Ирина не стала выворачивать и перетряхивать прошлое, потому и смолчала о матери, но сказала следующее:
– Именно так. Как мама. Она тоже долгонько терпела характер твоего отца. О мёртвых не принято говорить дурно, но знаешь, Витя тот еще был…диктатор. Да, она захотела свободы, счастья, любви и упорхнула. Как и ты. Но одно я знаю наверняка, будь у тебя дитя, бежала бы ты с ним. И сидели бы тут у меня вы двое или трое. Как бог бы дал. Не суди, Юлька, маму. Ты понятия не имеешь, что ей пришлось испытать и пережить. Так просто ничего не случается. И вот еще что, любой, кто знает тебя хотя бы немного, вскользь, никогда не скажет о тебе тех слов, которые ты услышала нынче от мужа. Если ты мне веришь хотя бы немного, ты перестанешь думать о себе дурно.
– Ириночка Леонидовна, я не могу. Митя… Как он обо мне думать будет? Сочтет меня неверной женщиной. Как мне дальше-то быть?
– Вот чудо ты, Юленька. Можно подумать, ты сама с собой вчера обнималась. Он, между прочим, тоже знал, что ты замужем. Так что виноваты поровну. Митька весь телефон оборвал тебе. Я, уж прости, ответила и сказала, что ты у меня. Он крутился на лестнице долго. Потом ушел. Ты напиши ему, что с тобой все в порядке, а то он дверь выломает, – Джеки засмеялась и всучила аппарат Юльке.
Москвичка наша долго смотрела на дисплей, не решаясь писать к Мите. Потом, вздохнула и …
Юля:
«Митя, со мной все хорошо. Я побуду у Ирины Леонидовны»
Митя:
«С тобой все в порядке? Я могу тебя увидеть?»
Юля:
«Я в порядке, не надо волноваться. А как ты?»
Митя:
«Я могу тебя увидеть, Юль?»
Юля:
«Не сегодня. Ты только не сердись. Правда, все хорошо»
Митя:
«Плакала?»
Юля:
«Нет, что ты! У тебя все хорошо?»
Митя:
«Плохо! Дай мне пять минут!»
И тут же звонок от Мити!
– Он тебя ударил? – Такого голоса Юлька еще не слышала у Мити. – Пять минут не дашь, дай хотя бы три!
– Что ты? Нет! Я сейчас выйду, Мить.
Юлька заметалась! Сначала в ванную потом причесаться и заглянуть в зеркало. Глаза красные, точно. Что делать? Глазные капли помогли сразу! Ну и помчалась на лестницу. Дверь открыла, а Митя уже там. Бродит туда-сюда.
– Я здесь. – Ей показалось или Митька подлетел?
– Что случилось? Почему ты у Ирины? – А руки его, теплые и сильные, уже обхватили Юлькины плечи.
Митька вглядывался в ее лицо, отмечая буквально все. Вот печальный изгиб бровей, вот грустная складочка возле губ.
– Я говорила с Кириллом. Ну, в смысле, я спросила, где он был и…
Митя понятливо кивнул.
– Ты не вернешься туда? – После его вопроса Юля задумалась, – Только не говори мне, что простишь ему.
– Митя, пожалуйста, дай мне время. Я так не могу…Я вообще никак не могу.
– Всё, всё. Я молчу. Тебе нужна передышка. Идем ко мне, Юль, а? Хочешь, залеплю себе рот скотчем и стану тихим? У меня поспишь, – он очень просил, очень хотел этого.
– Я никак не могу, Митенька, – она обняла напасть ярославскую. – Дай мне время. Все очень быстро и я ничего, ну ничегошеньки, не понимаю.
Митька крепко прижал к себе Юленьку и гладил по волосам. Вот в таком интересном виде застали их оба Гойцмана, которые поднимались по лестнице вверх, и Заварзин, который спускался по лестнице вниз. Ну, с мужчинами все проще. Они не стали кудахтать, как некоторые, просто приняв тот факт, что соседи вроде как обнимаются. Яков Моисеевич и Артём были в курсе происходящего, а вот по Даве это ударило. И удар был довольно болезненным.
Жаль, что Кира в этот же самый момент открыл дверь и получилась как-будто немая сцена… Потом Юля, поняв, что вокруг люди, отошла от Митьки, а Митька уставился на Кирочку. Вот честно, бежать бы муженьку, да не сообразил он, а даже наоборот, протупил, так сказать.
