Buch lesen: «Вкус истины»
Существует предел, который человечеству вредно переступать, завеса, скрывающая истину, чтобы не повредить тем, чей ум слаб.
Идрис Шах
1. Смерть Ивана Ильича
Вешать кондиционеры – дело нехитрое. В этом Иван Ильич искренне считал себя Мастером с большой буквы «М» и взгрустнул, когда молодой помощник возразил по поводу крепления страховки. Этот «юноша бледный со взором смущенным» предложил защёлкнуть петлю с карабином на отоплении. На серой трубе, идущей от чугунной батареи. Что может выдержать современный пластик, пусть и прикрепленный к старинному чугуну? Уж лучше без страховки, как это не раз бывало, чем надежда на какую-то постмодернистскую соплю.
Верёвки хватало пробить два ближайших от окна отверстия под крепление кронштейна внешнего блока. Пробить два дальних, протянувшись от ножки древнего и тяжелого шкафа, не представлялось возможным.
– Сами подумайте, – горячился помощник Антон. – Я же вас и так за верёвочку подстрахую. А тут еще и батарея! Ну хотите, я лично пробью дырки!
– Дырки знаешь где! – резонно отрубил Иван Ильич. – Попробую как-нибудь дотянуться. Хоть краешком.
И ухнул за окно, держась правой рукой за раму и выставляя левую с перфоратором как можно дальше в сторону.
Губы Антона дрогнули хитрой улыбкой. Не выпуская из рук верёвку, он метнулся к шкафу, лихо отстегнул карабин от ножки, и уже через секунду никелированный металл ощёлкнул трубу.
– Держишь?! – крикнул с улицы Иван Ильич.
– Держу! – отозвался довольный Антон, чувствуя, как натягивается страховочный конец.
– Держи нежно! – процитировал Ильич незнакомое напарнику произведение массовой культуры и отпустил хватку правой руки.
– Достаю!
– Отлично! – откликнулся Антон.
Углубление в стене перфоратор продолбил быстро. Бестолковой змейкой ушуршала вниз кирпичная пыль. Иван Ильич сунул мизинец. Плотно, четко. Анкер войдет как влитой.
Вторая пробоина оказалась каверзнее, не хватало опоры, чтобы усилить давление. Пришлось раскачиваться. На инерции возврата, сверло постепенно начало входить в силикатный кирпич стены.
Антон порадовался, что надел перчатки. Руки не резало, хотя шеф летал как на качелях. Еще сантиметра три и можно вешать кронштейн.
– Вы водочку будете?
Посреди комнаты подобралась напряженная хозяйка с запотевшей бутылкой и литровой баночкой огурцов.
– Чего? – не понял Антон.
– Водочку будете, когда закончите?
Странная женщина, тут процесс, а она с какой-то ерундой.
– Давайте потом!
Верёвку дернуло. Ильич качнулся чересчур сильно. Антон успел упереться ногой в подоконник. Удержал. Какой шеф сосредоточенный! Мастер! Дырка почти готова. Ну, или отверстие, если кому угодно.
– А огурчики?
Хозяйка совсем близко.
– Давайте потом…
На этот раз шеф отклонился слишком сильно, и веревка выскользнула. Иван Ильич ухнул вниз.
Ох, не зря Антон играл в Counter-Strike! Руки мгновенно вцепились в оставшиеся полтора метра страховки. Обожгло даже через перчатки, но начальника удержал.
– Молодца! – послышалось с улицы. – Вытягивай!
Намотал остатки на руку, чтоб не сорвалось. Склонился над подоконником. Висит начальник. Здоровый. Потянул. С трудом, на трении о карниз удержал. Так потихоньку подымет.
– Я не поняла! Будете огурчики?!
Прямо над ухом.
Антон вздрогнул, ослабшая веревка юркнула вниз. В подоконник упереться не успел, так и выскочил в окно, растерянно соображая, о каких огурчиках речь. А потом планета начала притягивать два монтажных человеческих тела с ускорением в 9,80665 метров на секунду в квадрате.
