Buch lesen: «Проект Эрешкигаль»
Честно говоря, когда на тебя накатывает теплый воздух с периодичностью в пару секунд, сложно продолжать делать вид, что ты все еще без сознания. Можно, конечно, попытаться лежать трупом и не открывать глаз. Но давайте не делать из других идиотов – веки все равно будут предательски вздрагивать от прикосновения воздуха. А если их сжать покрепче, то и вовсе становится ясно – ты уже давно в себе.
Что привело в чувства меня? Несколько вещей. Во-первых, тот самый воздух, про который говорилось выше. Во-вторых, некий сжимающий дискомфорт в районе груди, напомнивший, что я жива и могу страдать сердечными заболеваниями (например, тахикардией от которой ритм больше похож на бег бешеной белки по кривым веткам). Ну и в-третьих, запах – резкий, грубый, продирающий носовые пазухи до самого мозга.
Вероятнее всего последнее дало такой удар моему беспамятству, что сознание волей-неволей решило вернуться ко мне. Впрочем, эти же факторы сначала предложили провести пассивную разведку. Открывать глаза и выдавать себя сразу я не собиралась. Хотелось понять насколько безопасно вокруг прежде, чем увидеть все таким, какое оно есть.
Но веки выдавали меня сильнее, чем сбившееся дыхание. Отчего рекогносцировку пришлось проводить в ускоренном варианте. Запах не показался мне знакомым, но и особой опасности в нем не чувствовалось. Иначе внутренний тревожный звоночек заверещал бы так, что заложило бы уши. Тяжесть в груди показалась странной – болело снаружи. Наверное, кто-то на меня давил. Может, пытались сделать непрямой массаж сердца, чем и вернули к жизни? Как знать.
Вот и выходило, выдав себя веками и тяжелым дыханием, сейчас, продолжая претворяться без сознания, я подвергаюсь большему риску, чем мобильная и зрячая. Оттого, собрав волю в кулак, сжав зубы и настроившись на худшее, пришлось открыть глаза.
И встретиться с большими зелеными зрачками, окруженными золотым полем радужной оболочки. Мы изучали друг друга. Впрочем, можно ли так называть то, что сейчас происходило? Я ведь видела только глаза невероятной красоты, а их обладатель уже успел рассмотреть меня со всех ракурсов.
И будь я попугливей уже бы верещала, как резанная, пытаясь сбросить с себя чужака и скрыться в ближайших кустах. Но моей стойкости духа хватило на то, чтобы дождаться, когда глаза отдалятся, демонстрируя необыкновенную, узкую морду с ноздрями похожими на запятые, глядящие друг на друга, на кожистом носу, которым эта морда и заканчивалась. А вот вставать с меня ее хозяин не собирался, продолжая легко давить на грудную клетку, успокаивая тем, что пока мне сердечно-сосудистые заболевания не грозят.
– Здравствуй, – неожиданно для самой себя произнесла я и улыбнулась…
Никто
Я всегда считала, что при переезде предусмотрела все. Выбрала самый глухой угол планеты, где зимой холодно, а летом комары размером с корову, чтобы никто не бродил по тем лесам ни ради охоты, ни ради грибов. Заодно проверила, где проложены ближайшие дороги и примерные планы на их переразмещение, на всякий случай, чтобы не оказаться на пути прогресса.
Построила сруб (да-да, почти своими руками, между прочим) без всяких благ цивилизации, не забыв и про замечательный, старый добрый туалет на улице, но поближе к дому и со всеми возможными отводами, чтобы не лишиться обоняния к тридцати.
Вместо ограды – дремучий лес. Вместо охранной собаки – капканы на медведя в радиусе полукилометра. Правда, эта предосторожность мне все же казалась и тогда, и сейчас излишней – кто в здравом уме потащится к чуть ли не землянке посреди разросшейся чащи, где деревья так лупят по морде и рукам, что никакая заживляющая мазь не поможет, а кусты отлично маскируют кочки, ямки, что нарыли по лету грызуны и норные животные, а порой и небольшие затоны, образованные выходом грунтовых вод по тем или иным причинам? Но один заботливый человек при переезде настоял, а я не стала возражать. Пусть ему спокойней будет
Кстати, зверье тоже не очень интересуется моим присутствием в их лесу. Я для них то ли невкусная, то ли слишком злая, то ли наоборот – равнодушная к ним. Отчего сами они не обращают внимания на наличие среди деревьев относительной разумной жизни.
