Buch lesen: «У меня есть твое фото»

Глава 1

Когда Лёлик вытолкал Аню за дверь вместе с белоснежным мяукающим комком счастья в руках, ее понятия о крепкой дружбе немного размылись. Возможно, это было связано с тем, что за окном почти бушевала зима, и в шесть часов вечера мороз только-только набирал силу.

Что самое ужасное – она даже злиться на Лёлика не могла, ведь сама была виновата. Обещала ему не чудить, не делать глупостей, но снова все запорола.

Все началось этим утром. Сейчас, топая по сугробам вдоль полупустой трассы, пряча под стареньким пальто свернувшегося в клубок котенка и надеясь, что в рюкзаке, собранном наспех в восемь утра, завалялось что-то съедобное на крайний случай, Аня вдруг поняла, что этот день был бесконечно длинным. Он словно начался не двенадцать часов назад, а примерно месяц, ведь утренние события с таким трудом восстанавливались в голове.

– Анька!

Кого-то по утрам будит будильник и пес с тапками в зубах, кого-то – нежные поцелуи в лопатки и соблазнительные ласки второй половинки. Аню же вот уже полгода будил назойливый голос лучшего друга и холод, проезжающийся по пяткам, когда одеяло оказывалось на полу.

Она накрыла голову подушкой и подтянула коленки к груди, надеясь согреться. В раздолбанной «однушке», которая досталась Лёлику от бабушки, гулял ветер, потому что никто из них до сих пор не удосужился заткнуть щели в стареньких окнах.

– Анька, вставай! У нас дело!

Лёлик был внештатным журналистом, периодически подкидывающим материалы одному крутому новостному сайту. Его большой мечтой было стать однажды полноценным работником этого ресурса, а пока он всеми силами лез из кожи, чтобы найти эксклюзив. И таскал за собой Аню, потому что она закончила курсы фотографии и считала себя типа «фотографом». В общем, все эти мероприятия были довольно сомнительными, но им платили деньги. Если материал был хорошим – довольно неплохие деньги, которые помогали не загнуться от голода.

И сейчас, вероятно, Лёлик звал ее за очередным эксклюзивом.

Поскольку Аня не реагировала, друг перешел к более активным методам: забрал подушку, а потом сел на ее спину верхом, чтобы взлохматить ее и без того торчащие во все стороны волосы.

Аня закричала. Не потому что Лёлик много весил – вообще-то в своей лучшей форме он был худее Ани, а еще примерно ее роста, с выцветшими соломенными волосами и веснушками по всему лицу. Тянул на подростка, короче говоря – ему даже сигареты в ларьке не продавали без паспорта. Так вот, закричала Аня из-за того, что Буська – их новый белоснежный жилец – впился в ее ногу когтями.

– Что ж такое!

– Вставай! – не унимался друг.

Сумасшедший дом!

Аня перевернулась, и Лёлик шмякнулся рядом с ней, смешно заойкав. Буся запрыгнул на него, то ли решив, что сейчас самое время для игры, то ли пытаясь отомстить за наглое вторжение с утра пораньше.

– Ты не человек, Лёлик, – Аня, наконец, села и попыталась прочесать пальцами спутанные волосы. – Люди так с друзьями не поступают в семь часов утра.

– Ты, неблагодарная, мне еще спасибо скажешь! – он сбросил Бусю со своего живота, и Аня поморщилась. – Одно слово, и ты проснешься.

– Кофе?

– Лучше. Май-ков.

Аня выпучила на него глаза. Ей удалось немного разобраться с волосами, но одна упрямая медно-коричневая прядь все еще лезла в глаза, и девушке пришлось сдуть ее, что, разумеется, не помогло.

– У Майкова новая картина?

– У Майкова интервью. С нами, – Лёлик улыбнулся так, словно выиграл миллион, а потом встал, чтобы прошагать в сторону кухни, пафосно выпрямив спину. – Собирайся.

Аня подпрыгнула и кинулась за ним.

– Лёлик, ты что – душу дьяволу продал?! Как?!