– Быстро ты, Юленька! Уже с другим обнимаешься! Святая, да?!
– Юля, уйди, – тихий голос Широкова заставил нашу москвичку без всяких там разговоров втянуться в квартиру мадам Шульц.
Все таки Российская армия самая лучшая армия в мире. Воспитывают там и обучают самых лучших солдат и офицеров. Той реакции, какая была в наличии у Заварзина, можно было только удивляться! Артём сразу понял, что Митька ломанется на Киру и не ошибся. Нереальным броском Заварзин сшиб Митьку и прижал его к стене.
– Раков, урррод! Захлопнись! Не удержу! – Заварзин был мужчиной крепким, однако, если бы не Дава и папа Гойцман, Широков запросто уделал и самого Артёма и Киру до кучи! – Мить, все! Было бы обо что руки пачкать! Хватит!
Кира захлопнул дверь, Митьку уняли.
– Ну, ви, молодой человек и бычара. Простите мне мой французский, – бубнил Гойцман-папа, поднимая с пола свою шапку-пирожок. – Вас вместо танка можно выпускать.
Широкова пока не совсем отпустило и поглядывал он плотоядно на дверь, за которой скрылся Кира.
– Правда, Мить, ты, если захочешь, лбом можешь ту дверь снести. Но, не советую, – Дава справился с собой, понимая и ситуацию и то, что его страдания по поводу Юли так и останутся безответными навсегда.
Вероятно, Давид Гойцман привык быть несчастным из-за соседки. Да, он видел объятия, да, ударило больно по его чувствам, но как-то привычно, что ли, обыденно. Дава ,стоя сейчас в подъезде, кое-что понял. Дело не в том, что между ним и Юлей стоял Кира, а в том, что Юля его не любит и не полюбит никогда. Понял и решил подумать на досуге обо всем этом нелепии.
Митя стряхнул руки Заварзина.
– Я успокоился. Всё.
– Димитрий, ви только дел не натворите. Юленьку пощадите.– Собственно папаша Гойцман был прав, и Широков понимал это очень чётко, но уж очень бесил его гадючий Киросик.
Соседи распрощались. Заварзин уходил, с опаской поглядывая на Митьку, не доверяя его спокойному виду, но все же ушел. А Митя снова топтался у двери мадам Шульц.
– Митя, все в порядке? – Джеки и Юля выпрыгнули из квартиры. – Вы тут собрались дебоширить? Так нужно бабулек позвать. Они от восторга пищать будут.
– Ирина Леонидовна, мне нужно Юле пару слов сказать.
Джеки кивнула понятливо и ушла, а Митя вытянул Юлю на лестничную площадку.
– Честное слово, тебе сложно зайти ко мне? Нужно говорить здесь? Чтобы все видели и слышали, Юль?
А Юлька молчала. Она уже виноватила себя за то, что стала причиной кошмарной сцены. За то, что из-за нее возник скандал, и все соседи оказались втянуты.
– Завтра. Давай поговорим завтра, Митя. Я не могу сейчас…– и снова впала в нехоть, которую можно было назвать спасением для ее собственной психики.
Митька десятым чувством определил, что Юлька в легком шоке и, пересилив себя, решил отпустить любимую девочку.
– Хорошо. Иди и отдохни. Я рядом, только позвони или напиши, Юль. Ты в безопасности, поняла меня? – обнял коротко и поцеловал в лоб.
Юлька, запрограммированная его посылом, послушно развернулась и ушла к Джеки. Митьке ничего не осталось, кроме как потоптаться немного у закрытой двери и пойти к себе. То ли спать, то ли думу думать. Это уже как повезет.
– Юля, оставайся в гостевой спальне. И живи столько, сколько понадобится. И нечего смотреть на меня такими большими глазами. Я всегда рада тебе. И мне приятно знать, что я кому-то нужна, – Ирина не желая напрягать Юлю своим присутствием пошла к себе.
Неизвестно что Светочка Заварзина налила в ту чашечку китайского фарфора, но уснула москвичка наша сразу. Спала крепко и без сновидений. А что? Вот такая защитная реакция организма.
Глава 18
Хмурым утром последней недели зимы проснулась Юля отдохнувшей телесно, но опустошенной морально. Завтракала с молчаливой Ириной и молчала сама. Но, когда-то же надо было начать говорить, верно? Вот Юля и начала:
– Ириночка Леонидовна, мне нужно одежду хоть какую-нибудь… А я к Кире идти сейчас не хочу. Можете одолжить мне свою куртку? Я на занятия опаздываю.