Хотя мне порой кажется, что местный медведь и лисы считают меня стоящей по интеллектуальному развитию в сравнении с ними ниже – осенью не запасаюсь, как потерпевшая, зимой шляюсь, вместо того, чтобы спать мирно до ледохода, не рою берлог, а наоборот прячусь от непогоды в какой-то странной деревянной штуке, не сильно похожей на дупло. В общем, тупая, странная скотина, живущая по соседству. Еще и одна, без своего самца.
Думаю, что все посчитали меня безобидной, а я и не возражаю. Будто они каждый день устраивают перекличку, чтобы убедиться – никто из белок, барсуков, тетеревов или рябчиков не сменил место жительства без оповещения местного населения. Поэтому не думаю, что кто-то воспринимал меня опасной или пытался опознать новую вялящуюся тушку под крышей сруба.
В любом случае, зверье на меня крестовый поход не устраивало, а я старалась не сильно влиять на их демографическую политику, отдавая предпочтение рыбе (за которой приходилось идти почти десять километров по высоченным кустам) или плодам своего собственного таланта агрария. Собирательством не злоупотребляла, особо за пределы своего хозяйства не выглядывала, чтоб не нарушать налаженную здесь за сотни лет экосистему.
В общем, предусмотрела все, как мне всегда думалось.
Но не учла один очень сильный и непредсказуемый фактор – человеческий. Как оказалось, эта странная, любопытная тварь пролезет везде, даже там, где ей и быть-то не надо. Я тому самый яркий пример. Но у меня есть оправдание.
А вот остальные…
Стоишь себе спокойно посреди огорода в позе истового идолопоклонника, мирно выкапываешь картошку, не мирно ругая проволочника и три клубня под кустом, одновременно возлагая надежды на следующий. А тут кто-то решает нарушить твое единение с природой жутким, душераздирающим криком. Будто ему причинное место моим капканом оттяпало.
И все! Прощай покой. Ясно ведь, как светлый день – лесной бедолага шел ко мне.
Интересно, кто ему дал мои координаты, но не предупредил про систему примитивной безопасности? Впрочем, если не истечет кровью, то в ближайшие двадцать минут гость нарисуется где-нибудь в кустах. Наверное, в районе запада – из малины выйдет.
Прикинув направление и время, которое потребуется несчастному, чтобы дойти к моей «фазенде», я вернулась к насущному – многострадальному картофелю, которому суждено кормить меня зимой. Если, конечно, до этого какой-нибудь мерзкий, сволочной грызун не найдет дорогу к погребу и не сожрет все раньше меня.
Следующие кусты тоже не собирались радовать высоким урожаем. Отчего я продолжала ругаться с ними и клясться, что в следующем году лучше посажу репу и морковь, они, вроде получше выросли и внимания требовали в разы меньше.
Что их не устраивало? В этой не видавшей никакой цивилизации земле. Ни тебе химических удобрений, ни отвода токсичных вод, ни распыления пестицидов (а стоило бы, чтоб раз и навсегда избавиться от проволочника). В общем, рай для овощей средней полосы.
Дойдя до конца рядка, я выпрямилась над наполовину заполненным ведром и вздохнула. Готовить картошку буду по большим праздникам. Хорошо хоть грибы в этом году устроили нашествие из-под земли, едва ли не прыгая под ноги по дороге к горной, отвратительной реке, полной нерестящейся рыбы.
За семь лет жизни в этом «райском», неотмеченном ни на одной карте уголке, мне приходилось зимовать по-разному. То выживать, не выходя из дому неделями, чтобы не отморозить конечности, то прохлаждаться, радостно пожевывая морковь, запасенную целыми мешками, в качестве профилактики авитаминоза.
