Раннвейг Ингольд. Северная Сага

Трактирщица дернулась, и на ее рыхлом лице проступил румянец. Она поджала губы и принялась протирать пыльную поверхность стойки, да так рьяно, что старик чуть было не рассмеялся. Достав трубку, он набил ее свежим табаком и затянулся.

Женщина налила ему еще эля и ее суровое гарпической лицо смягчилось.

– За счет заведения, рыцарь. Мужчины слабы. Напялят доспехи и кичатся своей напускной силой. А как проявить себя в словесном поединке с женщиной – так все, сдуваетесь. Нету настоящих мужчин, бабы куда выносливее пошли…

– А ты не пробовала бороться с ними не словами, а… – он кивнул на ее бесконечное декольте. Трактирщица заулыбалась.

– Поздно мне уже этим завоевывать мужчин. Женщина хочет быть слабой и зависимой. Но хрен ты найди такого храбреца, с которым можно расслабиться и не бояться за свое… эмм… достоинство и гордость. Мои дочки ушли в армию принца айдарского, так как не могли найти защиту у мужей, что посягались на их руку. Они боятся… просто боятся, дурак ты старый! А айдар заботятся о своих воинах, как о диких цветах. – …И отпускают их воевать наравне с мужчинами… – закончил за нее рыцарь и прищелкнул языком. – Хороший принц, ничего не скажешь. – пухлогрудая женщина усмехнулась.

– А что вы можете нам предложить? Любовь? Не смеши меня, старик. Каждый брак – это расчет. Женщины несчастны в нем. Родители выдают нас за нелюбимых, нелюбимые нам изменяют, обижают, не ценят. Мы рожаем детей и пытаемся найти утешение в них, и жизнь становится легче.…Но холодными вечерами ты садишься за пряжу или вышивание, смотришь на играющих малышей и видишь в их лицах насмешки, черты его.… Того, кто сделал твою жизнь адом. И выхода нет…

– Подожди, подожди, вот понеслась ныть, курица ты окаянная! Слышал бы тебя тот парнишка с лютней! – старый рыцарь охмелел и засмеялся, но реплика его затронула. Трактирщица горько улыбнулась и налила себе воды из кувшина. – А вы не пробовали полюбить этого человека? Быть может он и вас полюбил бы тогда.

– Слишком поздно, старый ты дурак, – спокойно отозвалась женщина, глядя, как открылась дверь «Стылого приюта». Моего мужа давно забрал Бог Соленого моря Сирион. А лучше бы забрали демоны! И я счастлива, что так рано. Хочешь слышать о любви? Поинтересуйся лучше у той прихожанки с луком, что она думает о пресловутой любви. Она куда моложе меня.

Обои, они повернули шеи на Раннвейг, уверенно направлявшуюся к ним. «Не местная», – понял рыцарь по снаряжению, предназначенному для охотников и лесных воинов. «Не замужем» – мелькнула догадка у толстой женщины. «Или северянка с мужем-тираном. Иначе, зачем ей доспехи…»

Девушка несмело окинула взглядом трактир из-под опущенных ресниц, утерла пот со лба, подошла к стойке и устало опустилась, внезапно потеряв интерес к этому месту.

– Я могу поесть у вас? Так хочу есть, наверное, съела бы волка. Даже двух. И еще воды, или чай, что вы тут подаете?

Женщина нахмуренно оглядела весь ее поникший облик, заметила пыльную обувь, мешки под глазами и вроде немного оттаяла. Все бабы завидуют друг другу, и нет сильнее зависти женщины старшей красоте и молодости младшей.

Но потухшие глаза пухлогрудой трактирщицы мягко заблестели. Быть может, она увидела в ней свою дочь или себя в молодости, сам черт не разобрал бы, но она, молча, скрылась на кухне и в ту же секунду принесла ей горшочек густой дымящейся картофельной похлебки, баранину с фасолью и большой кувшин компота. Усталая девушка заметно повеселела и, поблагодарив хозяйку, принялась живо уминать еду, будто не ела неделю. Старик-рыцарь усмехнулся, не скрывая любопытных глаз. Он переглянулся с хозяйкой и губы его растянулись в полуулыбке.