Веревка натянулась, падение прекратилось.
Но только на миг. Пластиковая труба отопления не удержала массу, и продолговатый серый цилиндр, покрытый изнутри подсохшей рыжеватой грязью, выскочил в окно следом за системщиками.
Последней мыслью Антона было прозрение по поводу того, что трассу в квартиру они сегодня провести не успеют.
2. Нужны опытные работники
Денис Иванович Денов, сын летящего с восьмого этажа мастера сплит-систем Ивана Ильича уже третий месяц искал работу. В тот миг, когда отец с помощником и куском трубы отопления перемещались вниз по благоухающему сиренью майскому воздуху, молодой человек двадцати двух лет от роду сидел в одном из сотни батайских офисов и отвечал на вопросы девятнадцатилетней специалистки отдела кадров.
– В каком году вернулись из армии? – глаза привратницы капитала мерцали нехарактерной юности усталостью.
– В прошлом. Две тысячи одиннадцатом. Осенью.
– Понятно. Семейное положение?
– Холост.
На долю мгновения во взгляде кадровой музы обозначилось осмысление, потом зрачки снова затуманились.
– Машина есть? – тускло спросила она.
– У отца.
– У вас?
– Нет.
– Ясно. А недвижимость?
– У меня нет.
– Я поняла. Спасибо за беседу. Позовите следующего, мы вам перезвоним.
– Но я не указал телефон…
– Ничего, мы найдем. Не переживайте.
Усталость офисной работницы плотно заполнила пространство кабинета и начинала струиться в иные измерения. Девочка поморщилась, но выдавила:
– Следующего позовите, пожалуйста.
Понятно, никто не позвонит. Понятно, нужно искать дальше.
Еще место. Тут же, в Батайске. В Восточном районе. Можно поехать на «шестерке» или пёхом, через переходной мост над железкой. Кафе «Мясной соблазн».
– Извините! – смущенный господин с козлиной бородкой. – Я не здешний, поэтому не могу сориентироваться. Не подскажете, в какой стороне искать БДУ-13?
Странно. Это лицо мелькало на улицах города. Тем не менее, ответил предельно вежливо:
– Я не знаю такую организацию. Это строительная фирма?
– Не уверен. Мне посоветовали по другому поводу. Ладно, спрошу у кого-нибудь ещё.
На мосту через железную дорогу ветер дул особенно сильно. Пришлось поднять воротник курточки, смягчая колкость порывов с крупицами песка.
– Привет! – незнакомый молодой парень смотрел полными восторга разноцветными (один зелёный, второй серый) глазами. На левой брови и левой стороне шеи краснел давно затянувшийся, но когда-то очень серьёзный шрам. Похожий на китайскую военную форму чёрный френч, брюки и туфли будили туманные ассоциации с восточными коммунистами. – Ты не знаешь, где тут БДУ-13?
Денис оглянулся. Людей с камерами нет.
– Не слышал.
– Удивительно! Все знают, а ты нет. Прикольно. Я хочу к ним поваром устроиться.
Денис растерялся.
– Так я это… тоже. Поваром.
– Ой. Ты тоже в БДУ?!
– Нет. В «Мясной соблазн».
– А… жаль. А я в БДУ. Там, говорят, крутая столовая.
– Да?!
– Ну конечно. Ладно! Я тогда в центр, там сориентируюсь. Удачи в «Мясном соблазне»!
– Спасибо.
В «Соблазне» долго не мучили. Лет восемнадцати девочка, наверняка понимавшая в кулинарии не больше, чем он в ядерной физике, заявила, что такой уровень знания поварского дела (интересно, как определила?) их не устраивает, и пообещала позвонить, если ситуация изменится.
В голосе не было стандартного высокомерного ехидства, и Денис вышел на улицу практически счастливый.
Не удержался, спросил у охранника на входе:
– Не подскажете, как найти БДУ-13?
