Buch lesen: «Проклятый»

Schriftart:

Пролог

Весь мир не в силах сокрушить нас, и только сами мы изнутри разрушаем себя.(с)

Брэндан

Это все просто кошмарный сон.

Я с силой сжимаю веки в надежде на то, что, когда распахну их вновь, время повернется вспять, и все будет так, как и должно быть.

Как было почти восемнадцать лет, до этого дня.

Все, чему меня учили, все, к чему готовили… Теперь казалось ехидной усмешкой судьбы, миражом какой-то другой жизни, которая больше мне не принадлежала.

Еще вчера я был гордостью. Я был не просто именем. Я был всем для сотен и тысяч людей, которые превозносили меня и в чертах моего лица видели надежду.

Это чувство дарил людям не только я, но и мой брат.

Но в данную секунду мои виски царапала рыхлая земля, на которой я лежал. Именно сейчас я слышал душераздирающий гомон из криков толпы, жаждущей расправы надо мной.

Над своим королем. Над предателем.

Но хуже всего ощущалась неимоверная боль, которая окутала всю спину – от самого начала позвонков, до затылка. Агония была дикой – будто мою кожу распороли и воткнули в нутро с дюжину кинжалов. Так глубоко, что металл бы полностью скрылся, оставляя на свету лишь рукоятки, расписанные фамильным гербом.

Я знал, что сколько бы толпа не просила, ударов больше не будет. Пройдет минута, и меня поднимут с земли, закинут в машину, в которой я буду истекать кровью. Я сомневаюсь даже в том, что там мне окажут какую-либо помощь.

От этих мыслей вдруг захотелось всхлипнуть, но я немедленно укорил себя за собственную слабость.

Я не такой. Меня не этому учили всю жизнь. Слово "слабый" с рождения отсутствовало в моем словаре.

Во главе моего словарного запаса стояли такие слова как: "Честь. Мужество. Гордость.".

На всех пяти языках, которые я знал.

Внезапно, обучение показалось мне такой нелепостью. Какое теперь значение имеют мои знания? Многочисленные языки, музыка, боевые искусства, в которых мне не было равных?

Никакого. Я еще не осознал того, что теперь до конца жизни меня ждут лишь тьма и клеймо предателя. Ну, и, конечно, холод и одиночество в подземельной камере Адинбурга.

Я знал, что прошла всего минута после последнего удара, но, погрязнув в своих собственных размышлениях, ощутил ее как целую вечность.

Боль была настолько сильна, что я уже не пытался встать. Я помню, чем это закончилось в последний раз, и не настолько глуп, чтобы рисковать снова.

– Убить его! Убей его! Смерть лжепринцу! Смерть грязному предателю и убийце! За Бастиана!

За Бастиана. За Бастиана. За Бастиана.

Пространство площади наполнилось вскриками, восхваляющим моего брата.

При мысли о Бастиане мое сердце сжалось от другой боли, которая была гораздо сильнее чем та, что причиняли физически.

Эта боль была глубже – она задевала каждый нейрон моего мозга и перетекала прямо в сердце, заполняя его темнотой.

Я не хотел, чтобы все так вышло.

Мама, Отец, Меридиана. Никто из нас не заслужил смерти.

Этот народ, который сейчас ненавидит меня, не заслужил беспорядков и боли, которые их ждут во власти Парламента.

Семья.

То слово, которое еще совсем недавно имело самое главное значение в моей жизни, вдруг утратило всякий смысл.

Я позволил скупой слезе скатиться по своей щеке, когда окончательно осознал то, что никто из них не выжил. Может быть, только Мэри. Они же не посмели бы убить ребенка…?

Еще как посмели бы. Они бы перерезали ей горло в два счета, если бы хоть на миг увидели ее невинное детское личико.

Перед глазами замелькала Мэри – по пухлым щекам стекают горючие слезы; нож, представленный к ее шее, породил на свет небольшие капли крови, вытекающие из вен…

Всего одно движение. На каждом из нас. И весь остаток нашего рода навсегда истреблен и погружен в подземелья.

Нет. Ее наверняка оставили, для того чтобы бы она служила фарфоровой куклой для всего народа. Игрушкой, которая бы напоминала о том, что в этой стране когда-то существовали Виндзоры.

Ее будут выставлять на телевидении, водить по светским сборищам и одевать в красивые платья. Шептаться за ее спиной и показывать пальцем в затылок, заклиная:

"…Посмотрите. Это все, что осталось от королевской крови. Она – последняя."

