А ещё яма растёт: с краёв постоянно сыпется земля, в жиже исчезают трава, ветки, шишки и даже кусты целиком. Как-то незаметно она увеличилась в несколько раз и уже проглотила приличный кусок леса. Вот не удержалась на корявых корнях толстенная сосна, завалилась, уткнулась в матовую поверхность и погрузилась целиком, на прощание помахав макушкой, которую только что лохматил ветер и пригревало солнце. Какая же там глубина? Бездна?
Рук я уже не чувствую. Не знаю, почему они всё ещё меня держат.
Левая нога дёрнулась, сползла и упёрлась в торчащий корень, руки соскользнули ещё чуть-чуть, я опустился ниже и завис почти параллельно земле. Мышцы взвизгнули. Они чуть не рвутся от напряжения, кости скрипят, едва не выворачиваясь из суставов, тело заходится в истерике.
Теперь-то я точно не удержусь. Пора отпустить руки…
Прямо подо мной жижу разрезает тонкая щель. Мгновение ничего не происходит, и кажется, и не произойдёт, но вот её края неспеша, словно позволяя моему ещё не окрепшему страху встать на ноги и как следует развернуться, расходятся в стороны. Я вижу глотку с несколькими рядами мелких зубов, как у миноги, и обросшими густой и длинной бахромой стенками. Через края в глотку заливается чёрная жижа и тягучими тонкими струйками стекает внутрь. В нос бьёт ужасная вонь, как если бы там, внутри, кто-то сдох пару недель назад, и потом эту вонь пытались перебить чем-нибудь ещё более мощным: щедро залили ацетоном, уксусом, посыпали «тайдом», поняли, что ничего не помогает и вывалили туда всё, что ещё было самого вонючего: тухлую рыбу, яйца, содержимое сотни-другой больничных уток, свежий, только с ветки, дуриан…
Из глаз брызнули слёзы, дыхание перехватило, тошнота поднялась удушливой волной и прошлась по нёбу, словно наждачкой. А ещё стало страшно. Ужас залил меня от пяток до макушки, оттерев на край сознания отчаяние и безысходность. Тут бы закричать – хоть какой-то выход страху, но я не смог – свело голосовые связки.
Пасть открылась уже так широко, что я бы поместился в неё целиком. Бахрома на стенках потянулась вверх, удлиняясь, растягиваясь, вылезая наружу. Вот её кончики уже дотронулись до кожи, скользнули по груди, обвились вокруг рук и ног…
Только тут полыхнула боль. Плоть мою обжигает огонь, плавит кислота, разъедает яд. Наконец-то прорезается голос, я визжу, захожусь в крике, захлёбываюсь воплями. Щупальца тянут меня к себе, затаскивают в пасть, опускают на сомкнувшиеся ряды зубов. Меня жуют. Медленно, методично отщипывают по микроскопическому кусочку тела каждым прикосновением, снимают слой за слоем кожу, превращают кости и мышцы в мягкую массу.
А я никак не умираю…
Лежу.
Ощущение боли нехотя отступает.
Я просто лежу и дышу той самой вонью, которой пахнуло на меня из отвратной пасти, от которой меня чуть не вывернуло наизнанку. Как будто бы я уже с ней свыкся, пусть даже приходится втягивать воздух маленькими плотными резиновыми порциями, словно я глотаю шланг для эндоскопии. Но когда я успел? Времени-то прошло…
Я чувствую одеревеневшее и замерзшее тело, ощущаю под собой что-то неровное и жёсткое, никак не похожее на болотную жижу или желудок лесной твари. Руки, раскинутые в стороны и напряжённые, словно я до сих пор сжимаю ветки кустов, разворачиваются, ладони разжимаются, ложатся на твёрдую поверхность, шероховатую, местами выщербленную, с россыпью колючих крошек. Очень похоже на обычный бетонный пол.
Не было никакого леса. Не было мыканья от дерева к дереву без конца и без смысла. Не было обжигающих щупалец и перемалывающих меня заживо зубов.
Всего лишь сон. Кошмар, который наконец-то закончился.
Я облегчённо выдохнул и сразу же напрягся по новой.
Но где я тогда на самом деле?
В голове всё тот же туман, за которым ни зги не видно. Он уже начинает наплывать на воспоминания о пережитом во сне ужасе, но это-то как раз нормально: сны всегда живут недолго, зачастую оставляя после себя только ощущения: страх, радость, сожаление.
Пора и глаза открыть.
Открыл.
Но ничего не изменилось. Как будто бы стало даже темнее: исчезла стая бледных мошек, что до того роилась перед глазами. Абсолютная чернота.
Меня передёрнуло, и я случайно сдвинул ладонь, почувствовал, как впивается в кожу цементная крошка и мелкие камешки. Замер, испугавшись, что смогу привлечь внимание кого-нибудь, скрывающегося во тьме, и испугался ещё больше, когда осознал, что звука не было.