– У меня есть вариант получше, – Джеки подняла из-за стола и вышла из квартиры.
Звонила в дверь Кирилла долгонько. Он открыл, сонно моргая.
– Я за вещами Юли. – После ее слов Кира растерялся.
Вот не думал он, что все так быстро и что совестливая Юля не придет сама, а пришлет вместо себя соседку.
– Пусть придет сама! Я ничего вам не отдам! – психанул: а чему тут удивляться?
У Киры был план. Он прекрасно изучил Юльку за то время, пока назывался ее мужем и в том видел шанс на спасение их брака и собственной приятной безбедной жизни. Нужно только во всем признаться, повиниться, покаяться и обещать чёртову прорву всего. Лапшу на уши жены он вешать умел превосходно, чем и хотел воспользоваться.
Жаль, что нарвался он на Джеки. Она всегда получала то, чего хотела, исключая, разве что, печально известный браслет Фиры Собакевич.
– Раков, ты не только отдашь мне вещи Юли, но и сам их соберешь. Аккуратно. Сейчас. Либо твоя родная Пенза будет встречать тебя наново. И твой ребенок будет рад видеть папашу после долгой разлуки. Уяснил?
Кира уяснил. Она все знала и могла рассказать Юле, а это не по его, Кириному, плану! Он сам должен говорить об этом с женой и виниться, и каяться. Ну и собрал, и отдал.
– Документы, – скомандовала мадам Шульц и получила папку с Юлиными бумагами, а еще ее сумку и зарядное устройство для телефона. – А теперь неси сумку к моей двери. Или прикажешь мне самой?
Мысленно Кира проклял властную соседку трижды, но сумку отнес.
Юлька ни слова не сказала, увидев свои вещи. Просто оделась и ушла. Заставила себя доковылять до студии, где ждала группа уже вполне себе адаптированных детишек.
– Юлия Викторовна, Вы заболели? – одна из мамочек тревожилась о ней.
– Добрый день. Все в порядке. Небольшой упадок сил, обычный для этого времени года. А если учесть какая погода стоит, то …
Мамаша закивала, полностью подтверждая слова психолога. Дети, послушные как никогда, уселись за столики и Юля, отвлекшись от своих проблем, стала заниматься их проблемами.
Любимое дело. Это может стать спасением от многих бед и переживаний. Если бы Митя задал ей, Юльке, еще раз тот самый вопрос: «Чего ты хочешь?», Юлька бы ответила чётко – хочу работать на своей работе. Звучит дико и нескладно, но факт есть факт. Ей крупно повезло найти свое дело и любить его, и «работать» его.
Вот она и работала, а детки откликались на ее искренность, заинтересованность в них и их мыслях. Правда, надолго ее не хватило. Фоном все время шли мысли о Мите, о Кире… Юлька «упустила» настроение группы и конец занятия получился скомканным. С испугом поняла москвичка наша, что из-за всех ее метаний страдают ее изгои. И вот тут ее по настоящему накрыло, напугало и накошмарило ее собственное психологическое здоровье! Сознание приплюсовало сюда ее некрасивый (по ее мнению) моральный облик и добавило чувство вины перед Митей, которого она (снова по ее мнению) втянула в свою жизнь и…соблазнила.
Вероятно, узнав о таких мыслях, Джеки бы смеялась в голос. Ну, какое соблазнение? О чем вы? Сдается, что и бабушки Собакевич хихикали бы. Но Юлька уверилась, что она есмь грех и порок, а Митя всего лишь жертва.
Вторая группа занималась ни шатко, ни валко, и Юле стало понятно – все пропало. Она не может. Ни-че-го! Заниматься с детьми не может, принять решение не может. Вот так и пошла она домой, напоминая самой себе, как когда-то Митьке, старушку. Кстати, Митя писал все время, а Юлька только и могла, что отвечать коротко – да, нет, или смайлик.
А на лестнице ждал ее…Кира.
– Юленька, подожди! Нам нужно поговорить! Я обещаю, что ничего дурного не скажу, просто выслушай меня. – Юлька шарахнулась от него, но Кира знал на что надавить. – В память о наших пяти годах, умоляю!
И ведь угадал! Проняло нашу виноватую соблазнительницу. Да и самой Юле было понятно, что разговора не избежать, ибо, как и говорилось ранее – не по-людски все это.
