Buch lesen: «Следствие ведёт сердце»

Новый друг

Подставив бумажный стаканчик к автомату, я с трудом подавляю зевоту, ожидая, пока он наполнится горячим напитком, который поможет разлепить мне веки.

Кто-то вместо того, чтобы наслаждаться своим выходным, которого не было с незапамятных времён, вносил правки в базу данных, словно переписывал страницы судьбы, которая уже предрешена за него.

Обожаю, твою мать, эту рутинную рутину.

Глаза стали косить уже после трёх из пяти описанных мной случаев, которые до сих пор остаются нераскрытыми. И это полная задница, которая означает ночные выезды по необходимости. В такие моменты шеф сам звонит на рабочий дохленький телефон, выданный агентством, извиняется за столь поздний час и просит приехать на место.

Ага, сто раз.

Реальность такова, что в трубку я слышу только второпях адрес. А если в то же мгновение, когда он заканчивает невнятно тараторить из-за своей картавости, не отвечаю: «Да, Анатолий Сергеевич, выезжаю», то за адресом последует громкое и недовольное: «Уволю к чёйтовой матейи!». И ещё много красноречиво сказанных мне слов вдогонку.

Откуда столько скопилось дел?

«Да всё просто», – думаю я, входя в кабинет и замечая, что соседний стул пуст.

Часы показывают 8:45.

Где носит этого мелкого хомяка? Мы ведь должны начать работу в девять.

Если эта скряга заметит его уже второе опоздание за эту неделю, а сегодня только среда, про такие слова, как «премия», «выходные» и «отпуск», можно будет забыть на этот год уж точно. Октябрь только начался, а уже такие мрачные перспективы.

Смысла ждать напарника нет. Нужно эту электронную версию «долгов» распечатать, подписать и зайти к начальнику за новой порцией «хвалебных» слов о том, какие мы «трудяги» и такие работники буквально «на вес золота». Ведь шефу приходится ещё и платить нам, когда он, вероятно, рассчитывал на простые бартерные отношения, набирая сотрудников в частную организацию.

Однако стоит мне посмотреть на настенные часы в кабинете (09:10), как по коридору разносится эхо. Нетрудно догадаться, кто это будет, даже не глядя на прозрачные перегородки между кабинетами. Вспомнишь же…

– Доброе утро, босс! – раздаётся голос Макса, и он бесшумно прокрадывается в кабинет, держа в руках два стакана, от которых уже знакомый мне неприятный запах распространяется по всему помещению.

За ним, как будто это было его собственное агентство, заходит незнакомый парень, чья наглость заставляет мою бровь недовольно дёрнуться, а взгляд уже медленно поднимается с его люксовых кроссовок вверх.

– О, Леон, это новенький! Встретил его у входа в отдел, кофею вот вам прихватил… – Его взгляд скользит к моему краю стола, где уже стоит такой же чёрный картонный стакан, и он добавляет с сомнительной улыбкой: – Но если ты уже взял, то будет моим.

Напарник предлагает один из стаканов новичку, который уже с опаской косится на его содержимое.

– Пожалуй, откажусь, – с лёгким оттенком брезгливости произносит он. – Даже в самые трудные дни я не притрагиваюсь к такому. – И, словно пробуждаясь от сна, парень достаёт руку из кармана джинсов и протягивает мне: – Лео, значит? А я – Антон.

В голове уже сформировалась едкая рифма на его имя, которую мой язык норовит выплюнуть ему прямо в раскрытую ладонь. Друг нервно ставит кофе на стол и спешит опередить, уловив мой недовольный взгляд исподлобья:

– Э-э… Не Лео, а Леон! Не называй так, ему не нр…

– Не нравится своё же имя? Почему это? – с усмешкой спрашивает новенький, словно дразня.

– Не твоего ума дело, Антон, – резко обрываю я.

Последнее прозвучало так, словно я действительно спереди ещё и букву добавил, а «т» сменил на «д». Однако парень ничего более не говорит в ответ. И нет, не потому что ему нечего было сказать, просто наше знакомство прервал шеф, позвав того в кабинет.

Его счастье.

Пробудь он здесь ещё хоть минуту, на одну порцию этого дешманского вонючего пойла на моём столе стало бы меньше. Благодаря напыщенному сопляку, который едва ли достиг 20-летнего возраста, во мне вновь закипает кровь, и тяжёлый взгляд я перевожу уже на запыхавшегося Макса.

– Время.

Тот спешно вскидывает большую руку, глядя на свои наручные часы.

