Buch lesen: «Портреты из жизни командировочного»

Наперегонки с волками

 Один, видать самый молодой волчара, появился слева и спереди и тут же встал как вкопанный посреди бетонки. "Всё. Пипец… ", – пронеслось в голове у парня. Волк стоял метрах в тридцати. Сзади слышался треск, это остальные члены стаи, уже не таясь, продирались сквозь валежник и медленно выходили на дорогу сзади. Тоже метрах в тридцати. Парень намертво сжал горлышко разбитой и примотанной изолентой к правой кисти бутылки, выпрямился и посмотрев назад, а потом – вперёд, понимая, что никаких шансов нет, начал трястись мелкой дрожью и покрываться противным липким холодным потом… Сверху – спереди раздался дикий крик:

– Лягхай! Лягхай, кому гховору!

 В голове парня пронеслось:

– Часовой с вышки орёт, вроде повезло тебе, дружок.

 Прыгнул в снежную корку рыбкой, не почувствовав, что ободрал всю рожу настом в кровь, замер и затих. Раздалась короткая очередь.

"Двадцать два, двойками бьёт", – вновь пронеслось в голове, уже радостно. Вторая короткая очередь вспорола ранний весенний воздух и тут же, за спиной лежащего, послышался взвизг, тявканье и подвывание.

– Попааал! В одного попал! Не ссы, земеля! Разбегхаются. Усё. Вставай! – крикнул часовой с вышки.

 Встал. Поискал в снегу очки. "Не разбил, и на том спасибо", – подумал парень и нацепив их на нос, отряхнулся, позвенел авоськой, убедился что бутылки целы и уже спокойным шагом направился к воротам дивизиона, который находился от него метрах в ста. Подошёл к вышке.

– Буля, я тебе тут в снегу оставлю парочку. С парнями, потом, после караула выпьешь. С днём рождения поздравите.

 Солдат – белорус сверху весело и громко ответил:

– Так тебя, москаль, с двойным надо поздравить! Ты ж, прямо сейчас, второй раз родился!

 "Не второй, а четвёртый", – подумал парень. Но вслух не стал говорить. Пусть порадуется солдатик, что вторую жизнь подарил.

 Прошёл на территорию. Направился к ДОСу. На крылечке стоял капитан Попов и улыбался:

– Мне уже доложили из караулки, что тебя наш Бульбаш от волков спас. Давай, именинник, топай к столу. Ребята заждались.

 Зашёл, покрасовался окровавленной физиономией. Умылся, сел к столу. Попов налил по первой:

– Ну! С днём рождения!

 Выпили. Закусили. Попов шепнул:

– Страшно было? Хорошо, что обошлось. Ладно, ты особо не трясись. Всё прошло. Кто же мог подумать, что эта стая, после того случая, вернётся?

Веселье продолжилось.

Стая, которая появилась в районе посёлка Новоборский, в Куйбышевской области, в лесах, прославилась тем, что сожрала на глазах у девушки её парня. Они миловались в поле на скирде сена. Волки их окружили и стали подкапывать сено с боков. Скирда начала немного проседать. Парень, разгорячённый водкой и близостью своей подружки решил "сыграть в героя"  и спрыгнув сверху с вилами, попробовал дать паре волков бой. Одного ранил. Но подоспели остальные члены волчьей банды, штук пять и прямо на глазах у оцепеневшей от ужаса девушки, растерзали её молодого человека в считанные секунды. Её дикие крики услышали мужики, проезжавшие на бортовой машине. Сняли девушку и отвезли в больницу. К сожалению, она от всего пережитого, сошла с ума. От парня же практически ничего не осталось. Мартовские волки – самые страшные для всего живого, встретившегося им на пути. Голод и пустые желудки, гонят их куда угодно в поисках еды.