Игорь Майков взлетел на художественную арену два года назад. Никто не знал о нем ровным счетом ничего, пока на одной выставке он не представил картину. Пейзаж, выполненный углем. На вкус Ани – ничего необычного: порт, исчезающий на закате корабль с порванными парусами, и мальчик, стоящий по колено в воде. Когда они с Лёликом в первый раз наткнулись на эту работу в интернете, Аня сморщилась и спросила, почему кто-то готов платить сотни тысяч за картинку из «Пиратов Карибского моря». А люди платили. После той выставки картины Майкова улетали с аукционов как горячие пирожки, а вот сам автор на публике не появлялся.

Все организовывала его подруга, через нее же голодный до свежих картин зритель и узнавал последние новости о молодом художнике. Майков упорно игнорировал любые выпады в свой адрес, лишь изредка появляясь в социальных сетях на своих закрытых наглухо страничках.

Поэтому Аню и беспокоил этот вопрос: как? Как Лёлику удалось провернуть это?

– Говори, или я никуда с тобой не пойду.

Она стояла в трусах и старой растянутой футболке посреди кухни и смотрела на друга, упираясь кулаками в бока.

Лёлик присосался к коробке с соком, почесал подбородок и только потом ответил, задорно ей подмигнув.

– Если все выгорит – расскажу. А теперь одевайся.

* * *

Майков жил за городом и, пока они продирались на такси через сугробы, Аня пыталась понять, в чем подвох. На ее расспросы Лёлик отвечал, что никакого подвоха нет, но девушка знала своего друга. Он был ровно таким же неудачником, как она сама, ему с неба никогда ничего не падало, а тут сам Майков!

– Лёлик, слушай. А этот твой Майков нам потом боком не выйдет, а? – она проверила батарейку в фотоаппарате и уставилась на друга из-под растянутой шапки. По-хорошему, эту шапку давно уже стоило выбросить на помойку, но Аня всегда с таким большим трудом расставалась со старыми вещами, даже если имелась такая возможность.

Лёлик на ее слова лишь глаза закатил и деловито вытаращился в окно, будто ехал к президенту на прием, и это было обычным делом.

– Будешь трястись – сама сейчас боком выйдешь. Из машины.

Когда он вот так разговаривал, Аня вспоминала день их знакомства. Это было в университете, когда их обоих еще не отчислили. Они столкнулись в коридоре, и Лёлик залил газировкой ее конспекты. Ух, и разругались же они тогда! Крик стоял на весь корпус.

И в моменты, когда Лёлик отчитывал ее или указывал ей на глупость, Аня вспоминала, что первой ее мыслью в день их знакомства было: «Вот бы выцарапать ему глаза».

– Он что же, и в дом нас пустит?

– Не знаю, может на крыльце примет, на лавочке, в сугробе, мне пофиг, Ань. Это Майков, главное – сделай крутые фотки!

И он снова отвернулся к окну, поправив воротник своего пальто.

Аня знала, что это было единственное его пальто, а под ним – единственная нормальная рубашка с прожженным краешком. И ей стало немного стыдно за то, что она не надела ничего приличного для такой встречи. Хотя, если подумать, кто такой этот Майков? Не Господь-Бог, так что пусть идет к черту.

* * *

– Это кто?

Говоря о том, что Майков – не Господь-Бог, Аня, видно, погорячилась. Сейчас, глядя на него снизу вверх, она только и могла думать о том, что у людей таких глаз быть не может. Ну не бывает просто-напросто. Таких больших и холодных глаз цвета застывшего льда.

Он смерил ее пустым взглядом. Аня захлопнула челюсть, поморгала и только потом поняла, что Игорь спрашивал про нее.

Лёлик поспешил ответить:

– Фотограф.

– Мы не договаривались о фотографе.

– Вы простите, Игорь, но без фото мой материал никто не примет.

Что-что, а врать Лёлик умел мастерски. Аня энергично закивала, стараясь не замерзнуть окончательно под взглядом этих холодных глаз. Майков еще несколько секунд сурово смотрел на нее (на мгновение она поверила в то, что их обоих сейчас пошлют куда подальше), а потом отошел, пропуская их внутрь.

– Входите. Ничего не трогать, картины не снимать. И меня тоже.

Аня застыла, распутывая шарф:

– А что же снимать тогда?