– Почти половина, а что? Сегодня совещание?

– Если только по поводу твоего увольнения. Какого хрена ты повадился опаздывать? У нас дел ворох и телега.

Парень бросает свой рюкзак к столу напротив и брякается в кресло на колёсах, от чего то начинает поскрипывать.

– Толик отправил вчера на ночнуху, – зевает он, потягиваясь. – Пока добрался домой, уже рассвело…

– И что?

– А потом позвонили из больницы и спросили про обстоятельства наезда на ту девку…

– Чего? Ты, дурак, человека что ли сбил? – Я в недоумении смотрю на него, надеясь, что мне это послышалось из-за недосыпания.

– А я разве не рассказывал? – удивляется Максим. – Видимо, из-за твоего «отличного» утреннего настроения я всё позабыл. Да и новенький этот голову вскружил…

– Надо было его на пороге и оставить. Мы не приют для избалованных мажоров, чьи родители вручили им новенькую игрушку в виде юридического диплома, – небрежно бросаю я. – Так что с женщиной? Она жива? И как вообще ты умудрился…

– Да она сама бросилась под машину! Ей повезло, что я медленно катился с горки…

– И, конечно же, ты не пялился в телефон? – фальшиво интересуюсь я, зная о его любимом занятии за рулём.

Друг замирает. Взгляд его тревожно скользит по стаканам, и он тянется к одному из них. Я, словно в порыве, хватаю за запястье, от чего Макс вздрагивает и торопливо выдаёт:

– Да моська моя писала, я отвлёкся лишь на миг, а она тут как тут, из ниоткуда! Ещё и ни единого фонаря! Проклятый центр.

– Идиот, – не удерживается у меня, и глубоко вздыхаю.

– А ты чего с нашим кофе? Ты же не пьёшь его?

– Не было времени, чтобы по Старбаксам бродить. Я надеюсь, этого индивидуума не к нам на подмогу подыскали?

– Не-е, к Саньку пойдёт, там похлеще… – Заметив мой вновь недовольный взгляд на себе из-за висяков, напарник сразу умолкает.

И правильно делает.

Я ни спавши, ни жравши, ни ср…

Ничего не делавший, разгребаю кучу этой бумажной волокиты, и настроение у меня даже не просто в минусе. Осталось получить повторный выговор от шефа, и можно сказать, что на сегодня все пункты из планера выполнены успешно.

Стрелки часов неумолимо приближаются к обеду, и я жажду насладиться хотя бы крепким эспрессо через дорогу, потому что к той бодяге я даже не притрагивался. Пить воду с кофейным жмыхом – это верх извращения даже в новой для меня реальности.

По коридору начинается возня, и аромат домашней еды окутывает каждый уголок, проникая в самые потаённые щели кабинета. Голод, как взбушевавшийся волк, терзает изнутри, и я, не в силах сдержать ещё большей нервозности, порываюсь закрыть дверь – ведь документы ещё не готовы, и я не могу позволить себе даже этот законный, чёртов перерыв. Высунувшись в проход, тянусь к ручке, но тут взгляд останавливается на знакомом лице, что маячит справа. Тяжело вздохнув, я приглашаю рукой войти.

Женщина с измученным видом едва ли перебирает ногами, дотаскивая своё истощённое тело до стула возле моего рабочего места. От этой картины аппетит тут же улетучивается, сменяясь горечью жалости. А при воспоминании о том, что мы так и не нашли её дочь, в душе закипает злость на самого себя. И я не понимаю, какие слова подобрать вновь, чтобы не пришлось вызывать бригаду медиков в участок, поскольку, боюсь, что мой очередной отрицательный ответ станет для неё последней каплей.

Боковым зрением замечаю, как Макс старается дать дёру, потупливая в пол, потому что знает эту женщину так же хорошо, как и я.

Ну уж нет. Будет сидеть и слушать, как дорого нам обходятся его опоздания и лень.

Взяв оставшиеся бумаги, я с тяжёлой душой кладу их на стол напарника, бросая на него взгляд, полный укора. Он обречённо вздыхает, уступая моему натиску и снова опускаясь на стул. А я возвращаюсь к себе, пытаясь успокоить сердце и не сказать лишнего.

– Вера Василь…

– Вы нашли мою девочку..?