 Наш герой, отправившись с территории части в магазин за "горячительным", знал твёрдо о том, что пару волков охотники всё же пристрелили, а остатки стаи ушли в неизвестном направлении. Поэтому, он довольно – таки бодро потопал в сторону посёлка, затарился и двинулся в обратную дорогу. Темнело быстро. Лес был слева, там же находился дивизион. От большой дороги, метрах в двухстах. Когда до поворота в лес оставалось метров триста, из леса начали доноситься шорохи, как бы от передвижения кого – то   по снегу. Ну а когда раздалось тихое завывание, парень понял, что волки здесь, двигаются с ним в параллели и ждут момента для нападения. Он достал из сумки бутылку водки, открыв, отпил из неё внушительный глоток, разбил и прикрутил горлышко с торчащими осколками к кисти правой руки изолентой, которая у всех сотрудников его конторы была всегда в запасе. Потом он быстро побежал в сторону поворота. Волки шли, не приближаясь. Видимо поняли, что он повернёт в лес и никуда от них уже не денется. Парень добежал до поворота. Постоял чуть – чуть , набираясь храбрости и сил. А после – быстро побежал, совсем, как спринтер   на стометровке. А затем, спереди и слева появился молодой волчара…

Как Евреич прозвище получил

Сидим в Термезе, в местной харчевне, с дядей Вовой, кушаем плов, запиваем тёплой водкой (для обеззараживания организмов, серьёзно), слушаем местную заунывную музыку. Молчим. Разговор начался со смеха. Оба вспомнили, одновременно, о полёте Василия. Такое бывает. Мозг настраивается на волну собеседника и работает с ним в "унисон". Но меня интересовало немного другое. И мудрец дядя Вова, хитро улыбнувшись, спросил:

– Что, не дает тебе покоя прозвище Вовки? Сознавайся, юноша.

Кивнул в ответ.

– Слушай. Не отстанешь ведь.

Дядя Вова опрокинул рюмочку, закусил помидором и начал недолгий рассказ.

"Произошло это во время арабо – израильского конфликта. Мы тогда с Египтом в друзьях были, несмотря на закидоны Насера. Оружия туда напихали – "по самые помидоры". А арабов ведь учить всему надо было, вот и поехали к ним советники. И от нашей Конторы народ послали, спецами. Вовка как раз и был включён в эту группу. Он сейчас думает хоть, когда молодой был – "язык без костей". Что в "кумполе", то и наружу выдавал. От этого у него много было неприятностей, а нервишки – то, не железные. Расшатываться начали. Ты заметил, как он сорваться с катушек может? В секунду. Сидели они как – то вечерком, военные и наши спецы. Обсуждали очередное поражение арабов. Тут Вовка и выдаёт, что мол, долбят их оттого, что израильская армия обучена прекрасно, лентяев, как у арабов, у них нет и руководит операциями Моше Даян, который, между прочим, заканчивал нашу, советскую военную Академию для высшего комсостава, к тому же – одноглазый, что ставит его в один ряд с такими выдающимися личностями как: Ганнибал, Потёмкин, Нельсон и наш всенародно любимый Михайло Илларионович Кутузов! И если, добавил Вовка, выбить один глаз кому – то из арабских командующих, то может толк от них какой – то будет.

Выпалил он это единым духом и испугался. Политработники и особисты, аж глаза ладонями прикрывать начали от "типа ужасной речи", показушно так. Сам знаешь, среди них лицемеров – пруд пруди. А потом, один из замполитов и спрашивает Вовку:

– Нет ли у вас, уважаемый, среди родичей, евреев?

Тут, Вовка завёлся не на шутку и ляпнул:

– Жаль что нету таких, я бы ими гордился!

Вот, прямо так и сказал! Разбирались недолго. На следующий день, его уже провожали на военно – транспортный самолёт. Улетел со скандалом. Вот с того самого времени, к нему и приклеилось – "Евреич". Так он иногда бравирует этим!Такая история приключилась. И в первой же командировке, в Союзе, когда он прилетел куда – то в "тьмутаракань", (наказали таким"макаром") он и услышал от военных при встрече: "Здорово! Евреич!"  У нас же все сплетни в момент распространяются. Прилетишь, к примеру, завтра куда – нибудь на Урал, а там сразу спросят, мол как Васька, красиво летел? Ладно. Давай сворачиваться. На автобус опоздаем. Неохота пилить пешком по жаре".

 И мы вышли из павильона, под названием "Рохат".

Евреич и паровоз

Это произошло в самом конце хрущёвской оттепели. Молодой инженер, специалист по ламповой радиоэлектронике Вовка, тогда ещё не имевший своего легендарного прозвища, улетел на Урал, в те места, в которых был произведён тот самый пуск ракеты, сбившей самолёт – разведчик У – 2 американских ВВС. В общем – в  жуткую глухомань, находящуюся на азиатском склоне Уральских гор.