Зашли в ее квартиру, спокойно уселись в гостиной на диван, и Кира начал:
– Я все понимаю, Юль. Я вел себя ужасно и у меня нет никаких оправданий. Я виноват, я очень виноват перед тобой. Всю ночь я не спал, думал и вот, что я понял, Юленька… Я люблю тебя и так было всегда. А самое страшное, что так и будет. Я кроме тебя никого и никогда не любил. А теперь я расскажу тебе все о себе, ничего не скрою, потому, что хочу быть честным с тобой до конца.
И рассказал ей хитрый муж все о себе. И о Пензе, и о ребенке, и об алиментах. Однако, рассказывал он сам, потому и добавил горечи и героизму в свои приключения. Вроде как, бросил ребенка, а слегка приукрасил, мол, не факт, что его он, но алименты все равно платит. И Раков-Раевский появился потому, что хотелось соответствовать Юленьке, потому, как она для него наивысшее из существ и наилюбимейшее. Не хотелось ударить в грязь лицом. А про любовниц… Наплел несусветное! Мол, перенял модель поведения от блудливого отца и Юля, как психолог, просто обязана его понять и простить. А далее половину часа заняла пламенная речь о его невыносимой, прямо таки адской любви к Юле! Потом долгие извинения, каяния и обещание, что пересмотрит всю свою жизнь. И ради жены готов на все. Будет делать так, как она скажет и никак иначе. Закончил речь уже знакомой Юле фразой.
– Дай нам шанс! Умоляю! – Кира выдохся, но надеялся на лучшее.
Эх, Кира, все ты продумал, обо всем припомнил, кроме самого главного. Ты ничего не спросил о ней самой. О той любимой, которая сидела сейчас на диване в полном хаосе мыслей и ощущений. Ни вопроса, ни теплого слова в ее адрес. Юля слегка лишь коснулась мыслью этого факта и снова впала и состояние: «Что делать?!!!».
Растерянная, оглушенная, прибитая к земле чувством долга и пониманием, что обязана дать шанс своему браку, Юлька поднялась и направилась к выходу.
– Кира, мне нужно время. Спасибо, что все рассказал.
А вот тут Кирилл поступил правильно и задерживать супругу не стал. Впрочем, не потому, что хотел отпустить, а потому, что сам устал и боялся сорваться в злобу и раздражение.
Юленька прикрыла за собой дверь и направилась медленно в сторону квартиры Джеки, но не дошла. Митька выскочил, цапнул ее, оглушенную, и затащил в свой дом.
– Юль… – Широков видел, что Юлька пошла к Кириллу и чуть с ума не сошел в ожидании.
Митя обнял напасть московскую и прижал крепко. Правда сразу понял, что в его руках совершенно растерянная девочка и принялся гладить ее по волосам, приговаривая что-то несуразное. Ему бы просто утешать и все, но натура-то мужская, борзая и нахрапистая. Такими и должны быть мужчины, глупо ждать от них повышенной тактичности и деликатности. А если мужчина влюблен и видит, что есть все шансы потерять любимую, то тут не до глубокого понимания эмоциональной ямы избранницы.
– Что случилось? Он обидел тебя? Юль, не молчи. Ты хочешь вернуться к нему? Да? Я не позволю. Прости, но не смогу! Юль, я знаю, что нравлюсь тебе, и я очень тебя люблю. Мы сможем быть счастливы, слышишь? Дай нам шанс! – ну, да, так и сказал.
Юлька, заслышав ту же просьбу, что выдал Кирилл, совсем застыла. «Что делать?!!» снова всплыло в сознании, и сознание-то ответа не подкинуло.
Ей бы передышку, ей бы время подумать и она бы поняла, что нужно одному и чего хочет другой, но оба ее мужчины не дали ей такой возможности.
Дать шанс… Пятилетнему браку или скороспелой влюбленности? Тут есть над чем подумать, ага? И что бы вы выбрали? Да, по факту приятнее выбрать влюбленность. Там и эмоции, и радость, и счастье, но пять лет брака просто так не выкинешь и не забудешь. Ведь и хорошее было у них с Кирой.
Широков заглядывал в глаза Юли и с ужасом понимал, что онане отвечает. Никак! Не обнимает, не понимает, не хочет ничего. Его внутреннее, глубинное, шептало – отпусти ее, дай собраться с мыслями, а вот влюбленная составляющая отказывалась отпустить дорогую девочку.
