Kostenlos

Мотыльки, порхающие над пламенем

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Что же ты отказалась от такого жениха? Цену себе набиваешь?

Настя задохнулась от неожиданности: никогда такого она от Никиты не слышала. Гнев ещё неостывший от только что законченного разговора, закипел в ней с новой силой:

– Дурак! – крикнула она и слезы брызнули из её глаз. – Болван! Идиот!

И, не сдержав рыданий, бросилась к себе в комнату. Тут она дала волю слезам.

– Что это с ней? – спросил Никита у отца, который слышал их перебранку.

– А зачем ты с ней с такой насмешкой разговаривал? Почему ты вдруг такое себе позволил?

– Не знаю, что со мной случилось. Не пойму, почему так озлобился.

– А не из ревности ли? – спросил вкрадчиво отец.

– Из ревности? – переспросил недоумённо Никита. – Ты на что намекаешь?

– Ни на что я не намекаю. Сразу видно, что ты в неё влюблён до беспамятства. Я же видел, с какой ненавистью ты смотрел на гостя, как кулаки сжимал, да зубами скрипел.

– Как влюблён? Она же моя сестра.

– Хватит выдумывать. Ты же прекрасно знаешь, что вы не родные.

Никита вздохнул, глаза повлажнели:

– Может и влюблён. Ну, куда мне до неё. Она вон каких женихов выгоняет. А я кто?

Вот так вот сам и решил? Даже у неё не спросил? А может быть, ты и есть тот самый единственный? Иди к ней, успокой.

– Нет, не пойду. Боюсь.

– Чего?

– Гнева её.

– Ну, здесь, как в бой. Кто боится, тот проигрывает.

Встряхнулся Никита и бросился в атаку. Вбежал к Насте, говорит нежно, просительно:

– Прости меня, Настенька. Приревновал я тебя к купцу. Слушал тебя, его.. и до смерти боялся, что ты согласишься на его уговоры, а я люблю тебя.

Настя перестала рыдать, подняла на Никиту заплаканные глаза и спрашивает:

– Как любишь? Как брат сестру?

Он выдохнул, словно зажал в кулак свою робость:

– Мне очень хочется тебя своей невестой назвать. Да где мне до тебя. Ты такая красавица и умница. А я что могу тебе дать?

– У Насти снова потекли слёзы:

– Что можешь дать? Да ты только что дал мне всё, что мне надо.

– Всё? – растерянно переспросил Никита

– Конечно всё. Дурак и есть дурак. – сказала Настя с особой нежностью. – Ведь ты только что сказал, что любишь меня, а твоя любовь – это всё, что мне нужно.

Они вышли в гостиную, держась за руки, объявили отцу:

– Батюшка, мы теперь не брат и сестра, а мы теперь жених и невеста.

Отец ни слова не сказал. Радость захлестнула его. Он снял со стены икону, перекрестил их ею:

– Благословляю вас, дети мои!

Только через год Настя с Никитой обвенчались, а еще через год у них родился первенец, еще через два года родилась дочка. Большая семья была у Никиты с Настей: три сына и три дочери. Снова ожил старый дом. Детский смех и беготня маленьких ножек – эликсир молодости для деда. Возится он с малышами, а иногда вдруг со стыдом вспоминает, как хотел уехать и бросить маленьких Настю и Никиту. Позор!

Семья большая, тесно стало. Построили второй этаж. Внутри весь дом отделали на зависть. Ещё бы! С таким-то мастером и помощниками-сыновьями. Мальчишки учились столярному делу на практике. Роскошная мебель стояла во всех комнатах. А девочки у мамы учились вязать, вышивать, шить. У всех одежда была на загляденье. Про учёбу не забывали, родители сами обучали детей читать и писать. Прививали любовь к чтению. В доме всегда было много книг, и поучительных, и развлекательных. На чём другом, а на книгах не экономили. Эта дружная семья не только работать умела, но и отдыхать не забывала. Любили праздники, народные гуляния. По вечерам кто-то расходился по своим комнатам почитать или на пару поиграть в шахматы или шашки, а остальные собирались вокруг большого стола в гостиной поиграть в настольные игры: лото, домино или карты. Карты, если к ним относиться без азарта, очень хорошо развивают сообразительность и память. Никто из детей картежником не стал.