– Что за обед, милочка, без бокала вина или эля? Или ты все еще малый ребенок? Нацепила доспехи и вступила в ряды трезвенников? Женщины любят вино, ибо оно вызывает за собой чудные события, коими многие дамы похвастать на трезвую голову не могут. Ты кушай, я не обижу тебя. Уж слишком я стар, – старик приложился к стакану и, крякнув, вытер губы рукой. Девушка скорчила недовольную гримасу и снова накинулась на похлебку. Лицо ее добрело с каждой минутой и, выпив темно вишневый компот, она откинулась на спинку стула, тяжело дыша и поглядывая на толстую хозяйку.

– И что же за чудные события грядут после вина? – чуть хриплым голосом спросила она.

– Ты точно как малое дитя. Сколько тебе? И как тебя звать? Это точно стальной кинжал? Или ты везешь его в подарок племяннику. Вино пробуждает чувства, мысли, очищает разум. Ты сразу расставляешь приоритеты по тем местам, которые требует твоя душа, а не правила. Вино – это душа, это звук, идущий из самого сердца. Поэтому не стоит разделять принятие вина с теми, с кем ты не готов делиться звуками сердца.

«Пей вино, не думай о завтрашнем дне…»

Раннвейг ничего не ответила – ее рот был занят бараниной. Тут вмешалась хозяйка:

– Не пей, деточка, ты молода, а вино вызывает привыкание. Ты уйдешь в мир грез и фантазий, как только пристрастишься к красному… Оттуда не возвращаются… Многие мои знакомые и подруги сгинули во тьме, забываясь в этом напитке. Все хорошо в меру.

Стойка чуть пошатнулась. Дева вздрогнула и украдкой покосилась на своих собеседников.

– Боюсь, мне придется, – вздохнула она. – Иногда стоит выпить, чтобы не обидеть человека или выразить ему свое почтение.

Старик радостно подхватил эту мысль.

– Правильно говоришь, чужестранка! Обрадуй же старого рыцаря, выпей с ним за павших товарищей и за нового короля! – он взмахнул столовым ножом, напугав пухлогрудую. «Старый черт», – пробормотала она, вытирая стойку. Но девушка как-то отрешенно посмотрела на пожилого воина своими льдистыми глазами и произнесла:

– Вы хороший человек… Наверное… От вас мне ничего не нужно. Но знаете… Мне придется пить с врагами, сохраняя при этом ясность ума. Это нелегкое дело, ведь тогда, как вы говорите, я разболтаю все свои фантазии и сокровенные тайны. —Дева со звоном опустила пустой кувшин. – А их у меня немало.

– Все девушки хотят прослыть таинственными и загадочными, – сказала пухлогрудая. – Но женщины совершают ошибки, когда открывают их другим. – Девушка улыбнулась. – Я могу наговорить вам любой ерунды, и вы мне поверите. Но если я выпью вина и расскажу вам то же самое – вы усомнитесь в ее правдивости.

Это отличное оружие, им надо пользоваться.

– Я запутался, – ответил старик. – Все бабы говорят на другом языке, понятном только им самим. Ты главное, милочка, не забывай, где жизнь, а где фантазии. Вдруг сорвешься и тебя раскусят. Тогда, чего доброго, повесят, распнут или упаси боги, выворотят суставы. У тебя вроде хорошие, красивые колени. – Раннвейг передернулась. Ей вдруг показалось, что все знают о ней. Надо было сменить тему. – А за какого еще нового короля вы хотели выпить? Чем вас старый не устраивает?

«Только какой король? Или королева?»

– За будущего короля. Король – тот, кто любит свой народ. А этот любит только себя, наряды и поездки на охоту. Агварес хорош, но, увы, богат. Это сказывается на его образе жизни и отношению к бедным жителям Айдар! Я всегда буду пить только за будущего нового короля, ибо меня тешит надежда, что будет лучше прежнего…

– Как глупо, – задумчиво отрезала Раннвейг. Старик в гневе стукнул кулаком по столу, что все в трактире вздрогнули. Хозяйка торопливо подняла с пола упавшие деревянные ложки. Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь сдавленным чавканьем едоков. Синеватая жилка на лбу рыцаря запульсировала, что свидетельствовало о явном неудовольствии.