Тот наморщился, почесал затылок…
– Не слыхал. Может, БСК или МЖБК?
– Нет.
– Не помню. Хоть убей. Пятьдесят лет тут живу. Нет никаких БДУ. Точно говорю.
Ветер на мосту уже не злобствовал. Так, чуть освежал. Жизнь налаживалась, приближался приятный вечер за компьютерной игрой или книгой.
Запел в кармане сотовый. Мама.
– Дениска! У нас беда! – голос рвался и дрожал.
– Что случилось?
– Папы больше нет.
Странные шутки! Как это нет?
– Мам, ты чего? Я не понял.
– Папа разбился. Упал с восьмого этажа. С новым напарником. Папа насмерть, напарник в реанимации.
Неуютное небо качнулось и зашлось морозной синевой. Как нет папы? Что за бред? Как теперь? Может, мама не так поняла. Кто-то перепутал. А папа в больнице и с ним всё нормально. Мир ведь прекрасен. Мир же добрый…
Царапнул щеку брошенный ветром песок. Денис стоял посреди моста. Прочь убегал паренек в синем спортивном костюме с телефоном в руке. С его телефоном.
Догнать?
Зачем?!
Какой-то телефон.
Плевать.
Медленно шагнул. И накатил страх. Отец разбился. Упал с высоты. Здесь высоко. Очень высоко. Пальцы обхватили холодный металл поручней. Прижался к решётке. Шанс не упасть маленький, но есть. Если держаться. Если не разжимать руки. Пока пальцы не устанут, он в безопасности. Внизу рельсы и провода. Опасно! Главное не упасть!
– Молодой человек! – мужчина в чёрной полицейской форме. Ладони вперёд. Пальцы веером. – Остановитесь! Не делайте этого! Там высокое напряжение. Вы загоритесь в полете. Это очень больно.
Чего хочет? Сбросить? Зачем? Надо крепче ухватиться. И перелезть на ту сторону. Чтоб не достал. Там электричество, испугается, не полезет.
– Стойте, не надо!
Вцепился, тянет, куртка трещит. Внизу полицейские суетятся, что-то растягивают. Большая зеленая тряпка. Одеяло?
Хотят убить? И завернуть в одеяло? Что он сделал? Не бандит же какой-то!
Полицейский сильный, но руки замкнулись на поручне намертво. Подбежал еще один. Дёрнули. Оторвали, припечатали к асфальту моста. Заломили. Больно.
– Чуть не сиганул! – доложил первый. – Уже на взлёте схватил.
– Чего добиваются?! – голос второго сквозил горечью. – Чуть что, сразу того. Жили бы, радовались. Нет.
В Батайской полиции пахло старыми деревянными панелями и сигаретами. Люди сидели на креслах, стояли около стеклянной стены, вполголоса переговаривались. За квадратным окошком хмурился озабоченный дежурный.
– Романыч, – полицейский, доставивший Дениса, высокий, с квадратной как у Шварценеггера челюстью и светлыми, лихо зачесанными наверх волосами показал на пленника. – Тут суицид. Куда его?
– Это который с моста? – Романыч смотрел с беспокойным с интересом. – Чевой-то он? Как же ты, брат?
До Дениса дошло.
– Нет, – возмутился, – не суицид. Вы чего! Я просто за поручень. Батя у меня…
– Чего батя? – вник Романыч.
– Разбился. Мне по телефону сказали. Я стал. За поручень взялся. А тут вы.
– Валера, а ты его на второй этаж отведи, к Наговицыну. Может, правда, отец.
– Хоккей! – светлый дернул «самоубийцу». – Нам вон туда, по коридору. Давай.
Темный коридор, застоявшийся запах старой библиотеки. Крутые ступени наверх мимо большого портрета Дзержинского. Второй этаж. Номер кабинета 23.
– Товарищ капитан! Тут задержанный. Разрешите?!
– А чего ко мне?
– Романыч сказал. Тут надо прояснить. У него с отцом что-то.
Зашли внутрь. Прикрыл дверь.
