Buch lesen: «Рассвет»
Книга
I
Кристина
«Все началось на рассвете»
Посвящено тебе, моя первая любовь
Пролог
Снова я танцую одна на раскаленных углях, напеваю песню войны, которую проиграла, и таю в воспоминаниях его серых глаз. Да и что это за магия, неспособная даже куколку превратить в бабочку, да и, сделав это, оставляет лишь разбитые крылья на обломках старого мира. Тьма, окутавшая меня после нашей встречи, гудит во мне, отзываясь в моей пустой голове.
Я пытаюсь подняться, но не могу, потому что у меня нет ног. Они прошли много дорог и остановились у стены. Стены, которую мне не пробить. Пробиться можно через что угодно! Но не через себя. Я тщетно буду ударяться об эту стену, слыша за ней свое слабое эхо. Эхо своего смеха и его голоса в раскатах грома.
Ничего не оставив позади себя, я смотрю на белый обломок луны и, затаив дыхание, жду. А ждать мне нечего, потому что моря у погоды не ждут, а я жду именно его. Море чувств, море тепла и безмятежности. А что он? Он всего лишь сон в летнюю ночь, слишком теплый и мягкий, чтобы быть реальностью. Реальность холодна и тверда.
Что за магия заставила нас соединиться, чтобы снова разлететься, как одинаковые полюса магнита? Мне не страшно быть одной. Мне не страшно продолжить искать свой полюс, но именно этим он и остается во мне, потому что он – мой полюс. Мы притягиваемся и отталкиваемся, такова наша жизнь. Жизнь в колебаниях и волнах. Жизнь в поиске. Жизнь в нас.
Когда этот день закончится и настанет завтра, я широко открою глаза и утону в свете, потому что тьма теперь не во мне. Я буду в свете, и пусть он захлебнется в моем сиянии. Таком ярком и бесконечном, чтобы дотянуться до меня.
Глава 1
Рассвет. Начало
Я проснулась в холодном поту, глаза бешено метались по комнате. Я приподнялась, чтобы оглядеться по сторонам, но всё так же, как и было вчера: небольшой деревянный стол, широкое зеркало, висящее на стене над комодом, сервант, забитый разнообразными игрушками из моего детства, большой старый шкаф, ковер советских времен и окно, уходящее в бесконечность, – моя комната в деревне у бабушки. Около стола на стульчике небрежно накиданы вещи. Все как обычно, без изменений.
– Фуф! – с облегчением выдохнула я и плюхнулась на подушку.
Мне снился вроде бы обычный, ничем не приметный сон, но внутри почему-то все съежилось.
Я мчалась по предрассветному лугу. Роса покрыла ноги, горло ужасно болело, а тело казалось вот-вот рухнет. Сдамся – потеряю все. Я не понимала, почему бегу. Я оглядывалась, но кроме дома бабушки, который отдалялся от меня, ничего не видела. Далеко на востоке вставало солнце. Не знаю почему, но я боялась его. Боялась, будто его лучи могли сжечь меня. Я пыталась бежать быстрее, чтобы добежать до темного, все еще окутанного сумраком, леса. Он и есть мое спасение. Но алые полосы света беспощадно вторгались в ночные владения, лишая меня спасения. Несмотря на солнце, ноги все еще несли меня, но в одно мгновенье я начала вязнуть. Все мои попытки заставить свое тело двигаться были бесполезны. В голове что-то твердило, что все потеряно, я потеряла свое спасение, упустила свой шанс. Сил уже не было, я упала на траву и проснулась.
Что это могло значить? Почему все внутри меня буквально дрожало от страха? Не знаю. Моя бабушка, у которой я сейчас провожу летние каникулы, говорит, что каждый сон имеет свой смысл. Какой смысл у этого? Мне грозит урок физкультуры посреди летних каникул? Дистанция километр, а то и больше? Вряд ли.
Кстати, сколько сейчас времени?
Собрав силы, я приподнялась и села на край кровати. В висках гудело. Не стоит так резко вставать. Я хлопнула ладонью по лбу и помассировала его части в надежде унять боль. Надеюсь, от удара мозг хорошенько встряхнётся и начнет по-человечески работать. Собрав силы в кулак и отогнав все ленивые мысли лечь обратно в постель, я подошла к комоду и взяла свой телефон. На ночь я поставила его на зарядку. В последнее время он ведет себя очень странно – быстро разряжается, видимо, бессонные ночи в наушниках сказались и на нем.
