XVII
ОЧНУЛСЯ Я ОТ ТОГО, что кто-то толкал меня в плечо. Сквозь нарастающий гул в голове, я услышал мужской голос:
– Эй, ты! Мистер Айелло хочет с тобой поговорить!
Я открыл глаза и где-то внизу видел носки своих сапог. Я сидел на стуле в гостиной, связанный по рукам и ногам, а через окна в комнату незаметно стали прокрадываться робкие лучи восходящего солнца. Сколько же я пробыл в бессознательном состоянии? Чуть шевельнувшись, я повернул голову, и некогда светло-голубые джинсы, ныне ставшие бурыми от запекшейся крови, напомнили мне о том, что произошло вчера вечером. Вдобавок очень сильно болел правый бок. Я поднял взгляд и в упор посмотрел на стоявшего передо мной ковбоя.
– Скажи мистеру Айелло, чтобы он катился к черту, – огрызнулся я. – Я с ним разговаривать не собираюсь.
– А придется, мальчик мой, – раздался насмешливый бас Клинта.
Ковбой заложил руки за спину и шагнул в сторону, уступая дорогу хозяину. Рядом с отцом, важный и гордый, как индюк, вышагивал сын. Оба остановились напротив меня. Ларни поставил ноги на ширине плеч, добирая солидности, а Клинт положил руки на пояс. Несмотря на их грозный вид, я не испытывал перед ними страха. Наоборот, мне было любопытно узнать, что они приготовили для меня. Впрочем, я не питал иллюзий относительно своего будущего… И я не тешил себя надеждой, что Клинт оставит меня в живых – это не в его правилах.
Тогда какой вид казни он предпочтет? Айелло глядел на меня сверху вниз, а я смотрел ему прямо в глаза. Пускай знает, что я его не боюсь!
«Если учитывать, что тебя обвинили в конокрадстве, – продолжил я размышления, – то держись! Тебя повесят и будут всем говорить, что ты воровал со „Звездного“ лошадей». Не очень правдоподобно, но ранчер заставит поверить в его сказку.
Клинт заходил взад-вперед, изредка останавливаясь и косо на меня поглядывая.
– Ну что, Фокс27, ты, оправдывая свое имя, решил, что очень умный и хитрый? Как это говорят у вас в Техасе? Zorro, да? Мексикашки зовут тебя zorro? Так ведь по-испански лисица? Что ж, я могу тебя обрадовать: ты достоин носить такое имя.
Он опять остановился и, нагнувшись ко мне, предложил:
– Но ведь сейчас тебе никто не помешает составить новое завещание, верно? Сынок, давай договоримся. Ты переписываешь «Лилию» на мое имя, и я отпускаю тебя на все четыре стороны. Я буду настолько добр, что подарю тебе игреневую, которую ты и так украл у меня. Забирай ее и уматывай из Юты. Ты же видишь, что Территория слишком мала для нас обоих. Ну как тебе такое предложение, а?
Его тон не был умоляющим, этот человек никогда не знал значения слова «умолять». Я не верил ему, прекрасно понимая, что он так же не в состоянии познать всю глубину слова «жалость». Я только усмехнулся в ответ и сказал:
– Вообще-то предложение неплохое. Мне оно нравится.
Он резко выпрямился, недоверчиво разглядывая меня. Но поскольку он ничего не спрашивал, я ничего не отвечал. Ларни – там, на вечном втором плане, – самодовольно хмыкнул, изначально уверенный в успехе на все сто.
– Вот и хорошо, – наконец сказал хозяин «Звездного». – Вот и умница.
Он развернулся и зашагал к письменному столу за бумагой и карандашом.
– Нет, Клинт, ты все не так понял, – спокойно остановил его я.
Через плечо он посмотрел на меня моментально сузившимися щелочками глаз.
– Раз так, объясни мне, – попросил он, продолжая щуриться, словно от яркого солнца.
– Это ты перепишешь на меня свое ранчо, и я позволю тебе убраться из Юты. Ты прав, она чрезвычайно мала для нас с тобой. Ты заберешь с собой свою банду головорезов, а я, так и быть, по старой дружбе, никому не скажу имена подонков, убивших Чарльза Мелетта.
