– Капитан…, – начал было и запнулся, смутился помощник, – падре, отец Корнилио, если позволите мне Вас так, – дрожащим детским голоском продолжил несостоявшийся католический священник, – мы останемся живы? Переживём эту бурю? Просто, – зачастил словами, как бы оправдываясь за свой страх, – мне всё, кроме нашего корабля кажется ненастоящим, неживым. Как будто бы, за бортом всё мёртвое, как нарисованная картина.
Бывший иезуит, сняв шляпу и засунув её под обрубок левой руки, причесал, пригладил растопыренной пятернёй, липкие от пота, длинные седые космы. Снова надев головной убор, комковидный лоснящийся чёрный кусок ткани с разлохмаченными полями, задумчиво оглаживая длинную бороду несколько минут рассматривал суетящихся на палубе матросов. Команда, с одеревенело осунувшимися лицами, послушно, непривычно не огрызаясь на "гавканье" боцмана, готовила корабль к Битве.
– За всех не могу сказать, – тихим и каким-то неземным голосом проговорил, покосившись на старшего помощника, капитан, – но ты, Игнацио, точно ещё поживёшь.
Молодой мужчина, оставивший на далёком берегу, горячо любящую его туземку, невенчанную жену с маленьким ребёнком, Услышав Откровение, почуял как пол под его ногами поплыл куда-то вбок, в сторону, и чтобы не упасть ухватился за туго натянутые снасти.
– Ну-ну, сын мой! – усмехнувшись продолжил обычным голосом капитан, – что-то рано тебя "заштормило", дьявол пока ещё не пригласил нашу Святую Селестину на "танец", – кивнул головой на венчающую нос корабля, деревянную статую пышногрудой римской матроны.
– Так что же, раз такое дело, – оглядел сам себя капитан, похлопав замызганную потрёпанную одежду, – поскольку приготовления к Делу почти закончены, – глянул он на начисто оголённые, лишённые парусов корабельные снасти, – корабль как голый, – недовольно буркнул, посмотрев как матросы убирают в трюм снятые с рей паруса, – ну, а нам всем требуется переодеться в Парадное.
Гаркнув указание команде и придирчиво оглядев уже заранее, согласно его же приказу, одетого в свой лучший мундир старшего помощника, удовлетворённо кивнув головой, привычно косолапя, вразвалочку, удалился в каюту. Вышел из неё примерно через полчаса облачённый в абсолютно чёрную, новую монашескую сутану.
– А что?! Что вы на меня так вылупились?! – проорал он взойдя на мостик и обращаясь к раззявившей рты от удивления неровно кособоко выстроившейся внизу, на палубе, команде, – меня Господь этого Звания не лишал, – поправил он висящий на груди крест, – чтобы там не говорили эти церковные иерархи, эти фарисеи новозаветные.