"04:05, 22 июня 2014, воскресенье.
Будильник 1 выставлен на 4:10.
Будильник 2 "Рассвет" выставлен на 4:44". Не стану дожидаться будильника, встану сейчас.
Почти каждое летнее утро я и мой троюродный брат Максим встречаемся у моего дома и идем гулять по пробуждающимся ото сна холмам и оврагам. Эту традицию мы придумали несколько лет назад и до сих пор её поддерживаем. Иногда мы просто гуляем, иногда специально берем с собой фотоаппараты, чтобы запечатлеть начало нового дня, а бывали времена, когда увлечённые здоровым образом жизни, мы пускались в бег.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить дедушку с бабушкой, я на цыпочках прокралась на кухню. Тихо и без лишнего шума приготовила себе парочку бутербродов с сыром и травяной чай. Моя бабушка была ярым фанатом всего натурального, да и чего ожидать от людей, которые всю свою сознательную жизнь проводят в огороде?! Листья сушеной мяты и мелиссы размякли в горячей воде и неуверенно опустились на дно чашки.
На улице было еще темно, но на востоке уже загорелась новая жизнь. Окна кухни выходили как раз на восток, потому что бабушка очень любит смотреть, как встает солнце. Быть может, это передалось от нее мне? Зимой, когда солнце встает позже, чем летом, и скользит по снежным холмам, заставляя снег искриться, я люблю сидеть в теплом свитере и в шерстяных носках, вдыхая аромат бабушкиной стряпни, которая мало кого оставит равнодушным.
Пришло время выходить, вот-вот должен прийти Макс. Максим частенько опаздывает, но припиши ему хоть одно опоздание, он придумает сто и одно оправдание, а иногда и вовсе вспомнит все мои "промахи".
Мой троюродный брат старше меня на 2 года – ему восемнадцать лет. Макс высокого роста, худощавого телосложения. Сам по себе он был человеком пассивным, но труд любил, и этой его чертой частенько пользуются мои бабушка и дедушка. Макс называет себя "эльфийской породой", шутливо намекая таким образом на своё телосложение и торчащие уши. Но недостаток кубиков пресса и бицепсов окупаются широким видением мира, умом и добрыми карими глазами. Хотя иногда в этих наивно-добрых глазах бегают бесята, готовые вздернуть тебя за что-нибудь или натворить какую-нибудь гадость.
Тихо, стараясь не скрипеть половицами, я вышла в сени и надела старый дедушкин свитер. Я любила этот свитер, любила укутываться в него, когда на улице было холодно, и старалась не упускать момент, чтобы снова его надеть, как, например, сейчас. Этакое маленькое счастье.
Улица встретила меня утренней прохладой и легкой, опускающейся на траву, дымкой. На востоке за высокими иоковскими холмами, за глубокой расщелиной, пролегающей по всей территории иоковской долины, краснело небо. Солнца еще не было, но его тепло чувствовалось повсюду.
Дом бабушки и дедушки находился на самом краю деревни. Летом наша улица расцветает. Она приобретает характерные только ей запахи и краски, наполняя атмосферу уютом и летним теплом. Высокие тополя и березки сбрасывают почти годовой слой пыли и сухости и подобно человеку начинают радоваться летнему солнышку и голубому небу. Дома начинают оживать вместе с их жителями, а ночь, которую в таких деревушках, как Иоково, принято называть безлюдной, становится самой живой, ибо скамейки и разговоры сближают самых недружелюбных соседей. Но зимой это место меняется, если вы хотите провести в полном уединение всю зиму, то вам нужно срочно перебираться в Иоково. Бураны частенько задувают наш маленький домик, превращая его в снежных холм. И если в самой деревне, ниже нас, тракторы очищают дорогу для деревенских машин и жителей, то к нам он заезжает редко, а после января вообще забывает о существовании дальней улицы.
Я подошла к саду напротив нашего дома и опустилась на скамейку под тополями рядом с телегой для лошади. Тишина. Где-то позади меня в деревне послышался металлический скрип. Постепенно скрип начал нарастать, приближаясь к нашей далекой и тихой улице. Не нужно было гадать, чтобы догадаться кто это. Это был Макс. Он часто приезжал к нам на велосипеде, потому что пешком идти было долго.