Он в пару прыжков подскочил ко мне и со всей злостью, что кипела в нем, со всей ненавистью, со всем внутренним, глубинным страхом, ударил меня наотмашь по лицу.
– Заткнись, щенок! – рявкнул он.
Я снова поднял голову, чувствуя, как из уголка рта побежала тоненькой теплой струйкой кровь. Айелло стоял надо мной, сжимая железные кулаки и тяжело дыша. При первом же моем замечании, он был готов врезать мне опять.
– Я может быть сейчас и получу, – я сплюнул красную слюну прямо ему под ноги, – но ты, Клинт, навсегда останешься подонком.
Он влепил мне еще одну оплеуху:
– Заткнись, я сказал!
Господи, как я хотел дать ему сдачи!.. И как я ненавидел этого человека.
– Давай, Клинт, ударь меня еще раз, – подбодрил я его, – и я останусь жив специально для того, чтобы поприсутствовать на твоих похоронах, стоя неподалеку от твоей же могилы.
Его широкая и тяжелая ладонь опять хлестанула меня по щеке.
– Заткнись!
Лицо жгло, как огнем, и я, едва сдержавшись, чтобы не заорать на него, только ровно спросил:
– Клинт, неужели ты все еще не понял, что я никогда не заткнусь?
Ларни спас меня от очередного удара, помахав в воздухе свернутым лассо.
– Па, как насчет этого? – гаденько улыбаясь, поинтересовался он.
– Моя шея и так слишком длинная, незачем еще ее растягивать при помощи веревки, – запротестовал я, удивляясь тому, откуда у меня взялось нахальство для подобного жеста.
– Черный всадник! – внезапно донеслось со двора несколько громких воплей. – Мистер Айелло, дьявол опять здесь!
Лассо вывалилось из негнущихся пальцев Ларни, а его отец схватил винтовку, лежавшую на диване. Все ринулись вон из комнаты, но у самого порога Клинт остановился и, развернувшись на каблуках, подбежал ко мне.
– Это чтоб ты не нашел способа удрать, zorro, – объяснил он и, размахнувшись, двинул мне прикладом по голове. Я опять провалился в бездонную пропасть.
– …Фокс! Господи, Фокс, очнись! Ну давай же, скажи хоть что-нибудь! Пожалуйста!
Меня снова трясли, что есть силы, но на этот раз это был друг, а не враг. Я заставил себя открыть глаза и – хотя делать этого очень не хотелось – обвести комнату мутным взглядом. Сапоги, пол, диван, пианино, окно, Дженнифер… Я был уверен, что мои глаза смотрят в разные стороны.
– Привет, Джен… – каким-то странным дрожащим голосом сказал я.
Она стояла передо мной на коленях, запыхавшаяся и взволнованная, одетая в черный костюм для верховой езды, а неподалеку валялся ее «ремингтон». Я медленно поднял голову. Неожиданно Джен порывисто обняла меня и прижалась щекой к щеке. Увы, я не мог ответить на ее объятия – мои руки были связаны у меня за спиной.
– Слава Богу, ты живой, – зашептала она мне прямо в ухо. – Я подумала, что тебя убили, когда зашла в комнату. Голова вся в крови, рубашка и джинсы тоже… Я так перепугалась!
– Дженни, развяжи меня и дай мне винчестер, – зашептал я в ответ.
– Да… развязать… сейчас…
Она поспешно отстранилась от меня и вытащила из-за пояса складной ножичек. «Жаборез», как я называл такие в детстве. И где только она его взяла?.. Толстая веревка с большим трудом поддавалась острому лезвию. Джен пару раз прерывала свое занятие и переводила дыхание, а я подбадривал ее как мог.
Вдруг раздался тихий свист и восклицание, в котором явно прозвучала издевка:
– Надо же, как трогательно!
В дверях, с револьвером в руке, стоял Ларни. Он глядел на нас и широко весело улыбался, однако в его глазах веселья не было.
– Даррант, до чего же ты опустился? Тебя спасает девушка!
– А что, Ларни, тебе завидно? Тебя никогда не спасала девушка? – парировал я, стараясь выиграть еще немного времени для Джен.
Однако мой план был обречен на провал, потому что Айелло вспыхнул и, чтобы скрыть свое смущение, грубо закричал Дженни:
– Эй, милая! Ты чего там делаешь? Отвали оттуда, я сказал!
