Buch lesen: «Стальной Лес»
Глава 1: Визит к доктору Ферье
Раздался звон битого фарфора, и по летнему балкону, совмещённому с открытой кухней разнёсся аромат свежего кофе прямиком из Восточноафриканской Республики. Да, запах очень вписывался в атмосферу утреннего города и настроения в целом, но с другой стороны теперь всё это нужно было убрать. Африканский зерновой кофе и антикварная фарфоровая чашка стоили недёшево, и что ещё хуже – это означало прогрессирование болезни Николая. «Плохо работающая мелкая моторика – признак следующей стадии,» – часто говорил ему городской врач, господин Ферье, и вот эта стадия наступила. Николая это сильно насторожило, и он уже представлял, убирая с кафельного пола осколки и горячую лужу кофе, что ему может сообщить доктор.
Следующая чашка ароматной бодрости уже не упала на пол, но должного удовольствия не принесла. Наспех выпив кофе и закинув в рот пару курабье, Николай схватил свой тёмно-синий сюртук и стал запихивать руки в рукава, параллельно пережёвывая печенье. Когда сюртук, брюки, сапоги и шляпа были надеты, он выбежал в подъезд и стремительно слетел по лестнице до первого этажа. После выхода из подъезда он невольно зажмурился от яркого и теплого солнца. На душе сразу стало полегче, а большая часть тревоги улеглась или вовсе исчезла. Как можно думать о чем-то удручающем и мрачном, если прямо в лицо светит майское солнце, которого в Сагаре дождаться – это проявить недюжинное терпение?
Доктор жил и работал в двух кварталах от Николая, и дойти до него можно было, в лучшем случае, за час-полтора. Конечно, в городе было полно транспорта: от повозки с механическими лошадьми до небольшого дирижабля, которые могут домчать кого угодно в любое место города за полчаса, а то и меньше. Но Николаю было гораздо приятнее пройтись пешком, тем более, в хороший теплый день середины мая. Покручивая ус правой рукой, а левую держа за спиной, он небыстро шел по мостовой, наблюдая за крупным дирижаблем висящим над рыночной площадью. На таких чаще всего привозили товары оттуда, откуда кораблем или паровозом везти невозможно или безумно дорого.
Путь к господину Ферье пролегал через самый большой мост Сагара – Дивеловский мост. На нём всегда царило оживление, невиданное даже для многих крупных улиц. Шагнув на его выложенную камнем дорогу, Николая снова наполнило ощущение торжественности: плечи его расправились, уголки рта чуть приподнялись, а в глазах вспыхнули радостные огоньки. «Каждый раз – как впервые,» – отшучивался он, если кто-то из приятелей замечал такую реакцию. Да, впервые он побывал на этом мосту в десять лет вместе с отцом, во время спуска на воду нового парохода «Герцог Вигасский» – самого большого судна в Империи. Народ собирался везде, откуда только можно было увидеть грандиозное зрелище: на мостовых, на набережных, на крышах высоких зданий возле судостроительного завода – всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на жемчужину Имперского флота. После спуска на воду в городе весь день проводились гуляния. На бульварах и в парках выступали артисты и играли музыканты, в трактирах не умолкали пьяные голоса, распевающие праздничные песни и выкрикивающие тосты, а вечером, когда на город опустилась тьма, губернатор лично расщедрился на фейерверки, которые длились аж четверть часа. Остаток того празднества до сих пор всплывал в памяти Николая каждый раз, когда он проходил по этому мосту. Отец скончался от пневмонии пару лет назад, а пароход бороздит воды где-то далеко отсюда, но воспоминания никуда не делись.
Дом, в котором работал доктор, был самым обычным жилым домом, а принимал пациентов он прямо у себя в квартире. Впрочем, квартира была достаточно просторной, а сам доктор работал не в той области, чтобы пациенты кричали от боли, поэтому такой вариант приема вполне устраивал и пациентов, и господина Ферье, и его соседей по дому. Зайдя в подъезд и пройдя на второй этаж, Николай негромко постучал в резную деревянную дверь, выкрашенную в белый, свойственный для докторов, цвет. За дверью послышались поспешные шаги, и через мгновение она отворилась. На пороге показался господин Ферье: рослый мужчина крепкого телосложения с тёмно-коричневыми усами, переходящими в бакенбарды и гладко уложенными довольно короткими волосами. На нём была надета кремовая хлопковая рубашка, тёмно-зелёный с золотыми узорами жилет и чёрные брюки, но глаза его выглядели заспанными, а левая часть лица была заметно красной, что создавало впечатление, будто сегодняшнюю ночь он провел во сне в сидячем положении.