А тут до морозов времени достаточно, чтобы тщательно подготовиться к бескортофельной зимовке. Ничего, и не такое бывало.
Первые признаки сознательного, но постороннего присутствия, появились раньше, чем я того ожидала. Зато слух меня не подвел – первыми зашуршали ободранные кусты малины, создававшие неплохую, колючую ограду с западной стороны участка.
Судя по звуку, гость оказался не одиноким путником, случайно нарушившим границы моего комфортного проживания. И был он не гражданским – топот военных ботинок по чавкающей от долгих дождей земле узнать не так-то и сложно, когда привык слышать шаги всякого зверья, куда более осторожного и внимательного.
Я ухмыльнулась, подхватила ведро с недоурожаем и отправилась к старому, местами подранному тенту, чтобы хорошо просушить картошку перед уборкой ее в деревянный короб, а потом и погреб.
Тут же раздался приглушенный стон – кому-то явно успели прикрыть рот раньше, чем бедняга вскрикнул. Значит, и старенькую растяжку нашли. А я думала, там уже нитки прогнили или медведь давно порвал. А нет – работает, родимая, спасибо старому другу за науку.
Странно, что вояки оказались такими неосторожными. Лично мне бы пришло в голову смотреть под ноги и вокруг себя после первого же капкана. Кто знает эту безумную особу, спрятавшуюся в глуши от любого намека на цивилизацию?
Хотя тут можно и поспорить, порой приходилось обращаться к благам человеческой изобретательности, чтобы разжиться солью, сахаром и прокладками (кое-чем еще, но чего уж тут перечислять?). Правда, каждое такое мероприятие больше походило даже не на крестовый поход, а скорее на шпионскую вылазку из фильма в стиле нуар. Только менее романтично и без плащей с модными шляпами.
Снова щелкнула растяжка. Я выпрямилась, ногой разровняла клубни, чтобы они легли одним слоем, и скрестила руки на груди, ожидая, когда же эти калеки покажутся мне на глаза.
По крайней мере, теперь точно можно было утверждать, что на прогулку вышел не спецотряд. И не ради охоты на неугодного персонажа. Раз за семь лет ни разу про меня не вспомнили.
Шуршание усилилось, усилился и стон – бедолагу с пробитой капканом частью тела не бросили в лесу, зато притащили с собой. А он, не желая думать о секретности или скрытности, ныл о своей потере – то ли крови, то ли собственного достоинства. Кто их разберет?
И тут я едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Причем, так громко, что даже медведь, занятый ловлей рыбы, свалился бы с сердечным приступом.
Сначала из кустов показалась не голова, не руки и даже не носок ботинка. Уже изрядно подсохшие ветки, сохранившие самый минимум бледной зелени, раздвинуло дуло автомата. Видать на поиски моего «особняка» отправили идиотов… или идиоты. Отчего стало еще интереснее – как они меня нашли с такими выдающимися задатками интеллекта?
Явно не стали ничего узнавать у моего славного знакомого – единственного знавшего точные координаты места моего постоянного проживания. Или сильно обидели его, за что получили недостаточно точной информации, чтобы достичь поставленной цели чисто и без потерь.
До носа донесся запах крови – свеженькие калеки тоже добрались до малины и ждали, когда владельцы автоматов проведут разведку и выйдут на участок, показывая себя всему свету. И, возможно, угрожая мне тем, что есть у них под рукой.
Так хотелось умилиться их тупостью, что я не стала сдерживать улыбку. А только отошла в тень дома, чтобы усложнить им задачу.
Разведчики оказались либо неопытными, либо нетерпеливыми. Уже через пару минут, не обнаружив меня в поле своего зрения, первый вышел из кустов.