В кресле, облокотившись на стол, сидел капитан. Залысины на лбу. Нос картошкой. Полицейский костюм, голубая рубашка, чёрный галстук. Внимательный карий взгляд.
– Присаживайтесь, – показал Денису на стул. – Отстегни его, Валера.
Щелчок. Теперь наручники не режут.
Денис опустился на краешек стула. На окне решетка. На стене, за спиной капитана, карта города и вымпелы. Один интересный, «Лучшему пионерскому отряду года». С золотыми горном и барабаном.
– Так что там с отцом? – полицейский развернул блокнот.
– Разбился. С восьмого этажа.
– Выпрыгнул?
– Нет. Он сплиты ставит. Сорвался. И напарник его.
– Ты гляди, – капитан вытащил из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой, затянулся. – Когда?
– Да вот, я как раз по мосту шел. Мама позвонила.
– И ты решил покончить с собой?
– Нет! Испугался просто, что тоже упаду. И схватился.
– Понятно. Где работаешь?
– Нигде.
– Как так?
– Не берут. Три месяца хожу, не берут.
– А до этого?
– До этого в армии служил. В Астрахани. Мотострелковые войска.
– Звание, награды.
– Сержант. Орден Мужества.
Капитан посмотрел на Валеру. Тот удивленно пожал плечами.
– А как так? Война была в Астрахани?
– Никак нет. Просто разминирование.
– Что-то я не понял. Ты сапер?
– Я, товарищ капитан, повар.
– Повар?! А разминирование?
– Юра Сидоров на мину наступил немецкую. Лягушку. Я ему помог.
– Повар? Помог? А почему не саперы?
– Они говорили, что уже всё.
– Я понял. Слушай, Валера, ты парня выведи на улицу. Документы проверил?
– Так точно.
– Вот и хорошо. Тут отец погиб. Надо эти вопросы… с моргом и кладбищем решать. Довези до дома. И, как там тебя…
– Денис.
– Да, Денис. О службе в полиции не думал? Если что, приходи. После праздников. Спросишь капитана Наговицына. Я пристрою. Нам тут люди нужны.
– Спасибо. Разрешите идти?
– Давай.
3. Оставьте мёртвым…
У дома безлюдно. Валерий попрощался, уехал на синей «Хонде». Кусты сирени, согретые майским солнышком, душили приторным ароматом. На ветках подрагивали от едва заметного дворового сквозняка яркие восковые весенние листья.
Денис поднялся на второй этаж. Позвонил.
Алинка.
Бросилась на шею, разрыдалась.
Вчера болтала с отцом, смеялись, играли в нарды… Теперь не будут.
– Мам!
– Её нет, – Алина смотрит красными глазами. – Поехала в больницу. Там папу в морг положили.
Денис прошел на кухню. Сполоснул руки, напился прямо из крана холодной до боли в зубах воды, подставил под струю сложенные лодочкой ладони, плеснул на лицо.
– Алин!
– Что?
– Телефон дай.
Вошла, протянула.
Навскидку номер матери не вспомнил. Нашел «мамуля». Нажал. После гудков:
– Алло, Аличка, что случилось?
– Это я, мам, Денис.
– Дениска? А я звоню, ты трубку не берешь.
– У меня телефон украли. Мам, что надо делать? Куда ехать?
– Да, видно, сегодня ничего. Завтра праздник, никто нигде не работает. Говорят, после девятого забирать…папу…
– Мам, не плачь. Все хорошо будет.
– Не будет.
– Ты где? Я приеду, заберу.
– Не надо, сына, я с Шуриковыми. Они меня привезут. Будь дома, лучше Алинку успокой. Там еда в холодильнике, покушайте хоть.
– Хорошо.
Когда пили компот, задребезжал в коридоре звонок.
Денис открыл. Мама.
– Вы покушали?
– Да, спасибо.
– Молодцы. Вот возьми, – тёмно-серая гладкая коробочка. Смартфон Fly. – Недорогой купила тебе на первое время.