– Папочка тебе разве не объяснял, как надо обращаться с дамами, лопух? – пошел я на него в словесное наступление.
Он подлетел к девушке и резко схватил ее за руку.
– Я тебе сейчас покажу, как надо обращаться с дамами! – заорал он мне, и я понял, что задел его за живое.
Дженнифер старалась вырваться:
– Отпусти меня, грязное чудовище!
Он только расхохотался в ответ и рывком подтащил ее к себе. Ларни моментально отшвырнул револьвер, и его правая рука скользнула на тонкую талию Джен.
– Иди сюда, моя красотка, – прохрипел он и коснулся пальцами ее подбородка. – Ты мне сразу понравилась…
– Ларни, я прошу тебя отпустить меня, – она давала ему последний шанс, но он отказался от него, попытавшись поцеловать ее.
Неожиданно она стала мягкой и податливой, как воск, но ее рука, поднявшая ножичек, была тверда. Прочное лезвие вонзилось в шею Ларни чуть ниже основания черепа. Он умер прежде, чем упал на пол.
Загрохотавшие на улице выстрелы вернули Джен к реальности. Она вздрогнула, повела плечами, сбрасывая оцепенение, и нетвердо подошла ко мне. Все также молча она развязала веревки и только тогда, когда я встал на ноги и, растирая затекшие кисти, сделал два неверных шага, сказала:
– Хулиган там, у черного входа. Рамона была очень уставшей.
– Спасибо, Джен. Давай, пошли отсюда. Надо помочь нашим.
Она подхватила «ремингтон» и вся на нервном взводе, еще даже не осознав, что только что убила человека, помчалась за мной.
– Ты на себя посмотри, – посоветовала она. – Куда тебе нашим помогать?
– Не волнуйся, я справлюсь.
Я спустился вниз по ступенькам, отвязал Хулигана от куста и, глубоко вздохнув, сел в седло. Дженни забралась на спину Эльдорадо без моей помощи.
В седельном чехле я обнаружил 15-тизарядную «генри», мои же револьверы и винчестер еще предстояло найти. Я развернул рыжего и, направляясь во двор, поехал в обход дома. Завернув за угол, я наткнулся на МакГри. Он лежал за поленницей дров, ведя прицельный огонь из своего «паттерсона».
– Оуэн, как тут у нас дела? – я пригнулся к шее лошади.
– Все нормально, Фокс, – ответил он, не переставая стрелять. – Рад тебя видеть.
– А где Шэрон?
Я вскинул винтовку и выстрелил в попытавшегося перебежать к сараю бандита. Его попытка не увенчалась успехом – взмахнув руками, он шлепнулся в пыль. Оуэн хмыкнул и ладонью вытер пот со лба.
– Фрэнки отправил ее в Бут-Хилл за официальным врачом. Он здесь понадобится.
МакГри снял еще одного с крыши конюшни. С диким воплем ковбой покатился по соломе, но успел зацепиться за край крыши и повиснуть на руках. Оуэн пальнул по его пальцам, а когда тот, свалившись на землю, захотел подняться, добил его.
– Маленький мальчик на крыше сидел… – сказал я, ловя на мушку очередного ковбоя.
– Ты это о чем? – не понял МакГри.
– Да детский стишок, зверский такой, – я нажал на спуск и рассказал стих наизусть:
«Маленький мальчик на крыше сидел:
«Были бы крылья – я б полетел».
Тихо подкрался с дубинкою кто-то…
Вот и сбылася мечта идиота».
– Да, хорошие детишки, однако, – покачал головой ковбой.
– Какое время – такие и детишки, – пожал я плечами.
Дальнейшее сражение почти не имело смысла – и так было ясно, что Клинту не удержать «Лилию» за собой. Тем более что половина его армии вообще разбежалась при первом же вопле о том, что Черный всадник снова здесь. Поэтому дежурные выстрелы еще какое-то время погрохотали в долине, а потом на «Лилии» воцарилась первозданная тишина.
– Ну что? – оглянулся на меня МакГри. – Пойдем, посмотрим, кто остался жив?
– Да, наверно, надо, – согласно кивнул я и ткнул Пожирателя Кактусов каблуками в бока.
Он мерным успокаивающим шагом вышел на середину двора и остановился.