 Прибыв в пункт назначения, а именно, на дивизион, Вовка сразу выставил так называемый "привал". В общем, организованная пьянка, в честь прибытия этого столичного специалиста. За столом, помимо спецов из Москвы, присутствовал и местный "бомонд" в лице военных: командир, замполит, оба командира батарей, а также, председатель тамошней артели, специализировавшейся на изготовлении народного потребления, получаемых из дерева, которого в этих краях – "тьма тьмущая", как никак – Сибирь начинается.

 Когда пьянка подошла к тому состоянию, при котором обычно начинают говорить о работе, председатель начал лить крокодиловы слёзы и с надрывом в голосе плакаться о своей нелёгкой участи. Мало того, что у них нет даже такого очага культуры, как сельский клуб, так ещё в довершение всех бед, ему и работать стало совсем невмоготу, потому что дизелёк, приводящий в движение механизмы его цеха – сдох!  А у военных просить использовать их дизельную никоим образом нельзя, потому как они защищают наше мирное небо и всё время находятся на боевом дежурстве.

 Вот так, примерно, выл председатель. И тут кто – то из спецов вспомнил, что в нескольких десятках километров от них, он видел одноколейку и "бегающий" по ней паровозик. "Кукушку". Председатель согласно кивнул пьяной головой и через пень – колоду, заплетающимся языком объяснил, что там действительно находится большой леспромхоз, который омерзительно богат, потому что владеет аж двумя "кукушками"!

 Все участники "заседания" были "нашими людьми". И только нашим людям могло прийти такое в голову!

 Председателя отнесли  к нему домой. Быстро, по – армейски, завелись тягачи, которые "таскали" на себе огромные ракеты и через тайгу, ночью, по "чёрти какой дороге" добрались до одноколейки, погрузили каким – то образом "кукушку" на тягач и отволокли её в деревню, к председателю…

 Наутро председатель очнулся от доклада начальника цеха, который сказал ему том, что привезённый механизм уже подключен к оборудованию и готов к работе! И хоть он и работает на дровах, это полная "фигня", потому что вокруг – тайга и леса на топку – завались!

 Сказать о том, что председатель был близок к помешательству – это не сказать ни о чём!

 А теперь представьте себе состояние, какое испытали рабочие из леспромхоза, вышедшие к полустанку для погрузки себя в паровозик, который их должен был увезти в лес, на делянки. Ждали они очень долго. Но, ведь на работу – то, надо. Выкатили дрезины. Ехали и прикидывали, что могло случиться? Машинист заболел, паровоз сломался. Да мало ли что? Когда добрались до места – глядь, а паровоза – то и нет. Исчез. Только следы какие – то в лес ведут и всё. А второй – стоит на ремонте.

 Потом, конечно, было расследование. Паровозик нашли через какое – то время. Но самое интересное, никого не посадили. Судья, с заседателями, плакал от смеха! В общем – всем участникам – штрафы (украли – то для государственных нужд) ну и как водится, партийные выговоры всем участникам этой "военной операции".

 Не буду вас томить догадками об "авторе" этой идеи. Разумеется это был наш Евреич. "Свежая голова" – мыслящая нестандартно".

Евреич и дядя Вова о солдатском коварстве

Начал писать этот рассказ, а в голову лезет нечто подобное, описанное одним из моих любимых писателей, Витусом Конецким (имею право так его называть, ибо "шапочно – фуражечно" был с ним знаком через капитана первого ранга, Олега Михайлова, близкого друга нашей семьи, который, в свою очередь, был с Конецким в очень хороших приятельских отношениях). Во как загнул? Это я про себя сейчас. Теперь, о сути дела. У Конецкого был лучший друг, Пётр Иванович Ниточкин, капитан дальнего плавания и многие рассказы Конецкого являлись блестящим литературным изложением приключений, всевозможных смешных и не очень, случаев, участником или свидетелем коих и был Пётр Иванович. В одном из рассказов повествуется о матросском коварстве. Речь там шла о медведице Эльзе, которая "служила" на одном из эсминцев Военно – Морского Флота СССР. Не вижу смысла пересказывать. Ни к чему это. Кто захочет, тот сам прочитает. Я веду речь лишь о подобии двух случаев. Разница небольшая, там – море, здесь – суша, там – медведица, здесь – два лейтенантика. Объединяет одно – За Что!