Еще один плюс нашего местоположения – к нам не заезжают деревенские мотоциклисты, которые то и дело с облаками пыли пролетают по центральной деревенской улице, где живет Макс. Раньше, в детстве, Макс дружил и играл с этими гонщиками, но сейчас их интересы разделились, и былой дружбы не стало.
Скоростной велосипед вылетел из-за угла сада и завернул в сторону скамейки. Макс пыхтел и что-то ворчал себе под нос. Из-за скрипа велосипеда я не смогла ничего разобрать.
– Достал уже! Никакой скрытности! С таким успехом можно было бы и на танке приехать! – сказал своим низким голосом Макс. – Ненавижу этот скоростной велосипед.
– Вправду. От танка была бы польза, – усмехнулась я и сказала: – Ставь велосипед в сад.
Я открыла дверь сада, чтобы Максим завел своего железного коня в "стойло". Мало ли, здесь не раз встречались случаи краж. В итоге вора ловили, но факт остается фактом.
– Снова старый добрый свитер? – посмотрел с улыбкой Макс на мой растянутый временем свитер.
– Да, – ответила я. – А ты, я вижу, как обычно в своей клетчатой рубашке?
– Конечно. Марку нужно сохранять.
Одной из наших слабостей были клетчатые рубашки. Мы тайком выкрали из бабушкиных сундуков все рубашки, не обращая внимания на недостающие пуговицы. Марку нужно сохранять!
Оставив деревню позади, мы поползли по просыпающемуся лугу. Холмы уходили вниз и снова поднимались, открывая нашему взору овраги, бобровые плотины и запруды, лесопосадки и уходящие в горизонт поля. Облака окрасились в алый цвет, и из-за восточных холмов поднялось солнце. Оно не сияло в полную силу – ёще не проснулось. Красный диск повис над горизонтом и принялся наполняться светом. Миллиарды росинок затанцевали в свете золотого шара. Спящие бутоны цветов стали медленно распускаться, вдыхая свежий утренний воздух. В деревне запели первые петухи. Романтика.
– Как же красиво, – восхищенно произнес Максим.
– Да уж, – хриплым голосом произнесла я.
Я даже не заметила, что мы стояли в немой тишине, наблюдая за тем, как мир пробуждается ото сна. Что-то внутри меня проснулось, восхищаясь солнцем, цветами и уходящими вдаль ночными облаками. Но наш путь сегодня лежал отнюдь не к торжеству солнца. Сегодня мы замыслили идти в сторону мрачных сосен, недалеко от заброшенной и мертвой деревни Красная Звезда.
– Ты что-нибудь пробовала рисовать? – спросил Макс, наблюдая за уходящими ночными облаками.
– Совсем ничего. Вдохновения не было. В последнее время мне что-то не по себе. Не знаю, как это объяснить, но это похоже на какой-то кризис. Кризис во внутреннем мире. Наверное, это в преддверии десятого класса. Я немного волнуюсь. Наш класс смешают с другим и боюсь, что с ними, как с моим классом, не склеится.
– Нас тоже смешали перед десятым классом. Сначала я тоже волновался, ведь ты знаешь, что я не особо коммуникабелен…
– Нет, Макс, ты очень дружелюбный. Люди к тебе тянутся. Ты не такой как я, – прервала я его на полуслове.
– Ты опять за старое? Если ты сама себя не любишь, люди, видя это, так же будут относиться к тебе. Почему ты придумываешь себе трудности. Ты добрый и открытый человек. Это притягивает людей. Просто нужно еще не забывать любить себя саму. Каждый человек уникален, никто не повторяется. Запомни это и не бойся нового. Все будет хорошо. Ты найдешь друзей. Они у тебя и так есть: я, Алиса, Руслан. Еще кто там был? – спросил он.
– Галя, Алина.
– Ну вот видишь?! А сколько еще людей, которых ты можешь назвать товарищами или хорошими знакомыми?
– Да, ты прав. Между Алисой и Русланом есть что-то большее, я им не нужна.
– Нет. Не говори глупостей. Ты просто напридумывала себе: со стороны виднее. Ты просто ревнуешь их друг к другу и хочешь, чтобы они были только твоими друзьями.
