Что у Марджины слово не расходится с делом, выяснилось сразу же после обеда. Али-баба, собравшийся было вздремнуть часок-другой, развалившись на топчане под виноградником, был выведен из дремотного состояния тем, что его кто-то нещадно теребил за рубаху.
– Мама, дайте поспать! – дернул плечом Али-баба, повернулся на левый бок и почесал одну ногу о другую.
– Мама? Я тебе не мама! – Марджина заправила под платок выбившуюся прядь и вновь принялась трясти Али-бабу. – Вставай, лежебока.
– Отвяжись, дай поспать, – огрызнулся Али-баба, не открывая глаз.
– Не отвяжусь. Вставай и пошли.
– Да никуда я не пойду! Я спать хочу.
– Пойдешь?
– Нет!
– Так, значит? – Марджина опрокинула заранее заготовленную пиалу воды на голову Али-бабы. – Вот тебе.
– Ты что, очумела? – вскочил Али-баба, отирая мокрое лицо ладонью. Сон мгновенно улетучился.
– Извини, но я предупредила тебя.
– Ничего ты меня не предупреждала.
– Предупреждала. Я сказала: «Так, значит».
– По-твоему, так предупреждают?
Али-баба оправил мокрый ворот рубахи, взял тюбетейку и раздосадовано хлопнул ей себя по голове.
– А разве нет?
– Да ну тебя, навязалась тоже на мою голову!
Марджина надула губки и отвернулась.
– Ладно, чего тебе надо?
Али-баба был человеком отходчивым и незлопамятным, а что не дали поспать – так это даже и к лучшему, а то потом полночи глаз не сомкнешь.
– Ты сказал, тебе нужен новый дом, вот я и подумала, что самое время пойти поискать его.
– Про дом сказала ты, а не я. А мне и здесь неплохо живется.
– Плохо. А будет еще хуже, – грозно предупредила Марджина.
– О Аллах всемогущий, зачем ты только создал женщин! – воскликнул в порыве отчаяния Али-баба, сползая с топчана и обуваясь. – Это же сущий…
– Что? – спросила мать, отрываясь от тандыра, в который она закладывала дрова. В руках она держала тяжелую кочергу.
– Нет, ничего, мама, – пробормотал Али-баба. – Пошли, ведь не отвяжешься же, – сказал он Марджине, подтягивая бечеву на вечно норовящих сползти штанах.
– Не отвяжусь, – подтвердила Марджина. В ее глазах плясали веселые, озорные огоньки.
– И где же ты собираешься искать нам новый дом? – спросил Али-баба, когда они вышли за калитку.
– Думаю, надо поспрашивать на базаре, не продает ли кто приличный дом.
– Только не очень дорогой, – сразу предупредил Али-баба. Тратиться на покупку дома, тем более дорогого, у него не было ни малейшего желания.
– Разумеется! Чем дешевле, тем лучше. Мы не богачи какие-нибудь, – произнесла Марджина с презрением в голосе, – и нам вполне подойдет небольшой двухэтажный домик на десять комнат.
– А почему сразу не трехэтажный или четырех? – нахмурился Али-баба.
– Я пошутила, – засмеялась Марджина. – У тебя был такой вид.
– Какой?
– А никакой, смешной. Ты ведь ждал, что я скажу: «двухэтажный на десять комнат»?
– Нет, не ждал, – буркнул Али-баба и сделал вид, будто разглядывает что-то в конце совершенно пустой улицы, заворачивающей вбок.
– Не ври, у тебя не получается.
– Знаю.
– В общем, я подумала, что дом должен быть просторным, с большим двором и обязательно с воротами.
– Воротами? – удивился Али-баба. – Мы всю жизнь неплохо жили и без ворот.
– Плохо жили, – вновь не согласилась Марджина.
– Плохо, – подтвердил Али-баба, уставившись себе под ноги.
– Но ты не переживай, теперь все будет по-другому.
– Покою уж точно не дождешься.
– Покой? Что такое покой?
– Например, когда после обеда можно поваляться всласть на топчане, и тебя никто не тащит смотреть дома.
– Лень это, а не покой. А покой – когда на душе спокойно.
Али-баба удивленно уставился на Марджину, бодро вышагивающую рядом босыми ногами по пыльной горячей дороге, мощеной булыжником. Но ничего не сказал в ответ. По большому счету, она права, и крыть Али-бабе было нечем. Но все-таки как же неплохо было бы сейчас немного, хоть самую малость, поспать.