Из-под крыльца выполз Малыш с черным от пыли и грязи лицом. Из сарая вышли Уолт и Рэй, из-за конюшни, объехав корраль, появился Джо верхом на вороном иноходце. Он подъехал ко мне и громко сказал:
– Дока убили, но тому, кто это сделал, больше убивать не придется. Только если в Стране вечной охоты.
Едва слышно зашуршало сено, и все, вскидывая оружие, обернулись на звук. Дженнифер сползла с сеновала и удивленно посмотрела на 6 нацеленных на нее стволов:
– Ребята, вы чего?
Все опустили оружие, и Фейвор, поблескивая белыми зубами, объяснил:
– Нервничаем, мэм.
Джен стряхнула с себя соломинки и махнула револьвером в сторону ворот ранчо:
– Там Шэрон и врач едут.
Джо спешился и, взяв вороного под уздцы, отошел к поилке. Спустя несколько минут во двор вкатился маленький фургончик, рядом с которым рысил пегий Шерри. На козлах фургона сидел приятного вида седобородый старик в шляпе с широкими прямыми полями. Он натянул вожжи, остановил лошадь и, ощупывая глазами трупы, обвел поле боя внимательным взглядом. Потом усмехнулся в густые усы и вынес вердикт:
– Этих на Бут-Хилл. Главное, чтоб гробов хватило.
Он слез с облучка, держа в левой руке черный кожаный чемоданчик, и посмотрел на меня.
– Эй, вы! А ну-ка немедленно слезайте с лошади! – приказал он, что выдало в нем бывшего военного врача.
Что мне оставалось делать? Я послушно соскользнул с седла и, покачиваясь, направился к фургону.
XVIII
ТЕПЕРЬ МЫ С Брэтом бездельничали вдвоем. Впрочем, через пару дней после разгрома шайки Айелло он встал на ноги и начал выполнять разную легкую работу. Мне же доктор строго-настрого наказал как можно меньше ходить и как можно больше лежать. Мое ранение оказалось посерьезней, чем мне изначально показалось. Поэтому я честно выполнял все врачебные предписания.
Несколько раз на ранчо приезжал Том. В каждый такой свой приезд он привозил свежие новости и кастрюлю своих знаменитых «медвежьих ушек». При этом у меня в компании появлялось столько любителей пончиков и желающих поболеть, что волосы на голове вставали дыбом. Это точно, любой ковбой, лишь бы только набить рот «медвежьими ушками», ради сего лакомства готов сделать крюк в 50 миль, бросив при этом хорошо оплачиваемую работу.
Мне было жаль оставаться дома, когда я снабдил Фрэнка деньгами и отправил его, Уолта и Чипа (да-да, того самого!) покупать коров. Чип, кстати, действительно оказался стоящим парнем и из всего произошедшего сделал верные выводы. Ребята, конечно, в первый же вечер намяли ему бока (впрочем, он тоже в долгу не остался), но, выяснив, что к дружкам Айелло он присоединился в самый последний момент и никого из наших не убил, хоть и не сразу, но приняли его в команду.
Я бы с удовольствием променял мягкий диван в гостиной на седло и лошадь в прерии и присоединился к парням, но Шэрон и Джен строго спросили в один голос: «Что доктор сказал?», и мне пришлось только помахать ребятам ручкой на прощанье.
Шериф и ее помощник пока оставались на ранчо, но, как только я встану на ноги, собирались уехать. К тому же они волновались за нас, потому что знали, как и все, что Клинт Айелло, несмотря ни на что, остался жив, и как ни в чем не бывало ошивался в городе. Об этом мне рассказал Том, и у меня не было оснований ему не верить. Где-то в глубине души я понимал, что рано или поздно Айелло решится отомстить за смерть обоих сыновей. Это лишь вопрос времени и нервов. Но я не догадывался, что это произойдет так скоро.
В тот день я сидел на кухне, наблюдая за тем, как Дженнифер накрывает на стол. В белом платье, с красиво уложенными светлыми волосами, тоненькая и гибкая, она со знанием дела выставляла на чистую скатерть разные блюда. Чем больше, тем лучше, ведь ковбои всегда садятся за стол голодными. Вдруг она замерла и нахмурила брови, словно что-то вспоминая, а затем повернула ко мне голову.