– Ладно, я все поняла. Спасибо. Давай не будем больше об этом говорить, – я остановила обсуждение этой темы, потому что атмосфера постепенно накалялась, и у меня не было желания продолжать этот бесполезный разговор.
Дальше мы шли молча, думая каждый о своем. Нашу тишину лишь изредка прерывал щелчок затвора камеры. Макс любил фотографировать иоковскую красоту. Он жил в центре деревни, поэтому ему не хватало всего того, что есть у меня за забором огорода.
– Хочешь подкрепиться? – спросил Макс, доставая из сумки контейнер с бутербродами из колбасы и домашнего сыра.
– Я не против, но колбасу я не ем, ты же знаешь.
– Да, помню, у меня есть парочка с сыром, но если хочешь могу дать пожевать только хлеб, – улыбнулся он.
– Нет уж. Мое вегетарианство распространяется только на мясо бедных зверушек, – напомнила я ему и выхватила из его руки бутерброд с сыром.
Закончив с бутербродами, мы тронулись дальше. Не знаю, как Макс, но мне после еды стало легче, какая-то внутренняя насыщенность появилась внутри моей маленькой бездны. Я подошла к резкому краю ущелья. Ветер бегал в глубине оврага, касаясь верхушек травы и маленькой яблоньки, которая умудрилась вырасти в таком неуютном месте.
Эх, вот бы птицей стать и взмыть в небо. Руки сами собой раскинулись в стороны, и я закрыла глаза, представляя полет над иоковской долиной. Я бы полетела туда, где еще не бывала, залетела бы в леса и спела бы песню какому-нибудь старому дубу, а потом снова в небо. Ввысь, за облака, пока силы не покинут меня.
– Сейчас бы взлететь в небо, – мечтательно прошептала я.
– Тихо, – прошипел Макс.
– Я бы ни капли не пожалела, если бы стала птицей. У них есть шанс, который не дается таким существам как мы, – в случае проблем они могут просто взять и улететь. Это эгоистично и безответственно. Мама часто говорит, что нужно решать проблемы, а не бежать от них, но, если есть шанс, почему бы не улететь.
– Да тихо тебе говорят! – разозлился Макс. – Послушай. В овраге. Там что-то есть.
– Вот еще затыкает меня. Только пусть начнет верещать что-нибудь умное, я ему припомню. Что там в этом овраге?
Я присела на корточки и закрыла глаза. Закрыв глаза, я мысленно представила перед собой глубокий овраг с обрывистыми краями, с журчащей речкой в глубине. Шелест листвы ив, ветер, играющий камышами, хруст, шлепок в луже. Это не похоже на звуки, которые издает овраг. Шлепки слишком тяжелые для бобров, а хруст никак не может принадлежать ветру. Звуки приблизились к нам, и я открыла глаза. Прямо под нами в зарослях камыша пробирались какие-то большие серые существа. Они проламывали сухие ветки и шлепали в грязи. Серая кожа, нет, не кожа, это была шерсть. Трудно рассмотреть.
– Это чьи-то телята? – шепотом спросила я у Макса.
– Не думаю, – задумчиво произнес брат.
Вильнули серые хвосты. Острая волчья морда напряглась, и тело замерло. Солнечные лучи скользнули по большому мохнатому телу волка, и его голова повернулась к его спутнику. Исполины замерли. Да, исполины. Это были просто нереально большие волки! Никогда таких не видела! Никогда. Первый волк грубо зарычал. Не нравится мне это, что-то здесь не так. Второй присоединился к нему, и вдруг в одно мгновенье, в долю секунды, я даже не заметила – их головы повернулись в нашу сторону. Глаза волков вонзились прямо в меня, и контроль над телом куда-то исчез, только взгляд, только пара злых глаз.
Пока я смотрела в глаза первому, второй медленно вышел из камыша и перепрыгнул реку. Он… он направляется к нам? Только не это. Нужно бежать, но я не могу. Не могу привести себя в порядок, меня будто пригвоздило к месту. Я не могу оторвать взгляд от этого исполина. Он будто внутри меня. Будто он говорит мне: "Не шевелись. Смотри прямо мне в глаза". Серая шерсть серебром отливалась в лучах восходящего солнца. Это и есть смерть?