В горле образуется ком, разом перекрывающий доступ к кислороду, и я не могу. Просто не могу сказать ей снова «нет», когда она смотрит на меня своими пустыми, лишёнными цвета глазами, под которыми отчётливо видны тёмно-синие круги от недосыпа и опухшие веки от слёз. Но в этих глазах также мелькает проблеск надежды, что мой ответ не начнётся со злосчастной буквы «н». Я вижу, как она ждёт моего ответа, как её сердце замирает в ожидании. И я понимаю, что не могу разрушить эту хрупкую надежду. Не могу снова причинить ей боль.

Вот только я не умею или, вернее, не желаю лгать.

Особенно там, где мой долг – искать и спасать людей, чего бы мне это ни стоило. Однако ещё больше я не хочу давать ложные надежды. Её случай не первый и, увы, не последний. И здесь гораздо больнее, чем в обычной криминальной драме или в трагедиях самоубийств. Ведь отыскать без вести пропавшего человека – задача невероятно сложная, а порой и вовсе невыполнимая…

– Послушайте…

– Это «нет»..?

– Мы прилагаем все усилия, чтобы найти вашу дочь, но это требует времени и терпения…

– Сколько ещё вы будете меня кормить обещаниями о каком-то там терпении, когда прячетесь в своих норах, даже не пытаясь её отыскать? Мой ребёнок пропал! Исчез буквально из-под носа и уже больше месяца скрывается в неизвестности! И вы говорите, что делаете всё возможное? Если бы я хотела, чтобы моё горе было забыто и закрыто под большой амбарный замок, я бы обратилась в местное отделение полиции, а не в частное агентство! – Её слова полны отчаяния и боли. Слёзы, словно бурный поток, хлынули из глаз, отражая безысходность и материнскую боль. Женщина закрыла лицо руками, и её всхлипы заполнили кабинет. Она не смогла больше сдерживаться, и её голос дрожал от переполнявших эмоций.

– Мы понимаем ваше горе и делаем всё возможное, чтобы помочь вам, – попытался успокоить я, но слова прозвучали неубедительно.

– Вы не понимаете! – воскликнула женщина, резко подняв голову. – Моя дочь пропала, и я не могу сидеть сложа руки и ждать, пока вы найдёте её! Я хочу знать, что вы делаете для этого, и хочу видеть результаты!

Её взгляд был полон решимости и гнева, и она не собиралась отступать. Она была готова бороться за свою дочь до конца, и её слова ясно давали это понять.

Стиснув челюсть, я отодвигаю стул и поднимаюсь, чтобы приобнять её за плечи, подумав, что мои жалкие попытки смогут утешить горем убитую мать. Но остаться в стороне я просто не могу.

– Клянусь вам, Вера Васильевна, что сделаю всё, что в моих силах и даже больше, чтобы найти Катю. Я лично займусь её поиском.

Её дрожащие холодные ладошки вцепились в ворот моей рубашки, и, уткнувшись в моё плечо, она заплакала навзрыд. Я поглаживаю женщину по спине и чувствую, как её горе разрывает моё сердце. А уловив напротив ошалелый, где-то даже трусливый взгляд напарника, понимаю, что это дело я буду тащить на своём горбу, как и предыдущие.

Но здесь я уже не отступлю, чего бы мне это ни стоило.

Бить или не бить, вот в чём вопрос…

Проведя повторный анализ своих долгов в базе данных, я решаю сделать перерыв, чтобы немного отвлечься. Мои мысли настолько перегружены информацией, что с трудом могу сохранять ясность ума, пытаясь логически связать все имеющиеся данные в три часа ночи, находясь на кухне съёмной квартиры. Но что может быть общего у двух суицидников, двух потеряшек и бытовухи? Это как пытаться собрать пазл в полной темноте, когда каждая деталь кажется несущественной, но ты всё равно продолжаешь искать связь.

А я отвечу: нихрена общего. И ничего хуже быть не может, ведь это очередной голяк. Вот в такие времена и накатывает смута, типа «это не моя профессия» и тому подобное. Но даже если меня понизят до самого плинтуса, я не уйду. Не смогу. Возможно, моё обучение было продиктовано корыстными целями, и я никогда не мечтал о ночных свиданиях с трупами, но это уже неважно. Я влился в это благодаря одному непреодолимому желанию, которое стояло выше всех остальных – помогать. Помогать людям, оказавшимся в такой же… Да в любой ситуации. Если мои знания и опыт могут кому-то помочь, значит, я потратил восемь лет жизни не зря. Хотя вряд ли это время можно назвать жизнью…

Как будто стою на краю окружающей меня пропасти, а внизу зияет бездна. И я знаю, что если сделаю шаг назад, то упаду в эту тьму и никогда не найду выхода. Но если сделаю шаг вперёд, то, возможно, смогу преодолеть эти преграды и достичь своей цели.