– Будь ты мужем – я бы пощекотал тебе горло кинжалом. – насуплено произнес старый обиженный рыцарь, отворачиваясь к кувшину с вином. – Женщины пошли сейчас шибко умные: то ли власти захотели, то ли славы… Раньше такого не было…

– Женщины и сейчас идут в обмен на мешок золота или пару десятков коров, – прервала его Раннвейг. Ее ноздри чуть раздулись от негодования, но она дышала спокойно. – Расскажи лучше мне, всемудрый доблестный человек, что сейчас происходит на Севере? Быть может, я отсыплю тебе пару медяков на вино и ужин, если удовлетворишь меня ответом.

Снова повисло напряженное молчание, и толстая хозяйка поспешила на кухню, проверять, готов ли пирог для новых постояльцев – уставших плотников из соседней деревушки у моря, пропахших солью и потом.

Рыцарь в железных доспехах угрюмо молчал, глядя куда-то в пустоту, будто и позабыл, где он и с кем. Казалось, что в его седой голове роился целый ворох назойливых, не совсем приятных мыслей.

Раннвейг вздохнула, чувствуя песок в глазах, и допив компот, встала из-за стойки, оправляя застежки на кожаных наручах. «Нет, так нет. Пойду спать. Иначе провались оно все. Как же я объелась»…Нижняя губа старика чуть дрогнула, и он небрежно бросил вслед девушке:

– Воевать – не женское дело, голубка. Север жесток для хорошеньких пташек. Одна ты не справишься с этим миром войн и распрей, насилия и издевательств. Найди себе друзей, пусть даже среди врагов. Поучись хитрости, природа дает нам многое, но мы не прислушиваемся к ней.

Найди себе защиту… защитника… неважно… любовь или нет. Гораздо лучше ведь быть живой, чем гнить в земле, верно? Мужи не ценят красоты, что их окружает. Сорвать прекрасный цветок, смять его лепестки и втоптать в уличную грязь – вот, что ждет тебя, если ты не станешь такой, как лисица или волк, а лучше – опасная волчица… И поменьше подтруниваний и едких шуток. У северян плохое чувство юмора. Эта жирная лошадь Эрика отбила им своим молотом все мозги… Но ты видно, не северянка… – с надеждой осведомился как бы невзначай старик.

Сжатые губы Раннвейг тронула горькая улыбка. Она немного помешкала, поглядывая по сторонам, и тихо сунула в ладонь старика мешочек с золотом.

Это было все ее золото.

Глава 6. Кеннет

Над высокими каменными шпилями, тянущимися ввысь, к серому, грязному небу веселые и щебечущие птицы давно не кружат; вороны, поселившиеся здесь много сотен лет назад, склевывают заблудших пташек и вьют гнезда над стрельчатыми окнами, подальше от человеческих глаз. Промозглый осенний ветер сбивает с толку не только людей, но и животных. На прогнившей бурой траве покоится первый снег, еще совсем робко покрывающий листву и замерзшую истерзанную землю.

Истерзанную войнами и обагренную бесконечными потоками крови и слез.

Чистый снег, девственно-прозрачный иней по утрам скрывает истинную страшную правду этих суровых мест, где много лет не было слышно пения птиц. Только хриплое карканье отощавших ворон. Из-за тяжелых каменных ворот, отлично укрепленного замка, доносились пронзительные, невыносимые женские крики и вопли, а после предсмертные хрипы, сменяющиеся всхлипываниями и оглушительными стонами, распугивающие пушистых рыжих бельчат на сосне. Складывалось впечатление, что дюжину женщин пытали раскаленным железом или выворачивали им суставы.

Но тут все разом затихло. Где-то вдали жалобно завыл волк. Нарушенная тишина вновь приобрела забытый покой, и легкие снежинки будто застыли в воздухе, тихо опускаясь на землю безжалостных северных владык.

На стоптанной тропинке едва различались чьи-то широкие следы.

К каменным воротам направлялся человек в плаще с капюшоном из лисьего меха. Он брел устало, натыкаясь на корни деревьев, безразлично оглядывая мрачные башни и солидные укрепления столицы северного города. За ним тянулась тонкая струйка темно-багровой крови, которая нарушала живописный пейзаж осеннего леса, подернутого легким снежным покрывалом.

Розоватая утренняя заря только вступала в свои права, сменяя густые ночные сумерки.

Человек, шатаясь, кулаком постучал по заледенелым воротам, пытаясь своим дыханием согреть окоченевшие руки. Сзади него поднималась метель, вздымая давно опавшие мокрые листья, вперемешку со снегом. Словно крадущийся дикий зверь, приближалась она к человеку, то замедляя, то ускоряя свой путь над землей. Раздался скрипучий шорох, и тяжелые ворота, застонав, нехотя отворились.