А потом, когда она достигнет детородного возраста, убьют и ее. Чтобы она не родила на свет нового наследника.

– Щенок, – грубый голос и стальная хватка на моем плече вывели меня из состояния бессознательного бреда и копания в собственных воспоминаниях и мыслях, – ну, как тебе, понравилось, лжецарский ублюдок?!

Мерзкий запах дыхания палача вызвал во мне приступ рвоты. Его касания были отвратительны. Никто и никогда не прикасался к нам. Не говоря уже о такой бесцеремонности и неуважении к собственному правителю.

Мужчина, обезображенный железной маской, которая полностью скрывала его лицо, не могла утаить красноту в его бездушных глазах. Еще неделю назад я мог отдать приказ, который навсегда бы отделил его голову от тела.

– Я убью тебя, – прошипел я сквозь сжатые зубы. – Никто не смеет так разговаривать со мной. Никто не смеет так обращаться… С королем, – последнее слово едва вырвалось из моих легких. В данной обстановке протеста мои писк о собственной крови выглядел теперь бессмысленным.

И палача это только позабавило.

– Король, – вслух фыркнул он, давая мне подзатыльник. Толпа одобрительно загудела, мечтая о том, чтобы шоу продолжилось. Я же нашел в себе силы открыть глаза шире и посмотреть в лица этих потерянных, заблудших душ, которые оказались пешками в руках нашего государства.

Я бы хотел их ненавидеть.

Хотел ненавидеть за то, что восемнадцать лет они улыбались мне и восхваляли меня, а теперь с такой страстью требовали моего позора. Они желали, чтобы палач убил меня.

Но я чувствовал только любовь. Безграничную любовь к своему народу.

Именно этому меня учила мать.

Это все, что у меня осталось от моей семьи, – знания. Моральные принципы, которые живут во мне и просятся наружу.

Они хотят уничтожить их во мне. Все до единого. В глубине души я понимал, что лучше умереть, чем отправиться в Адинбург.

И именно поэтому они приготовили мне именно такую участь. Навсегда окрестили клеймом позора, заковали в цепи и отправили в Чистилище.

– С этого дня ты – жалкий червяк, отмеченный ненавистью всего народа. Ты заслужил это, – тихо прошептал мне на ухо палач, в который раз одаривая меня своим мерзким запахом. Под четкие и громкие удары барабана он вел меня к машине, держа за волосы на макушке.

Люди кричали.

Они ненавидели меня.

Мои босые ноги врезались в камни на земле, но, вместо того чтобы завыть от боли, которая разрывала мою душу, я собрал все свои последние силы и высоко поднял подбородок.

Мои плечи автоматически расправились, в легкие поступили долгожданные волны кислорода, которым я в последний раз наслаждался с такой жадностью.

Солнце выглянуло после дождя – всего лишь на мгновение. Оно прощалось со мной. В темнице оно вряд ли будет меня радовать. Оно и так частенько обходит эту часть света стороной.

Недовольный шепот сообщал мне о том, что люди были не удовлетворены. Они не хотели, чтобы я вел себя так, как и прежде. Как будто до сих пор был наследником.

Я им не был.

Я и есть наследник.

Я окинул всех, кого мог, таким взглядом, который не оставлял им никаких сомнений в этом.

– Ты не смеешь вести себя так, червяк. Ты – не Бастиан, – проревел палач, и толпа повторила его речь за ним. В следующую секунду я почувствовал, как он пнул меня к колесам машины, и я вновь упал, держа руки за своей спиной – у меня не было другого выбора. Мои запястья оставались закованы в железные цепи весом в несколько тон.

– Я уничтожу тебя, – выплевываю я, проклиная его и всех их своим обещанием. – Я вернусь. И я заставлю вас всех расплатиться за то, что вы сделали со мной… С моей семьей… С Мэри… – Мой голос сорвался, когда я вспомнил ее ласковый смех. – С Бастианом.

Палач отвесил мне резкую пощечину, которая могла бы снести мне голову.

– Ты не смеешь произносить имя Короля.

Я зарычал, немедленно вставая с колен. Я не мог… Я должен оставаться сильным. Я должен донести до всех правду.

В которой сам толком не мог разобраться.

Бастиан умер сегодня.