Землю не забывали. Малышей сразу же приучали землю обрабатывать. Для них это было естественным делом, как есть, пить, так и поработать. Скотину тоже растили. Богатый, сытый дом был благодаря своему труду.

Но для деда вдруг настал чёрный день. Кто-то из домочадцев придумал деда отстранить от всех дел, от всех забот. Кто придумал, что любовь к нему надо так выразить? Только все сговорились и слышал бедный дед одно и тоже:

– Дедушка, зачем тебе это делать? Дай я сделаю, а ты иди отдохни.

Дед возражал:

– От чего же я отдыхать-то буду, если ничего не делал?

– Всё равно, посиди или погуляй.

Ничего не разрешали делать, даже двор подмести, даже воды из колодца принести. Думали, что берегут деда, а он понял только одно: ни на что он не годен, отстранили его от общего дела, он никому не нужен. Боли сильнее этой у него никогда не было. И вспомнил он, что только одна душа любит его и ждёт, душа покойной жены. И вот, чтобы как-то ослабить свою боль, стал он каждый день ходить к могиле своей любимой волшебницы. Сделал скамейку, врыл её в землю рядом с могилой и по нескольку часов проводил возле могилы. Разговаривал с милой, которая даже после смерти умела оберегать и их дочку, и его самого. Вспоминал о прекрасных днях, проведённых вместе. Просил прощения за то, что вывел её из леса. И весной, и летом, и осенью, и зимой в любую погоду приходил он сюда и никогда даже шапки не надевал. Ветер раздувал его седые волосы, снег падал на голову или дождь лил, гроза, пурга – ничего не могло его остановить посетить могилу. Как-то его попробовали в непогоду привести домой, но он рассердился:

– Вы, что же, всё у меня отняли, я вам больше не нужен. Вы и волю мою хотите у меня отнять, отнять единственное, что у меня осталось: общение с душой моей любимой. Ей-то я нужен, не то, что вам всем. Она меня ждёт каждый день, а каждую ночь она ко мне во сне приходит. Уходите и не трогайте меня.

Сильнейшая душевная боль превозмогала боль физическую, и он не замечал, как болят у него легкие и сердце не справляется с обидой на детей и внуков. И вот, однажды, не вышел он к завтраку.

Он, вообще-то, всегда нехотя принимал пищу, нехотя приходил к столу, но в этот день он не вышел совсем. Родные бросились в его комнату и увидели, что он мертв. Только на лице его застыла счастливая улыбка. Все поняли: он встретил, наконец-то, ту, которую любил больше жизни. Он теперь обрел счастье.

Его похоронили рядом с женой. Но, кажется, его дети и внуки так и не поняли, какую смертельную рану нанесли они своему отцу и деду под видом любви и заботы.

– Ну вот, – сказала бабушка, – и вся сказка. Как же ты, внученька, её поняла?

Я ответила:

– Я поняла, что нужно любить: любить своих близких, любить учиться, любить свой труд. Только ты, перед тем, как рассказать мне сказку, сказала, что драгоценности счастья не приносят. Но в твоей сказке бриллианты тоже выручают людей.

– Ты правильно сказала: выручают. А ты помнишь, как они появились в семье. Они не были украдены, из-за них никого не убивали. Они появились по воле любящего сердца волшебницы. Эти бриллианты просто символ, символ любви и добра. Так как же получилось, что из-за них чуть не погибла маленькая Настя, а ее мачеху убили? Из-за них ювелир приказал своим охранникам ограбить Ивана. Благодаря им Иван построил себе добротный дом, а Никита и Настя научились любимому ремеслу. Так в жизни и бывает: хочет сделать добро, а получается зло. Так же, как огонь: с его помощью готовят пищу, обогревают дом, а чуть зазеваешь, и от него же дом может сгореть. А вода: без нее нельзя жить, но она же является виной потопов, кораблекрушения и цунами. Вот так и добром нужно пользоваться осторожно, как стихией. Не даром же говорят, что глупый не может быть добрым. Дети и внуки охотника любили его, а сделали его несчастным и приблизили его смерть.