Человека в лисьем плаще под охраной стражников-мечников, похожих больше на чумазых шакалов, питающихся человечиной, провели в зал приемов.

Тронным залом назвать это холодное темное помещение с грубо сколотой мебелью и развешанными повсюду гербами с изображением черной летучей мыши на алом фоне, не поворачивался язык. В узкие стрельчатые окна едва проникал дневной свет, освещая пыльные столовые приборы на столе и кости, оставшиеся после некоего животного, уже покрытые склизкой паутиной.

Кругом ошивались вонючие гвардейцы, все как на подбор, здоровенные и неуклюжие, однако с тяжеленными кулаками, бесстыдно оглядывающие посетителя с ног до головы. Где-то раздался смешок по поводу его рыжей бороды, но человек молча шагал вперед.

Тусклый утренний свет падал на силуэт женщины, сидевшей на деревянном троне, с вырезанной на спинке летучей мышью. Ее грузное, но мускулистое тело, прикрытое стальными плечами, дублетом и большими сапогами с железными вставками на носках, видимо вселяло страх не только в гостя, но и в ее подчиненных солдат. В ее полных руках блеснул кинжал, которым она выковыривала грязь из-под ногтей. Вальяжная поза явно свидетельствовала о ее уверенности в себе. Она едва шевельнула головой молодому слуге в лохмотьях из кроличьих шкурок, и он босой, мигом поднес ей флягу с какой-то жидкостью, источающей убийственный пряный запах. Она сделала три крупных глотка, утерла багровой ладонью, похожей лопату тонкие сухие губы, и раскинувшись на троне, надменно взглянула на таинственного пришельца. Человеку показалось, что она только сейчас заметила его.

Почтительно склонив перед ней голову, он поприветствовал ее и откинул капюшон, обнажая чуть волнистые рыжие волосы, такую же полудлинную «козью» бородку, и лицо, испещренное ранними морщинками и высушенное зимними ветрами. Тонкие черты лица, ярко-голубые, глубоко посаженные глаза – его можно было назвать красавцем, или простым дровосеком, если бы не малость худощавое телосложение. Грузная дама удостоила его довольно заинтересованным взглядом, примерно таким, как львица глядит на бьющееся тело оленя в предсмертных конвульсиях, прежде чем приступить к долгожданной трапезе.

«Слава об этой свирепой женщине шагает впереди нее… Как бы я хотел узнать правду ее бегства…», – думал человек в лисьем плаще. – «Все мужчины в городе превращаются в дрожащих зайцев, как только она пройдет мимо, вскидывая тонкими сальными волосами цвета выжженной соломы и глядя своими узкими водянисто-серыми глазами щелочками. Ее преданные воины готовы принести ей головы всех женщин мира, дабы не попасть под ее плохое настроение… И самое страшное, что у этой уродины двое детей»…

«И она единственная и настоящая королева Севера и Заснеженных высот, самостоятельно покинувшая трон Острова Копий – землю, на которой ее предки правили долгие тысячелетия…»

– Приветствую вас, миледи. Сегодня вы особенно чудесно выглядите, – начал человек и тут же запнулся, послышав неодобрительный гул. Он огляделся и понял, что несколько оплошал уже в первые секунды знакомства. Северная Королева захохотала густым басом, прося слугу заполнить флягу еще раз. Человек мягко говоря, был не готов увидеть женщину именно такой – имеющей власть и обладающей огромной силой. В Дагфинне она редко покидала пределы дворца.

– Обращайся ко мне, Ваше Высочество или моя Королева, если пришел служить мне, рыжий щенок. Таким как ты, я щелкаю черепа как орехи. Что-то в последнее время я крайне заскучала, что аж тошно. А я давно не испытывала веселья: все только угождают, подлизываются, аж придраться не к чему, да слабаки? – она обратилась к стражникам и двум угрюмым высоким советникам в черных одеждах, стоящих позади нее, словно старые коршуны, потерявшие интерес к охоте и жизни. Они послушно закивали, опуская темные лица в пол.