Обычный камуфляж типа лес, балаклава на морде, перчатки на лапах, нервно держащих банальный автомат Никонова. Не столь распространенное оружие, но мне уже встречалось и не раз. Глаза по своей глупости парень ничем прикрывать не стал, а из-за горячности крови не решился на каску. В общем, амуниция у бойца мне показалась странной, но критиковать из тени, чтобы не пугать первопроходца, я не стала. Пусть сначала освоится, осмотрится. А там, может, и поговорим.
Он внимательно оглядел мои владения (достаточно открытые для взора), не опуская Абакана. Все-таки ждал нападения или подвоха, чем вызвал легкое чувство одобрения – чему-то его то ли в школе, то ли на службе научили. А может, этот из отряда самый умелый, оттого его вперед-то и заслали.
Вот только высокий рост и крупное телосложение делали из него отличную мишень. И пожелай кто-то сейчас на него напасть, то хватило бы одного выстрела, чтобы не промахнуться по такой-то жирной точке на открытой местности. Отпрыгнуть обратно в мои малиновые кусты он бы точно не успел.
Я продолжила ждать развития событий. Боец же ждать устал, поднял левую руку, согнутую в локте и махнул ею, будто давая сигнал, что можно идти в атаку.
Кусты снова зашуршали. Вытаптывая корни и ломая ветки, щедро снабдившие меня сладчайшей, пусть и мелкой ягодой в этом году, на свет дневной вышло еще двое. Ну, честное слово, ноги бы им за такое варварство переломать.
Эти ничем не отличались от первого. Такие же здоровые лбы – мечта ленивого снайпера. Только свои автоматы они отчего-то перекинули назад. Видать, не ожидая никакого нападения или сопротивления, когда найдут хозяйку территории.
Троица распределилась по кустарной границе и принялась высматривать живых обитателей, нещадно топчась по грядкам. Душа моя все-таки сдалась, и я вышла из тени своей «фазенды», подавая голос и с наслаждением примечая, как опытные разведчики подпрыгивают от неожиданности:
– Я бы не стала так неуважительно относиться к плодам чужого труда. Вы хоть понимаете, сколько усилий было приложено для того, чтобы вырастить все это?
Бойцы застыли и медленно повернулись в мою сторону. Первый направил на меня ствол своего Абакана, который так и не выпустил из рук, оставшиеся принялись осторожно тянуть оружие к себе.
– Можете не волноваться, я никуда отсюда не уйду, так что не обязательно так осторожно себя вести. Не в лес же мне бежать. Ну, только если вы не ждете нападения или не пришли сюда, чтобы пристрелить меня, – я едва сдержала смешок от последних своих слов и спокойно развернулась к крыльцу. – Шли долго, наверное? Да еще и с потерями. Чаю не хотите? Хотя нет, чаю не предложу, его мало осталось. Могу заварить травы, малиновый и смородиновый лист. Тот же чай, только ароматней. Чего застыли? Ведите своих бедолаг, их же перевязать надо, обработать, да и земля уже холодная.
Я ловко поднялась по ступеням, еще раз оглядела ошалевших вояк и спокойно зашла в дом. Но тут же выглянула обратно и протянула:
– Слууууушайте, а вы случайно не все свои сухпайки съели? У вас там кофе и галет не осталось? Так давно ни того, ни другого не ела. Даже их вкус сейчас почувствовала.
Видимо, понимая, что не ответить будет верхом неприличия, первый из разведчиков все же подал голос:
– Не знаю, надо поглядеть в рюкзаках.
– А вы их там оставили? – уточнила я, тыкая пальцем им за спины.
Мой смелый собеседник утвердительно кивнул.
– Я бы не стала так разбрасываться едой. Вы же знаете, что здесь живут медведи, лисы, барсуки и прочая живность, обожающая все, до чего доберется? Наверное, уже встречались с этими воришками, пока до меня шли?
Троица переглянулась, пожала плечами. Блин, да сколько же им лет, что они ничего про местный лес не знают? Где их откопали, и кто?