– Скучно тебе, Фокс? – спросила она.
Я пожал плечами и прижался спиной к стене:
– Двое – уже компания. Так ведь?
– Нет, я не это имела ввиду. Тебе скучно без просторов, без ненормальных погонь за бычками…
– Что поделать, такой я человек. Люблю, чтобы моя жизнь была обрамлена с двух сторон конскими ушами.
– Потерпи еще чуток. Доктор говорит, что скоро тебе снова можно будет ездить верхом, – она улыбнулась. – Ладно, я пойду позову ребят обедать.
– Валяй, – поддакнул я, закрывая глаза и подставляя лицо солнечному лучику, пробравшемуся в кухню.
Она вышла из дома, и я машинально прислушался к ее легкой поступи. Я прислушался к шагам девушки, уходившей из моей жизни навсегда.
С первым ударом гонга раскатисто громыхнули три винтовочных выстрела. Их эхо не успело стихнуть вдали, как куда-то прочь от «Лилии» поскакала чья-то лошадь.
Я вскочил со скамейки и бросился к выходу, позабыв обо всем на свете. Я слетел с крыльца быстрее пули и грохнулся на колени рядом с лежавшей на земле Дженнифер. На ее белоснежном платье, в котором она была так похожа на невесту, распускался ярко-алый цветок.
– Джен… Дженни…
Ветер шевельнул ее рассыпавшиеся золотистые локоны. И только.
Затихшая было во мне ненависть вспыхнула с новой всепоглощающей силой, когда я закрывал ее небесно-голубые глаза. О, да! Он отомстил и отомстил жестоко.
Я поднял Джен на руки и, бережно прижимая ее к себе, пошел обратно в дом.
– Извини меня, малышка…
Это было все, на что я был способен в тот момент.
Мы похоронили ее рядом с Доком, а потом долго еще стояли около новой могилы на нашем маленьком кладбище. Сколько еще земляных холмиков появится здесь со временем? Один? Два? Три?.. Где и как окончу свой жизненный путь я? Или Рэй? Или любой из нас?
Фрэнки где-то достал настоящую белую розу и осторожно положил ее на влажную от утренней росы землю могилы. «Нежная, свежая роза», – сказал тогда, в конюшне, Том.
Впервые я видел, как плачет моя сестра. Ее всю била крупная дрожь, когда я обнял ее. Она уткнулась мне в плечо лицом, мокрым от слез, и без конца повторяла:
– Это неправильно! Зачем он убил эту девочку? Зачем?
Что я мог ей ответить? Природа распорядилась так, что люди, жившие на этой суровой, не прощающей ошибок земле, были так же жестоки, как и сама земля.
После похорон, никому ничего не говоря, я оседлал Рамону, проверил свое оружие и выехал за ворота ранчо.
Я ехал в Бут-Хилл. Я подгонял мустанга, а меня подгоняла жгучая ненависть. Теперь мои шаги станут бесшумными, движения – мягкими и осторожными как у кугуара28, а сердце забьется медленнее…
Я въехал в городок шагом. Я никуда не торопился. Нет надобности торопиться, если собираешься отправить в ад помеченного смертью. Пускай Айелло насладится завтраком. Последним завтраком в этой своей жизни.
Единственная улица Бут-Хилла была пуста, все люди пили утренний кофе.
К коновязи около салуна «Заходи, приятель!» было привязано несколько лошадей. Две из них – с клеймом «Звезда маршала». Значит, их двое.
– Посмотрим, кто второй, – процедил я, привязывая Рамону скользящим узлом.
Сунув большие пальцы рук за пояс, я вошел в салун. За стойкой стоял помощник Джо. Сам Ниброк после похорон остался на ранчо.
Мои глаза заскользили по лицам, знакомым и нет. Наконец, за столиком в самом дальнем углу, я нашел того, кого искал. Наши взгляды встретились, и Клинт понял, что я не стану тратить время на пустые слова. Он выронил вилку, и в его глазах в бешеной пляске закружились страх и паника. Все разговоры в обеденном зале смолкли, словно присутствующие единым махом сообразили, зачем я приехал.
И в полнейшей тишине я медленно двинулся к своему врагу.