– Так что же? Не нужно любить и делать добро?

– Так говорить все равно, что нельзя пользоваться водой и огнем. Надо, обязательно надо. Ты сейчас читай хорошие книги. Они научат тебя и любить, и творить добрые дела. И тогда в твоей жизни будут происходить действительно волшебные события. Поживешь, сама в этом убедишься. А вот ради чего ты будешь делать добро? Ради людей или ради волшебных событий? Смотри, не ошибись в выборе!…

Дивный цветок

(Сказка)

На солнечной опушке леса в траве затерялся цветок. Нет, это слабое растеньице с тонким стеблем и едва завязавшимся бутоном ещё нельзя было назвать цветком, цветком оно ещё только должно стать, а каким оно будет, оно и само не знало. Да это и мало волновало его. Ведь жизнь вокруг была так прекрасна, что не успевало растение радоваться всё новым и новым открытиям. Синее бездонное небо раскрывало над миром свой гигантский шатёр, улыбающееся солнце по-матерински ласкало его своим теплом, на все хватало любви у щедрого светила и под его лучами разрастались травы, разряжая себя в неприхотливые цветы, пышные кусты и деревья украшали себя всё новыми и новыми побегами. Ах, какими красивыми они казались нашему бутончику. Вот этот цветок совсем синий, как небо, а этот такой, как сгусток солнечного луча, а вот этот розовый, как сама заря, а вот там белый, словно кусочек облака упал в траву. Сколько их, этих цветов, куда не бросишь взгляд, все цветы, цветы, один красивее другого.

Но, однажды, когда солнце только начинало пробиваться сквозь ночную тьму, разрывая ее своими лучами, наш цветок проснулся, радуясь приближению нового дня, стал осматриваться вокруг себя. Цветы еще дремали, закрыв свои бутоны. И вдруг… от изумления у нашего бутончика перехватило дыхание и замерло сердце: он увидел цветок неземной, невиданной до сих пор красоты. Словно кусочек радуги распустился среди травы. Он вбирал в себя красоту сразу всех красок: и синь неба, и багрянец зари, и золото солнца, и зелень изумруда. Его прозрачные лепестки сияли ровно и ярко. Только несколько мгновений распускался цветок, а потом исчез. Но растение, не могло никак опомниться, пораженное видением небывалой красоты. Целый день, как во сне пробыл наш цветок, без конца вспоминая все подробности прошедшего утра. Он всё оглядывался на то место, не появится ли снова изумительный цветок, но цветка не было. "Уж не приснился ли он мне?" – думал бутончик. – Да, наверное, приснился". А забыть дивный сон растеньице не могло: "Какой красивый, какой необыкновенный! Увидеть бы его ещё хоть один разок." – мечтало оно. Впервые провёл наш бутончик беспокойную ночь, а чуть забрезжил рассвет, снова распустился на том же самом месте дивный цветок. Снова бешено заколотилось сердечко у нашего бутончика и несколько мгновений он снова любовался невиданной красотой. Опять целый день скромное растение жило только воспоминанием увиденного, не успевая перебирать в мыслях подробности случившегося и мечтая снова увидеть свой кумир. А утром, на заре снова распустился любимый цветок, на несколько секунд показав свою несравненную красоту.

 

– Что за цветок? – спрашивал себя бутончик. – Как его зовут? Кто бы мог мне об этом сказать?

Но некого было спросить.

Пришлось превратить своё обожание в глубокую тайну. Ведь в самом деле, как он, скромный невзрачный бутон, мог осмелиться хотя бы любоваться такой красотой.

– Да, это кощунство, – думал бутончик, с невыразимой тоской оглядывая себя. – Что я из себя представляю? Ничто. – повторял он с отчаянием.

Но нет любви, которая бы не хотела взаимности. И нашему бутону так захотелось, чтобы чудный цветок обратил на него внимание, чтобы хоть заметил его существование.

– Как бы мне хотелось быть красивым, а ядаже не знаю, какого цвета будут мои лепестки, – думал он. Впервые он задумался над тем, каким же он может быть. Желание стать красивым настолько, чтобы его заметили, былотак велико, что он почувствовал в себе огромную силу.