– Тебе надо купить обувь, – заметил он.
– А разве сейчас зима?
– Нет, но…
– Значит, обувь подождет.
На базаре, как всегда, было шумно и людно. Одни продавали, без устали и жалости к собственным глоткам расхваливая свой товар. Другие покупали, торгуясь до пены у рта. Третьи просто глазели, как продают первые и покупают вторые. Были и те, кому ни до чего не было дела. Они не кричали, не смотрели и ни к чему не прислушивались – они ждали, когда к ним обратятся те, кому потребуются их услуги. То были грузчики, носильщики, арбакеши и те торговцы, чей товар не лежал на прилавках, а хранился в их головах или пыльных бумагах, но при этом стоил очень и очень дорого. К последним-то и направлялись Али-баба с Марджиной.
Лавка одного из скупщиков старья и более дорогих вещей, Акрам-бея, располагалась на самом краю базарной площади, вплотную примкнув к дворцовой стене и богатым домам. Сам Акрам-бей в данный момент сидел на циновке возле своего дома, щурясь на полуденное солнце. По лицу его блуждала безмятежная, благодушная улыбка. В одной руке Акрам-бей держал пиалу с зеленым чаем, а другой довольно и сыто поглаживал внушительный живот, выпиравший из-под новенького халата.
– Спросим здесь, – шепнула Али-бабе на ухо Марджина, когда они приблизились к дому скупщика старых вещей. – Мой отец, пока был жив, часто приносил этому живоглоту всякий хлам, который находил… в общем, находил и все.
– Ты смеешься надо мной? – также тихо отозвался Али-баба. – Да ведь Акрам-бей самый жадный пройдоха на всем базаре.
– Есть и пожаднее. Но, возможно, именно у него найдется то, что нам нужно.
– Ты так думаешь?
– Зачем думать, когда проще спросить, – серьезно ответила Марджина, ускоряя шаг.
Али-баба быстро нагнал девушку и пошел рядом, загребая чувяками пыль. Мимо них проехала арба, груженная домашней утварью и дорогими тканями – кому-то из торговцев везли свежий товар. Али-баба решил от нечего делать проследить за арбой, но та вскоре свернула за угол и скрылась из глаз. Али-баба почему-то расстроился. Он на миг представил себе, как сидит в своей лавке, а арба с товаром подъезжает к нему, и возница…
– Что угодно молодым людям? – гнусавый утробный голос заставил Али-бабу отвлечься от приятных фантазий.
– Салам алейкум, почтенный Акрам-бей! – первой поздоровалась Марджина.
– Салам. Ох, никак Марджина! – обрадовался толстяк. – Давненько вас с отцом не было видно. Как он?
– Вашими молитвами, – сдержанно отозвалась Марджина, решив не вдаваться в подробности личной жизни, иначе вступительная часть грозила затянуться на слишком долгое время.
– Ну и славно. Вы что-то принесли мне?
Акрам-бей пристально оглядел пустые руки Марджины и Али-бабы и даже заглянул за спины молодых людей, вытянув толстую, в красных складках шею.
– Нет, мы хотели бы узнать у вас…
– Узнать? Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул Акрам-бей, пригубив чай. – Я много чего знаю. Я даже знаю, что юношу зовут Али-баба, и ему привалило большое счастье, очень большое.
Толстяк, моргнув, изучающе уставился на Али-бабу маленькими глазками, спрятанными под густыми бровями.
– Слухи сильно преувеличены, – ответила в тон торговцу Марджина.
– Вы уверены? – Акрам-бей оторвал взгляд от смущенного Али-бабы и уставился на Марджину.
– Кому же, как не нам, о том знать?
– Да-да, ты права, – не стал спорить толстяк и завозился на коврике в попытке подняться. – Ну что ж, идемте в дом, там и поговорим. Только…
– Что?
– Чем вы собираетесь платить? Знания стоят денег, а я их у вас не вижу.
– За деньги не беспокойтесь, – заверил жадного торговца Али-баба, опередив раскрывшую было ротик Марджину.
– А сказали, что слухи преувеличены, – покачал головой Акрам-бей и с третьей попытки все-таки поднялся на ноги. – Идемте же!
– На что он намекает? – поинтересовался Али-баба у Марджины, пригибаясь, чтобы не задеть головой низкую притолоку.