Я четко, до боли, видел каждую букву на всех этикетках, видел все полоски и царапины на поверхности столов, видел, как кто-то уронил зажженную сигарету… Я слышал мелодичное неторопливое громкое звяканье шпор, сопровождавшее каждый мой шаг: дзинь… дзинь… дзинь… Я услышал глухой стук упавшего на пол стула, когда Клинт поднялся из-за стола. В следующее мгновение исчезли все и вся, в этом мире остались только Айелло и я. Я смотрел прямо в его перепуганные, некогда беспощадные глаза, и не испытывал к этому человеку ничего, кроме ненависти.
– Здравствуй, Клинт, – мое лицо было в нескольких дюймах от его лица. – И прощай.
Рукоятка «смит-и-вессона» удобно и привычно легла мне в ладонь, и я потянул спуск на себя: ласково, но твердо, как тянешь руку девушки…
На похоронах не было никого, кроме священника, гробовщика да пары ковбоев, которые за несколько долларов засыпали могилу землей. Я стоял неподалеку от места окончательного успокоения Айелло, как и обещал ему, а рядом со мной были Шэрон и Рэй. И тут я вспомнил, что еще кое-что обещал сыну Клинта, Ларни. А точнее – плюнуть на его могилу. Но это все же было ниже моего достоинства.
Мы выехали из города вместе и повернули лошадей в сторону «Лилии».
– Ты говорил, что их было двое, – напомнил Смайли. – А где второй?
Я махнул рукой.
– Я отпустил Жердь на все четыре стороны. Он не стоит ни единого патрона. Он ведь только мечтал о том, что станет крутым парнем. Временами полезнее иметь мечту и забыть про явь.
Дальше мы ехали молча, но на холме, возле дерева Джошуа, Шэрон натянула поводья.
– Теперь тебе прямо, а нам – направо, – сказала она, улыбнувшись. – Я вижу, что ты снова в форме. Поэтому мы едем домой.
Не слезая с лошади, я обнял ее:
– Береги себя, сестренка.
Она в ответ потрепала меня по плечу:
– Удачи тебе, братишка.
Рэй крепко пожал мне руку и просто предупредил:
– Если нужна будет помощь – зови. Мы придем.
Я кивнул. Они повернули лошадей и, пришпорив их, поскакали легким галопом.
Я стоял на гребне холма до тех пор, пока всадники не скрылись за выступом скалы, а потом заметил, как навострились бархатные ушки мустанга. Повернувшись в седле, я увидел внизу табун, и до меня донеслось призывное ржание. Кобылки брели по направлению к моему ранчо, но остановились, когда поняли, что где-то рядом всадник. Рамона ответила на ржание и затанцевала на месте.
С минуту я сидел неподвижно, глядя на табун и наслаждаясь красотой диких мустангов. Потом глубоко вздохнул и спешился. Я распустил подпруги, стянул со спины лошади седло и бросил его на траву. Потом потрепал Рамону по крутой шее и неловко расправил несколько прядей гривы.
– Знаешь, девочка, я слишком тебя люблю и не могу держать в загоне, – сказал я ей. – Твое место там, в табуне, вместе с остальными. А у меня есть Пожиратель Кактусов и Эльдорадо. Хотя я и не очень люблю высоких лошадей вороной масти, на нем тоже надо ездить. Ты не такая, как они. Ты дикарка. А красота дикой лошади в том, что она свободна.
Я снял с нее оголовье, погладил по нежному носу, дотронувшись до пятнышка самым кончиком пальца, а она только посмотрела на меня умными глазами и сделала один шаг, словно спрашивая позволения.
– Ну же, смелей, – подбодрил я ее, – иди, они тебя ждут. Я тебя отпускаю! Ты рождена свободной и твой дом – прерия, а не тесный корраль.
Она повернулась, ткнулась мне в щеку мягким носом, будто сказав «Спасибо», заржала и понеслась галопом к табуну. Взбрыкнула, поздоровалась, и все лошади мигом помчались туда, где сбываются мечты и радость делает человека добрым.
Меня окружала только дикая прерия, без единого человеческого существа на многие десятки миль вокруг. Техасское седло с двумя подпругами хоть и было тонкой работы, все равно здорово оттягивало руки. Я снова был один, хорошо понимая, что человек только тогда и свободен, когда один.