– Я буду красивым, – решил он. – Я могу быть красивым и сильным.

И в самом деле с каждым днём он всё больше чувствовал, какналивался соком его стебель, как поднимался на стебле бутон, всё выше, туда, где больше солнца, где дуют ветра, а все травы и цветы остались теперь там, внизу. Да, ему здесь свободно, хотя и немного одиноко. Он чувствовал, как зреют внутри его сильные и большие лепестки. Он должен был уже вот-вот раскрыться. С трепетом он ожидал этого часа. Все надежды были связаны с этим ожиданием. По-прежнему он просыпался рано утром, чтобы полюбоваться своим любимым цветком. Столько радости доставляли ему эти тайные восторги и столько же печали, ведь сам он был таким незаметным. И вот наступило утро, когда лопнул вдруг бутон, лепестки развернулись и раскрылись мощным цветом.

Неподалеку рос раскидистый куст шиповника. Каждую весну он покрывался розовыми пятнами благоухающих цветов и каждую осеньяркими красными плодами. Он снисходительно смотрел на окружающие его цветы. Нет, он не чувствовал к ним презрение, цветы есть цветы, даже самые скромные, он не страдал высокомерием, для этого он был достаточно благоразумен, но ничто не трогало его, не вызывало его восхищения. Но это утро он запомнил навсегда. Едва проснувшись, он увидел цветок такой красоты, что не смог сдержать возглас восторга:

– Да ведь это же лилия! Садовая белая лилия! Как этот капризный цветок попал сюда? Как хватило у него сил распустится здесь, в этой глуши, с такой дивной силой?

Да, наше растеньице, скромное и незаметное, превратилось в великолепный, царственный цветок. Но сама Лилия не очень-то верила в свою красоту. Ей было важно только одно мнение на свете, мнение цветка, который распускался на заре и который полонил её сердце своей несравненной красотой. Это было утро надежд. Лилия с волнением ожидала, когда раскроется её любимый цветок, заметит ли он теперь её? А вдруг заметит? При этой мысли у неё кружилась голова от счастья, которого она так жаждала. Да, он вдруг увидит еёвосхищённым взглядом и спросит:

– Как тебя зовут, милый цветок?

И Лилия, волнуясь, ответит:

– Лилия. А тебя как зовут?

И он назовет ей своё имя.

Целый день потом она будет мечтать о встрече и каждое утробудет раскрывать свои лепестки только для него, как он для неё. Она не будет больше одинокой, все дни будут солнечными, счастливыми, все дни будут сплошным ликованием. А вдруг нет? Не заметит. При этих мыслях сердце холодело и лепестки склонялись, как под тяжестью неизбывного горя. Прошёл день в надежде и сомнениях. Пришла беспокойная ночь ожиданий и тоски. И вот забрезжил рассвет. Медленно стал распускаться радужный цветок. Вот он совсем раскрылся. Лилия устремила свой взгляд туда, внутренне напрягаясь от ожидания. Вот он, он наступит этот момент, от которого зависела её судьба. Она ждала, что вот сейчас он заметит её, позовёт, но нет… Цветок снова закрыл свои лепестки, он не заметил Лилию. Сникла несчастная Лилия. Словно роса скатилась с лепестков горючая слеза. Целый день прошёл в тоске и отчаянии. На следующее утро, когда Лилия вновь увидела свой любимый цветок раскрывшимся, она вдруг решилась и крикнула сама:

– Цветок, ты распускаешься только на заре, а я давно уже люблю тебя. Скажи мне, как тебя зовут.

Звонкий чистый голосок Лилии разнесся по опушке. Лесное эхо подхватило её мольбу и повторило, рассыпаясь до самых дальних уголков: Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Как тебя зовут? Как тебя зовут? Как тебя зовут? Обеспокоенные цветы и деревья проснулись и долго прислушивались к эху, которое разносило по лесу чьё-то отчаяние и мольбу. Куст шиповника узнал голосок Лилии и загрустил, поняв, что не к нему обращала она свой отчаянный призыв. И только радужный цветок ничего не ответил, словно ничего не слышал. Медленно закрыл свой бутон, не обращая внимания на признание прекрасной Лилии. Лилия совсем загрустила. Она по-прежнему любовалась своим цветком каждое утро, но никогда больше не звала его, чтобы не докучать ему своими признаниями. Шли дни.