– Бежим! – кто-то резко дернул меня, и глаза исчезли вместе с мыслями этого волка.
Это был Макс. Он вовремя спохватился и понял, что нам не избежать смерти, если мы будем бездействовать и надеяться, что минуем опасность. Здесь мы одни. Никто с утра, даже житель деревни, не будет слоняться в этой глуши.
– Ты видел их? – задыхаясь спросила я у него.
– К сожалению, да. И я видел, что один из них направлялся в нашу сторону! – испуганно произнес мой брат, увлекая меня за собой.
В одно короткое мгновение мир распался на оттенки синего и зеленого. В ушах засвистел ветер, заглушая звуки вокруг. Ноги почти не касались земли, а тело превратилось в корпус ракеты. Горло стало жечь. В голове осталась лишь одна картина – глаза, злые глаза того существа, похожего на волка.
Когда я пошла в первый класс, нас водили на экскурсию в зоопарк и те волки, которых я там увидела, худые, с несчастными глазами, очень сильно отличаются от тех, что внезапно появились перед нами в камышах.
Пробежав немного, я обернулась и увидела, как из оврага выпрыгнула большая серая туша. Огромные лапы напряглись и откинули этот объект от земли что есть силы, и он полетел на нас. К счастью, у нас с Максом была кое-какая фора. Если постараться, мы еще можем оторваться от них, но надолго ли? Надеюсь, кто-нибудь с ружьем заберется в такую глушь в это утро. Надеюсь… Ноги несли меня, как ракету. Моя скорость, по моим меркам, приближалась к скорости света. Я должна выжить. Рука Макса крепко сжимала мою. Мы должны жить. Это не конец! Не конец! Я верю в это.
Забыв об уважении к полю, которое нам внушали старики, мы рванули прямо через незрелую рожь. Так мы могли добежать до дома быстрее. Земля в поле была мягче, чем на лугу, поэтому бежать было тяжелее, но какие-то неведомые мне магические силы наполняли меня энергией. Это страх. Он придает мне силы, я не хочу умирать, не сегодня, не сейчас. Страх творит чудеса с человеком, страх заставляет нас двигаться вперед – бей или беги. Страх – это адреналин, это жизнь для меня сейчас.
Прямо за нами раздался волчий вой, я закрыла глаза. Буду бежать с закрытыми глазами. Не хочу видеть, как мир сотрется перед моими глазами и погрузится в вечную тьму, заливаясь моей кровью. Не хочу этого видеть.
– Быстрее, Кристина! Пожалуйста, быстрее! – задыхаясь, кричал Макс.
– Я стараюсь! – кричу внутри я, но ничего не могу с собой поделать. Я выжимаю максимум из своего тела, еще больше я просто не могу. Наверное, я слишком слаба, чтобы жить в этом мире. Мое тело словно в замедленной съемке потянулось к земле. Все, я сдаюсь.
– Поднимайся! – рывок наверх. – Мы почти дошли.
Дошли? Вспомнив о доме, я рванула вверх и сильнее оперлась ногой о землю, чтобы полететь как можно быстрее. Нужно бежать. Волки. Глаза. Страх. Адреналин. Жизнь.
– Кажется, они отстали, – обернулся назад Максим. – Их не видно.
Их не видно. Неужели они отстали? Неужели они помиловали нас или сдались?
Оставив все мысли о паузе и передышке, я решила бежать. Не стану оборачиваться, пока не добегу до дома бабушки. Там безопасно. Там жизнь.
Медленно расстояние между нами и домом уменьшалось. Вот уже вижу скамейку перед садом, вижу, как липа, растущая в углу дома, становится все ближе и ближе. Руки машинально тянутся вперед, чтобы распахнуть ворота и влететь в безопасность. А тем временем Макс тянул меня вперед что есть силы. Он изредка оглядывался назад, и чем чаще он это делал, тем ниже становилась его скорость. Наверное, сейчас мы сбросили скорость света и летим на земных скоростях.
– Отстали. Их нет.
Впервые за весь путь, который мы проделали, мною овладело неподдельное любопытство, и я обернулась.
Через ржаное поле тянулась вытоптанная дорожка двух людей, гонимых страхом смерти, но других следов, кроме наших, не было. Волки не бежали за нами по полю. Отстали на лугах. Почему?