– Он намекает, что его знания стоят дорого, неужели непонятно?
– Но…
– Успокойся, его знания – ни дешевые, ни дорогие – нам совершенно ни к чему.
В маленькой комнате, в которую Акрам-бей провел гостей, не было ничего, кроме двух стареньких курпачей. Одна, поновее, судя по всему, предназначалась для хозяина, а другая, изрядно вытертая, – для его клиентов. Давно небеленые и кое-где чуть обсыпавшиеся стены, вероятно, должны были указывать на бедность и непритязательность хозяина. Сам же Акрам-бей считал, что невзрачный вид комнаты меньше отвлекает его клиентов от дела. Ведь богатая обстановка и качественный ремонт в чужом доме, как известно, всегда привлекают внимание гостей и настраивают на размышления о крупных барышах его хозяина. А так сразу видно: Акрам-бей – бедный человек, заботящийся лишь о благе других.
Единственное небольшое окно, покрытое изрядным слоем пыли, давало не очень много света, и в комнате царил полумрак, что тоже было частью хорошо продуманного спектакля по облапошиванию клиентов. Дело в том, что у Акрам-бея имелся один существенный недостаток, и хитрый торговец о нем прекрасно знал: стоило ему заговорить о деле, как глаза его начинали светиться алчным огнем и вообще вели себя, словно зеркало, предательски отражающее все мысли и чувства купца, а в полутьме ничего такого заметно не было.
– Присаживайтесь. – Акрам-бей указал посетителям на старую курпачу с кое-где торчащей из прорех ватой. Сам он уселся на другую, новехонькую, сложил ноги и приосанился, завертев в руках четки. – Я внимательно слушаю вас, – важно произнес он, когда молодые люди расселись напротив него.
– Нас интересует дом, – сразу перешла к делу Марджина.
– Мой дом?! – Кустистые седые брови Акрам-бея взлетели, распушившись, словно иглы на спине дикобраза. – Но я не продаю его, вы ошиблись!
– Вы не так меня поняли, уважаемый. Нас интересует конкретно ваш дом, а вообще.
– Уф-ф, а я-то решил… Значит, вы пришли к бедному Акрам-бею, чтобы он вам продал чей-нибудь дом?
– Именно.
– Но я не занимаюсь торговлей недвижимости, тем более дорогой, – развел руками Акрам-бей. – Это занятие в наше время малоприбыльно. Сами понимаете – налоги, взятки…
– Мы понимаем, но нас не интересует дорогая недвижимость, и нам вполне подошел бы скромный домик с большим двором. Может быть, вы слышали что-нибудь или могли подсказать, где и у кого его можно купить?
– Небольшой домик? – задумался Акрам-бей, оглаживая бороду и разглядывая огромную паутину в дальнем углу комнаты под потолком.
– С воротами, – добавил Али-баба.
– Воротами? – почему-то заинтересовался Акрам-бей.
– Именно, – кивнул Али-баба.
– Ворота – это хорошо. Только…
– Что? – спросил Али-баба, не дождавшись ответа.
– Я торгую вещами, которые пользуются спросом не у всех.
– Поэтому мы и обратились именно к вам, уважаемый, – сказала Марджина.
Акрам-бей долго смотрел на девушку, пытаясь сообразить, что таилось за ее словами, но потом решил, что это просто ничего не значащая фраза.
– Есть у меня один домишко, – с некоторой заминкой произнес Акрам-бей. – Приобрел по случаю, думал, самому пригодится, но… – печально развел он руками. – Сами понимаете, годы уже не те, детей нет, да и куда мне столько домов.
– Что за домишко?
– Домишко-то? А хороший, в общем, с воротами. – Акрам-бей повернул голову к Али-бабе, и тот удовлетворенно кивнул. – Кстати, а зачем вам обязательно ворота?
– Нужны, – лаконично пояснила Марджина.
– Ну да, ну да. Значит, домик и обязательно с воротами. – Акрам-бей вновь потеребил бороду. – Как я уже сказал, он мне не нужен, и я бы отдал его вам за чисто символическую плату, чтобы покрыть свои издержки. Скажем, за тысячу динаров.
– Вы шутите!
– Почему шучу? – моргнул Акрам-бей. – Я ведь не дыню вам предлагаю, а дом!
– Мы понимаем, что вы не торгуете дынями. И все же цена слишком высока.