– Как ты красива, – говорили цветы, обращаясь к Лилии.

– Разве я красива? – думала Лилия, – Нет, я совсем не хороша. Ведь он не любит меня.

Люди, проходя по поляне, останавливались, говорили восторженно:

– Какой красивый цветок! Откуда он здесь?

И никто не решался сорвать Лилию. Когда люди говорили так, Лилия радовалась:

– Это говорят о моём цветке. Да, он действительно хорош, им нельзя не восхищаться. Такого другого цветка больше нет на свете.

А Шиповнику всё не давало покоя признание Лилии, но он не решался спросить у неё об этом. Он всё время грустил. Он недоумевал: неужели её не любит тот, кому она отдала свое сердце? Как можно не заметить, не полюбить этот прекрасный цветок? К тому же ещё с таким нежным и верным сердцем.

– Но вот однажды Шиповник всё-таки решился:

– Почему ты всё время грустишь, милая Лилия? – спросил он с участием.

Как он и ожидал, Лилия ответила уклончиво:

– Я не грущу, это только кажется.

Но Шиповник не сдавался:

– Прости меня, что я задам тебе этот вопрос, он покажется тебе нескромным, но мне так хочется помочь тебе. Скажи мне, кого ты звала однажды ранним утром?

Лилия смутилась, но потом, не в силах больше переживать в одиночестве свою неутоленную жажду любви, она рассказала Шиповнику всю правду.

– И он не ответил? – изумился шиповник. – Ведь здесь нет ни одного цветка, который не смотрел бы на тебя с восхищением, все готовы отдать тебе своё сердце.

– Ты не видел того цветка, – со вздохом сказала Лилия. – Если бы ты видел его, ты бы понял, что нет ничего на свете достойного такой несравненной красоты. Но он скромен. Он распускается так рано и так ненадолго, словно боится, что все остальные цветы померкнут в сравнении с ним. А я что? Я не лучше, чем все остальные, даже хуже, бесцветная, с толстыми грубыми лепестками, и с прямым, как столб стеблем. До сих пор не могу понять, как я осмелилась напомнить ему о себе, как могу на что-то еще надеяться.

Она засмеялась и заплакала. Шиповника смутил её рассказ, онслушал её, сочувствуя всем сердцем. Он верил в то, что Лилия может полюбить только кого-то необычного, но никак не мог поверить, чтобы этот кто-то было лучше, чем она сама, и тем более, чтобы она была кого-то недостойна. Ему очень захотелось увидеть этот необыкновенный цветок, красивый и скромный. Может быть, именно скромность не позволяла ему поверить в любовь Лилии. Тогда нет ничего проще помочь ей. Он решился попросить Лилию показать ему её любимый цветок. Она согласилась. Всю ночь они оба не спали и только разговаривали о будущей встрече. Лилия без конца говорила Шиповнику о качествах своего избранника, а Шиповник мужественно всё выслушивал, уверенный в достоинствах своего соперника. Но вот забрезжил рассвет. С первыми лучами медленно начал распускаться необыкновенный цветок.

– Вот, – воскликнула в восторге Лилия, обращая внимание Шиповника. – Вот там, смотри. Видишь? Видишь? – нетерпеливо спрашивала она. Но Шиповник почему-то никак не мог понять, где ему искать прекрасный цветок. Никакого цветка он не видел. Наконец, Лилия рассердилась:

– Ты специально не хочешь видеть его, – сказала она с обидой – Хотя не видеть его невозможно. Ведь он похож на радугу, играет, переливается самыми яркими красками.

Наконец, Шиповник увидел то, на что ему показывала Лилия, но он с каким-то отупением смотрел туда, вызывая безумное раздражение Лилии. А цветок, как всегда, вскоре сомкнул свои несравненные лепестки и исчез.

– Видел? Видел? Ведь правда, он необыкновенно хорош? – спрашивала Лилия, сияя, и слёзы умиления скатывались с её лепестков. – Он так хорош, что все, кто его увидит, восхищаются им.