– Король – здесь я, – уже тише, будто себе под нос, прошептал я, и это были последние слова, которые сорвались с моих губ. К палачу подоспели люди в форме – офицеры Адинбурга. Острая игла разрезала мою кожу, как нож расплавленное масло. Наркотическое вещество опьянило меня, забирая всю физическую боль без остатка.

Моя спина не болела.

Погибала душа, которая оплакивала восемнадцать лет моей жизни.

Счастливой жизни.

Падая на пол железной клетки, я слышал, как закрывается дверца машины, и понимал только одно:

Прежнего меня больше нет. Впереди меня не ждет ничего кроме мрака, вечной боли и скитаний обесчеловеченной души.

Глава 1

Кенна

Они забрали меня на рассвете.

Моя ночная рубашка, что была на теле в момент их прихода, почти единственное, что у меня осталось.

Я не знаю, сколько прошло часов или дней, но могу сказать с уверенностью, что к месту назначения мы прибыли в темное время суток.

Едва ли я что-то видела в кромешной тьме. Мне было не до того, чтобы разглядывать живописные ночные пейзажи. Все мои силы уходили на то, чтобы орать в тряпку, затыкающую мой рот, и сопротивляться сильным мужским рукам, которые намертво схватили меня за плечи.

Я не знаю, сколько мужчин было точно. Может, пять или семь. И все они говорили о какой-то миссии, за которую получат неплохое вознаграждение и похвалу "его высочества" – как они выразились.

– Может, поиграем с ней, прежде чем кинем в гадюшник? – меня внесли через темную дверь, за которой забрезжил слабенький свет. В мгновение ока я оказалась в узком помещении из кирпичных стен, покрытых плесенью. Обстановка тут же напомнила мне средневековую тюрьму, и лишь современные лампы, украшающие обугленные и грязные стены, говорили о том, что я не переместилась во времени. Что я – это до сих пор я. И нахожусь в нашей реальности – в вполне себе современном мире, который, в последнее время, едва ли можно назвать "миром".

Это, скорее, "земля", состоящая из войны, разрушений и боли, от которой я была изолирована много лет.

Я почти ничего не знала о том, кем на самом деле являюсь.

Жизнь в дали от общества защитила меня от внешнего мира и дала награду – забытие, спокойное существование без боли.

Я знала, что люди в моей стране, как и в других странах Европы, страдают. Солдаты уходят и не возвращаются.

Жены плачут.

Дети остаются без отцов и матерей, погибающих от голода.

Все мы находимся под гнетом страны, которая не дает другим странам Европы существовать в мире и согласии.

– Я бы с удовольствием. Она слишком хорошенькая, чтобы прозябать здесь просто так, ты так не думаешь? – чья-то ладонь опустилась на мою грудь и грубо сжала ее. Взглянув на обидчика, я вновь заверещала в тряпку, мечтая прогрызть ее, а затем вцепиться в его паршивое горло.

– Какие сиськи, – злорадно заметил второй ублюдок, запомнившийся мне золотыми зубами, которые украшали его отвратительную улыбку.

– Убери свои руки, дай мне полапать эту лесную нимфу, что так удачно попалась в наш капкан. – Из моих глаз брызнули слезы унижения, когда я вновь почувствовала их прикосновения к своей заледеневшей от ночного воздуха коже.

– Детка замерзла. Мы быстро согреем ее, не так ли? – гогот одного из этих выродков разбивал мои надежды на спасение одну за другой. Я могла только скрестить ноги посильнее и напрячься всем телом – создать своеобразный невидимый кокон, который едва ли защитит меня от их мерзких и вонючих лап.

Но я могла хотя бы попытаться.

– Нмм, нмм! Нмм! Ммм! – Из моих губ вырвались только эти нелепые звуки, когда я закричала и попыталась сказать: "Отвалите от меня, выродки!".

– Она еще и сладко постанывает, вы только посмотрите. Знаешь, сколько мы таких, как ты, поймали, красавица? И сколько из них мы поимели? – мерзость его шепота была сравнима разве что со скольжением змеи по лесной чаще. Все внутри меня сжалось в комок, когда я окончательно осознала, что попалась.

Я абсолютно одна.

В дали от места, которое, как никак, но могла назвать домом.

В дали от человека, который был моим другом и мог бы меня защитить.

– Не рыпайся, детка. Все будет максимально быстро, – еще один шепот одолел меня сзади. За этим злорадным шипением послышался звук разрывающейся ткани.

Нет. Только не это.

Подол моей ночной рубашки был разорван – холод коснулся моих бедер так же, как и шершавые ладони, обхватившие их.