– Доброго дня, доктор, – произнёс Николай, учтиво приподняв шляпу за перед поля, – снова заснули за бумагами, не так ли? – он беззлобно усмехнулся, хитро прищурившись. Доктор виновато улыбнулся и пожал плечами, немного потерев покрасневшую часть лица.
– Господин Багровский, вы как в воду глядите, – признал господин Ферье с нотой стыда в голосе, – так с чем же вы пришли? Всё ли с вами хорошо?
– Рад бы, если бы так действительно было, но раз я здесь, и без бутылки хорошего бурбона, то я точно не в добром здравии, согласитесь.
– И то верно. Проходите в кабинет, я сейчас подойду, и мы всё выясним.
Доктор удалился в свою комнату, а Николай последовал его просьбе и вошёл в комнату, где Ферье принимал пациентов. Который раз он был здесь, но каждый раз он с интересом рассматривал всё окружение этой комнаты. На письменном столе всё время были разложены различные врачебные бумаги: – рецепты, журналы, некоторая медицинская литература и забытые после работы инструменты. Основной же «арсенал» доктора располагался в застеклённом шкафу напротив диванчика для пациентов. За стеклянными дверцами лежали шприцы разных размеров, ножницы для медицинских повязок, сами повязки, и многие другие инструменты неизвестного для обывателя назначения, от вида некоторых из которых бросало в дрожь. Вскоре в комнату вошёл доктор, надевший поверх своей повседневной одежды когда-то белый медицинский халат. Пройдя через весь кабинет, он уселся на стул красного дерева, обитых тёмно-зелёной тканью.
– Что у вас в целом, господин Багровский, я знаю, – пропустив обмен любезностями, начал он, – но что конкретно вас беспокоит? У вас проявились какие-то симптомы?
– Именно так, доктор, – мрачно согласился Николай, немного потупив взгляд, – сегодня за завтраком мои руки не справились с фарфоровой чашкой, позже они иногда подрагивали. Я помню, некоторое время назад вы говорили мне о том, что это свидетельствует об ухудшении моего здоровья, но не сказали, что именно происходит. Может, пора узнать об этом сейчас?
– Значит, не обошлось, – произнёс доктор, окончательно потеряв утреннее хорошее настроение и уставившись в поверхность стола. То ли просто так, то ли он читал некоторые бумаги, лежавшие на поверхности, – болезнь прогрессирует, это правда. Когда я говорил про руки, я лишь предполагал, куда придётся следующий удар. А вообще, честно говоря, я надеялся на то, что у вас не проявятся признаки осложнений. Видите ли, воздух современного мира действует на вас не лучшим образом: неизвестным медицине путём на стенках ваших лёгких оседает оксид железа, и…
– Господин Ферье, я вас крайне уважаю, но позвольте узнать: что такое оксид железа? Видите ли, я далёк от химии, и совсем не понимаю её терминов.
– Ржавчина. На стенках ваших лёгких оседает ржавчина. И, что ещё хуже, её немалая часть проникает в мозг через кровь, поражая центральную нервную систему. Отсюда и исходит плохая координация, плохая чёткость движений и прочие недуги… В конце концов вы отправитесь на тот свет или останетесь парализованным на остаток ваших дней. Пока я не знаю, как вам помочь, но делаю всё возможное.
– Черти, – брови Николая сдвинулись к переносице, – а что мы можем сделать на данный момент, и сколько мне осталось?
– Господин Багровский, повторюсь, я ничего не могу сделать, ничего обещать и даже делать прогнозы, но вы поймёте, если вам останется недолго. А пока я бы советовал вам почаще отвлекаться от разных мрачных дум. Например, почаще читать художественную литературу, ходить в культурные места и жить для себя и тех, кто вам дорог. Вы человек рассудительный, не склонный впадать в панику и апатию, а потому скажу, что вам нужно прожить достойную жизнь, чтобы минимально разочаровываться в прожитых годах, лёжа в постели, не в силах встать. Пока что это всё, что я могу для вас сделать. Прошу прощения.