Теперь, непосредственно, о самом происшествии. Вылетали мы на один из полигонов. Надо было запасной комплект блоков привести в порядок. Сели в самолёт. Лететь предстояло недолго, пару часов. Самолётик небольшой – АН – 24. Кто летал на них, помнит, шумный очень. Расположились рядышком. Евреич с дядей Вовой, а я – через проход. Тут дядя Вова посмотрел на Евреича и спросил:

– Вовка, а помнишь про двух лейтенантиков, которым на этом полигоне солдаты месть устроили?

Евреич засмеялся и ответил:

– Такое забыть невозможно! Как они орали! Считай – кувалдой по яйцам получили. Фигурально, конечно.

Увидев моё вопросительно – заинтересованное лицо, Евреич произнёс:

– Не буду томить тебя. Слушай. А то не отстанешь.

 "Была зима. Мы с Вовкой прилетели на полигон. Подготовить место для жилья, условия для работы, сам понимаешь. Жить пришлось в здании барачного типа, деревянном, в два этажа. Туалет, тоже деревянный, на улице. Там, несколько кабинок – "скворечников". Народ тихо возмущался. Мороз, ветра,темнотища, но "ходил" туда. А куда же ещё? Кто – то по ночам банки использовал ,вёдра. По – разному выкручивались. И тут приехали два лейтенантика на переподготовку. Вроде нормальные поначалу показались. Минское инженерное окончили. Там же подготовка сильная. Но этим двоим что – то в головы не довложили, по части этики. Эта пара не стала утруждать себя выходами на улицу по ночам. Они, паразиты, справлять малую нужду стали в лестничный проём. Прямо со второго этажа. На пол подвала. Дикари, ей Богу. И дерьмо кидали туда же, завёрнув в газету. Солдатикам, служащим на полигоне, это жутко не нравилось. А кому понравится сшибать лёд из мочи и отскребать какашки от мёрзлого пола? Вот и терпели бойцы. "Закладывать" не стали. Решили проучить этих неандертальцев по – своему,"технически". Там же рядовой состав, сплошь со средним – специальным техническим образованием служит. Дураков не держат. И вот что они удумали. Подложили лист железа на второй этаж и законтачили его на металлический столб, который служил опорой перил. А на подвальный пол, подставив под него деревяшки, положили другой лист и кинули от него кабель на дизельную установку. И вот ночью, когда дневальный им позвонил в дизельную с докладом, что мол, эта пара вышла для осуществления мочеиспускательного процесса, они "дали" на лист, лежащий на подвальном полу, "щадящую напругу". Вольта в двадцать четыре – не больше…

 Все постояльцы жилых помещений полигона выскочили из своих комнат среди ночи как полоумные! Такой жуткий крик и вой, ещё никто в своей жизни не слышал. Орали дуэтом два оболтуса, держась за свои "шланги", в унисон. Один басовитее, другой фальцетом, но очень громко! Как – будто ТУ – 16 на взлёт пошёл. Волосы на их головах стояли строго в разные стороны, сиречь – дыбом. Глаза выпучены от боли и ужаса, ну прям они воочию увидели персонажей "ужастиков", типа – "милый парень с бензопилой", или какой – нибудь "зловещий мертвец" в обнимку с "восставшим из ада". Зрелище, конечно, впечатляющее. Стукнула дверь внизу (это солдатики "замели следы преступления", убрав железный лист из подвала).

 Наутро только все и обсуждали ночное происшествие. Как и что там было дальше, мы не знаем. Не любят военные подробности в "свет выносить". Одно скажу. Лейтенантиков утром уже не было. Может, сами попросились уехать. Кто знает? Но! Останься они хоть на несколько дней – их бы "заклевали подколками". Вот такая история там произошла. Кстати, баня у них замечательная".

 Евреич закончил своё повествование в полной тишине. Весь самолёт слушал. А про баню он накаркал. Там тоже кое что произошло. Уже в моём присутствии. И по иронии судьбы –  лейтенант, выпускник того же Минского отличился. Но об этом, как – нибудь, в другой раз.