Игорь нахмурился еще сильнее. На его лбу образовалась складка, которая тут же скрылась под темной челкой, стоило мужчине тряхнуть головой.

Странно, но он не был похож на художника в том представлении, в котором о них думала Аня. Художники, которых она знала, были неординарными, интересными, немного странными, но какими-то возвышенными. У Майкова же была внешность тяжелоатлета: накачанное тело, суровый взгляд, крепкие руки, в которых довольно проблематично было представить карандаш или кисть. Зато в этих руках легко представлялось женское тело, даже слишком, пожалуй, легко. Она могла закрыть глаза и увидеть, как Игорь сжимает большими ладонями хрупкую талию, стройные бедра или округлую грудь. Как тело под его пальцами выгибается в танце невыносимого желания, как губы тянутся к губам…

– Кофе не предлагаю – у меня мало времени. Давайте сразу к делу.

Аня прокашлялась и вынула камеру из чехла.

Майков на вопросы Лёлика отвечал четко, равномерно и… сухо. Совершенно не выражая эмоций. Аня сделала пару снимков в профиль, за что получила очередной суровый взгляд.

– Я сказал не снимать меня.

– Всего одно фото, – голос сорвался на писк. Говорить с ним было очень тяжело, давненько Аня не встречала таких непробиваемых людей.

Лёлик спрашивал о картинах, о начале пути Игоря, как художника, попытался задать каверзный вопрос по поводу личной жизни, но был тут же спущен с небес на землю сердитым: «Нет». Пока они разговаривали, Аня осматривала гостиную, в которой они расположились.

У нее не было особого дизайнерского вкуса. Честно признаться, она в этом мало что понимала, но было очевидно, что жилищу Майкова не хватает руки профессионала. Не хватает уюта, концепции, ярких деталей в интерьере и чего-то более современного, что ли. Да, здесь был большой кожаный диван и плазма во всю стену, крутое освещение, аппаратура и утепленный пол. Но все это было настолько сухим и неинтересным, что ей стало любопытно. Этим парнем действительно гвозди можно забивать? Что его сделало таким? Нелюдимый, хмурый, он вызывал вопросы, а еще вызывал отторжение и зуд под языком.

Размышляя об этом, Аня не заметила, как вышла из комнаты в неширокий коридор, заставленный спортивным инвентарем. Она моргнула и огляделась, пытаясь понять, где находится. Гостиная осталась за спиной, а по обе стороны от нее располагались одинаковые деревянные двери.

Вот тогда, в тот момент Ане стоило послушать свой внутренний голос и быстрее оттуда свалить, но нет же. Любопытство взяло верх и, совершенно забыв о своем призвании влипать в неприятности, девушка толкнула одну из дверей.

И тут же ахнула.

В голове водоворотом закружились картинки-ассоциации, и, если несколько минут назад она не могла представить Майкова рисующим, то сейчас, заглянув в его мастерскую, она увидела это практически в красках. Ей захотелось кричать: вот оно! Вот где он прячет душу, вот где скрывает улыбки, счастье и злость – каждую из своих эмоций! Потому что, чтобы рисовать так, нужно вкладывать в свои творения всю свою страсть.

Она вошла внутрь. Недалеко, только на пару шагов. Но этого хватило, чтобы перестать дышать.

Аня ничего не смыслила в живописи, она не разбиралась в качестве красок, холстов и карандашей, она вообще не представляла, какими техниками нужно пользоваться, чтобы научиться рисовать, но то, как рисовал Игорь, было восхитительно. Она затаила дыхание, подходя ближе к одной из картин. Безупречно красивое полотно с обнаженной женщиной в центре – не смотреть на это было невозможно, а не сфотографировать – не простительно.

На автомате вынула камеру из чехла и защелкала, делая снимки. Один, второй, третий. После обнаженной девушки пара пейзажей, начатый портрет молодого юноши, даже черновой холст, на котором, скорее всего, мастер пробовал краски. Она сфотографировала все, наделала снимков с жадностью. От всего этого богатства у Ани закружилась голова и, спрятав камеру, она огляделась еще раз. Здесь было уютно. Словно эта комната находилась в другом доме – так сильно отличалась она по атмосфере. Здесь стены будто дышали свободой, жизнью и духом чужого таланта, который ощущался каждой клеточкой, каждым волоском.