– Ничего себе недорогой! Тысяч пять, наверное!
– Четыре. Тебе сейчас нужен. Работу искать… Отдыхайте. Завтра выходной. Надо привыкать… без папы…
Когда вечер заглянул в окно желтыми фонарями, Денис вспомнил, что у Ромки Шоволдина из четвёртого подъезда в прошлом месяце умер дедушка.
– Мам! Я к Ромке схожу!
Мама на кухне.
– Хорошо! Я пирожки пеку. Можешь с Ромкой приходить, попьем чаю.
– Рома, привет!
– Привет! Заходи.
– Да я это… На секунду. Слушай, помнишь, ты рассказывал, когда дедушка умер.
– Да.
– Что там надо делать? Я не знаю, как хоронить. Отца.
– Соболезную. Нужно с ритуальным агентством договориться, они продадут гроб, веночки всякие и место на кладбище. «Ритуал» называется. Денег примерно тысяч десять. Они и машину подадут, на кладбище отвезти. В морге будут свой гроб предлагать, не соглашайся, тогда копачи не станут гроб нести. Надо в «Ритуале». Если попа будешь приглашать, то после того как определишься по времени, идёшь в церковь. Там говоришь когда, во сколько отпевать. Батюшку выделят. Мы его тогда на машине подхватим и привезем. И я назад верну. Это недорого. Денежный момент – столовая. Лучше в нашу, она недалеко от кладбища. Я попрошу, чтоб по нормальной цене. У тебя сколько будет человек на похоронах?
– Не знаю. Человек пятьдесят, наверное.
– Ну, рассчитывай рублей триста на человека. Там борщ, пюре с мясом, компот. Водку сам покупаешь. Возьми недорогую. Больше ящика не бери. Ещё автобус. Может, у кого из знакомых есть, тогда бесплатно получится, или на машинах. Друзья, родственники. Я тоже на шестерке подтянусь. Как раз батюшку отвезу и вперёд. Кого-нибудь прихвачу. Когда суетиться начнешь? Тут же девятое мая, все бухают.
– Ну, утром надо десятого.
– Хорошо. Я как раз не работаю. Прям с утра заходи, часов в восемь, сразу в «Ритуал».
– Спасибо, Рома!
– Да ладно. Все свои.
Денис вышел из подъезда. Небо грязно-чёрное. Воздух холодный. Высоко в вершинах тополей шелестит ветер. Где-то рыкнул мотоцикл.
Целый день ждать. Денис сел на лавочку. Не дожил отец до Дня Победы.
Кажется, живёшь мрачнее некуда, ни работы, ни покоя и вдруг понимаешь, что было очень даже ничего. Как в раю. А теперь наблюдай, что такое плохо. И не факт, что через пару дней сегодняшнее «плохо» не покажется сказкой. Не дай Бог, конечно. Хотя, что за Бог. Одно название. Эй, Бог! Если ты есть! Отзовись! Давай перетрём пару тем…
– Молодой человек! Угостите сигаретой!
Мужичок алкоголического вида. Помахивает пальцами у лица, изображая таинство отравления организма никотином.
– Не курю.
– Жаль. А вот, скажи на милость, случаем не проходили здесь два господина в пиджачках из БДУ?
Денис вздрогнул.
– Что за БДУ?
– Да я откуда знаю. Я им говорю, вы к кому? А они: «БДУ». Я им: «Сигаретку дадите?» А они: «На две, только не грузи». А я и не гружу, – мужичок тяжело вздохнул и двинулся вразвалочку, продолжая бубнёж о странности человеческих восприятий. – Почему, спрашивается, если человек немного подшофе и понимает, чем отличается вещь в себе Канта от ноумена Платона, он уже грузит. А не грузят вас непроходимые…
Что непроходимое не грузит гипотетических оппонентов мужичка, услышать не удалось, скрылся за углом дома.
Вернулись мысли о похоронах.