Евреич в шоке

Мы с Евреичем сидели в шезлонгах и потягивали пиво. Не ахти какое, но главное – свежее. И вообще, этот вечер располагал к праздной лени, болтовне и тому подобному "ничегонеделанью". Подошедший дядя Вова, сглотнул слюну и спросил:

– Вовка, а у вас с Юркой на троих пива наберётся? Уж больно вкусно вы попиваете. Не спеша, с лицами такими, одухотворёнными.

Заглянув в наши закрома дядька приуныл:

– Ох, как же неохота топать. Юрка, будь другом, уваж пожилого человека, магазин недалеко. С сопки, вниз, с километр, ну и вверх – столько же. На, держи деньгу.

Протянул червонец. Я спросил:

– Дядь Вов, тебе сколько?

Тут они с Евреичем засмеялись и он выдал:

– Да хоть на все!

Я с сомнением глянул на него и говорю:

– Так это же больше полсотни бутылок! С ума сошёл? Как я их допру? Да и не вылакаешь ты столько. Ну и это, я точно знаю, твоя последняя десятка. Так что, не придуривайся – сколько тебе взять?

Мои дядьки  прекратили смех и Евреич изрёк:

– Соображает юноша наш. Не то, что Славик на Кумбыше. Такое отмочил… Я в шоке был. Помнишь, Вовка?

Когда я вернулся, дядя Вова открыл бутылочку и глотнув, кивнул – "мол, слушай". И начал.

"Мы с Вовкой, Михалычем, Славиком и слесарем, по кличке "Чунга – Чанга", в декабре какого-то лохматого года, застряли на Кумбыше. Туда, в это время, только на вертолёте можно было прилететь. Скука смертная. Мы с Вовкой ушли в баню к военным, а эта троица уж очень выпить захотела. А где взять? Остров в Белом море. И ничего больше. Михалыч извёлся весь. Всех обошёл. Ни водки, ни спирта. Только и было что из многоградусного, одеколон, тройной, в лавке местной. Всё. Михалыч что – то шепнул Чунге – Чанге, тот кивнул – "мол-согласен". Михалыч Славика подозвал и говорит: "Сгоняй в лавку, возьми тройного." А тот И спроси: "Сколько брать?" Ну а Михалыч ему: "Да на все!" Тот кивнул молча и ушёл. А когда вернулся, у Михалыча глаза на лоб полезли. Он действительно принёс "На Все!" А Михалыч ему четвертной дал. Двадцать пять последних рублей. А если учесть то, что один флакон на Севере стоил рубля полтора, вот и считай – сколько Славик притащил. Мда. Извечный русский вопрос-  "Что делать?" В смысле, с таким количеством…

Мы вернулись с Вовкой из бани… Спали в помещении для "партизан". Кровати в два яруса. Плафоны на потолке. Высота от пола до потолка, метра четыре. И видим мы такую картину. Чунга – Чанга прыгает с кровати на кровать, по – верху и головой "играет в футбол", то есть, в прыжке бьёт своей башкой по плафону. Два уже разбил. Стёкла на полу. Главное – ни одного пореза. Михалыч лежит на нижней койке, торчат только пятки и нос. Картина, как в морге. Ни звука, ни движения. А вот когда мы подошли к кровати, на которой лежал Славик, то слегка обалдели. Сам посуди. Лежит наш орёл, раскинув руки, в рваной на груди тельняшке. Он же на подводной лодке служил срочную. Лицо подушкой накрыто. Слышим – стоны, плач, всхлипы. Поднял я подушку… Славиково лицо в слезах, мука какая – то на нём, глаза закрыты, вот рот открыт и этот рот поёт с жуткой тоской: "…когда усталая подлодка, из глубины идёт домой…" И всё это сопровождается подвыванием таким, собачьим, что ли…

 Смеялись мы долго. Как и Славик пел, до слёз. Да, девять пустых флаконов на полу валялось. Наутро Вовка им, на правах старшего, "звездюлину" конечно выписал. Особенно Чунге – Чанге. За плафоны. Ну вот, в принципе, и всё. Так что, видишь, как оно может получится, если не подумал и сделал. Спроси, как ты, к примеру, может и не обожрались бы так".