– Но зато там есть ворота! – воскликнул Акрам-бей, что, с его точки зрения, было решающим аргументом, ведь не зря же Али-баба так жарко говорил о них.
– Отличные ворота, почтеннейший Акрам-бей, можно вставить в любой забор всего за десять-пятнадцать золотых. Пошли, Али-баба.
Марджина взяла за руку ничего не понимающего Али-бабу и, поднявшись с курпачи, потянула за собой.
– Но… – начал было юноша, нехотя приподнимаясь.
– Пошли! – шикнула на него Марджина, широко распахнув глаза. – Всего доброго, уважаемый.
– Я не понимаю, – произнес Али-баба, когда они оказались на улице под лучами палящего солнца. – По-моему, неплохая цена для большого дома.
– Вот именно, ты не понимаешь. Подождем немного.
– Чего?
– Сейчас увидишь.
Марджина прислушалась к чему-то, потом вновь решительно потянула Али-бабу за руку, устремляясь прочь от дома торговца старьем.
– Постойте, молодые люди! – крикнул им вдогонку возникший в дверях дома Акрам-бей. – Куда же вы так быстро ушли?
– Мы решили поискать в другом месте, – бросила через плечо Марджина. – Идем, Али-баба!
– Идем. – Юноша, начиная догадываться, в чем тут дело, решил подыграть девушке.
– Вернитесь, прошу вас! Мы все обсудим.
– Хорошо, – Марджина внезапно остановилась. – Но если вы опять заговорите о нереальных суммах…
– Нет, нет, что вы! Вы деловые люди, теперь я это хорошо вижу, – поспешно согласился Акрам-бей.
– И вы нам расскажете все как есть?
– Не сомневайтесь!
– Ну что ж, мы готовы вас выслушать, – поразмыслив, вернее, потянув время, согласилась Марджина. – Пойдем обратно, Али-баба.
Они вернулись в дом. Марджина, опередив хозяина, уселась на его курпачу. Акрам-бей нахмурился, но решил не связываться с девушкой и опустился на драную гостевую.
– Мы внимательно слушаем вас, уважаемый, – подбодрила Марджина мявшегося в нерешительности Акрам-бея.
– Э, ладно, слушайте же! Дом я приобрел недорого по случаю – он и вправду большой и удобный. И с воротами!
– Мы уже поняли. Дальше, пожалуйста, – нетерпеливо потребовала Марджина.
– Вы, конечно, помните историю с муллой, которого нашли мертвым в собственном доме? У него еще был такой противный голос, что мухи дохли на лету.
– Да-да, как не помнить, – встрепенулся Али-баба. – Кажется, его звали Зариф-ако!
– Так и есть! – подтвердил Акрам-бей. – Это его дом.
– Но что с ним произошло? – спросил Али-баба. – Поговаривали, будто муллу убили именно за противный голос.
– Всего лишь слухи. На самом деле… – Акрам-бей зачем-то огляделся по сторонам и, наклонившись вперед, перешел на шепот. – На самом деле его нашли бездыханным и обескровленным. Но это страшная тайна!
– Как так, обескровленным? – не поверил скупщику Али-баба.
– Очень просто. Когда муллу обнаружили соседи, тот был бледен, словно его отбелили всего мелом, и сух, как мертвое дерево.
– Какой ужас! – воскликнула Марджина, прикрыв ладонью рот.
– Вот именно, – согласился Акрам-бей. – Но я узнал обо всем позже, вернее, слишком поздно… Нет, лучше я расскажу обо всем по порядку. Дело в том, что Зариф оставил завещание, по которому дом и все, что в нем находится, отходило его племяннику, имя которого он по старости лет запамятовал, но помнил адрес – племянник жил в другом городе. И как только Зариф предстал перед Аллахом, наш кади, согласно завещанию, сразу послал за племянником муллы. Тот явился, как только узнал о кончине своего дорогого дядюшки, но в город он прибыл поздно вечером, и утверждение завещания отложили на утро следующего дня, а утром…
– Что? – Али-баба облизнул пересохшие губы.