Если «Ритуал» возьмет десять тысяч, столовая тысяч пятнадцать, ну еще там водка, священники, автобусы и другое, пусть пять, даже десять. Получается тысяч тридцать пять. Как минимум. Интересно, где их взять, если нет.
Как же холодно. Денис поёжился и пошёл домой.
В тусклости помаргивания подъездной лампочки разглядел, что дверь квартиры не заперта. Странно. Мама забыла или ждет его? С кухни – мужские голоса. Соболезнующие родственники? Соседи?
Заглянул. Мама ошарашенная на стуле, перед ней два мужика в чёрных костюмах. В галстуках. Серьёзные.
Один высокий худой, молодой, но уже с седыми висками, прислонился спиной к подоконнику и смотрит на Дениса. В глазах настороженность и сочувствие. Второй постарше, лысоватый и черноусый, объясняет:
– Завтра в тринадцать ноль-ноль. Единственная ваша забота, успеть до этого времени оповестить всех близких, чтобы явились хотя бы за полчаса до церемонии.
Заметил Дениса. Грустный взгляд из-под нависших век.
– Вечер добрый, милостивый государь! Сын покойного? Денис Иванович?
– Да, – Денис напрягся. Может они из тех, что разводят на деньги?
– Позвольте представиться, Левон Игоревич Оганов, – продолжил усатый. – И мой спутник Павел Геннадьевич Шатерников. Мы представляем небезызвестное БДУ-13. У нашего ведомства контракт с вашим батюшкой. Как раз по данному печальному поводу. Вот! – он поднял вверх папку. – Согласно бумагам, все мероприятия, связанные с похоронами, мы обязаны взять на себя. Как говорил Спаситель: «оставьте мертвым хоронить своих мертвецов». И нет, молодой человек, даже не думайте, денег не надо! За все уплочено Иваном Ильичём, то бишь вашим папенькой. От вас с мамашей требуется только присутствие. И похороны прописаны, и развоз людей, и ресторан. Возьмите. Засим извольте откланяться. У нас сегодня еще многая работа.
Странные гости кивнули и поспешили уйти.
На пороге усатый еще раз настойчиво напомнил:
– В тринадцать ноль-ноль тело покойного уже двинется в последний путь. Все желающие проститься пусть приходят загодя, хотя бы в полдень.
4. Родственники
Половину ночи Денис ворочался в постели, вспоминая странных людей в пиджаках.
Они с мамой, конечно, на всякий случай пригласили родственников и друзей на завтра к одиннадцати-двенадцати, кто как сможет, но если наврал усатый, придётся говорить, что это поминки, а с похоронами типа позже решим.
Забылся под утро.
Будильник зазвенел в восемь. Денис натянул майку и штаны. В ванную. Умылся.
Поставил чайник на печь. Зажёг газ.
Допустим. Допустим, они приедут и всё сделают. Похороним. Даже в столовой посидим. А водку они учли? Ромка говорил, водку надо купить…
– Ты чего стоишь?
Мама. Глаза уставшие.
– Ты поспала бы.
– Тут поспишь. Там плов остался в холодильнике. Подогреть?
– Я чайку.
– Ну ладно. Пойду одеваться.
В начале одиннадцатого пришли первые родственники.
Мама заводила в зал, рассаживала на диваны и стулья. Бабушка Надя, мать отца, в чёрном платочке разносила гостям воду, возилась на кухне. Пахло пирожками с картошкой и печёнкой. Родители мамы, дедушка Саша и бабушка Инна, понуро горбились на стульчиках. Тётя Алла, сестра папы, с мужем Виктором курила на улице, на лавочке под окнами, чтобы родители не увидели с сигаретами. Под пятьдесят женщине, а от родителей прячется.
Три бабульки из дома вздыхали на диванчике и напевали что-то религиозное. Как их зовут, Денис не знал, помнил только, что одна из второго подъезда, две из третьего. Дочь тёти Аллы Настя, ровесница Алины, не отходила от сестрёнки и тоже сторонилась людей. Сидели девчонки в спальне и выходили только, когда мама говорила: «Идите, поздоровайтесь».