Аня улыбнулась собственным мыслям, а когда, развернувшись, встретилась с Майковым лицом к лицу, от страха проглотила крик.

Она и пискнуть не успела – крепкие пальцы вцепились в ее локоть с грубой брезгливостью. Ее выволокли из мастерской, как кота, нагадившего хозяину в тапки. Она услышала грохот захлопнувшейся двери, а потом злой голос прямо у себя над ухом.

– Кажется, я сказал ничего не трогать.

Удивительное дело – вот говорит человек очень тихо, можно сказать, шепотом, а от голоса его по телу пробегает ужасная дрожь, и страх крепко впивается в сердце. Аню пробил озноб.

Он все еще держал ее руку, и Аня еле успевала за ним, пока он вел ее по коридору, через гостиную, где бледный как мел Лёлик, казалось, сейчас потеряет сознание.

– Я и не трогала.

– Как же я ненавижу подобных вам – скользких и наглых. Вы и в душу бы человеку забрались за лишнюю сотню, не так ли?

– Знаете что? – Аня вырвалась и развернулась, уставившись на мужчину. Она тут же прокляла разницу в росте, из-за которой ей приходилось задирать голову, глядя на него. – Вы меня не знаете.

– И слава Богу.

– Вы… вы…

– Какое красноречие, – насмешливо добавил он. – Убирайтесь отсюда. И забудьте о своем материале. Если что-то просочится в сеть – я подам на вас в суд.

Ей стало мерзко за саму себя, за то, что она не нашла, что ему ответить. Чувство стыда все еще ломало ее пополам, а обида сжимала сердце в тиски.

Черт, черт, черт!

Единственное, о чем Аня думала, пока Лёлик спешил увести ее на улицу – только бы не заплакать. Он не увидит, как она плачет.

Вот так все и произошло.

Тогда, едва доехав до города, они с Лёликом разругались прямо у дверей квартиры. И все его слова были справедливыми.

О том, что она постоянно влипает в неприятности, и по большей части это из-за Ани многие их проекты проваливались. Из-за того, что она не умела тормозить и вечно лезла куда не следует. Из-за того, что не могла держать язык за зубами, огрызалась и была слишком гордой.

«С друзьями так не поступают», – хотела сказать она, но от обиды горело горло. Лёлик впихнул рюкзак с вещами в Анины руки, а потом в придачу котенка и, не сказав ни слова, закрыл перед ее носом дверь.

Глава 2

Игорь Майков справлялся со стрессом по-своему. Нет, не курил, голодно хватая никотиновые порции зудящим от ярости горлом. Не давился крепким алкоголем и не вызывал проститутку для злого секса на одну ночь.

У Майкова был свой способ – немного нестандартный для мужчины, но очень действенный и проверенный годами. В моменты особой злости Игорь вынимал из морозилки готовое тесто и делал пирог. Иногда, если позволяло время – разминал мясной фарш с луком и хлебом и лепил пельмени, но чаще – пирог.

Когда злость была легкой, быстро проходящей – пирог был с ягодами или джемом.

Если его доводили с чувством и основательно – рыбный с морковью.

Когда же от злости клокотало в груди, и кровь приливала к глазам, Игорь готовить мясной пирог огромных размеров, расфасовывал его по пакетам, а потом ел в течение целой недели.

Сегодня был именно день мясного пирога, ведь после того, как впервые в жизни в его мастерскую вломилась, ему захотелось вынести оттуда все картины и заняться уборкой. Вычистить, выскоблить, чтобы не осталось намека на присутствие этой девчонки. Потому что входить туда не позволялось никому, а тем более вот так – нагло, без позволения.

Это девчонка разозлила его и вывела из себя, и после того, как они ушли, Игорь подивился собственной выдержке. Сейчас он жалел, что не заставил ее дрожать от страха, когда вышвыривал за порог. Ему стоило применить больше силы, больше давления.

Вика всегда говорит, что Игорю с его взглядом и мускулами впору работать коллектором. Она говорит это в шутку, подкалывая его, но с каждым разом эта шутка начинает казаться ему вполне обоснованной.