– Утром, – продолжал Акрам-бей, выдержав трагическую паузу, – молодого человека обнаружили в той же комнате и в том же состоянии, что и муллу. Кади, разумеется, испугался, что его могут обвинить в попытке присвоить себе богатый дом через убийство, и его люди тайком похоронили племянника. Но оставалось завещание, которое жгло кади руки. Разумеется, ничто не мешало уничтожить бумагу, выждав положенный срок, – вдруг да и объявится другой наследник. Но кади, мой большой друг (вернее, он раньше был мне другом!), поделился со мной своими сомнениями. Он сказал, будто, племянника так и не нашли, и спросил моего совета, как быть с завещанием, будь оно неладно!
Акрам-бей сжал кулаки, но также быстро взял себя в руки.
– Я предложил выкупить у него завещание; кади согласился. В завещание нужно было лишь вписать имя нового владельца, что я и сделал. Но я тогда ничего не знал, за что едва не поплатился жизнью. Я уже намеревался переехать в свой новый дом, когда меня внезапно отвлекли важные, неотложные дела, и в дом я отправил двух слуг, чтобы они навели там порядок, пока я буду отсутствовать. А на следующий день…
Акрам-бей всхлипнул, утирая слезы похожими на сардельки пальцами. Марджина с Али-бабой молчали, ожидая продолжения печальной истории.
Шумно высморкавшись в платок, Акрам-бей продолжил:
– На следующий день слуг обнаружили обескровленными и растерзанными. Вы не представляете, как я перепугался. Слуг, конечно, мы похоронили тайно, но в дом больше никто не хотел идти. Да и кто захочет идти на верную смерть? Не иначе как в проклятом доме поселилась нечисть, и я даже догадываюсь какая. И когда в нашем городе пропадает человек, я каждый раз не могу всю ночь сомкнуть глаз, представляя себе, где его могут обнаружить.
Акрам-бей замолк, повесив голову. Марджина с Али-бабой переглянулись.
– А самое противное, дом вот уже десять лет вытягивает из меня деньги. Я должен платить налоги, хотя и не живу там.
– Мы купим его, – вдруг сказала Марджина.
– Ты с ума сошла! – воскликнул Али-баба, отшатнувшись от девушки. – В тебя, верно, вселился сам шайтан.
– Правда? – с надеждой спросил Акрам-бей.
– Шайтан в меня не вселился, но мы его покупаем.
– Нет! – замахал руками Али-баба.
– Да! – настойчиво повторила Марджина. – Сколько вы за него просите?
– Я отдам его вам бесплатно! – мгновенно приободрился Акрам-бей. – Всего за каких-то пятьсот монет!
– Вы не в своем уме, почтеннейший. Дом с нечистью за пятьсот золотых?
– Да-да, что я такое говорю… Забирайте за триста!
– Пошли, Али-баба.
– Нет, стойте! Двести… Сто пятьдесят!.. Сто!.. Даром, даром отдам, клянусь Аллахом! Только умоляю, избавьте меня от этой напасти, – стоная, уткнулся головой в пол Акрам-бей, что при его огромном животе было не так-то просто проделать.
– Договорились, – остановилась в дверях Марджина. – Зовите кади. Новым наследником муллы будет Али-баба!
Спешно посланный за судьей слуга, чтобы Марджина ненароком не передумала, вернулся в сопровождении хмурого кади. Тому дом муллы тоже стоял уже поперек горла – вдруг да и всплывут его черные делишки. С какой огромной радостью кади быстро, но аккуратно, затер имя Акрам-бея и вписал на его место имя Али-бабы. Кади настолько воодушевился, что решил потребовать с Али-бабы положенные за оформление бумаг деньги, но присмирел под суровым взглядом Марджины и Акрам-бея. В конце концов, махнув рукой на деньги – ведь все так удачно разрешилось, – кади пожал руку бледному Али-бабе, поздравил его с приобретением, сухо распрощался с Акрам-беем и спешно покинул дом старьевщика, сославшись на неотложные дела. Наконец-то у него свалился камень с души, и если новый «наследник» отдаст концы в проклятом Аллахом доме, то какое кади до этого дело?
Али-баба, вертя в руках бумагу, которая буквально жгла ему пальцы, понуро плелся за Марджиной. Не было ему радости и покоя. И зачем он только послушал противную и явно безумную девчонку? Что ему теперь делать с домом, полном нечисти? Жить там невозможно, продать – не продашь, а случись что в доме, так еще и обвинят именно его, Али-бабу.
– Чего нос повесил? – спросила Марджина. – Ты радоваться должен – купил такой дом задешево.