– Нммммммммммммммм! – крик отчаянья разорвал мою грудь, и я привела в действие все свое существо: двигала руками и ногами без остановки, понимая, что это только отвлечет их на время, но не остановит этих мразей, присвоивших меня, как собственность.

– Черт, наша нимфочка сухая, – злобно заметил один из них, проводя пальцем меж моих ног. Меня передернуло от отвращения и унижения, когда я осознала действие, которое он только что совершил.

И это были только цветочки.

Для этих мужчин я была никем. Куском плоти, которому было предназначено удовлетворить их потребность.

Но я чувствовала, так же, что и они здесь никто.

Есть что-то, для чего меня они сюда притащили. В это место, о котором я ничегошеньки не знаю.

В место, которое я даже толком не видела.

Шестое чувство мне подсказывало, что это очень-очень далеко от дома. Здесь холоднее, и есть ветер, который буквально перебирает и обволакивает каждую твою косточку.

За пределами узкого коридора, в котором я находилась, шел дождь. Даже не так: то был сильный ливень, еще раз напомнивший мне о жуткой погоде в этом месте.

В моей местности никогда таких не бывало. По большей части, я наслаждалась солнцем и лазурной водой, ласкающей мои босые ноги. Я жила на берегу моря с прекрасным видом на линию бескрайнего горизонта, за которой пропадали корабли.

Это бы звучало красиво, если бы я не знала о том, что эти корабли отправлялись проливать кровь. За страны, которых скоро не станет.

Это все меня не касалось. До этого дня.

– Сгорите в аду, твари! – мне чудом удалось ослабить на себе тряпку и закричать так сильно, что мой голос эхом отозвался от тесных стен и низких потолков.

– Молчать, потаскуха! – приказал золотозубый, отчаянно натирая меня между ног – я напряглась так, что вены на моей коже вздулись. Я не хотела этого чувствовать.

Не хотела после вспоминать об этом, купаясь в своем позоре.

– Фригидная ты, тварь, – приговаривал он, заставляя меня рыдать еще сильнее. Если бы в моем желудке был бы хоть грамм переваренной пищи, он бы давно вылетел наружу. Но я могла только плеваться и захлебываться слезами.

– Мы все равно возьмем тебя. Если придется – изваляем в дожде. Нимфа… – Звук расстёгивающейся ширинки заставил меня заверещать так, будто меня режут.

Меня и вправду резали.

Эти ублюдки медленно разрезали меня на кусочки и посмеивались во время этого процесса.

– Что здесь происходит? Гилберт, ты опять за свое?! Ты же… Вы совсем страх потеряли?! Отпустите ее немедленно! Делайте то, что ОН вам приказал. Ваша задача – доставлять девушек в подземелье. Они не для вашего пользования. Кучка недисциплинированных отбросов, которыми нам приходится довольствоваться, пока лучшие служащие на границе. – Спасительная речь прозвучала для меня как музыка. Я не могла поверить в то, что голос, произносивший это, был реален.

Но, спустя мгновения, хватка на мне тут же ослабла. Меня поставили на ноги и повели вглубь по коридору – уже не прикасаясь ко мне похотливо или жадно. Они вели себя как солдаты, выполняющие непреложный приказ.

Чей?!

– Есть, сэр. Я прошу лишь о том, чтобы это осталось между нами, сэр. Такого больше не повторится…

– Это УЖЕ повторилось. Это не останется между нами. И, на вашем месте, я бы не стал рассчитывать на помилование. Он не знает пощады. Только не говорите, что забыли об этом…

Он не знает пощады.

Эти слова были сказаны таким тоном, что, на какую-то долю секунды, показались мне хуже группового изнасилования.

– Черт бы тебя подрал, – фыркнул один из моих обидчиков, толкая меня вперед. Постоянно вперед и вперед. Теперь я молчала, нацепив на свое лицо маску равнодушия.

Гордо задрав голову, я шла вперед, не собираясь больше показывать им своего отчаяния.

Своего страха.

– Добро пожаловать в новый дом, – с злорадной усмешкой сообщил новый для меня голос. На лице его обладателя отразилось искреннее удовольствие, от которого меня передернуло. Еще никогда в своей жизни я не соприкасалась с таким садизмом и неприкрытой человеческой жестокостью.

Да, я знала, что в странах царит война. Но была так далека от этого всего.