Он разделил тесто на две половины, одну отложил в сторону, а вторую разместил в середине стола, немного присыпав мукой – чтобы не прилипало. Плавными движениями он начал раскатывать тесто, напрягая руки.

Это успокаивало. В детстве Игорь смотрел, как это делает мама, и успокаивался. Его завораживало то, как ее сильные руки давили на скалку, делая из безобразного комка теста тоненькие, аккуратные пластины. Это и было первым толчком, после которого он решил заниматься искусством. Мама стала катализатором, создавшим для него мир, наполненный красотой, что спрятана в привычных вещах: в запахе раскаляющейся духовки, в тонких пластах теста, в россыпи муки на полу…

Были и другие моменты, которые приблизили его к искусству, но все это было позже – в школе, в университете и после. Но мама дала всему этому начало, и Игорь был очень благодарен ей за это.

Когда пирог отправился в духовку, в дверь постучали.

Игорь посмотрел на часы. Был поздний вечер, за окном стемнело, и сильный ветер швырял снег из стороны в сторону. Он не слышал скрипа тормозов Викиной машины, а никто другой в такое время к нему не приезжал.

Игорь быстро ополоснул руки и поспешил открыть дверь.

И через секунду закрыл ее в возмущении.

– Шутишь что ли? – спросил он скорее сам у себя, потому что человек за дверью вряд ли слышал его.

Стук повторился, а вместе с ним появился голос.

– Откройте, мне нужно с вами поговорить, – тихо, почти робко. Если не прислушиваться, то можно подумать, что это мышь скребется на крыльце.

Игорь набрал воздуха в легкие и попытался при помощи задержки дыхания усмирить гнев. А ведь только успокоился – что теперь, второй пирог готовить?

– Убирайтесь, или я вызову полицию.

– Мне некуда идти!

Нет, ну это уже совсем наглость. Игорь рывком распахнул дверь и уставился на замерзшую глазастую девчонку сверху вниз. Днем, при свете и с макияжем, она казалась немного старше, сейчас же Игорь был уверен, что перед ним вчерашняя школьница – усыпанная снегом шапка сползла на глаза, шарф покрылся инеем, руки в порванных перчатках сцеплены в замок – видимо, так теплее.

– Что вам нужно? Я неясно выразился?

– Я знаю, что вы злитесь, но мне больше некуда идти. Из-за вас меня выгнали из квартиры, я осталась на улице, и…

Игорю стало смешно.

– Из-за меня?! Может быть в следующий раз заберетесь ко мне в спальню через окно и обвините меня в излишней грубости?

Ему хотелось схватить ее за воротник и встряхнуть как следует, чтобы вместе со снегом осыпалась на землю природная наглость.

Девчонка моргнула и сдвинула шарф вниз. Игорь увидел ее посиневшие от холода губы и подумал, что она приехала не на такси – следов у дороги не было. В такое время сюда ходит только электричка, а от станции топать больше километра…

Сумасшедшая.

– Мне некуда идти, – повторила она.

Игорь оперся плечом о косяк. Он не собирался уступать, эта девчонка слишком много о себе думает.

– Позвоните друзьям. Родным. Мне плевать кому – это не мое дело.

Она взглянула на него так, словно Игорь был исчадьем ада. Потом спохватилась, отвернулась и, опустив острый взгляд в пол, пробормотала:

– У меня только сестра, а она… К ней… В общем, к ней нельзя, потому что там племянник, у него аллергия на кошек.

Игорь помотал головой.

– На кошек?

И тут откуда-то из-под куртки девчонки раздалось жалобное мяуканье.

Игорь проматерился. Девчонка вылупила на него глаза, явно не ожидая от него подобных выражений.

– Почему бы просто не выбросить комок шерсти на…

Он замолчал на полуслове, потому что был уверен – вот сейчас его убьют. У нее был такой взгляд, будто Майков только что предложил расчленить младенца.

– Это бесчеловечно!

– Вы меня осуждать явились? Сейчас от меня зависит, замерзните вы на улице или же проведете эту ночь в тепле.

Девчонка прикусила язык.