– Вот именно, что «такой», – проворчал Али-баба. – Не надо было мне тебя слушать.
– Сильный мужчина, а нюни распустил.
– А ты бы не распустила? – напустился на нее оскорбленный Али-баба. – Не распустила, а? Подсунула мне рассадник нечистой силы, чтоб он провалился вместе с тобой!
– Ты, главное, громче кричи, а то тебя еще на том конце города не слышали.
Марджина уперла кулачки в бока. Али-баба замолк, пугливо озираясь по сторонам, но прохожие, занятые своими разговорами и мыслями, не обращали на молодых людей никакого внимания.
– У меня есть одна задумка, – сказала Марджина, поправляя платок.
– Что еще за задумка? – нахмурился Али-баба.
– Позже расскажу. А сейчас нам просто необходимо зайти на базар и кое-что прикупить.
– Ты права, уже нужно начинать готовиться к поминкам.
– Какой ты… – Марджина недоговорила, поджав губки.
– Какой? – с вызовом спросил Али-баба.
– А такой – боишься всего!
– Ничего я не боюсь!
– Тогда пошли, у нас куча дел до ночи.
– А что будет ночью? – осторожно уточнил Али-баба, ощутив невольный озноб во всем теле, несмотря на нестерпимую жару.
– Ночью произойдет изгнание шайтана, но с таким помощником, как ты, оно вряд ли удастся, – сказала Марджина, придирчиво приглядываясь к Али-бабе.
– Ты точно с ума сошла! – взмахнул руками Али-баба, словно отгонял от себя приставучую мошкару. – Изгнать нечисть…
– А почему бы и нет? – засмеялась Марджина.
– Впрочем, мне твоя затея нравится, какой бы она ни была безумной, и что бы из нее ни вышло, – добавил Али-баба после недолгих колебаний.
– И?
– И я иду с тобой.
– Шеф! – Ахмед, держа в пальцах небольшую бумажку, подбежал к сидящему у затухающего костра главарю. Махсум не откликнулся, продолжая ковырять длинной палкой в углях. – Пришло послание от фраера.
– От кого? – переспросил Махсум, не отрывая взгляда от маленьких, робких огоньков, скачущих по раскаленными углям.
– Да от Мансур-ако!
– А, – безразлично отозвался Махсум, даже не обернувшись. – И что пишет?
– Рано утром из города выходит богатый караван, и Мансур-ако требует, чтобы мы его перехватили.
– Требует?! – вскочил на ноги Махсум. – Да как он посмел требовать у нас, у таких крутых разбойников? Нас можно просить, умолять, но требовать – это откровенно хамство!
– Что с вами, шеф? – Ахмед, никак не ожидавший подобной бурной реакции на совершенно обычное послание, был изрядно удивлен.
– Тоже мне, пахан выискался, распушил пальцы веером! Мы ему не холуи какие!
– Да, – осторожно поддакнул Ахмед.
– Козырной фраер, тоже мне! – разошелся не на шутку Махсум. – Сявка базарная! Раззявил хайло, как болтун вокзальный.
– Да! – повторил Ахмед, восхищенно поедая глазами главаря. – Вы, как всегда, правы, шеф!
– Да ну тебя, Ахмед. – Махсум внезапно повесил плечи и вернулся к костру. – Все у тебя «да».
– А разве нет?
– Уйди, Ахмед, я в печали, – отмахнулся Махсум от разбойника дымящейся палкой. Палка шурхнула, прочертив в воздухе огненную дугу.
– Но что передать фраеру?
– Передай… А-а, что хочешь, то и передай.
Ахмед отошел от Махсума и тихонько спросил у Шавката, копавшегося в дорогих тряпках:
– Чего это с ним?
– Не знаю. Он уже весь день сидит какой-то опущенный. Никого видеть не хочет, и слышать тоже, – на мгновение оторвался Шавкат от устроенной им внеочередной ревизии и сразу же продолжил прерванное любимое занятие.
Ахмед только плечами пожал. Дотопав до ожидавшего у входа в пещеру гонца, Ахмед поднял голову и неуверенно повертел в пальцах записку.
– Так что передать моему господину? – спросил гонец, которому никак не терпелось как можно скорее покинуть разбойничье логово. Слишком неуютно здесь было, да и обратный путь неблизкий.