Живя на ферме в ужасных условиях, я иногда задумывалась о том, насколько скучна и однотонна моя жизнь. Но также понимала, что многие из тех, кто страдают от постоянных митингов, революций и массовых убийств, мечтают о моих будничных проблемах: вечная скука, постоянный гнет сверстников и бесконечная уборка дома и фермы.

Несмотря на обыденность своих будней… То, что происходит сейчас, – явно не то приключение, о котором я мечтала всю жизнь. В конце концов, я встретила Гаспара. И он был моим главным приключением.

Мои зубы непроизвольно врезались в нижнюю губу при воспоминании об обещании, которое он мне дал:

Я буду защищать тебя, где бы ты ни была.

И где он сейчас? Готова поспорить, он даже не знает о месте, в котором я нахожусь. Я и сама не понимаю, где я.

Тюрьма? Подземный тоннель? И кто такой «он»?

Мне чертовски необходимо знать ответы на все мои вопросы, и если эти ублюдки думают, что я буду молчать, то они ошибаются.

– Какой еще дом? Что это за место? – Мы прошли дальше, углубляясь в самую чащу

темных коридоров. На миг мне показалось, что я услышала истошный женский крик, и оцепенела.

Улыбки на лицах моих сопровождающих стали только шире.

– Какая-нибудь сумасшедшая. Или сопротивляется, – подметил один из них, недвусмысленно

посмотрев на разорванный подол моей рубашки. – Надеюсь, ты не будешь сопротивляться?

– Роб, ты же слышал, что сказал Джейс. Он все ему расскажет. Не думаю, что он обрадуется…

– Это не его собственность! Это даже не его люди! И ему плевать на этих потасканных девок. Они не для этого здесь. – Я уже жалела о том, что вообще могу слышать этот разговор. Каждое слово, слетавшее с губ этих ублюдков, оставляло за собой вопросы, оставшиеся без надежды на ответы.

– Я так не думаю. От хорошеньких никто не откажется. Эта – хорошенькая, – ласково промурлыкал Золотозубый, вновь толкая меня вперед. Его рука скользнула по моей щеке, оставляя после себя неприятный осадок на коже.

– Тогда будет даже лучше, если мы подготовим ее к худшему, – крики, едва различимые в коридоре, становились громче.

Я не слышала слов, которые произносили девушки. Но точно знала, что некоторые из них не понимаю вовсе – это были слова, сказанные на другом языке.

– Пришли, – один из мужчин в темной форме открыл передо мной старую деревянную дверь с небольшим окном в виде решетки. Чьи-то руки толкнули меня под лопатки, и я оказалась внутри безобразной пещеры. Буквально в сантиметре от ног пробежала крыса, и я подавила крик ужаса, сковавший мои легкие.

Это не может быть правдой.

– Пойдем. Оставляем ее здесь и уходим, – приказал другим один из них. Меня вновь толкнули вперед, почти сбивая с ног. Сжимая зубы, я старалась не произносить больше ни звука.

Я просто мечтала о том, чтобы они ушли. Исчезли. Я лучше буду ночевать с крысами, голодать, не понимать, что происходит, чем выдержу хоть еще одно прикосновение этих ужасных людей.

– Не так быстро, – золотозубый все никак не мог оставить меня в покое, облизываясь, как голодная собака. – Джейса здесь нет. Вы меня прикроете. Я хочу ее.

– Давай, только быстро, – к своему шоку услышала я, немедленно пробежав в самый дальний угол темницы.

– Вы не тронете меня! Не тронете! – закричала я, хватаясь пальцами за сырые стены. Я поразилась тому, что даже не плакала – страх заглушал все мои эмоции, придавая дикости и сил бороться с этим червем, которого язык не поворачивался назвать человеком.

– Ох, тебя здесь никто не услышит. Я просто хочу тебя подпортить, для твоего же блага. Тебе будет лучше, если ты будешь хуже, чем есть сейчас. Тогда он даже не заметит тебя. Ты затеряешься в толпе. И будешь жить, – с каждым словом он приближался ко мне все ближе и ближе, а я хотела провалиться в стену, которая никак не хотела расходиться за моей спиной.

– Кто такой «он»? Где я нахожусь?! Я хочу знать это! Кто вы, черт возьми, такие?! – Внезапная мысль поразила меня с такой силой, что тут же слетела с губ: – Вы взяли меня в плен?

– А ты сообразительная. Во Франции у вас все такие умницы и красавицы? – пробормотал он вновь, зажимая меня в углу. Только после того, как он произнес эту фразу, я поняла, что он говорил на Французском с акцентом.