 Мы потягивали пивко в шезлонгах втроём и улыбались. Вечер был тихий и спокойный. Каждый думал о своём, но… Мне кажется, что у всех в голове была песенка про Чунга-Чангу.

Евреич, дядя Вова и стакан портвейна

 Тряхануло нас основательно. Самолёт резко провалился в воздушную яму. Тихо стало очень. Нехорошая такая, прямо скажем, тишина. Дядя Вова потёр ладонью свой затылок и повернувшись к Евреичу сказал:

– Вовка, ну сколько десятилетий тебе талдычить – не клади тяжёлое на полку над головой! В багаж сдавай! Ты что, опять кирпичей в сумку напихал? Больно же ведь.

 Евреич сидел насупившись и молчал. Понимал – виноват. Он – то, у иллюминатора место себе взял. Дядя Вова по центру, ну а молодняк, в моём лице, у прохода. Так что, Евреичев груз шлёпнулся аккурат в самую серёдку. Точно на седую шевелюру дяди Вовы. После паузы, во время которой Евреич запихал своё добро снова на полку, дядя Вова произнёс:

– А помнишь, как стакан полетел, Вовка?

 Евреич засопел довольно, мол "гроза" миновала и кивнул:

– Как такое забудешь? С ног до головы, весь генеральский мундир окропился.

 Я встрепенулся:

– А где? Какой генерал?

 Евреич, смотря перед собой, произнёс:

– Вовка, ты у нас – классный рассказчик. Так что – прошу. Просвещай молодёжь.

 "Ну, Юрка, слушай. Было это, ну в общем, какая тебе разница. Давно. Рубль с Лениным, юбилейный, в оборот вышел. Мы с Вовкой (тут он кивнул на Евреича) отработали по семьдесят пятому комплексу и собирались домой. С Байконура. А самолёт наш, не совсем готов был. Кому охота торчать и ждать? А тут военные и говорят, что, мол сам Курушин на своём служебном самолёте в Москву собирается и мы вас к нему "на хвоста" и засунем. Только попросили не отвлекать генерала в дороге. В общем – не шляться без надобности по салону. Ну ладно. Загрузились мы в "телегу", в гостевой салон. Сидим тихо. Потом нарды всё – таки достали и стали тихонечко костями греметь. Была у нас с собой одна единственная бутылка "777", три топора, ну ты знаешь, о чём речь. Так вот. Взлетели. Генерал со свитой в своём салоне, мы двое, в гостевом. Решили крылья обмыть. Только я бутылку открыл – бац! – дверца распахнулась и – сам Курушин! В парадном мундире! А я в стакан уже налил. Немая сцена. Он в карман руку сунул и вытащил рубль новый, юбилейный. С Лениным. Бросил на столик и говорит:

– Я тоже участвую.

 Мне как – то не очень хорошо стало. Да ещё в голове завертелось: "Ишь ты, замашки – то у Вас, таааищ генерал, барские какие – то. Добром не закончится."

Только подумал об этом – оно и произошло. В общем, вышло вот что. Генерал медленно подносит стакан к губам, локоть выше эполета – строго! И когда начал стакан – то опрокидывать, тут – то наш самолётик и попал в яму воздушную. Ты физику в школе учил, так что, нечего тебе рассказывать много. Винище из стакана "скакануло" вверх, ну и потом, небольшим потоком, вниз. А руку он дёрнул тоже вверх. Вот и окатил себя и свой парадный мундир портвейном, от макушки и до низу! Вонь сразу от этой бормотухи жуткая пошла. Но он молодцом оказался. Стоит весь в лиловой краске, смеётся и говорит:

– Ну и дрянь вы мужики пьёте! Сейчас что – нибудь получше добудем.

 Ушёл. Мы с каменными лицами. Смеяться или нет. Не доходит пока. Тут дверь опять открывается и снова генерал, с бутылкой коньяка. А за ним адьютант блюдечки с закуской тащит. В общем – долетели весело. Сколько всего интересного друг другу рассказали… И про космонавтов и про то, как на ракетных стрельбах что смешного бывало. А рубль этот я берегу до сих пор".

 Интересно, а как себя бы повёл современный генерал в подобной ситуации?