– Передай ему… – Ахмед наморщил лоб, силясь построить фразу в духе Махсума. – Передай ему, что пахан не так крут, как кумекает, и пусть шлет ксивы без наездов – мы ему не холуи. А дело будет на мази.
Гонец повращал глазами, не поняв ни слова из сказанного. Повторить, а тем более запомнить подобное, ему было просто не под силу.
– Знаешь, ты лучше напиши что сказал, – попросил он, – а то я еще чего-нибудь позабуду или напутаю случайно.
– Эх ты, чудила! И чему тебя только в медресе учили? – вздохнул Ахмед, присел на камешек и принялся выводить грифелем на обороте записки. Гонец терпеливо ждал. – На! – Ахмед поднялся с камня и протянул гонцу сложенную вдвое записку. – Передашь лично в руки. Если что – съешь!
– Все как обычно. – Гонец спрятал записку в сапог и поворотил коня. – Делать мне больше нечего, как жрать твою писанину, разбойная морда, – проворчал он, отъехав на приличное расстояние.
Ахмед тем временем вернулся в пещеру и подсел к Махсуму. Тот все еще отрешенно ковырял палкой в углях.
– Что вы делаете? – полюбопытствовал разбойник.
– Картошку пеку.
– Зачем?
– Чтобы съесть, зачем же еще!
Ахмед только теперь заметил торчавшие средь углей опаленные жаром, почерневшие бока картофелин средней величины.
– Есть? Такое черное? – усомнился он, поглядывая то на картошку, то на главаря.
– Ты что, печеной картошки никогда не ел?
– Нет, – повертел головой Ахмед. – И знаете, что-то не особенно тянет.
– Дурак ты – это же вкуснятина!
Ахмед ничего не ответил. На его взгляд, мясо, зажаренное на углях, выглядело гораздо аппетитнее, нежели обугленная картошка. Да и на вкус явно не сравнить.
– Ахмед! Ахмед, где ты? – донесся встревоженный голос одного из разбойников, которого звали Азиз.
– Я здесь! – вскочил Ахмед, хватаясь за саблю.
– Ахмед, новенький… Касым… он сбежал!
– Как сбежал? – взревел Ахмед.
– Вот так, – показал разбойник, двигая двумя пальцами.
– Я тебя не о том спрашиваю, болван!
– А о чем же? – Разбойник выглядел крайне озадаченным.
– Я спрашиваю: почему ты не задержал его?
– Он сказал, что ему нужно… кхе, кхе, – откашлялся в кулак разбойник. – Ну, вы понимаете.
– Догнать! Вернуть! – взмахнул Ахмед саблей, сверкнувшей в пламени костра кровавым отблеском.
Разбойник едва успел втянуть голову в плечи, как сабля, описав полукруг, прошлась у него над головой.
– Слушаюсь, Ахмед! – Разбойник подхватился и бросился к стоявшим у выхода коням. – За мно-ой! – крикнул он товарищам на бегу.
– Эх, шеф, говорил я вам, нужно отрубить ему башку! Просто нужно и все тут, а вы… Э, да что теперь говорить.
Ахмед опустил саблю и обернулся к Махсуму, спокойно чистившему дымящуюся картофелину.
– Делай что хочешь, – ответил Махсум, отколупывая с картофелины угольки и дуя на пальцы. Ему уже было решительно на все наплевать.
Ахмед только рукой махнул и побежал к своему коню, на бегу убирая саблю.
…Касым долго придумывал, как бы отвязаться от разбойников и остаться в живых. Становиться разбойником ему хотелось не очень, вернее, совсем не хотелось – страшно, утомительно и можно лишиться головы ни за что ни про что, как бедняга Абдулла. Случай попытаться бежать выдался лишь поздним вечером, когда утомленные дневными заботами разбойники были заняты ужином. На часах у распахнутой двери пещеры стоял лишь простоватый Азиз.
Касыму Азиз доверял – как не доверять человеку, которого главарь лично посвятил в разбойники. Но еще у Азиза был четкий приказ Ахмеда: следить за новеньким в оба глаза и никуда не отпускать одного. Касым же постоянно вертелся возле выхода, что сильно раздражало Азиза, которому уже давно хотелось перекусить и отдохнуть, а он должен был следить за этим боровом.
– Чего ты тут бродишь? – не выдержал Азиз, когда Касым в десятый раз вышел «подышать свежим воздухом». – В пещере такой же воздух, как и снаружи. Иди туда.