«Что она делала с ними? Как женщина может добиться такого беспрекословного послушания к себе? Это… существо… есть ли в ней зачатки женственности?» – все размышлял человек, так и не сумевший осознать власть той, рядом с кем он находится.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, о великая Королева Севера и Заснеженных высот. Мое имя – Кеннет. Там, откуда я родом – это значит Рожденный в огне, искусно выкованный… Я пришел, чтобы служить вам своим мечом и луком. Моя родина – Остров Копий, что в Студеном море, много миль на север отсюда. Вы знаете, где это… вы все это знаете, ведь вы были там Королевой до тех пор как… кхм… ну в общем вот… Так прозвали его мои предки из-за обилия сосновых деревьев, высящихся к самому небу, разящих облака своими пиками…

– Оо, дорогой мой рыжебородый Кеннет, поменьше исторических фактов и больше информации о себе, – устало перебила его Северная Королева, поглаживая рукоять короткого кинжала и сдувая с лезвия кусочки ногтевой грязи. – Чем ты мне полезен? У меня столько мужчин воинов, что я могу при желании захватить все части света Киритайна. Что нового можешь мне дать ты, кроме своего меча и лука? Быть может, какое-то новое знание… Рецепт вина или эля, пирога с кабаном, нового смертельного яда или информацию о других королях и их планах… – она с наслаждением рыгнула, поглаживая себя по животу и с любопытством уставилась на Кеннета, буравя его маленькими свинячьими глазками.

– Торвальд… – заметно нервничая, начал рыжебородый Кеннет, поглядывая на одного вонючего стражника, который свирепо улыбался, обнажая желтые зубы с застрявшим в них рыбьим плавником. – …Торвальд всегда был величайшей северной столицей. Я проделал долгий путь через леса и горы, моя лошадь была растерзана волками на полпути отсюда. А меня на подходе к Торвальду поцарапал стрелой ваш разведчик. Надеюсь, что это он случайно, ведь я не ваш враг, я из вашей родины, моя Королева… Дома у меня никого не осталось… Остров Копий погряз в снегах и ветрах, отбивающих разум и леденящих кровь. Молодые ушли, кто, куда в поисках лучшей жизни, в более теплые места. После того, что случилось за последний год… Ну вы знаете… вы все знаете, кому я рассказываю… в том не ваша, не ваша вина! А старики… – тут он умолк.

Женщина пусто глядела на него, хотя быть может, она и не умеет по-другому. Кеннет преклонил перед Королевой колено, чуть охнув. Струйка крови, что следовала за ним, образовала приличную лужу крови под ним. Маленький рот Королевы приоткрылся, а взгляд заворожено остановился на алой жидкости. За узким окном раздался пронзительный собачий вой, за которым последовал жалобный писк, видимо той же собаки, которую пытались заткнуть пинком ноги под зад.

– Великая Королева Эрика, хранительница Севера и Заснеженных высот, позвольте мне служить вам верой и до конца дней своих, пока смерть в огне не разлучит меня со своим долгом. Мне неважны причины, по которым вы оставили трон Дагфинна, перебравшись на Север и захватив в плен… эмммм… ну вы сами знаете, кого… Вы мудрая женщина, и у вас были на это веские причины, я уверен! Впрочем, хватит мне болтать лишнего, простите, моя Королева…

Я отдаю вам мой меч, выкованный моим любимым прадедом, повидавшим много битв, что выпадали на долю нашего острова. Он очень ценный, и по завещанию, я обязан передавать его по наследству моим детям… К сожалению, я не планирую наследников, пока эту страну терзают распри и кровавые войны. Может он пригодится вам, чтобы вершить справедливость? Позвольте мне остаться в Торвальде и защищать его до последнего вздоха! Я хочу стать одним из вас, хочу защищать Север ценой своей жизни, ведь мне больше нечего терять, а я так люблю Север!

Эрика привстала на троне, принимая меч в искусно раскрашенных ножнах: серо-голубые воды катят свои волны по мелким речушкам Острова Копий, а над ними сияет ярко-оранжевое солнце. Ножны были старые и видавшие виды, на обмотанной кожей рукояти запеклась ничем не смываемая кровь. Чуть вытащим меч, она обнаружила, что он немного мягко сиял нежным голубоватым цветом.