– Ладно, я пошла за чайником, а вы не стойте – тащите своих товарищей, там вот у стены есть лавки, можете усадить и заняться перевязкой. У вас же есть с собой аптечки первой помощи? А для жертвы капкана что-нибудь придумаем после первичного осмотра, – я оглядела застывших от удивления бойцов и, вздохнув, сменила тон на командный. – Чего стоим?! Ты, – мой палец ткнул в сторону самого смелого. – Прекращай топтать мою морковку и тащи рюкзаки с едой, аптечкой, боеприпасами. Что там у вас еще есть. Вы, – палец перешел на остальных. – Хватаете раненных. Тех, кому досталось от растяжки, можете усадить на лавки у стола. Заодно разложите медикаменты. Беднягу с капканом тащите к дому, тут места больше, его можно будет положить. Что стоите? Двигайтесь! Земля холодная, почки не казенные.
Будто по щелчку выключателя парни резко развернулись и торопливо скрылись за малиной. Оттуда послышались стоны, нытье, шуршание и маты. Видать бедняги не готовились к тому, чтобы поскорее оказаться в более комфортных условиях.
Закатив глаза и вздохнув от бестолковости уцелевших, я все же отправилась в дом за чайником и травами. Заодно прихватила марлю, большую бутылку йода и вату. Пришли тут на мою голову, запасы разорять.
Во дворе уже стоял непривычный шум. Ходячие ныли и жалели себя (будто не военные, а дети малые), капканный подвывал, но держался. Уцелевшие растерянно метались между остальными, пытаясь понять, как поступить дальше. Распоряжений им никто не давал, отчего бедолаги, привыкшие к командам, просто растерялись от внезапной свободы действий.
Оглядев хаос на своем обычно спокойном и тихом дворе, я вздохнула, но торопливо вмешиваться не стала. Просто прошлась до одного из ходячих, вручила большое ведро, стоявшее рядом с крыльцом, и указала на старенький колодец с поменянными в прошлом году досками:
– Воды принеси.
Тот удивленно уставился на меня, то ли не услышав приказа, то ли не поняв, что это он и был.
Хорошо хоть остановился и уставился бараном, а не попытался продолжить свой бег по кругу, пытаясь оказать первую помощь марганцовкой и пластырем.
Я нахмурилась, выпрямилась и рявкнула:
– Исполнять!
Как и ожидалось, приказ подействовал молниеносно. Парень резко приставил руку к голове, развернулся в два шага и заспешил к колодцу. Второй же в это время удивленно уставился на меня, будто желая уточнить, какой магией мне пришлось воспользоваться, чтобы привести его товарища в чувства.
– Чего застыл? – тут же переключилась я на него. – Аптечку открывай. Тебя учили оказывать первую помощь?
– При порезах и легких ранениях, – на удивление нерешительно промямлил третий за своего соратника. – Но здесь…
– Порезы и легкие ранения, – перебила я его и прошлась до скулящего, придерживающего левую щеку бедолагу. – Я растяжки ставила не для того, чтобы убить кого-нибудь ненароком. И вообще, не рассчитывала, что они сработают. Руку убрал, – раненый послушался без споров и возражений, удивленно уставившись на меня, будто впервые поняв, что они добрались до цели.
Моя охранная система сработала отлично. Щеку оцарапало изрядно, местами старенький металл впился в мягкую плоть достаточно глубоко, но не распорол, не пробил до полости, а просто прошелся красивой, почти ровной бороздкой.
– Шрам останется, – с похвальбой заметила я и ловко открыла казенную аптечку, отставив личные запасы.
Пациент печально застонал, но стих, едва встретился с моим строгим взглядом. Не похож он все-таки на бойца, бледный какой-то и слишком уж пугливый. Ему от силы можно было дать лет двадцать, под плотной камуфляжной курткой пряталось тщедушное, пусть и жилистое тело, тонкие черты лица и робкие, едва ли не слезящиеся карие глаза глядели мирно. Парень не вписывался в компанию трех крепких ребят с Абаканами, бьющими по бедрам, когда им приходилось переходить от одного страдальца к другому.
В заветной пластиковой коробке бледно-красного цвета нашлись и йод в карандаше, и широкие пластыри, и узкие бинты. Все, для быстрой ликвидации мелких последствий.