– Юля, не молчи! Ответь! – ошибся Митька в своем выборе, и Юленька выпуталась из его рук.
– Митя… Мне нужно уйти, – заторможено шатаясь, открыла дверь и ушла, а Митька остался один.
Юльке казалось, что она шла до квартиры Ирины Леонидовны целую вечность. Но преодолела несколько метров и снова, как и вчера, свалилась на руки соседки.
Джеки дурой не была ни разу и принялась стаскивать с Юли одежду и обувь. Потом отвела ее, слабую и растерянную, в гостиную, уложила на тот же диван и уселась рядом.
– Значит так, Юль, я говорю, ты слушаешь. Если я неправа в чем-то, просто поправь меня, – дождалась ответного кивка соседки и начала. – Ты говорила и с Кирой, и с Митей, так? И оба тебя разорвали на части, так? Выбрать не можешь, вся в метаниях и прочая эмоциональная пакость. Догадываюсь, что и на работе тебе сегодня не повезло, верно?
Юлька удивленно смотрела на соседку, словно та была провидицей. А Джеки никакая не провидица, просто опыт и мудрость этой дамы давали возможность их обладательнице сделать подобные выводы и не ошибиться.
– Ириночка Леонидовна, что мне делать? – Юлька, уверовав в чудесные способности Джеки, обратилась за помощью.
– Дорогая, я могу, конечно, выслушать тебя. Могу даже поплакать вместе с тобой. Могу утешить. Могу дать тебе возможность спрятаться в моем доме. Но, зная тебя, понимаю, что ни к чему это не приведет. Поэтому, будем сейчас жить моим умом, а не твоими метаниями, ладно?
Юлька задумалась, правда, ненадолго. Она и сама понимала, что тупик, в который загнала ее вся эта ситуация, преодолеть ей одной и самой не по силам. Она кивнула и Ирина, воодушевленная согласием дорогой девочки, чётко и по-существу выдала свой план. Простой и гениальный.
– Передаешь своих деток подруге. Как ее там? Алина? Вот ей. Затем, я беру билеты на самолет и мы улетаем с тобой на Тенерифе. У меня домик на южном пляже Коста Адехе. Там ты смотришь на море, купаешься, гуляешь, ешь, а я тебе не мешаю.
Юлька округлила глаза и промолчала.
– Что? План шикарный. Соглашайся. Что тебя тут держит? Работать не можешь. Мужики из-за тебя дерутся. Выбор сделать ты не в состоянии. А там, вдалеке от всего, ты поймешь, что тебе нужно, детка моя.
– А как же виза? Как я… Тётя Ира, как я все брошу? Как же Кира…Митя? Я так не могу!
– Визу сделаю завтра. Дорогая, вот только не надо на меня так смотреть. У меня неплохие связи. Не бросишь, а дашь своей Алине возможность отплатить за твою ей помощь. Сколько раз она кидала на тебя своих пациентов? Миллион! Она неплохая девушка, а значит, ждет возможности отблагодарить тебя. Кира и Митя?
– Да! Я же не смогу вот так взять и уехать. Ситуация ужасная…
– «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье»*. Вот там и станет тебе понятно, о ком ты тоскуешь больше. Понимаешь, детка? – хитрая Джеки, а ведь недаром назвал тебя папа Гойцман потомком коварных византийских дипломатов.
От автора: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье» – цитата из стихотворения С.А. Есенина «Письмо к женщине»
– Так ехать? – мадам Шульц усилила напор и минут через десять получила согласие дорогой своей девочки посетить райское место на Канарских островах с целью разобраться в себе и составить компанию «несчастной, одинокой старушке». Ну, про старушку, это Джеки откровенно налгала. Старушка из нее скверная выходила. Да и ПФР о возрасте цветения иначе писал. Ладно, смешно, но правда. Юлька согласилась больше из-за Джеки, чем из-за себя.
– А теперь марш в столовую. Ужинать станем. Домработница моя расстаралась. Там что-то с мидиями, ароматное. – И правда, ужин прошел приятно для Ирины и спокойно для Юли, что и было отрадным для них обеих.
Потом Юлька звонила свой подруге и тряским голосом впервые просила о помощи, в ответ услышала радостный писк и согласие, причем тоже радостное.