Я чувствую себя как птица, которая взлетает всё выше и выше, преодолевая сопротивление воздуха. Но каждый взмах крыльев требует всё больше усилий, и иногда кажется, что я не смогу подняться ещё выше. Вот только я всё же продолжаю лететь благодаря каким-то невиданным силам.

Мои знания и опыт – это меч, который я держу в руках. И я готов использовать его для защиты тех, кто нуждается в помощи. Даже если это означает, что мне придётся сражаться с самим собой и своими страхами.

Чёрт, в голове сложилась какая-то фэнтезийная бурда, похожая на сказочную историю. Только конец в ней несчастливый.

Осознавая, куда вновь заводит внутренний монолог, я прилагаю все усилия, чтобы вытеснить эти мысли из головы и сосредоточиться на работе. Иначе рискую сорваться к холодильнику и опустошить ещё одну бутылку дорогого крепкого в надежде забыться.

Не то чтобы я когда-то был фанатом сушняка на следующее утро, но жизнь меняется, и вместе с ней меняются реакции организма, помогающие ему просто выживать. О «жить и наслаждении жизнью» речь уже не идёт, а скорее о существовании на грани, как на тонкой льдине, которая может в любой момент треснуть.

От долгого сидения на деревянной табуретке мой зад затёк до такой степени, что я едва ли могу двигаться. Спина, согнутая буквой «Г» с самого вечера, не разогнулась ни разу, и теперь она отчаянно требует пощады.

Я медленно и с трудом двигаю ножками табурета по холодной плитке, нарушая тишину, которая разрывается только тихим тарахтением холодильника. Закрываю ноутбук, чувствуя, как последние остатки трезвых мыслей улетучиваются, а физические силы полностью истощены. Нет больше энергии на поиски новых зацепок по висящим делам. Максу всё-таки придётся оторваться от своих бабочек и заняться работой, если он не хочет переехать на ночные дежурства вместе со спальником.

Мне бы его беззаботную жизнь, где нет места для рутинных переживаний или серьёзных отношений. Это как жить в раю, где нет забот и тревог. Только я ад предпочёл раю.

Правда, если бы мне дали такую возможность, я бы всё равно не отказался от того, что имею на данный момент. Это как держать в руках драгоценный камень, зная, что он твой, несмотря на все искушения окружающих, пусть он сейчас и утерян… Поэтому к чёрту всё это.

Не помню, как оказался в шесть утра у своей квартиры, которую уже несколько лет собираюсь сдавать, но всё не решаюсь. Не понимаю, какого чёрта я сейчас делаю на рабочем месте в семь утра. В глазах временами накатывает помутнение, а тело, даже сидя в кресле, не контролирует себя полностью.

И нет, так рано я здесь не потому, что решил спихнуть Лёху с доски почёта. Просто ноги сами привели меня сюда, а я, видимо, не смог отказать бреду в своих мозгах.

Закинув мятную жвачку в рот, я открываю свой скрипучий ноутбук и снова вхожу в систему. На сегодня намечены грандиозные планы – я намерен распутать дело Кати. Ну, или хотя бы продвинуться вперёд, выйти из мёртвой зоны. Не знаю, жива ли она, но неопределённость гораздо хуже, чем надежда на светлое будущее, которого, возможно, и нет.

Поэтому я уже продумал план действий. Нужно будет ещё раз поговорить с её матерью, потому что не может быть, чтобы девушка семнадцати лет просто исчезла в…

Мысли обрываются, и их тут же сменяют другие.

«А что, если..?» – Нет, это невозможно. Как невозможно, чтобы солнце взошло на западе.

«А если всё же это одно и тоже?..» – Как будто маленький росток надежды пробивается сквозь асфальт, несмотря на все преграды.

Не знаю, то ли это алкоголь ещё не выветрился из моей головы, то ли мозг, лишённый сна, действительно работает быстрее, но я решительно бросаю все дела и погружаюсь в общую базу данных через ноутбук. Спустя час набирается внушительный файл, который совершенно не радует. Особенно удручает тот факт, что из всей этой груды информации по пропавшим без вести только одного человека удалось найти. Мёртвым.

Внутри что-то болезненно сжалось, но изо всех сил стараюсь прогнать все мрачные мысли, как и раньше, и начинаю копать глубже. Ощущаю себя не лучше археолога, ищущего древние сокровища в детской песочнице. Шансов, что мы найдём нечто ценное, у нас примерно поровну.