– Бросьте, доктор, я всё понимаю. Сомневаюсь, что вам доводилось ранее сталкиваться с подобной болезнью, и даже читать о ней, поэтому здесь вы действительно бессильны. Но за совет благодарю, непременно последую вашему наставлению.
– К вашим услугам, дорогой друг, – грустно улыбнулся доктор, приложив руку к левой стороне своей груди, – вообще, в идеальных условиях, вам бы не помешало жить в чистом месте. С лесами, озёрами и прочими природными благами. Но, увы, таких в мире почти не осталось, а оставшиеся расположены за семью морями. Опять же, хорошие книги могут доставить вас хоть на Луну. Всего вам доброго!
– И вам здравия! По крайней мере, возможного в вашем случае…
Николай поднялся, опираясь на колени, с дивана, притронулся к полю шляпы, приопустив голову, и покинул квартиру господина Ферье. Снаружи по прежнему светило солнце, согревая замерзшие за холодный апрель дома и улицы. Это словно было доказательством тому, что даже если для одного человека всё уже решено, остальной мир продолжает жить своей жизнью. Конец одной персоны не становится концом всего света, главное – не быть эгоистом. А вот как трактовать такую истину, каждый принимает своё решение. Для себя Николай решил, что от потери одного человека никому не будет плохо, и ещё миллионы людей продолжат полную радостей жизнь, так что нет повода особо грустить. Всё, что от него зависит – он сделает, а дальше будь что будет.
Однако, он всё же решил последовать совету доктора и направился в городскую библиотеку, находившуюся близ военно-морской академии. Здание было каменным, выполненным в стиле архитектуры Ранней Империи, со свойственными ей белыми карнизами и тонкой золотой отделкой некоторых барельефов. Несмотря на архаичную архитектуру, библиотека была настоящим чудом инженерной мысли, хоть и была оснащена этим две сотни лет назад. Над её сложными системами корпели пятнадцать великих инженеров, которых собрал вместе сам Император Андрей Второй под эгидой строительства исторического сооружения, которое в далёком будущем станет настоящим произведением искусства архитектурного и инженерного. Однако, Император скончался во время окончания работ пятнадцати мастеров, и пришедший заместо него Рихард Первый приказал отменить все работы, а чертежи и схемы систем уничтожить, чтобы никто не смог обслуживать системы в будущем. Но мастера предвидели такой исход, и заранее создали полностью автономные системы, которые до сих пор исправно работают, и никто не знает, как именно. Замысловатые трубопроводы перемещают по гигантскому зданию библиотеки архивные свитки, а автоматические системы выдачи книг ещё нескоро выйдут из строя.
Поднявшись на высокое по общим меркам крыльцо из гранита, Николай взялся за позолоченную ручку массивной резной двери, филигранно выточенной из массива тёмного дуба. Пришлось немного поднапрячься, чтобы отворить дверь, весом явно превышающую десяток килограмм, однако, её все же удалось открыть, даже без скрипа. Сразу с порога в нос Николаю ударил характерный, дурманящий книжный запах, который хотелось вдыхать бесконечно. Он остановился и, слегка улыбнувшись, прикрыл глаза, наслаждаясь запахом. Аромат старой бумаги вперемешку с пылью нравился ему ещё в детстве, и даже будучи взрослым человеком, капитан не изменял своим нравам. Немного так постояв, он всё же прошёл в главный холл, хотя мог бы стоять так часами. Подойдя поближе к стойке смотрителей библиотеки, он ещё раз окинул взглядом причудливые аппараты трубопроводов и доставщиков книг, как он и делал каждый раз при посещении библиотеки. Они оставались всё такими же никому непонятными, но невероятно завораживающими устройствами, которые уже давно стали одним целым со зданием. Немного подождав, пока смотрители разберутся со всеми посетителями и их вопросами, Николай обратился к одному из них, девушке в простом коричневом платье, с крохотными пенсне на носу, цепочкой закреплёнными за поясок.
– Добрый день, мадам. Мне нужна книга об экологическом прошлом окрестностей Сагара. Что у вас есть по этой теме?
– По экологии в принципе есть фантастика, есть научные и научно-популярные произведения. Что из того вас интересует?
– Давайте что-то из научно-популярного, пожалуйста.
– Могу дать вам «природные записки» Дмитрия Герингайера, – предложила она, немного покопавшись в одном из ящиков картотеки.