Майков снова осмотрел ее с головы до ног. Он попытался вспомнить ее имя, но все воспоминания о ней в голове с лихвой перекрывались одним – как она вломилась в его студию. Даже сейчас от мыслей об этом ему хотелось рвать и метать.

– Вообще-то, – она снова потупила взгляд. – У меня есть материал для шантажа.

Игорь ошарашенно открыл рот.

– Что у вас есть?

– Фото ваших картин. Незаконченных. Заказчики явно не будут рады, если фото появятся в интернете, так ведь?

Майков обхватил себя руками и понял, как сильно попал. Большинство картин были написаны с натуры, какие-то – на заказ в подарок. Они не должны просочиться в сеть в каком бы то ни было виде.

– А вы не лучше, чем ваш друг, – со злой усмешкой проговорил он и повернулся, глядя на девушку в упор.

Она моргнула.

– Что?

– Не стройте святую невинность. Вы прекрасно знаете, каким способом он добился сегодняшнего интервью.

– Я не… Я ничего не знаю! Я, правда не…

Игорь не хотел ее слушать. Он отошел в сторону, показывая, что путь в дом свободен. Девчонка на секунду замешкалась, а потом поспешила войти.

– Свободная комната на втором этаже, первая дверь. Ванная в конце коридора. И если ваш кот испортит что-либо в этом доме…

– Хорошо! – выкрикнула она, явно все еще не веря, что ее пустили в дом. – Я поняла. И простите за то, что…

– Не трудитесь. Спокойной ночи.

Он поспешил уйти на кухню, пока не передумал.

Аня на цыпочках вошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь. Все то время, пока она поднималась сюда по лестнице, ей казалось, что сейчас ее поймают за капюшон и вышвырнут отсюда. А потом натравят на нее полицию.

Она сядет в тюрьму, а Бусю выбросят на улицу! Ужас.

Комната оказалась просторной, но пустой, как, впрочем, и все в этом доме. Большая кровать занимала приличную часть пространства и, увидев ее, Аня ахнула. Прежде она такие видела только в кино. Именно на такие кровати в мелодрамах мужчины бросали своих спутниц, и те падали, погружаясь в мягкие объятия обтянутых шелком подушек. После этого над ними непременно нависали, их тела покрывали поцелуями, а дальше… Дальше происходила смена кадра, и зритель видел залитый утренним светом пол.

Аня всегда умирала от несправедливости, когда в фильмах горячие сцены прерывали на самом интересном месте. Лёлик говорил, что все это из-за недостатка секса. Аня была с ним согласна, ведь само слово секс употреблялось ею все реже и реже. Он был, как детские воспоминания – вроде иногда что-то всплывало в памяти, но было таким расплывчатым и, честно говоря, малоприятным, так что и без этого жилось нормально.

Буська мяукнул, напомнив Ане о своем бедственном положении в рукаве ее куртки. Она поспешила скинуть верхнюю одежду грузной кучкой у кровати. Котенок ошарашенно глазел на нее, выпучив глаза, и Аню впервые за вечер сковали слезы.

Сейчас, когда она нашла хоть и временное, но решение своей проблемы, стало вдруг так не по-человечески себя жаль. У нее была сложная жизнь: взлеты и падения, потери, попытки подняться на ноги с колен. Она многое пережила, но каждый раз, когда судьба ударяла под дых, было больно, как в первый раз.

– Что смотришь? – спросила она у котенка. – Голодный? Терпи до завтра. Я же терплю.

Она стянула с себя одежду и, оставшись в майке, трусах и теплых носках, забралась под одеяло. Буся дрожал и жался к ней, шугливо оглядывая пространство.

Аня поплакала еще пару минут, а потом вздохнула, уставившись в потолок.

И ее накрыло осознанием.

Она в доме у Игоря Майкова – самого крутого художника в городе. Она спит на купленных им простынях, а хозяин дома нервно вышагивает на первом этаже.

Ей еще со многим предстояло разобраться: решить, что делать дальше, найти деньги и жилье, забрать у Лёлика остатки вещей и, наконец, поговорить с ним обо всем случившимся.

Но сегодняшний день был таким длинным и отнял столько сил, что Аня закрыла глаза и, не думая ни о чем, погрузилась в сон.