Нет, нет… Я действительно далеко от дома.

Холод, туман, ветер, которые высасывали из меня всю душу…

– Я… В Англии? – жалобно пискнула я, перед тем как почувствовать его руки повсюду на своем теле. Они ощущались как щупальца. Как укусы пчел, атакующих одним разом.

– Ммм. Это неважно. Тебе нужно заткнуться, нимфа. И немного помочь мне… – Тут мужчина облизал свою ладонь, оставляя на пальцах влажный след. Его рука потянулась к моим ногам, задевая внутреннюю поверхность бедер.

Отчаянный крик пронзил мое горло, но обидчик не дал мне пошевелиться.

Я не привыкла… Защищаться. Мне никогда и ничего не угрожало.

А теперь его пальцы стремительно пробирались к самому интимному месту на моем теле, и все внутри меня протестовало, отталкивало его и молило о спасении.

Гаспар врал со своим наглым обещанием защищать меня.

Они все мне лгали…

Собственная жизнь посмеялась надо мной дважды: первый раз – это когда я потеряла память, будучи маленькой. Я просто проснулась недалеко от фермы – там, где теперь и жила. Решив, что я откуда-то неподалеку, моих родителей пытались найти в соседней деревушке, но так и не обнаружили. Так я и осталась жить там – с людьми, которые обращались со мной как со служанкой. Так они обращались со всеми детьми, которые проживали на ферме – приемными детьми.

Второй раз – сейчас. Приключения, о которых я мечтала, читала в книгах или воображала себе по вечерам, провожая закаты. Я мечтала о них даже после того, как в моей жизни появился Гаспар – гвардеец Франции. Высокий, мужественный и невероятно красивый. По описанию он идеально подходил на мужчину, которого я так долго ждала, и все же… Внешности и красивых речей мне оказалось мало.

Мне было мало его заботы и взгляда, который всем своим видом кричал о том, что парень любит меня больше всего на свете.

Мне нужно было нечто большее. Какой-то знак свыше, и эта немая дрожь от сердца, переходящая во все тело.

– Гас… – тихо прошептала я, думая только о том, как уютно было в его объятиях. Я не была девственницей. Но быть использованной этим выродком?! Или каким—либо другим… Ни за что.

– Кто это? Твой дружок, красавица? Я буду гораздо лучше него…

Я приготовилась к атаке его пальцев, рук и губ на моем тело. Мне нужно защищаться… Мне нужно…

– Что я тебе сказал?! – Рев раздался позади Золотозубого. Немедля ни секунды, мужчина, которого я уже раньше видела в коридоре, спас меня от издевательств насильника. Я даже не встретилась с ним взглядами – казалось, я не вызываю у него ни капли интереса. Его больше заботил этот подонок и то, что он ослушался чьего-то приказа.

– Ты сгниешь в Адинбурге за то, что ослушался дважды, – просто сказал он, доставая из-за полов своего костюма наручники.

– Нет! НЕТ! Нет… Простите, сэр… Это была ошибка… Всего лишь один раз… ОН простит меня! Простит! – шептал Золотозубый, пока я пыталась отдышаться. Наблюдать за его жалкой мольбой было одно удовольствие.

Я даже не поверила в то, что могу так упиваться чьим—то несчастьем. Но после того, что они все со мной сделали, я хотела, чтобы они все отправились в Адинбург. Пускай, я не имела понятия о том, что значит это слово. Судя по тону голоса главного, это очень—очень нехорошее место. Тюрьма…?

Но если я нахожусь в этой ужасной тюрьме, неужели есть что-то еще хуже?

– Он не знает пощады, – снова повторил Джейс, хватая Золотозубого. Эффектно ударив его по голове, он вывел мужчину из моей коморки, захлопнув за собой дверь.

Звук закрывающегося замка расколол мое сердце на части.

Я ринулась к окошку, отчаянно хватаясь за холодные ржавые решетки.

– Нет, – только и слетело с моих губ. Я все еще не понимала, почему во мне нет ни слезинки. На крики не хватало никаких сил.

Со стороны выглядело так, будто я очень хорошо переживаю свое похищение. Я не выглядела раздавленной, напуганной, умоляющей о спасении жертвой.

Но только потому, что внутри была настолько сломлена, что у меня не оставалось сил что-либо делать.

И я была сломлена уже очень давно.

Они просто меня… Добили.

Глава 2