– Все, не могу, – рухнула я прямо на рожь.
Силы покинули меня, и я чуть было не провалилась в небытие, но Макс снова рывком поднял меня на ноги.
– Мы дошли до дома, потерпи. Уже совсем близко. Пару метров, – прохрипел Макс и рухнул около забора под тень липы.
В глазах все плывет, по телу течет пот, ужасно болит голова и жжет горло. Не могу отдышаться: чем больше вдыхаю, тем больше мне нужно. Огромными усилиями я сдерживаю свое сознание от провала в небытие, что дается очень трудно.
– Нужно… нужно рассказать обо всем дедушке, – с трудом произнесла я.
– Да, нужно. Но вот поверят ли нам? – покосился он на меня.
– Почему он может не поверить? – не поняла я.
– Не знаю. Мне кажется, это не самая лучшая идея. Нужно хотя бы спросить у них, не слышали ли они что-нибудь о больших волках. Помнишь, сколько баек мы рассказывали им в детстве? Я помню.
Слова Макса не переубедили меня рассказать бабушке и дедушке о произошедшем, но что-то внутри нашептывало мне, что это не самая лучшая идея. В детстве мы много фантазировали и нередко вламывались в дом, рассказывая будто за нами гонятся мамонты или драконы. Бабушка тогда хохотала и рассказывала своим подругам, какая я фантазерка: "Видать, книги писать будете о своих драконах и мамонтах".
– Ты прав, нужно это сделать осторожнее, а то опять половина деревни узнает о том, какие мы с тобой фантазеры, – выдавила я, приводя дыхание в порядок.
Отдышавшись, мы залезли на липу, чтобы осмотреть местность на присутствие волков, но от наших преследователей не осталось и следа. Складывается такое ощущение, что их не было: в поле тянулись лишь наши следы, а на лугу следов они не оставили – не знаю, как у них это получилось.
Как только мы вошли в дом, то встретились с бабушкой, которая что-то напевала себе под нос. Она стояла у плиты и в шипении масла не услышала, как мы вошли.
– Доброе утро! – воскликнул Макс за моей спиной.
– Максимка, – улыбнулась бабушка, когда увидела племянника.
Макс приходился мне братом по линии бабушки. Дедушка Максима – ассатейка на чувашский лад, был родным младшим братом моей бабушки. Дедушка Макса и моя бабушка были очень похожи характерами: оба ворчали, если что-то делается не так, как они хотят, и не любили признавать свои ошибки. Моя бабушка невысокого роста и среднего телосложения. На ней был халат с яркими цветками, а на голове, как обычно платок, перевязанный на затылке, из-под которого выглядывали серебристые пряди.
– Как у вас дела? – поинтересовался Макс. Они с моей бабушкой были хорошими друзьями.
– Хорошо! – широко улыбнулась бабушка от внимания Максима. – Что нового увидели? Остались еще места, куда вы не дошли?
– Ох, там мест еще целая куча! – воскликнул Макс.
Бабушка часто подшучивала над нашим хобби. Ей казалось, что дольше поспать во время каникул лучше, чем слоняться в четыре часа утра по полям и оврагам. Наверное, это еще одна из причин, почему мне все меньше и меньше хотелось ей рассказывать о том, что мы видели утром.
– Кукамай (бабушка по линии матери на чувашском), а у вас здесь есть волки? – неуверенно спросила я. Ну давай же, посмейся над моим вопросом. Но на мое удивление кукамайка восприняла этот вопрос адекватно.
– Сейчас их нет. Всех перестреляли. Раньше было много волков, они даже в деревню как-то заходили. Вообще, это плохой знак. Первый и последний раз, когда волки заходили в деревню, был перед Второй мировой. Все сельские охотники, да и из городов приезжали охотиться. Дядя Коля ваш, мой старший брат, как-то на мотоцикле за одним гнался. Сейчас ничего не слышно, и следов не видно. А что? На волка наткнулись? – засмеялась бабушка.
– Нет. Ничего не видели, – натянуто улыбнулся Макс и втолкнул меня в гостиную, в которой находилась дверь в мою комнату.
