меня, ни до Пронина, всем нам пришлось съесть не один пуд соли и ещё много лет после войны горькая оскомина сводила нам наши челюсти.

Но, вот, я получил возможность вернуться к литературной работе, и совершенно естественно, что я сразу же постарался разыскать героя своих рассказов, тем более что Пронин был не только героем моих повестей, но и одним из самых верных и добрых моих друзей в жизни.

Увы, Пронин, как оказалось, в органах государственной безопасности уже не работал. Те качества, которые он выработал в себе за долгие годы работы в советской разведке, вдруг обратились против него самого. Воспитанный в традициях Дзержинского, Иван Николаевич Пронин всегда и неизменно считал себя лишь верным солдатом партии, готовым выполнить любое её поручение. Но наступили такие годы, когда органы государственной безопасности стали действовать вопреки указаниям, а затем и прямо во вред партии. Принципиальность и честность перестали быть мерилами поведения работников государственной безопасности, политический авантюризм, низкопоклонство и личные интересы стали управлять поступками работников советской разведки. Вместо того, чтобы оберегать советских людей от лжи и клеветы, в органах государственной безопасности начали фабриковаться искусственные заговоры и выдуманные преступления, авантюристы, пробравшиеся в эти органы, поставили своей целью уничтожить как можно больше честных советских людей. Для такой деятельности Пронин не годился. Выслуживаться он не хотел, кланяться не умел, при таких руководителях, как Берия, Пронин в органах государственной безопасности пришёлся не ко двору.

Таким был майор Пронин в 1930-е. Рисунок Анны Леон

Всю войну Пронин работал в военной разведке и, если когда-нибудь будет можно описать его приключения в годы войны, получится, пожалуй, роман куда более увлекательный, чем даже прославленные «Три мушкетёра» Дюма.

После войны Пронин не захотел вернуться в органы государственной безопасности и это решение было одним из самых умных поступков в его жизни. Вернись он туда, он сам пропал бы там ни за понюшку табака. Откажись он выполнить какой-нибудь грязный приказ или выступи против какой-либо несправедливости, он бы уподобился Дон-Кихоту. Существовала только одна сила, которая могла справиться с могущественными авантюристами и подчинить органы государственной безопасности своей воле. Этой силой была коммунистическая партия, – партия, всегда и неизменно находящаяся на стороне интересов народа. Поэтому при демобилизации из армии Пронин попросил послать его на партийную работу и его просьба была удовлетворена.

Обнаружить его местоположение оказалось не то чтобы просто, всё же в результате своих поисков я узнал, что Иван Николаевич Пронин работает первым секретарем Улыбинского райкома партии.

Мы списались, и я получил приглашение провести свой отпуск в гостях у Пронина. Я охотно откликнулся на приглашение и в течение целого месяца наблюдал за Прониным.

Секретарь райкома партии…

Незавидная жизнь для того, кто думает только о себе и личные интересы ставит превыше всего. Ни сна, ни отдыха, всегда у всех на виду и всегда и за всё в ответе. В колхозах плохо – виноват, промышленность отстаёт – виноват, коммунисты не идут в авангарде – виноват, дети плохо учатся в школах – тоже виноват, в библиотеках не хватает книг или в кинотеатрах демонстрируют старые картины – тоже виноват, а если в районе всё идет сравнительно хорошо, помогай отстающим соседям, не успокаивайся на достигнутом, иди вперёд сам и веди за собой других коммунистов!

Да, не будь Пронин настоящим коммунистом, я бы сказал, что лично дал себя он променял синицу на ястреба. Находясь у него в гостях, я увидел, что это такое жизнь первого секретаря райкома. Да, для коммуниста это была жизнь, но просто по-человечески мне было жалко. Он был весь в непрерывном горении, весь в заботах о людях и в столкновении с людьми…

Это было непрерывное круглосуточное дежурство, как на станции скорой медицинской помощи, но только здесь в центре внимания находились и сев, и хлебопоставки, и заготовки молока, ввод в действие нового сахарозавода, и семинар пропагандистов, и конференция и множество обид и неотложных нужд, с которыми обращаются в райком сотни различных людей. Не по своей вине Иван Николаевич оказался не слишком гостеприимным хозяином, но хотя я не знал, когда обедает и спит сам хозяин, он находил время поинтересоваться накормлен ли и хорошо ли спал его гость. Большую часть времени, проведённого мною в станице Улыбинской, был предоставлен самому себе, – я был волен знакомиться с кем хочу и заполнять время чем мне угодно; я гулял, читал, ловил рыбу и даже написал рассказ, который, как мне казалось, чрезвычайно мне удался и который, после моего возвращения в Москву, забраковали все редактора.

Но перед самым моим отъездом Иван Николаевич точно спохватился и начал уделять мне больше внимания, – правда, это произошло лишь после того, как район разделался с хлебопоставками, – и мы даже съездили вместе на рыбалку и два вечера подряд Иван Николаевич провёл дома, мы вспоминали минувшие дни и вместе перебирали старых знакомых.

Нас больше всего связывало прошлое, и поэтому даже последний прощальный вечер мы вернулись к воспоминаниям.

– Ты мне так и не рассказал, при каких обстоятельствах погиб Виктор, – спросил я Ивана Николаевича. – Может быть, перед отъездом…

В прежнее время мы обращались друг к другу на «вы», но долгие годы разлуки сблизили и даже породнили нас и теперь при первой же встрече мы сразу перешли на «ты».