– Юлька! Без проблем! Ты всегда выручала меня, и я готова ради тебя на многое! Всех возьму, все сделаю. Кинь телефоны родителей. И оповести о временной смене психолога. Дай рекомендации. Период ставь – месяц. На всякий пожарный. Вдруг задержишься там, куда едешь, а? – подруга веселилась, не зная ситуации, но совет дала дельный.
Юлька села за телефон, все еще не веря, что согласилась на такую авантюру, и оповестила родителей своих маленьких изгоев об отъезде и замене. А потом заволновалась и снова впала в нервы, нерешительность и прочее.
Ирина заметила и припечатала Юльку сообщением, что виза готова, и билеты она уже купила, тем самым поставив Юльку перед фактом, что отступать поздно. Да еще и рассказала ей парочку историй из своей юности, успокоив Юльку, что не у нее одной в жизни случались безвыходные ситуации, и все заканчивалось неплохо.
– Вот что, дорогая, не бери с собой ничего. Умоляю. Мне вещи твои видятся тряпками для бабулек. Все купим там. Ей Богу, всегда хотела принарядить тебя. Не спорь! Слушай бабушку! – и «бабушка», блистая свежестью кожи, ярким маникюром и подтянутым телом, удалилась в свою спальню.
Юлька ушла в гостевую и там, уже в постели, пришла в ужас от собственной смелости. Поворочалась с боку на бок и задумалась о том, надо ли рассказать Мите о своем отъезде? Забавно, что о Кире она не подумала. Так же как и не подумала, почему она о нём не подумала.
Впрочем, уснула, не смотря на ранний еще час по меркам Москвы. В двадцать три ноль ноль город начинает свою ночную жизнь. Она кипит до утра, а с рассветом, опять начинает жизнь, уже дневную. С костюмами, стаканами кофе, метро и пробками.
***
– Сбор у Гойцмана! – Ирина звонила соседям и говорила всем одно и то же.
Дождалась Джеки мирного посапывания Юльки и умчалась творить интригу во спасение. На лестнице встретила сестричек и Заварзиных. И всей толпой, очень тихо, пробрались они в краснодеревную столовую Гойцманов и снова расселись за круглым столом в ожидании информации, и вроде как продолжения сериала в котором все они были участниками. Дава на этот раз присутствовал в виду позднего времени и, собственно, желания помочь всем желающим его помощи.
– Ирина, повествуйте. Ви вся такая сияющая, что Гойцману даже страшно смотреть.
Сияли все! Сами подумайте, текла их жизнь мирно и тихо (если не считать редких запоев Артёма), а тут прямо испанские страсти! Всех всколыхнуло и разбудило трио «Юля-Кира-Митя».
– Юлька вся в сомнениях, но, я уговорила ее поехать на Тенерифе. Улетаем завтрашней ночью. Там она успокоится, а я попытаюсь убедить ее уйти от Киры.
– И быть с Митей? – Дава не мог не спросить.
Все промолчали, зная, что для Давида тема больная.
– Нет, Дава. Это она сама решит с кем ей быть. Тут Дора права, как ни странно. Там и поймет, что ей нужно и кто ей нужен. А может и никто, – ну не могла Джеки оставить Даву в безнадежном состоянии, ибо любила его, как и все, кто жил в этом московском доме.
Теперь все смотрели на Якова Моисеевича. Он пошевелил бровями и губами по обыкновению, и выдал заключение.
– Браво, Джеки. Подловили наилучший момент. Значит так… Артемий, на тебе Митька. Кто его знает, что парню в голову взбредет? Ходи за ним, как привязанный. Напросись в гости в «Ярославец» и прочее всякое. Ну, ты умеешь, что я тебя учить буду. Дора и Фира – следить за Кирой. Во все глаза. Если нужно купите бинокль и очки! Когда и с кем приехал, как был одет и во сколько уезжает.
– Бинокль у нас есть, опоздал ты, Яшка, со своими советами, – Фира победоносно смотрела на юриста.
– Вот кто бы сомневался, а? Так, теперь Света. Если сестры заметят, что Кира выносит что-то из квартиры Юли, или иное подобное, сразу фотографировать и звонить мне. Ви же дома все время, вот и держите связь с Собакевичами. Ирина, Ви с Юлей…Ну, сами разберетесь, умница. Ну, а я стану готовить документы на развод, причем скорый и безболезненный.