Ранние пташки начинают потихоньку заполнять офис, и я замечаю как раз того, кто мне и нужен.

– Некит, на пару слов!

Невысокого роста светловолосый парень заходит из коридора в кабинет и пожимает мне руку в приветствии.

– Ты чего, с ночного, что ли? Или отмечал чего? – усмехается он, явно намекая на амбре, исходящее от меня.

– Нет, ты лучше скажи, как у тебя обстоят дела с глухарями пропаж за этот год?

– Как-как… – Молодой человек потягивается и зевает. – Никак. Жопа какая-то. Даже кинологи руками развели. Все словно в воду канули. Опережая события, хочу отметить, что мы проверили все водоёмы, канавы и даже канализационные системы по городу. Из-за этих нераскрытых дел статистика ушла в ту же воду… Про годовой отчёт даже думать не хочу.

– А можешь мне копии дел дать? Я в долгу не останусь.

– Слушай, я понимаю, что это важно, но ты хоть представляешь, сколько у нас этих дел? Если я тебе дам все копии, ты месяц будешь разбираться. – Он медлит, а потом спрашивает: – А зачем тебе? Насколько знаю, у тебя того же добра не намного меньше.

– Вот за этим и надо. Есть мысля, хотелось бы проверить…

Парень смотрит на меня с сомнением, но в конце концов соглашается и кивает в сторону выхода из кабинета, и я порываюсь за ним. Резкий подъём был явно не лучшим решением. В голове тут же всплывают обрывки воспоминаний о бутылке виски, которую я допил ранним утром в своей квартире. Тогда это было как глоток свободы, но теперь ощущаю себя как корабль без руля, потерявший управление. Приходится выдохнуть в кулак, чтобы избавиться от внезапного головокружения и быстро подкатывающей тошноты.

Предоставить документы он отказался, однако позволил сделать фото. С точки зрения безопасности, его решение было оправданным: передача оригиналов документов в мои руки могла бы привести к нежелательным последствиям. В случае, если бы с документами произошло что-либо непредвиденное, шкуру бы спустили с него. Следует отметить, что копирование документов и их фотографирование также запрещены. Ведь это не просто висяки. Это «элитные» висяки. Речь идёт о десяти пропавших девушках, принадлежащих к состоятельным и влиятельным семьям, которые исчезли примерно за девять месяцев. Это расследование требует максимальной осторожности и внимания к деталям.

Совпадение? Не верю.

Только не после прошаренных потеряшек ещё у нескольких коллег, у кого дела в открытом доступе для остальных. И картина действительно ужасающая. Но моя догадка может оказаться правдой, а это означает, что это далеко не конец пропаж. Хотя вряд ли бы эту догадку не проверили в первую же очередь. Я и сам её поднимал ко вниманию, но почему-то отмёл.

Это как если бы в тёмной комнате кто-то разбросал зловещие тени, а затем внезапно исчезли бы все источники света. Сначала кажется, что это просто совпадение, но чем дольше находишься в этой темноте, тем больше понимаешь, что за ней скрывается нечто гораздо более зловещее.

Моя догадка подобна тонкой нити, которая тянется сквозь густой туман неопределённости. Её можно увидеть только в том случае, если знаешь, куда смотреть, но даже тогда её легко упустить из виду. Как будто кто-то невидимый играет с нами в прятки, и каждый раз, когда мы думаем, что нашли его, он исчезает, оставляя за собой лишь пустоту и страх.

Изучив дела Никиты и сопоставив их с информацией, полученной от других дел, я потратил целый час на анализ. В итоге в моём блокноте появились первые записи:

Пропавшие: Девушки в возрасте от 16 до 25 лет.

Внешность: Общих черт не выявлено, за исключением привлекательной внешности.

На этом, к сожалению, всё.

Хотя можно было бы добавить ещё несколько пунктов, но есть одна проблема. Все девушки пропали из разных концов города. Это исключает возможность единого места, где они исчезли одновременно. Это, конечно, существенно усложняет задачу, но я не собираюсь сдаваться.

Шея затекла, и я чувствую, как напряжение сковывает тело. Хочу размяться, но не успеваю встать, как резкий возглас срывается с моих губ:

– Твою мать! Что ты делаешь?

Макс, глазеющий на меня сверху, доедает эклер и облизывает пухлые пальцы, покрытые кремом, с явным наслаждением.

– А я думал, ты и во сне работаешь, – бормочет он с набитым ртом. – Я тут уже минут пять стою, а в ответ только твоя щёлкающая ручка. Нервишки шалят?