– Да, это подойдёт, – Николай припомнил, что фрагмент из этой книги недавно внесли в программу одной из гимназий, о чём он прочитал в утренней газете. Смотрительница повернула несколько ручек, дёрнула пару рычагов, и защёлкал мудрёный механизм, подбирая нужную книгу из сотен тысяч во всей библиотеке. Она тоже не знала, как всё это работает. Её всего лишь научили: нажимаешь сюда, дёргаешь здесь, и получается такой результат. Собственно, кроме учёных мужей никого и не волновало устройство механизмов.
Внезапно в один из люков раздался негромкий глухой удар. Девушка подошла к нему, открыла дверцу и достала книгу в потёртом кожаном переплёте. Поставив какие-то библиотекарские отметки на обратной стороне обложки, она положила книгу на прилавок, а затем глянула на Николая.
– Читать будете на дому, или в зале? – спросила она.
– Здесь, в зале.
– Тогда вам нужно будет вернуть её до закрытия библиотеки. Либо же можете взять её на дом, но тогда вам придётся отметиться в карточке.
Николай взял с прилавка довольно толстую книгу «природных записок» и направился в восточный читальный зал. Вдоль длинной стены были выставлены гигантские шкафы, высящиеся почти до потолка, и на десятках полок ровными рядами было выстроено огромное множество книг разных жанров и тематик, которые читатели берут чаще всего. Напротив шкафов стены прорезали солидной величины семь окон. Если снаружи они были отделаны белокаменными наличниками и кронштейнами, то внутри их украшали откосы и подоконники тёмного дерева, покрытые глянцевым лаком. Такие огромные окна нужны были для того, чтобы днём свет попадал на длинные столы, почти во всю длину зала. Вечером же зажигали люстры, висевшие на толстых позолоченных цепях. На каждой из трёх люстр по виду было не менее сотни свечей, и каждая выглядела как новая. Такого количества огня точно хватило бы на освещение даже двух таких залов, что уж и говорить об одном. Сейчас в зале почти никого не было, поэтому можно было рассмотреть и столы, пока они не были завалены раскрытыми книгами и локтями читателей. По цвету материала они были идентичны внутренней отделке окон, а скорее всего, даже были одинаковы по самому материалу, разве что без глянцевого покрытия. Во всём зале стояло три таких стола, и к каждому были придвинуты по две скамейки из такого же дерева. На таких скамьях за этими столами могли бы уместиться сотни горожан, читающих самые разные книги, однако, сейчас в зале было почти пусто, и здесь сидело всего человек десять или пятнадцать. Возможно, людям больше нравится читать при свечах вечером, чем при свете дня, но волнует это разве что аналитиков и прочих демагогов.
Выбрав место поудобнее, Николай сел лицом к окну и раскрыл увесистую книгу. Сразу после титульной страницы, на которой было написано полное имя Графа Дмитрия Герингайера и название самого произведения, следовало довольно длинное предисловие. В нём Граф подробно рассказывал про то, как он пришёл к написанию этой книги, почему для него интересны такие темы и что он использовал для поиска информации. Написано оно было в занудном тоне, то ли в научном, то ли в деловом стиле. В любом случае, читать именно эту часть было невыносимо утомительно, поэтому Николай просто-напросто пролистнул введение. За чтением различных беспорядочно разбросанных по книге данных прошло несколько часов. «Записки» были самыми разными: подтверждённые научные исследования, фольклорные предания про разные мифические сады и леса, и прочие рассказы на общую тематику.
Одно из фольклорных преданий было про исчезнувший лес. Около четырёхсот лет назад близ деревни Загравен (территории которой теперь принадлежат к пригороду Загравен, северная часть Сагара) существовало полумифическое место, которое местные жители называли Стальным Лесом. Всё потому, что те деревья никто не мог срубить. Первыми о нём сообщили Загравенские лесорубы. В один из дней они вернулись в деревню со сломанными топорами в руках. Лезвия были в сколах и загибах, обухи расколоты, а рукояти разбиты на части. Дальнейшие экспедиции биологов из Имперской Географо-Биологической Академии нашли это место, и деревья действительно не брала ни одна пила. Образец получилось взять только отколов небольшой фрагмент молотом и зубилом. Оказалось, что содержание железа в каждой клетке «стальных» деревьев превышает его же содержание в древесине дуба в двадцать шесть раз. Это делало древесину «стальных» деревьев в прямом смысле почти стальной. Но немыслимым образом, кроме прочности не изменилось ничего. В остальном это были такие же деревья, как и остальные: выработка кислорода, фотосинтез, здоровая листва и корневая система. Но «стальной лес» всё же попал в разряд фольклорных преданий. Далее приведён комментарий из книги, написанный, собственно, Герингайером.