– Это сделаю я, – Дава, молчавший все это время, заговорил. – Дела о разводах мой конек, пап. Ты знаешь. А если зашел разговор о Кирюшке, то тут я расстараюсь на славу.
Яков Моисеевич даже думать не стал, просто кивнул сыну, дав свое отцовское благословение.
– Тогда я в помощь Артемию. Вечерами буду к Митьке похаживать. Беседы и прочее разное. Да и есть шкурный интерес у меня, уж простите. Ему надо дело свое расширять, вот и дам пару советов, чем и отвлеку нашего богатыря от саморазрушения и смертоубийства Ракова. А себе заполучу перспективного клиента. Всем всё ясно?
Соседи загомонили, радуясь, что каждому нашлось дело в этой истории и подвигав стульями, разошлись. На прощание велели Ирине писать каждый день и давать отчет о том, как там их сокровище.
– Ну, и сама не пропадай. Ведь не чужая нам… – это Фира с проявлением исключительного дружелюбия по отношению к Джеки.
– Фира, так и быть, привезу тебе вышивку росе та*. Положишь на полку и вазочку на нее поставишь. – Услышав слова Ирины, Ирины Дора обиделась. – Дора Рауфовна, не куксись. И тебе тоже.
Ирина могла позволить себе быть доброй, это ведь она уезжала в райское место и, собственно, она и разрешила непростую ситуацию с Юленькой.
От автора: вышивка росе та – «солнечное кружево» вид рукоделия на Тенерифе. Плетение кружев вручную на особой раме.
Соседи тихонько разбрелись по домам, а Ирина, дождавшись, когда лестничная площадка опустеет, постучала в дверь к Широкову. Он открыл сразу. Ну, оно и понятно. Без слов пропустил гарнд даму в гостиную и выслушал, тоже без слов.
– Мить, пришла к тебе просить о двух подвигах. Уверена, что справишься, иначе ноги бы моей тут не было. Первое – терпение, второе – самоконтроль. Ну, как? Готов?
Широков слов таких не ждал, но понимал, что говорит Джеки про Юлю.
– Поясните или мне еще и третий подвиг совершить? Стать чтецом мыслей?
– Я и Юля завтрашней ночью улетаем. Куда? Не скажу. Надеюсь на твое понимание и то, что ты дождешься ее решения. Без психозов, бешенства и прочих проявлений. Далее – не убей Кирилла, пока нас не будет. Впрочем, вообще, не убей.
Митька даже задохнулся от злости.
– Я сам могу отвезти ее куда угодно, Джеки! Что за бред?!
– Вот такой реакции я и ждала. А теперь слушай и мотай на ус слова мудрой бабушки. Увезешь ее сам, навсегда потеряешь. Не знаю, говорила ли тебе Юля, но мама ее сбежала с любовником и оставила дочь одну. У Юльки мощная детская травма. Собственно, в этом и вся проблема. Хочешь, чтобы она всю жизнь думала, что виновата перед мужем за то, что сбежала с тобой? Тогда, вперед. Губи ее, себя, всех нас. Давай.
Митя задумался. Нет, он понимал, что Юлька не такая как все. Любил он ее и все ее странности и проявления. Но вот так взять и отпустить? Непонятно куда и, вероятно, надолго? Да буквально все в нем протестовало против этого дебилизма! Но, Джеки не шутила ни разу, была встревожена сейчас и серьезна, как никогда.
– Надолго, Джеки? – И Ирина выдохнула, услышав его тихий голос, понимая, что поступила верно, придя к Мите и надеясь на его трезвомыслие.
– Уверена, что не надолго. Мить, она тебя любит. И скучать станет. Вот тогда, когда поймет что к чему, вернется к тебе. Сразу предупреждаю, склонять ее к чему-либо я не намерена. Готов ждать?
– А что у меня выбор есть? Впрочем, да. Готов, Джеки, – печальный Широков опустил плечи. – Она сказала, что любит меня?
– Какой неожиданный вопрос! – глумилась Ирина Леонидовна. – Нет. Не говорила. Считай это моей догадкой. А что на счет Киры?
Митьку даже передернуло от имени мужа Юлькиного, но он ответил:
– Не трону.
– Чудесно! Мить, а ты сговорчивый малый. Это приятно, кстати. В качестве бонуса стану писать тебе, что и как, ладно? Если бы ты, балда, не насел сегодня на нее с разговорами и допросами, все могло бы сложится иначе. Что ты на меня уставился?! Вот мужики, а? Никакого понимания и эмоциональное восприятие, как у зубочистки.