Дома было тихо и прохладно. Деда не было. Скорее всего, кукащейка (дедушка по линии матери на чувашском) в огороде готовит корм живности. А её у нас немало: корова, куры и цыплята, поросята, лошадь, которая ждет жеребенка. Раньше у нас были утки, которых я в детстве боялась, со временем дедушка решил, что хватит возиться с перьями и маленькими тушками каждую осень.
– Раньше их было много, – повторил слова бабушки Макс. – Интересно, а были ли случаи убийства больших волков? Нужно было об этом спросить.
– Ну сейчас я не могу вернуться обратно и спрашивать, а то она от меня не отклеится, пока я ей все не расскажу. А как расскажу, об этом узнает вся деревня. Захотел прославиться?
– Нет. Тогда спросишь позже у дедушки.
Мы решили не тратить время впустую и загуглить больших волков. Связь в деревне у нас была слабая, особенно у нас дома, поэтому ни о каком 3G и речи не шло. Макс с натянутыми нервами перезагружал страницы, чтобы прогрузить их полностью. Мы прыгали с ссылки на ссылку, но бились о пустоту или подростковые фанфики. Ничего. Никаких огромных волков. Мы пробовали даже ввести "большие волки новости", "огромные волки", "огромные волки новости". Ничего. Провозившись где-то час, мы оставили это дело. И чем больше проходило времени, тем больше нас обуревали сомнения. Не приснилось ли нам? Максим даже предположил, что мозг мог нас обмануть из-за недосыпа или же в том месте, где мы увидели волков, есть какие-то газы, помутняющие сознание.
– Итак, ничего, – опустился Макс и задумался.
– Странно это как-то.
– Очень странно.
– Быть может, это именно те приключения, которые мы так ждали? – предположила я.
– Нужно еще раз сходить на то место, но не сейчас.
– А что было бы с нашими родными, если бы нас загрызли те волки? – на миг представила я.
– Это ты к чему? – покосился Макс.
– Вчера кукамайке опять плохо было. Я слышала, как она встала посреди ночи, охая, и пошла на кухню за лекарством. Наверное, если бы с нами что-то случилось, она бы этого не пережила.
В груди что-то кольнуло, и в горле встал тяжелый ком. Не представляю жизни без нее, кукащейки и Иоково. Они очень дороги мне и, если бы с ними что-то случилось по моей вине, я бы никогда себе этого не простила. Я понимаю, что кукамайка уже не так молода, как тогда, когда мне было лет шесть, но в моем сердце это те люди, которые живут вечно. Эти люди олицетворяют собой тепло, добро, свет и любовь. Большую часть своего детства я провела в Иоково, поэтому я пропитана этими людьми. Я хотела стать взрослой, но даже не задумывалась о том, что время касается не одну меня. Оно касается и их. И если я с каждым годом становилась выше, умнее, красивее в какой-то степени, они с каждым годом становились седее и старее.
– Ассанейка тоже чаще стала жаловаться на сердце. Иногда дома – в Тетюшах – мне становится страшно, что вдруг в новом входящем звонке от родителей может оказаться весть о том, что бабушки больше нет в этом мире.
Я чувствовала, что Макс напрягся, чтобы сдержать себя. Чувствовала, что мы коснулись темы, которую оба избегаем, но которая с каждым годом тревожит нас все больше и больше.
Жизнь – странная вещь. Вроде бы ты растешь, становишься мудрее и красивее, оканчиваешь школу, начинаешь учиться в университете, знакомишься с новыми людьми, обретаешь какие-то навыки, делаешь самостоятельные решения, которые изменяют твою жизнь, но совсем не задумываешься, что время касается не только тебя. Увы, но время идет для всех по-одинаковому. Да, для кого-то время идет быстрее, а для кого-то медленнее, но факт в том, что физически мы все с одной скоростью движемся в этой спирали времени. Все мы одинаково взрослеем и стареем. Жизнь обычных деревенских батраков летит куда быстрее и тяжелее. Их жизнь протекает в тяжелом труде и в больших переживаниях. Никакие деньги и сила не могут прибавить им жизни. Да, есть лекарства, но они лишь оттягивают конец, который неизбежен. Есть только одно лекарство от бессмертия это – память. В нашей памяти эти люди могут жить вечно, и в наших силах дать им это бессмертие, если мы будем помнить о них. Помнить их свет, тепло и ласку, они всегда буду с нами. Вот здесь, слева, рядом с сердцем.