Кеннету показалось, что подарок ей более чем понравился. Круглое лицо ее порозовело, как у молодого поросенка, а глаза, кажется, даже заблистали. Она вынула меч, и повертев его руке, сказала:

– Много я повидала таких щенков, как ты. Все приходят и просят у меня денег, крышу, работу и кружку эля. Ведь за хорошую службу я плачу золотом и родовыми поместьями. Тем более ты пришел из далекого Острова Копий… моей родины, пхехе… родины… мда… из которой я, якобы, сбежала… ну что ж… Такова моя щедрая душа…

«Широкая уж скорее…» – думал Кеннет, морщась от приступа боли в колене. «Как же я хочу сесть!»

– …Но ты, рыжая шавка, бесстыдно пришедшая канючить о милости, не готовая предоставить мне нечто дорогое и нужное моему городу, кроме несчастного дедушкиного меча, пропахшего старостью и пылью, что осталась от твоего трусливого народа! Не моего народа, Кеннет… Не моего! Не стоит тыкать меня носом туда, откуда я ушла. Видимо, на то были причины, дорогой? Жители сбежали на материк не из-за холодов, дурачок… Они побоялись демона, Кеннет, демона, обыного демона, который проявил свое присутствие слишком явно, напугав несчастных и трусливых старожилов! Но эта история не закончена… – Эрика рассмеялась, и стала похожа на гигантскую лошадь с сантиметровым промежутком между передними верхними зубами. Она резко поднялась на широченных ногах, похожих на столбы и шагнула со ступеньки, ведущей к трону, нависая над кровоточащим человеком в лисьей шкуре. Ей явно польстило такое унижение, и ее рот исказила ухмылка.

Кеннет на секунду напрягся, ошеломленно рассматривая огромную тушу женщины, если ЭТО можно было назвать так. Она бы раздавила его своим железным сапогом, если бы захотела, стерла в пыль ударом своего кулака… Это… это… чудовище… поработило весь Север, бывший когда-то благодатным и свободным краем охотников, дровосеков и рыбаков. «А я…я жалкий червяк, нуждающийся в крове и защите, деньгах, пришел просить милостыню у чудовища! А мог бы освободить несчастных жителей… не сразу, конечно… и не в одиночку. Все эти варвары, которые только ждут приказы чудовища убивать, насиловать и грабить… Все это обман, просто обман, направленный на получение денег, золота, власти и собственного удовлетворения…! Но куда я мог еще пойти?»

– Кеннет, – ласково окликнула его Королева Эрика, внезапно улыбаясь во весь рот. – Мне нравится твой дедушкин радушный подарок, и я все же приняла решение. Мои советники не возражают, ведь так? – она обратилась к высоким фигурам в черных капюшонах, скрывающих их лица. Те еле заметно кивнули, и вдруг Кеннет почувствовал, как по спине его пробегает легкий холодок, хотя он уже успел согреться.

– Рожденный в огне, с Острова Копий, моей родины, как ты любезно заметил; ты будешь служить мне верой и правдой, как хотел. Я милостива и добросердечна сегодня.

Кеннет просиял, натужно пытаясь перетерпеть ноющую боль.

«Как же я хочу сесть; прекратить, прекратить эту боль…»

Он немного сморщился, опуская голову, чтобы не смущать Эрику своим выражением лица, но это не уберегло его.

В эту секунду его лохматая рыжая голова молниеносно и с гулким свистом голодной стали была разрублена пополам тяжелым дедушкиным мечом, гулко погрузившимся в череп Рожденного в огне.

Он даже не успел вскрикнуть, как и, наверное, вообще, понять, что произошло в этот миг, когда он решил опустить голову. Нелепо повалившись набок и широко раскрыв ярко-голубые глаза в чернеющую пустоту, Кеннет, Рожденный в огне, был уже далеко отсюда.

Одна половинка головы застыло глядела в угол холодной залы, а вторая точно вверх, остекленело, на лицо своего убийцы. В зале прошелся смешок и едва слышные вздохи серых советников.

Вытерев рукавом кровь с лезвия, Эрика тяжело задышала и попросила себе вина, и, утерев пот с жирного лба, произнесла:

– Уж лучше бы ты принес рецепт пирога с кабанятиной. Может бы остался бы жив… И не упоминал бы про родину… Гм. Какие же все же мужики болтливые пошли, ну почти, как бабы! Что ж, впредь, будет умнее, верно? Ха-ха-ха! – ее веселье поддержали гвардейцы у входа и прислуга. – Как же хочется кабанятины! Линнард, неси наконец мой ужин, я чертовски голодна! После таких переживаний и незваных гостей у меня жутко сводит живот от голода!