– Джеки, да что я сделал то??! – ну, рассердился парень, бывает.
– С одной стороны Кира мозг ей вынес, с другой ты. Добили девочку мою.
А Митька и сам уже догадался. Взгляд Юлькин, пустой и безразличный, все еще преследовал его. Да уж, женщины существа сложные, а Юлька сложнее всех их вместе взятых в сотни раз. И это любил в ней Митька. И именно за это и полюбил ее.
– Я понял, Джеки. Беситься не буду. Но обещайте, что писать станете часто. А если уж зашел такой разговор, я просто обязан просить совета. Как думаете, если я напишу к ней, ответит?
– Разумеется, ответит. Но я бы не советовала. Точнее, не пиши первым. Она напишет сама, когда поймет, что скучает, волнуется. Уразумел?
– Ага, – совсем загрустил Митька, но взял себя в руки, – Спасибо. Джеки, я ваш должник.
– Митенька, голубчик, это мы все тебе должны. За то, что встряхнул нас и сам по себе оказался таким хорошим мальчиком. Глупостей не говори, ладно? Какие долги? Фира счастлива, благодаря тебе, Артемий вон ходит с высоко поднятой головой. Света нарадоваться не может. И Юлька выползла на свет божий. Ведь еще немного без тебя и …погибла бы, – Ирина поднялась с дивана, за ней Митя.
– Берегите себя. И ее… – Широков поцеловал ее руку, а она его лоб.
– Все будет хорошо, мальчик. Терпение. Это самое тяжелое и главное сейчас.
Митя кивнул и проводил Джеки. А сам остался в непонятном состоянии злобы, обиды, но и счастья.
Глава 19
– Артём, чего ты ко мне прицепился? Такое ощущение, что следишь. Ты или скажешь мне в чем дело, или я от тебя сбегу, – это выговаривал Широков Заварзину, когда тот сидел в его ресторане и угощался битками по-казачьи.
– Ты, Мить, повар? Да? Вот и иди готовь. А я тут ем и никого не трогаю! Брысь, ослик! – и улыбается паразитски.
Митька закатил глаза страдальчески и ушел, по дороге пнув стул и огрев тяжелым взглядом Верочку Стиржак. Сама помощница Широкова давно приметила большого мужчину с военной выправкой и, по началу, испугалась. Сами подумайте, болтается за ее ненаглядным шефом этакая громадина, глаз не сводит. Потом слегка успокоилась, поскольку уже пятый день не происходило ничего странного и страшного…ну, кроме самого громилы.
Члены группы «Спасти Широкова» уже отписываться стали в общий чат, мол, кто таков и чего тут торчит? Друг Широкова? Вера ответов не знала, потому и решилась на легкую разведку боем. Взяла солидную папочку, оправила жакетик форменный и направилась прямиком к Заварзину. Правда, не знала она, что он Артём и Заварзин.
– Добрый день. Простите, что помешала. Хотелось бы узнать, как вам «Ярославец»? – и улыбается дежурно.
Знала бы она, что Артём прекрасно разбирается в лицах и людях.
– Вера? – Заварзин прочел имя Стрижак на бейдже, – Я сосед Димитрия. А вы, похоже, его приятельница?
– Я работаю у Дмитрия Алексеевича.
– И волнуетесь за него, так?
И что Вера должна ответить? Она знала, что Юля уехала. Видела, как тяжело переживает ее отъезд Широков. Поддерживала, как умела. А тут сидит незнакомый громила и уверяет, что сосед Мити и видит ее тревогу.
– Не думаю, что могу говорить об этом с незнакомым человеком.
– Не проблема. Я Артём Заварзин. Мы с Димитрием соседствуем и приятельствуем. Вместе ходим играть в волейбол по вторникам и четвергам, – Артём говорил медленно и внятно, при этом не отводил взгляда от черных глаз Верочки. – Вы, я чувствую, в курсе событий. Имя «Юлия» вам говорит о чем-то?
И тут Вера задумалась основательно. Вот были у вас ситуации, когда нужно понять и принять решение, доверять незнакомому человеку или нет? Ну, врачу или парикмахеру, понятно, однако и там есть некие мыслишки. А тут личное дело шефа. С другой стороны, он назвал пароль – Юлия. И это давало Вере и всем остальным членам тайного общества возможность получать информацию со стороны, так сказать, противоположной.