«Первые экспедиции биологов и географов увенчались успехом. Были добыты необходимые материалы, планы на походы выполнялись полностью, а иногда и перевыполнялись. Однако, шестая экспедиция под руководством Сэмюэля еа не обнаружила на прежнем месте никакого леса, тем более, Стального. В отчётах Уайатта были приведены заново рассказы местных граждан, замеры уровня загрязнения окружающей среды и другие немаловажные факторы. На данный момент рассматриваются две наиболее правдивые версии, каждая из которых имеют свои сильные аргументы. По одной из версий, Стальной Лес – не более чем фольклорное предание, которому каким-то непостижимым образом поверили исследователи пяти предыдущих экспедиций. Но тогда встаёт вопрос, чем же являются образцы, добытые первыми учёными, посетившими этот лес. Фрагменты стальных деревьев до сих пор хранятся в здании Академии. Возможно, что местные жители попросту водили биологов за нос, придумав различные хитрости, однако, в таком случае, мотив их неизвестен. Другой причиной исчезновения природного чуда могло стать загрязнение естественной среды произрастания деревьев. Дело в том, что прежние пять экспедиций проводились ещё в то время, когда Загравен был маленькой деревней без инфраструктуры и без единого парового механизма, и являлся экологически чистым местом. Затем все силы Академии были брошены на анализ повреждений северной тайги от крупнейшего лесного пожара в истории, и походы в Стальной Лес приостановились. После проделанной работы в тайге, когда анализ времени восстановления тоже был проведён, Академия снова стала способна снаряжать экспедиции, не требовавшие жёстких сроков. За те два года перерыва, пока биологи были заняты повреждениями тайги, Загравен значительно вырос и даже приобрёл статус города, пусть и малого, и у него появились два промышленных предприятия, железнодорожная развязка с тремя станциями и депо, порт дирижаблей. Скорее всего, это и стало причиной вымирания целого вида растений в локальном масштабе, ведь восприимчивость стальных деревьев к изменениям в окружающей среде. Возможно, стальные деревья чрезвычайно чувствительны к загрязнению, которое вырабатывали вместе станкостроительное и металлургическое полного цикла предприятия, и потому они исчезли из этих мест. Однако, если это правда, всё еще предстоит выяснить, куда пропало то, что осталось от деревьев, почти полностью состоящих из стали. В любом случае, Академия вскоре перестала выделять средства на новые экспедиции, отправляющиеся на поиски того места, которое бесследно исчезло. Кроме того, управление Академии публично заявило, что рабочей версией является фольклорное происхождение Стального Леса. Сэмюэль Уайатт, командовавший последней экспедицией, после этого заявления, подал в отставку и переехал в Загравен.»
Закончив читать статью, Николай слегка отодвинул книгу в сторону и немного погрузился в мысли, приоперевшись подбородком на руку и устремив взгляд в гигантское окно напротив. Доктор Ферье говорил про места менее загрязнённые, чем Сагар. Вдруг Стальной Лес и впрямь существует? Если это не выдумка полупьяных деревенских мужичков-лесорубов, если он не погиб из-за загрязнения, а просто… Пропал от людских глаз? Тогда даже если это не лекарство от болезни Багровского, то хотя бы значительное её облегчение. Может, ржавчина, растущая на стенках лёгких – вовсе не приговор, а испытание? Испытание, ставки которого столь высоки, что ради этого испытания стоит сражаться до конца? В глазах Николая сверкнул огонёк того авантюриста, которого он, казалось, похоронил многие годы назад, ещё в военно-морской академии. Но сейчас его рука вылезла из-под земли, и начала пробивать ему путь на поверхность. Николай понял, что его последняя надежда на выживание, пусть и небольшая – это выпустить считавшегося ранее мёртвым авантюриста и суметь скооперироваться с ним. Вопрос лишь в том, не будет ли это больше опасно, чем оправдано?