Его ехидный тон раздражает меня, отчего судорожно выдыхаю. Нервы и правда ни к чёрту…

Друг начинает принюхиваться и хмурится, разглядывая последний эклер в коробке.

– Они что, с коньяком? А я и не заметил… – Он вновь вдыхает аромат у коробки и бросает косой взгляд на меня. Я возвращаюсь к своему занятию, стараясь не обращать внимания на его слова: – Или это ты с коньячной пропиткой?

Вдыхая запах уже возле меня, я отмахиваюсь от него, сетуя на занятость.

Он бы задал всего один вопрос, как обычно.

Но этот вопрос попал бы прямо в десятку. Как обычно, чтоб его…

Однако сейчас меня спасает шеф, нагрянувший с новичком. Первый требует Макса к себе в кабинет сразу же, когда второй решает занять место друга, чтобы продолжить наш любезный утренний разговор.

Вот это ты не вовремя, Антон.

Анатолий Сергеевич застыл в проходе, терпеливо ожидая моего напарника. Его лицо постепенно искажается, а нос морщится от неприятного запаха. Спасибо Максу, который решил спихнуть моё алкогольное фиаско на свои эклеры, оставив коробку на своём столе.

– Для кого-то утро не совсем доброе, да?

Парень, который вчера был с тёмными волосами, теперь стоит с почти белыми. Единственное, что выдаёт крашеные волосы, это его жгуче чёрные брови. С трудом подавив усмешку, я игнорирую его протянутую мне руку и вопрос. Он ухмыляется, убирает руку обратно в карман классических синих брюк и усаживается на край стола напарника. Указательным пальцем придвигает к себе маленькую бежевую коробку с последним эклером.

Если нервозность появилась вместе с его приходом, то сейчас она нарастает, превращаясь в злость, которая почти готова вырваться наружу, как магма из вулкана, от его вседозволенности. Особенно остро это ощущается, когда вспоминаю, как шеф осыпал его буквально пару минут назад похвалами, словно золотыми монетами, не пробудь он здесь и полноценного рабочего дня. За какие такие заслуги, интересно?

– Любопытно, где он взял такие эклеры. Лео, ты случайно не в курсе? Я бы прикупил на обратном пути. Правда, виски они использовали даже не среднего качества…

Вот, кажется, и превратилась.

Отшвыривая кресло назад, я резко подаюсь вперёд, ухватив сопляка за шкирку, и с силой дёргаю на себя. Впечатав его спиной в стол, сквозь стиснутые зубы цежу:

– Не забывай своё место, Антон. Твоя задача «принеси-подай» ещё не переросла в «управляй и властвуй». Я Леон. Больше предупреждений не будет.

Каждое брошенное ему слово пропитано ледяным холодом и сталью, а глаза мои практически метают молнии. Я чувствую, как напряжение в комнате сгущается, и воздух становится почти осязаемым.

Швырнув его со стола в сторону, как щенка, собираюсь забрать свою исписанную бумажку и уйти. Собирался.

Пока он не говорит:

– Смени имя, Лео, если оно тебе так противно! Денег одолжить для оплаты госпошлины?

Не успевает он доязвить, как мой кулак уже летит в его напыщенную харю.

Треск.

Только непонятно чей.

Однако, видя, как из его носа брызнула кровь, можно догадаться.

Вроде я выплеснул эмоции. Поставил его на место. Но, видимо, мозгу этого мало, как и моему зудящему кулаку, который вновь замахивается. И если бы не парни из кабинета напротив, которые начали нас разнимать, я бы вышиб ему и несколько зубов в придачу.

– Да я засужу тебя, сука! – в бешенстве бросает Антон, запрокинув голову и вытирая кровь с лица, которая не останавливается.

– Ты ещё говорить можешь? Добавить, что ли?! – рычу в ответ, тут же сжимая кулаки до онемения.

Один из коллег пытается остановить меня, быстро встав между нами.

– Эй, Леон, остынь! Сдался он тебе! Толик не похвал…

Не успевает тот договорить, как этот самый «Толик» вбегает в кабинет, а за ним и Макс с выпученными глазами. Наверняка в голове друга сейчас крутятся такие слова, как «ночное… ночные дежурства» и «мокруха», потому что после воплей новичка о сломанном носе мне ничего хорошего не светит.

Плевать.

Но язык никому не дам развязывать. Можно и без него уйти в один день.

Вот как раз такой день и настал для Антона.