– Да, вижу, – сказал Шиповник рассеяно и с каким-то испугом посмотрел на Лилию. Теперь Шиповник был поверенным в сердечных делах Лилии, которой было теперь с кем поговорить о своих переживаниях. Она без конца расточала похвалы в адрес своего кумира, а Шиповник становился всё грустнее и задумчивее… Наконец, Лилия опомнилась, заметила его задумчивость и стала бранить себя за свою жестокость.

– Шиповник любит меня, а я совсем не щажу его, без конца расточая свои похвалы другому.

Она перестала говорить с Шиповником о радужном цветке. А Шиповник продолжал о чём-то напряжённо думать. Ему приоткрылась какая-то тайна, и он думал, говорить или не говорить об этом Лилии:

"Если скажу ей правду, – думал он, – она всё равно не поверит, пожалуй, обвинит меня в каких угодно грехах. А если ничего ей не говорить, не прощу себе, что позволил ей обманывать себя. Надо как-то попытаться открыть ей эту тайну."

И вот однажды, он осторожно спросил лилию:

– Скажи мне, дорогая, а твой цветок распускается, когда небо покрыто тучами, и солнце не может пробиться сквозь них?

– Нет, – ответила ни о чём не подозревающая Лилия.

И тут же опять начала хвалить свой цветок:

– Ведь это цветок, предвещающий безоблачный день. Ах, сколько в нём хорошего!

Шиповник опять осторожно, но настойчиво попросил Лилию:

– Дорогая, милая Лилия, когда ты снова будешь смотреть на него, пожалуйста, приглядись к нему, повнимательнее, посмотри на него так, словно ты в первый раз его видишь. Очень прошу тебя.

– Хорошо, – ответила рассеянно Лилия, совершенно не понимая, на что намекает Шиповник. Но едва снова наступило утро, и она снова увидела свой цветок, она забыла о своем обещании и только смотрела на колдовские лепестки с волнением и восторгом.

– Ну как? – спросил её Шиповник.

– Он очарователен, сколько ни смотри, не заметишь никакого изъяна.

– Я так и думал,– сказал с огорчением Шиповник и подумал:

Ах любовь, когда, в какой момент она перестает отличать правду от лжи, и кто может снова научить её жить разумом? И как часто действительно прекрасным оказывается не тот, кого любишь ты, а тот, кто любит тебя.

Проходили дни. Шиповник так и не решился открыть тайну своей восторженной подруге. Он непереставал любоваться ею, её стройным и гордым стеблем, резными листочками, ее белоснежными, мастерски изогнутыми лепестками. Ничего лишнего: одухотворенная простота и строгое изящество. Такая теплота разливалась в середине ее лепестков.

Бесценная моя Лилия, как же мне открыть ужасную тайну, как мне дать тебе возможность узнать настоящее счастье? – думал Шиповник, потом в отчаянии говорил себе: "Всё равно, раз влюбившись в это чудовище, онане сможет забыть его, сердце её ранено навсегда… "

Как-то Лилия опять не удержалась и снова заговорила с Шиповником о радужном цветке. И тогда он решил попробовать и сказать ей правду:

– Милая, – сказал он, твердо решившись открыть ей правду.

– Если бы ты знала, кого ты любишь. Если бы только подозревала. Ведь вовсе не им восхищаются все, а тобой, нет здесь цветка красивее, чем ты. Ведь это только ты видишь его таким прекрасным, а для остальных он просто…

– Кто? – с испугом перебила она его.

– Ведь это просто… – он запнулся, не смея сразу выговорить жестокое слово. – Ведь это просто… камень! – выкрикнул он в исступлении.

 

Широко раскрытыми глазами смотрела Лилия на него, онемев от неожиданности. А Шиповник продолжал:

– Да, да, самый обыкновенный камень. Солнце освещает его с противоположной стороны и лучи, задержанные им, распускаются в радужный цветок. Это чудовище никогда не сможет полюбить ни тебя, ни когодругого, ведь у него нет сердца.