Евреич с Михалычем выигрывают спор

Они орали вчетвером, как базарные торговки. Два на два. Евреич с Михалычем, представляли гражданскую сторону пари, а лейтенант Саня, с подполковником Сергеичем – военную. Спор был не пустяковый. Вся "фишка" состояла в том, что в гарнизонном магазине озёрного полка бакланов (так называли морскую авиацию) алкоголь стали отпускать строго с 11.00 до 14.00. И всё! Ну а в субботу и в воскресенье – ни – че – го! И что тут бедным летунам и нашим "пэвэошникам" делать, никто и не знал. А Евреич с Михалычем знали.

Поэтому, в субботу утром они заявили военным, что ровно через двадцать часов у них этого "бухла" будет – хоть упейся до "поросячьего визга"! И никак иначе. Военные остолбенели. Ещё бы – такое заявление. Состоялась словесная перепалка, суть которой сводилась к тому, что эти два гражданских придурка возомнили себя чуть ли не "архангелами", а если быть точнее – "докторами -похметологами" и что армия, в лице двух офицеров, "ни в жисть" не поверит в это, потому как, такое бахвальство необходимо подтвердить "жидкими доказательствами", желательно, в большом объёме. Михалыч с Евреичем думали недолго. Собрался "военный совет" четырёх гражданских лиц. Решение было таковым. Один из "молодняка" (посмотрели на меня с напарником) отправится по маршруту – гарнизон – вертолёт – Мурманск – Москва – Симферополь и назад, в обратной последовательности. Евреич созвонился с вертолётчиками, Михалыч звякнул по дальней связи (через военные коммутаторы) в Мурманск и заказал два билета – Мурманск – Москва и обратно. Затем, связывался с Москвой уже Евреич и "выписал" билеты – Москва – Симферополь и обратно. Потом, позвонил в "Контору" и сказал, что выписывает одному из своих починённых "местную командировку Север – Юг". И всё!

Славику выдали: две канистры, ёмкостью двадцать литров каждая, деревянные дощечки для опечатывания "особо ценного секретного груза государственной важности", сама, непосредственно, печать(секретная, с клеймами), деньги и напутствие – не напиваться на Югах!

Вертолёт забрал Славика с грузом и улетел. Оставалось только ждать и считать время. Оппонентам не сказали ничего. Просто объяснили – через двадцать часов их приглашают с предметом, на который они поспорили, к нам в номер, для вкушания "даров Югов" в жидком исполнении и крепостью не ниже восемнадцати градусов. Саня с Сергеичем только весело рассмеялись и сунув "руки в брюки", удалились, напомнив о том, что Михалычевы часы Сергеичу очень подойдут к парадному мундиру. Часы были именные, от Главкома ПВО страны, золотые. Военные поставили на спор тоже часы. С командирского блока кабины наведения. Шикарный хронометр!

Вы бы видели эти две удивлённо – вытянутые рожи, когда я через девятнадцать часов вызвал их двоих по громкой внутренней связи и встретив на улице этих спорщиков, пригласил их к нам на "дегустацию" Крымской Массандры и Крымского же, портвейна!? Они долго не могли поверить и понять всю суть "операции".

Евреич авторитетно заявил, что спорить на подобное с ними, двумя прожжёнными командировочными волчарами, себе дороже. Михалыч добавил, что их с Евреичем знает вся страна и им не составит труда провернуть такую же комбинацию хоть в Антарктиде, потому как они – люди уважаемые и ценимые не только военными. Вот, в принципе и всё.

Евреич о разводах

Трудно понимать в молодом возрасте перипетии семейной жизни. Рановато. Необходим опыт. Пример родителей, конечно, хорошо, но только в том случае, когда в семье царит полная гармония. А кто в неполных жил? А детдомовские? Интернатские? Вот я всё и выспрашивал в тот вечер у Евреича о том, почему наши сотрудники мужеска пола постоянно разводятся. Некоторые по четыре – пять раз за пару десятков лет успели ЗАГСы посетить. Детей наштамповали. Я ещё не слышал истории об отношениях Толика и Хамла. Не знал Потёмкина и Дробязко, которые, как раз и были рекордсменами в нашей Конторе, по части коллекционирования свидетельств о заключении и расторжении брака. Евреич лениво что – то мне долдонил, так, самую малость, о пользе так называемых "командировочных жён", о семейных парах, катающихся вместе по многу лет. Но вот вдруг он усмехнулся и сказал:

– Знаешь, а ведь нам в чём-то повезло. Сам посуди. У нас есть относительная свобода. С ограничениями, разумеется, но всё же. Жениться – разводиться, по нескольку раз, в том числе. Не то, что у военных. Вот, сейчас, мимо нас Серёга, капраз, прошмыгнул. А ведь в историю он в своё время влип – ого – го какую!