Оттого уже через полчаса мы сгрудились над самым несчастным – любителем совать ноги, куда не надо. Мужчине было не больше тридцати, достаточно крепкий, но не атлет. Кровь от лица схлынула, видать, много потерял. В темных волосах редкая седина, а из-за бледности точеный нос и скулы превращали его в гипсовый бюст античного героя.
Самый смелый осторожно стянул с него штаны и с умным видом изучал перебитую зубастым капканом ногу и волосы, вставшие дыбом от прохладного воздуха позднего лета.
Правда самому бедняге было все равно – он старался даже дышать через раз, чтобы потреблять меньше кислорода и не гонять кровь так часто, как хотелось бы.
А мужик-то ничего. И внешне, и духовно. Вон, как стоически переносит ранение. Хоть сам и виноват, что не смотрит, куда идет.
Я скрестила руки на груди и огляделась. А у меня тут сбор бледных заключенных – вид ноги всех привел в какой-то детский ужас. Будто она сейчас отвалится и заживет своей жизнью, выискивая виновника ее страданий.
Лучше б они с собой хирурга взяли, военного. Эти молодцы всегда готовы и к обстрелу, и к операции, и к ампутации, и ко сну стоя. И никакой бледности, прикрытых ртов и испуга в глазах. Все хладнокровно, четко, по делу.
– Мда, – разочаровано заметила я и присела рядом с капканным. – Что скажете, больной? Может, сразу отпилим и дело с концом?
Позади раздался стон, кто-то из раненых не оценил юмора. Что ж, не для них стараюсь.
Мужчина тихо выдохнул, слегка подернул глазами и уставился на меня:
– Пили, – прошептал он. – Главное быстро.
– Ее ж не медведь откусил, – с усмешкой возразила я и прошлась пальцами по ране, чуть выше и ниже. – Перелома нет. Максимум трещина. Ходить будешь, но нескоро. Вам бы вертолет и транспортировку до ближайшей больницы, а не у меня тут на лавке лежать.
– На подобный случай инструкций не было, – робко заметил один из ходячих.
– А терять и гробить людей – были?
Участок погрузился в задумчивое и стыдливое молчание. То-то же, собрались тут истинные солдаты.
– Аптечку несите, – коротко скомандовала я и села на прохладную землю так, чтобы иметь возможность орудовать всем, что потребуется и не чувствовать стеснения в движениях.
Из-за левого плеча выплыла знакомая бледно-красная коробка. Я перехватила ее, раскрыла и сморщилась. Здесь нашлись и антисептики, и перевязка, но судя по характеру раны, бедолага сначала ничего не понял и от испуга дернул ногу, отчего сильно порвал кожу, а заодно и связки, выглядывавшие порой в кровоточащие дырки.
– Без профессионала и подсказки, могу просто зашить раны и все перевязать, – холодно озвучила я результат осмотра. – Внутренние повреждения все равно придется восстанавливать в больнице. Да и у меня тут не полевой лазарет. Нет ни операционного стола, ни инструментов. Правда, – я встала и задумчиво пошла к дому, не обращая внимания на тихий ропот за спиной.
Может, у меня и не найдется нужной аппаратуры, инструментов или лекарств. Но руки-то мои растут откуда надо и на полке хранится старенький швейный набор, которым приходится латать вещи. Вот они издержки и плюсы жизни вдали от цивилизации.
Но жемчужиной набора был и остается кетгут, прихваченный по совершенно безумной случайности и найденный на пятый месяц после прибытия в лес. Лучше б никогда не пригодился.
Забравшись на стол и встав на носочки, я достала небольшую пластиковую коробку со швейными принадлежностями, хранящуюся на дальней полке за ненадобностью использования каждый день. За нею нашлась и банка с кетгутом. До сих пор уверена, что точно знаю, кто упаковал ее в пупырку и запихал поглубже в мою сумку – сама бы и не задумалась о подобном. При необходимости обошлась бы простыми шелковыми нитками.