Лилия онемела, а когда опомнилась, то закричала возмущённо:

– Ты лжёшь! Всё лжёшь! Разве я сама ничего не вижу? Ты просто ревнуешь, а потому решил жалко оклеветать своего соперника. А я думала, что ты мой друг, я так доверяла тебе. Ты обманул меня, знать я больше тебя не хочу.

Она гневно отвернулась от него.

– Я молчу, молчу, считай, что я ничего не говорил, – виновато прошептал Шиповник.

– Когда-нибудь ты сама узнаешь правду, но будет поздно. Мне так жаль тебя, я так хочу тебе счастья.

– Меня нечего жалеть, – гордо сказала Лилия. – Я люблю. Я старалась стать достойной его, но мне это не удалось. Так зачем же винить его в своих собственных недостатках. И если мне не суждено настоящего счастья, то никакого другого мне не нужно.

Шиповник только вздохнул и горестно покачал своими ветвями. Шли дни и Лилия вдруг заметила, что её лепестки начали желтеть по краям, появился тонкий сухой ободочек, предвещающий скорое увядание. Ещё больше загрустила Лилия, но она ещё была хороша и надежда не совсем её покинула: "Он не поверил моей любви тогда, пусть же знает, что я всё ещё верно люблю его. Теперь, когда прошло так много времени, он не сможет не поверить моей любви. Теперь она должна тронуть его," – рассуждала она и снова решилась напомнить радужному цветку о себе. И снова, как и много дней тому назад, она крикнула, подавшись к нему всем своим существом:

– Цветок, я всё ещё люблю тебя. Скажи мне хотя бы "Нет." Ну, ответь хоть что-нибудь. Слышишь ли ты меня?

И снова эхо разнесло по лесу признание и мольбу прекрасной Лилии, и снова проснулись и затрепетали деревья и цветы, прислушиваясь к её голосу, и только радужный цветок ничего не ответил и, закрыв свои лепестки, исчез. Горе, отчаяние вновь овладели Лилией. Она поняла, что надежды больше нет.

Шли дни. Лилия постепенно увядала. Цветы вокруг неё тоже увидали, сохли, разбрасывали свои семена. Шиповник покрылся огненными плодами, а листья его уже были тронуты осенней краснотой. И только радужный цветок по-прежнему распускался солнечными утрами. Время щадило его к великой радости и гордости Лилии, которая по-прежнему любовалась им. Дни становились всё короче, всё холоднее были ночи, всё реже солнце вставало по утрам и Лилия всё реже видела свой любимый цветок. Надежда уже навсегда оставила её. Ведь она уже ничем не напоминала теперь ту прежнюю очаровательную Лилию, которой восхищался каждый прохожий, на которую с восхищением смотрел каждый цветок. Её стебель стал сухим и хрупким, ветер трепал её пожухлые листья. Не было и в помине изящных белых лепестков, вместо них покачивалась на сухом и хрупком стебле чуть надтреснутая коробочка со спелыми семенами. Но она ещё жила, а значит вспоминала без конца свой любимый цветок. Он давно уже не расцветал. Наверное и его не пощадило равнодушное время. Ах, какой холодной была эта ночь! Колючий ветер гулял по лесной опушке и от его прикосновения умирали травы, последние цветы, некоторые из них даже не успев дождатья плодов, падали на землю. Лес стоял обнажённый, охваченный беспокойной дремотой. Шиповник тоже дремал. Он стал казаться теперь меньше без листьев и плодов. Кто-то собрал его плоды, сложил их в корзинку и унёс. Иногда Шиповник вздрагивал и просыпался, тогда он тут же вспоминал о Лилии и спрашивал её обеспокоенно:

– Тебе очень холодно? Ты жива?

– Да, да, – слабо отвечала Лилия. – Я жива, хотя мне действительно очень холодно. А тот цветок, жив ли он ещё? Я так давно его не видела.

– Конечно, жив, – проворчал Шиповник. – Ему-то ничего не сделается.

– Ты по-прежнему сердишься на меня, а я так хотела бы его увидеть хоть ещё один единственный раз. Он оказался бежалостным ко мне, ни разу не отозвался, даже не сказал, как его зовут. А мне сейчас стыдно говорить о любви, и всё-таки, я так хотела бы увидеть его хотя бы один раз.