 Я достал свой блокнотик (сам и не знал тогда, что мои короткие записи в нём, впоследствие, ой как пригодятся?!), ручку и приготовился делать в нём пометки.

– Серёга получил, как – раз, капраза (капитан первого ранга). Новую квартиру ему дали по этому случаю. Трёшку. В Оленегорске. (Не удивляйтесь тому, что морской офицер служил почти в самом центре Кольского полуострова. До моря далековато. Но была своя специфика). Переехали они с женой и двумя детьми. Обставились. Всё по – людски. Мотался он сюда, на базу в Высокое, на своём командирском "бобике". Жену пристроил работать в гарнизонный магазин. Дети в саду, в городе. Лафа! Но жизнь – штука сложная. Ты уже в курсе, когда всё гладко идёт, жди от судьбы подлянку. Проверочку "на вшивость", так сказать. Вот Серёге и выпал это жребий.

 Приехала новенькая к ним. Вольнонаёмная. Делопроизводство. Машинистка, в общем. Серёга – то, парень видный. Она, тоже не страхолюдина. Симпатичная девка. Ну там, шуры – муры по вечерам в штабе. В общем -з адурил наш капраз. Домой позже стал приезжать. Поддатый часто. Так, в лёгкую, но всё же. По выходным придумывал себе отмазки, чтобы из дома свалить. Классический адьюльтер. Седина в бороду, ему ведь за сорок перевалило. А тут – девка вертихвостка девятнадцатилетняя. Ну, жена, в общем, узнала. Быстро вычислила. Этому дураку по – другому как – то повести себя надо было, а он, наотрез – развод и всё! Как с катушек съехал. А ведь у них, у армейских, сам знаешь, трудное дело, развод. Карьера к чёрту может полететь. По партийной линии взгреют. Не знаю, что у него в голове было, но он добился и суда и делёжки. Не иначе, как ночная кукушка настропалила. Ах да, забыл совсем, он же из Ленинграда. А по дембелю куда он поедет? Правильно – на родину. Видать этой девке в Ленинград, в цивилизацию в общем, уж очень хотелось. Сама, то ли из Апатит, то ли из Кандалакши. Вариант, согласись, верный. Дошло до суда…

 Ну, в общем на суде был театр. Помнишь Чеховского трагика Финогеева? Серёга также себя вёл. Там много образов было. И плачь Ярославны, и сестрица Алёнушка, сидящая у лужи, когда братец козлёнком стал, и Кинг – Конг, биющий себя по груди и издававший рёв самца гориллы в джунглях, самку призывающего. Весь смысл его спектакля сводился к благороднейшему поступку – забрать детей себе. А пацаны его, я тебе скажу, были два вождя краснокожих, причём, погодки эти находились в возрасте Джонни Дорсета. Весь детский сад от них выл и плакал! Мать их только могла держать жёстко, а она, не будь дура и говорит:

– Хочешь детей забрать? Да ради бога! Забирай! Имеешь полное право.

 Всё, попал он. Ему детей присудили. Она даже из их трёшки выехала. Переселилась в гарнизон. Сняла там квартирку. С работы не ушла. В общем – вздохнула девка. Полной грудью свободу вдохнула. Прошло два месяца. В общем, идя домой из магазина, лицезрела отвергнутая жена своего бывшего благоверного, который как Фридрих Гогенштауфен, стоял при любой погоде с опущенной головой и чуть не плакал, вымаливая прощение. Та, вертихвостка – то, за два месяца вдоволь вкусила всех прелестей и удрала. Даже из части уволилась. В итоге – простила жена своего непутёвого. Видишь, как он перед ней скачет – то!? Вот тебе и мудрость женская. Всё просчитала. Молодец, девка!