Ровно в полдень во двор въехал большой чёрный микроавтобус, остановился возле подъезда. Водитель скоро распахнул заднюю дверь, двое крепких ребят в чёрных пиджаках вынули из кузова две широкие табуретки, установили их между лавочек у входа в дом, сверху опустили обитый красным бархатом гроб. Сняли крышку и прислонили к металлической увитой диким виноградом сетке. Стали рядом как часовые, только руки за спиной.
– Мама! Там папу привезли!
– Где?
– Возле подъезда!
Выскочили. На белом ложе в строгом чёрном костюме папа. Глаза закрыты.
Мама к гробу. Стражи мягко придержали, шепнули:
– Прощаемся! Пригласите родственников.
Кивнула, наклонилась к папе и начала целовать лоб, щеки, губы.
На соседнюю лавочку уже переметнулись три оперативные старушки, миг назад певшие в зале. Быстро крестились и шептали молитвы.
Тетя Алла, уже без сигареты, спряталась за мужем и глядела из-за его плеча на мёртвого брата.
Проходящие мимо соседи по пятиэтажке останавливались, долго смотрели на покойного, печально вздыхали и брели дальше. Некоторые оставались. Толпа росла.
Минут через двадцать ещё парень в пиджаке привез на чёрном мерсе батюшку с помощником.
Грузный, с благостным лицом священник качал дымящееся кадило и пел заунывную песню. Бабушки на лавочке подпевали.
Помощник священника аккуратно раздал всем свечечки и салфетки. Люди зажгли оранжевые палочки, салфетками закрыли пальцы от плавящегося воска.
Человек под сотню собралось. Дяди, тёти, дальние родственники, знакомые родителей, жильцы дома… Хмурость. Слёзы. Так переживают. А может, правда любили? Защипало глаза. Денис опустил голову вниз, чтобы никто не увидел.
Ровно в час к гробу протиснулся вчерашний усатый БДУ-шник, осмотрел окружающих, перекрестился на священника и объявил громким голосом:
– Господа хорошие! Тело грузим в катафалк. Рядом два места для матушки и супружницы покойного. Остальных прошу в автобусы. С той стороны здания. Выдвигаемся на кладбище. Там обряд прощания. После похорон всех везём в ресторан на поминальную церемонию.
На кладбище гроб снова установили на подставки и, под бдительным присмотром священника, родственники и товарищи покойника подходили к телу и целовали отправляющегося в царство мёртвых Ивана Ильича в бумажную налобную ленту с нарисованным крестом.
Денис заметил в стороне, за могилками, солдат в парадных мундирах с оружием. Так совпало, что хоронят какого-то военного?
Кладбищенскую тишь разбил громкий стук. Один из пиджаков вбивал в крышку гроба семидесятые гвозди. Мама разрыдалась с новой силой. Дедушка Саша приобнял её. Чёрные работники БДУ подняли обитый красным бархатом саркофаг и понесли по узкой тропинке в сторону военных.
Поставили у свежевырытой ямы. Половина солдат, судя по трубам и барабану, музыкантами, раздули печальную торжественную музыку. Усатый положил на гроб флаг России. Чётко свернул пополам раз, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой…
Замер.
Бабахнуло. Стреляли одиночными из автоматов. На лицах провожающих сквозь грусть проступило изумление. «Да кто ж он такой был, этот Иван Ильич?!»
Бабахнули ещё четыре раза. Потом гроб на ремнях опустили на дно ямы.
Усатый показал, как кидать землю двумя руками. Застучали по крышке гроба комья. Когда каждый бросил, до верха могилы оставалось совсем мало, и ребята в пиджаках засыпали оставшееся лопатами меньше чем за минуту. Холм сверху притоптали. К раскинувшемуся в изголовье кресту сложили принесённые венки.
– Едем на помины, – напомнил усатый. – Рассаживаемся по автобусам. Никого не забываем.