Во дворе послышался тихий шепот. Видать, решили устроить летучку с разбором диспозиции, пока меня нет. Дебилы, раньше думать надо было, а не когда на руках три калеки и три идиота.
А теперь, как ни крути, но у меня останется один заложник. Хоть он тут и не нужен.
Идеально, конечно, было бы связаться с базой, сообщить о происшествии и вызвать поддержку с воздуха, чтобы оперативно эвакуировать раненых. Но (каждый раз при этой мысли губы сами собой расплываются в злорадной улыбке) у них точно ничего не выйдет, даже если бы попробовали.
Оттого сейчас эти несчастные стояли под моим окном и проводили совещание, как быть дальше. Без инструкций, с ранеными на руках и со мной в качестве принимающей стороны.
Что ж, тут мы в одинаковом положении. Мне они тоже не нужны. Я их сюда не звала. Но придется проявить еще немного гостеприимства, чтобы в дальнейшем избавиться от них и снова зажить мирно, тихо, одиноко.
А эти пришли по своей воле (ну, или по приказу), и никто их тут не держит. Могут возвращаться домой, когда им захочется. В то время как мне их просто так не выпроводить.
Я спрыгнула со стола, подхватила коробку подмышку, банку в руки, чтобы ненароком не разбить, и тихо вышла из дома.
Молодцы тут же выпрямились по стойке, одновременно поглядели на меня и снова побледнели, заметив банку.
– Да ладно вам, – махнув свободной рукой, произнесла я и ловко прошлась до бедолаги. – Вас не зашивали что ли никогда?
Капканному лучше не становилось, но кровь больше не сочилась, начала сворачиваться, образуя темную корку по краю ран. Не знаю, хороший ли то был знак, но, если ничего ниоткуда не текло, значит, повреждения были не такими уж и глубокими. Видать, металл размягчился за столько-то лет. Повезло нашему пациенту несусветно.
И все же в доме не было медицинского справочника, чтобы свериться со своими умозаключениями. Так что оставалось надеяться, что простая штопка поможет им донести несчастного до ближайшего очага цивилизации. Кажется, в селе даже был медпункт с вечно пьяным фельдшером. Но говорили, что до того, как поселиться в этих краях, он неплохо справлялся со своей работой. Может, и тут чем поможет.
А пока остается делать то, что могу, чтобы потом не так стыдно было. И начну-ка я с вливания в пациента пары рюмок чистого спирта, для дезинфекции и обезболивания, так сказать.
Штопка вместе с прижиганием внутренних поражений, оставленных ржавыми зубьями в качестве сувенира, заняла времени больше, чем я ожидала. Несмотря на то, что в моих силах было только зашить дыры, сделать это хотелось аккуратно, но видно, чтобы врач смог все снять и добраться до травм без особых проблем и дополнительных повреждений ткани. Да и опыта вышивки по живому у меня прежде не было, отчего дополнительный бонус в виде нескольких взглядов в затылок отвлекал и жутко злил.
Дыхание бедолаги стало совсем слабым, но поднесенная к носу рука все же теплела – он спал после пережитого за пару часов. Значит, жить будет.
– Ну, – выпрямляясь и растирая онемевшие ноги, начала я. – Теперь остается только составить список богов, в которых вы все верите, и молиться им, чтобы все прошло удачно, – и чуть подумав, все же скомандовала. – Заносите пациента в дом. Нечего ему комаров кормить.
Замешкавшись, бойцы переглянулись, неуверенно кивнули друг другу и все же ухватились за лавку с двух сторон. После чего осторожно проследовали за мной, стараясь не уронить бедолагу, все еще слишком тихо дышавшего и бледневшего от любого неудачного движения.
Когда капканного вместе с лавкой поставили за печью, так, чтобы он не мешал мне ходить по дому, заодно все время находясь рядом с единственным источником тепла, я выгнала нежеланных гостей, не позволил оглядеться и оценить обстановку – нечего к девушкам в первый день знакомства в жилище ломиться.