– Нет, там другой воздух. И вообще, разве мне запрещено выходить из пещеры?
– Не запрещено, но и делать тебе здесь нечего.
– А если я хочу того…
– Чего – того?
– Ну, того, по большому? – Касым переступил с ноги на ногу, показывая, как ему невтерпеж.
– Это другое дело, – согласился Азиз. – Иди вон за камень!
– Знаешь, я не привык у всех на виду. Лучше я вон за те кустики отойду.
Касым указал пальцем на кусты, росшие возле самого спуска в ущелье.
– Подумаешь, какой стеснительный! Ладно, иди.
– Ох, спасибо тебе, Азиз! – Касым припустил к кустам, держась за живот и сгибаясь едва ли не пополам. Азиз подумал и заспешил за ним следом. – Ты куда? – испугался Касым, заметив, что разбойник не отстает от него ни на шаг.
– Я тебя покараулю, а то вдруг на тебя кто-нибудь нападет в темноте.
– Да кто на меня здесь может напасть?
– Не знаю, но я лучше подожду. Ты делай свое дело, я не смотрю.
– Послушай, я так не могу! Ты дашь мне спокойно справить нужду или нет?
– Разве я тебя трогаю?
– Трогаешь! Я не привык так. Не могу я, понимаешь ты? У меня ничего не выходит!
– Запор, что ли?
– Какой запор! Просто я стесняюсь.
– Ладно, – сдался Азиз. – Только давай недолго, а то Ахмед увидит, что нас нет, и шум поднимет.
– Я быстро, обещаю!
Касым полез в кусты, производя шуму не меньше, чем медведь, расчищающий себе дорогу в непролазной чащобе.
Азиз ухмыльнулся и неторопливо направился к пещере, все время оборачиваясь и прислушиваясь. В кустах было тихо, и ни один листочек на их ветках не шелохнулся. Азиз прошелся туда-сюда и опять прислушался – что-то слишком долго Касым там сидит. Разбойник уставился на кусты, пытаясь разглядеть в вечернем сумраке сквозь сплетение веток внушительную фигуру Касыма.
– Эй, ты там долго еще? – позвал он. – Давай уже, вылезай.
Тишина.
– Слышишь? Я сейчас сам пойду и вытащу тебя оттуда.
Вновь ни звука, ни шороха.
– Я уже иду! – Азиз, ругаясь про себя, направился к кустарнику, и чем ближе он подходил к нему, тем больше его одолевала неясная тревога. – Эй, Касым, где ты? Касым!
Азиз пнул ногой ветки, затем быстро раздвинул их руками. Касыма в кустах не было.
– Ох! – схватился за голову Азиз, не зная, как поступить: то ли бежать за этим предателем Касымом, то ли немедленно сообщить Ахмеду очень и очень неприятную новость.
Бежать вдогонку за Касымом одному Азиз не видел никакого смысла, тем более если он все-таки не догонит беглеца, тогда уж точно голове Азиза больше не носить чалмы. И потому Азиз, решив не брать на себя лишней ответственности, понесся к правой руке главаря – пусть тот решит, как надлежит поступить.
Темнота быстро сгущалась, и Касым, петляя меж чернеющих на фоне неба глыб, словно ополоумевший от страха заяц, несся вниз к реке. И удивительно дело, чем дальше он удалялся от пещеры, тем больше вспоминал, будто с памяти лохмотьями сползали целые куски укутавшего разум покрывала. Сначала в памяти всплыло имя брата – Али-баба! Вот кто ответит Касыму за все страдания, выпавшие на его долю, когда он доберется до дому. Потом вспомнилось имя жены, и Касыму вдруг расхотелось возвращаться домой – пропадал целый день, ни одного мешка золота не добыл, да еще и двух мулов вдобавок потерял. За одно это Айгуль с него три шкуры живьем спустит! Касым даже остановился, терзаемый сомнениями, не вернуться ли и вправду к разбойникам. Но тут в ночи послышались рассерженные голоса и дробный топот конских копыт. Касым, подобрав полы халата, побежал дальше. Если разбойники его поймают, то неизвестно что еще будет хуже – Айгуль со своим проклятым длинным языком или ненормальный зверь Ахмед с острой саблей.
Река уже была совсем рядом. Касым слышал, как шумят, перекатываясь по камням, ее бурные воды. Только бы не свалиться впотьмах в реку, только бы…