Казалось, само солнце услышало желание Лилии: оно властно стало подниматься на горизонте, разрывая и мрак, и холод.

– Я увидела свой цветок! Жив! – радостно воскликнула она. – Он по-прежнему распустился великолепным цветом, он цветок, победивший мрак и время. Жив! – снова воскликнула она, протянув к нему свои сухие листья. И вдруг оборвался её голос… Трава и цветы все сникли, полянка казалась пустой и безжизненной, всё было видно теперь далеко. И Лилии открылась безжалостная правда. Да, да, она увидела камень, лежащий среди пожухлой травы, он отражал солнечные лучи и они распускались над ним радужным сиянием. Не было цветка. Лилия закрылась в испуге от ужасного видения, затрепетала и прошептала еле слышно:

– Так всё было зря? Всё, всё было зря. Я полюбила нечто за его фальшивую красоту… Я любила нечто без души и без сердца. Ради него я отвергла любовь настоящую, живую, любовь живого существа. Жалкая гордячка! Я жестоко, но правильно наказана. Как моя красота, моя любовь, мое отчаяние, даже сама моя смерть могли тронуть бездушный мираж?

Не выдержав горя, она сломалась. Упала на землю созревшая коробочка и семена просыпались. Ветер подхватил их и бережно разнес по всей поляне.

Утром, проснувшись, Шиповник не увидел своей Лилии. Только сломанный стебель лежал на высохшей траве.

Стало еще холоднее. Суровая зима пришла на землю. И не ласковым вьюжным голосом она пела деревьям и кустарникам свои ласковые песни:

– Спите, отдыхайте, набирайтесь сил до весны, – и укрывала их мягким снежным одеялом. И лес дремал подметельную песню зимы. Шиповник тоже спал. А во сне видел свою прелестную Лилию. Иногда, сквозь тяжелую дрему, доходил до него голос действительности, и он с тоской вспоминал, что Лилии больше нет.

Но не вечно бушевала зима. Снова солнце стало греть сильнее, обнажилась и разбухла напоенная снегами земля, опять ожила поляна, покрывшись свежей зеленью. Шиповник тоже проснулся. Он медленно оживал, постепенно покрываясь листьями и цветами. И вот уже многочисленными глазами своих цветов он грустно смотрел на то место, где в прошлом году впервые увидел прелестную Лилию. Как наполнилась тогда его жизнь её грустью и её радостью. Не было больше Лилии. И сейчас на том же месте он снова увидел… распустившуюся белоснежную лилию. От восторга у него замерло сердце.

– Как она похожа на мою любимую.

И вдруг он услышал знакомый голос:

– Ты удивлен?

От неожиданности Шиповник вздрогнул.

– Не пугайся и не удивляйся. Это я, твоя Лилия.

– Этого не может быть. Ведь я видел твой сломанный стебелек на траве.

– Но ты не должен этому удивляться. Ведь ты осенью сбрасываешь свои листья и плоды. А весной они снова появляются на твоих ветвях. Вот и я сбрасываю мой высохший стебель, а у меня отрастает новый. А сама я провожу зиму глубоко под землей. Понимаешь?

– Кажется да… – неуверенно проговорил Шиповник. – Значит, ты жива! – захлебнувшись от радости, воскликнул он.

– Я вижу, что ты рад снова увидеть меня. Но будешь ли ты рад, если я скажу, что люблю тебя?

– Ты любишь меня? – не веря своим ушам, переспросил Шиповник.

– Да. Я люблю тебя.

– Она меня любит! – закричал он, забыв от восторга про свою застенчивость. Эхо разнесло его радость по всей округе: "Она меня любит… Она меня любит… Она меня любит." И лес захлопал своими листьями, словно в ладоши и смотрел с укоризной на бессердечный камень, лежащий посреди поляны. Над ним по-прежнему каждое утро расцветал радужный цветок, но его обманная красота никого пока не трогала. Но кто может поручиться, что опять не появится мечтательная Лилия и не поддастся его обманчивой красоте? Шиповник с ненавистью смотрел на камень, но вдруг, приглядевшись, он задохнулся от восхищения, увидев, как словно из земли распускаются многочисленные белые цветы, превращая поляну в великолепный уголок.