Молодцы покорно вернулись к мирным и уселись рядом с ними на лавку. Я же заключила:
– Теперь можем, наконец, выпить чаю. Доставайте пайки свои.
Самый смелый удивленно уставился на меня. В глазах читалось смущение, недоумение и абсолютное непонимание.
– Только не говори, что вы пустые, – мрачнея, предупредила я. – Уверена, что вас снабдили всем необходимым не в одну сторону. Иначе это многое говорит о вашем командующем.
Второй боец осторожно поставил рюкзак на стол и принялся доставать оттуда заветную картонную коробку зелено-серых тонов. Остальные ловко выбрали себе места на лавке и принялись ждать дальнейших инструкций.
Удовлетворенно кивнув, я прошлась до печи, выложенной на улице лишь три года назад. Уж очень скучное лето выдалось, да еще и месторождение глины нашлось. Подкинула парочку куцых поленьев, открыла крышку чайника, забросила туда подсушенные листья смородины, пару веток малины и шиповника, дождалась, когда те станут мягче и закрыла все, оставляя на произвол разгорающегося огня.
Сама же вернулась к незваным гостям. Наконец, появилось время хорошенько их рассмотреть. Бойцы уже сняли тонкие балаклавы, показываясь во всей своей юношеской красе. Тот, что первым вышел в мои угодья, казался совсем мальчишкой с телом здорового мужика. Его большие голубые глаза глядели на меня с легким испугом и интересом, выше переносицы четко вырисовывалась морщинка. Такая обычно появляется у людей, часто удивляющихся происходящему. Светло-русый волос парень стриг очень коротко, отчего прическа сильно походила на жесткий ежик, просвечивающий у самых кончиков. Лицо ровное, без изъянов, шрамов, каких-то особых примет. Он казался необычным. Будто кукле Кену прикрутили голову пупса, да так и оставили, ничего не объяснив.
Второй не сильно отличался от своего товарища – молодой, с наивным взглядом, осторожно (будто я не вижу) хватающийся за ремешок Абакана. Только этого природа наградила смуглым оттенком кожи, карими, миндалевидными глазами, высокими скулами и темным ежиком волос. Но эти отличия становились незаметными, когда они так забавно глядели на меня.
Последний из уцелевших оказался чуть старше своих братьев по оружию. У этого во взгляде проскальзывали не только удивление, но и опаска, четкое понимание, что не все тут просто на моей земле. Его русый волос был собран в крепкий конский хвост, заправленный за воротник камуфляжной куртки, серо-голубые глаза внимательно изучали не только меня, но и обстановку. Нос порой раздувался, втягивая воздух с такой силой, будто хочет в один прыжок доставить его в легкие, а руки хоть и лежали на столе, все же не расслаблялись – в любой момент они могли подхватить автомат и попробовать выстрелить, посчитав ситуацию достаточно опасной.
Раненые казались так и вовсе мирными. Пусть какая-то добрая душа и нарядила их в соответствующие камуфляжи, а на ноги натянули берцы, но оружие у них не виднелось нигде, даже ножа на поясе никто не прятал. Глаза испуганные, не скрывающие тревоги, да еще и грустные от полученных повреждений. Хотя эти царапины даже ранами называть было бы стыдно. Шрамы красят мужчин, будет, что рассказывать потом девушкам в барах.
Мне стало смешно и немного обидно оттого, что сюда отправили какой-то подростковый отряд. Зато пришло понимание, почему они такие не приспособленные к действиям в лесу.
– Дети, лет-то вам сколько? – с насмешкой поинтересовалась я. – Вам оружие вообще доверять можно?
– Лейтенант Прокофьев, – представился раненый с рассеченным лбом, обработанным зеленкой (честно, ради смеху) и проклеенным парочкой пластырей, чтоб царапина дальше не пошла. – Мы пришли по приказу полковника Генадьева.
– И что?
Парень растерялся, огляделся по сторонам, надеясь получить поддержку от своих товарищей. Но те лишь удивленно глядели на меня и порой на чайник, начавший выпускать обильные клубы пара за моей спиной.