В дверь квартиры доктора Ферье, когда солнце уже почти слилось с горизонтом воедино, раздался стук. Громкий резкий и напористый, какой мог принадлежать какому-нибудь рабочему пароходостроительного завода, которые обычно не ходили к докторам такой квалификации, каким был господин Ферье. Во время неожиданного запроса на визит, доктор сидел в столовой и ожидал, пока прислуга закончит готовить цыплёнка табака и подаст ужин. Состроив крайне недовольную гримасу, он поднялся со стула, и с бормотанием а-ля «кого там черти принесли» направился в прихожую. Открыв дверь, он уже хотел начать винить гостя во всём зле, которое творится в жизни, однако на пороге стоял капитан Багровский. Выражение лица доктора в считанные мгновения сменилось с жутко недовольного на искренне удивлённое.
– Господин Ферье, – начал Николай, не дав хозяину апартамента и рта раскрыть, – у меня появилась тусклая и хрупкая, но вероятная надежда на выживание или хотя бы облегчение страданий. Вы когда-нибудь слышали про такое место, как Стальной Лес?
Сразу после этих слов, доктор хотел было рассмеяться над таким остроумным розыгрышем, который смог поначалу даже удивить его, и уже приготовил для этого улыбку под усами, но одного взгляда на серьёзное, будто литое из стали лицо офицера, источавшее решительность, хватило, чтобы все подозрения на розыгрыш развеялись по ветру.
– Друг мой, но вы же понимаете, что это вздор, – начал, путаясь в словах, шевелить усами господин Ферье, – Стальной Лес – это не более чем выдумка, народное предание. Не будете же вы, образованный человек, морской офицер, почти аристократ верить в этот вымысел? Скажите же, что вы изволили шутить со мной, и мы вместе посмеемся над вашей шуткой.
– Я серьёзен, профессор, как никогда, – без единой эмоции и сомнения сказал Багровский. Профессором господина Ферье называли только когда на него для чего-то нужно было произвести впечатление, привлечь внимание, – в книге говорилось про то, что Стальной Лес не смогли повторно найти. Никаких доказательств его вымирания нет, а значит, он где-то есть. Может, последние экспедиции не нашли нужного места, откуда же нам знать?
– Вы что, капитан, изволили читать этот бред, Герингайера? Друг мой, я не доводил вас ранее до сведения, что мой предок – врач ещё во втором поколении, лечил этого глупца от тяжёлой наркотической зависимости? Конечно, будучи под эффектом морфия, я уверен, был способен на большую чушь. Бросьте эту глупую затею, оставьте её юродивым, а сами будьте выше этого. Я понимаю, что вам тяжело осознать неизбежность вашей гибели, но у всего должен быть предел. Вы должны просто принять этот факт и прожить остаток вашей жизни достойно, и не гоняться за туманом.
– И что же, вы желаете утверждать, что цельных пять экспедиций биологов и географов, извините за грубость, делили дозу с Герингайером? Они же принесли документацию и даже образец древесины тех деревьев. Образец, к слову, хранится в коллекции Географо-Биологической Академии. Здесь, в Сагаре, сходите как-нибудь на досуге, посмотрите на этот фрагмент. Или там всем посетителям при входе морфий вкалывают?
Господин Ферье покраснел от возмущения и от собственного бессилия перед стальными аргументами своего друга. Спустя полминуты напряжённого молчания он всё же нарушил тишину.
– Стального Леса точно нет. Теперь нет. Загравен сейчас является пригородом Сагара, там не может быть никакого леса. Плотная городская застройка, дороги, бульвары, заводы. Его там быть не может.
– Но он не мог бесследно исчезнуть. Я найду его. Вы только скажите мне то, зачем я изначально пришёл. Жизнь в таком лесу поможет мне?
Профессор хотел было продолжить спор, заявив что ни к чему теория, если это невозможно на практике, но тут он осмелился заглянуть Николаю в глаза. Всегда немного красноватое лицо доктора вмиг побледнело. Он увидел его таким, каким помнит его в момент знакомства: рискованный, безбашенный и ни секунды не сомневающийся в своих решениях авантюрист. Такого Николая Багровского очень давно все забыли, но вот он стоит перед доктором Ферье и глядит ему прямо в душу. При таком раскладе, как и годы назад, сопротивление и конфронтация бесполезна. Либо согласиться с его словами и намерениями, либо согласиться, но после полутора часового спора, в ходе которого можно серьёзно вымотаться.
– Поможет, – просипел он, чувствуя, как по скуле скатывается капля холодного липкого пота, – а теперь идите, мне пора ужинать.
