Освобождение-2

Штаб группы армий «Юг»

Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Рунштедт, заложив руки за спину, ходит по комнате. В дверь входит адъютант, докладывает:

– На связи командующий семнадцатой армией.

Рунштедт берет трубку.

– Какова обстановка у вас?

– Русские войска ведут наступление в общем направлении на Краков. Связь с войсками постоянно прерывается. Только что получено сообщение, что, русские танки ворвались в Тарнув.

– Это же всего тридцать километров от Кракова, – смотрит на карту Рунштедт, – Что вы можете предпринять, чтобы выбить русских.

– Я ничего не могу предпринять, господин фельдмаршал. Резервов у меня нет. Войска моей армии с боями отходят от границы. Моя армия несет огромные потери, некоторые дивизии находятся в окружении. Русские применяют огромные массы танков и самолетов. Наша авиация не оказывает моим войскам никакой поддержки.

– Вы паникуете, генерал, – прерывает его Рунштедт, – Возьмите себя в руки. Вы должны остановить наступление русских. Соберите все что можно, непрерывно контратакуйте. Авиационная поддержка будет, – фельдмаршал вешает трубку, поворачивается к адъютанту, – Соедините меня с генерал-полковником Лером.

Хостинь. Аэродром 3-й истребительной эскадры

Немецкий аэродром после налеты советской авиации. На летном поле дымится несколько разбитых самолетов, все поле изрыто воронками. На краю летного поля уткнулся носом в землю советский биплан И-15, из кабины свесился труп летчика, самолет слабо дымит. В стороне немецкие солдаты пытаются потушить горящие здания.

На примыкающей к аэродрому дороге появляются две легковые машины. Навстречу выбегает лейтенант из охраны аэродрома, машет рукой требуя остановиться. Машины останавливаются, из передней выходит командующий 4-м воздушным флотом генерал-полковник Лер. Увидев высокое начальство, лейтенант и выбежавшие за ним солдаты вытягиваются по стойке смирно.

– Что происходит? – спрашивает Лер.

– Господин генерал-полковник, – отвечает лейтенант, – только что был налет русской авиации. Русские улетели не более пяти минут назад. Сегодня это уже третий налет. Вам лучше не выезжать на открытое место, мы ожидаем, что русские опять вернуться.

– Хорошо, – говорит Лер, – Машины мы оставим здесь, пусть ваши люди их спрячут в лесу. А вы проводите меня к вашему начальству.

Лер и двое сопровождающих его офицеров идут следом за лейтенантом, они проходят по узкой тропинке сквозь кустарник, обрамляющий летное поле.

Лер видит разбитые самолеты и недовольно морщиться. Тут он видит рядом труп немецкого солдата. Молодой парень лежит лицом вверх, широко открытые, неподвижные глаза как будто смотрят в небо. У трупа не хватает обеих ног. Они оторваны выше колена. Один окровавленный обрубок ноги лежит рядом с трупом.

– Почему не убрали, – строго спрашивает Лер у лейтенанта.

– Не успели, господин генерал-полковник. Налет только закончился. Прошу следовать за мной.

Краем поля они доходят до небольшого дощатого барака. Навстречу прибывшим выходят двое офицеров.

– Командир второй группы капитан Келлер.

– Начальник штаба третий эскадры «Удет» капитан Вильке.

– Где полковник Лютцов, – спрашивает Лер.

– Сегодня утром во время первого налета русских он был тяжело ранен, – отвечает капитан Келлер, – У него раздроблена левая нога. Его отправили в госпиталь.

– Жаль Гюнтера, – говорит Лер, – Я близко знал его. Ну что ж, доложите обстановку.

– Здесь базируются вторая и третья группы нашей эскадры. На сегодняшний день в составе второй группы осталось шесть боеспособных самолетов и четыре летчика. Возможно, еще один самолет удастся починить к вечеру. К сожалению, большие потери среди наземных служб. Третья группа сегодня совершала боевой вылет в полном составе. Вернулось только три истребителя, два из которых нуждаются в ремонте. Из трех вернувшихся летчиков двое ранены, одного пришлось отправить в госпиталь. С задания не вернулся командир третьей группы капитан Андрес. Из Франции должна была прибывать первая группа, но сведений о ней мы не имеем.

Командующий флотом выслушивает доклад, молча поворачивается и делает несколько шагов в сторону летного поля. Он стоит, заложив руки за спину, и смотрит на разбитые самолеты.

Кречевецы. Аэродром 40-й дальнебомбарировочной авиадивизии

На окраине летного поля расположились части 5-й воздушно-десантной бригады, не попавшие в состав десанта.

У самой опушки сидит на траве группа медсестер. К ним подходит военврач 2-го ранга Дудыкин. Медсестры встают.

– Вольно, девочки, – говорит Дудыкин, – как настроение?

– Товарищ военврач, что слышно про наших? – спрашивает Лиза Мухина, та самая медсестра, с которой прощался капитан Симкин.

– Ничего не слышно, Лизавета, – отвечает Дудыкин, – А что вас так сильно беспокоит? Я ведь здесь, так какие могут быть проблемы?! Вот меня сильно беспокоит ваше неласковое отношение ко мне.

Почему вы меня избегаете? – он подходит к ней вплотную и обнимает, причем рука оказывается на ягодицах девушки. Лиза попыталась отстраниться, но он крепко прижимает ее к себе. Тогда она отталкивает Дудыкина и отбегает в сторону.

– А это вы зря, Лизавета, – насмешливо кривит рот военврач, – я ведь и обидеться могу.

– Товарищ военврач второго ранга, я прошу вас…

– Что просите?

Лиза молчит.

– Ладно, поговорим потом, – Дудыкин поворачивается к медсестрам спиной и, помедлив, идет прочь.

– Ты бы поосторожнее с ним, Лиза, – говорит одна из медсестер, полноватая, веснушчатая Наталья Пасечник, – Он очень плохой человек. Он с особистами дружит. Спирт ворует и вместе с ними пьет. Так что если захочет кому подлянку сделать, то запросто. Ты у нас человек новый, всего не знаешь. Он прошлой зимой все клеился к одной медсестре, та – ни в какую. Кончилось тем, что ее вызвали в НКВД, а там на нее уже целое дело, и энкэведешник сказал, что если она с Дудыкиным не договорится, то ей светит пятнадцать лет, а то и вышка. Отвезли ее к Дудыкину, у него собралась целая компания, человек десять, все пьяные, и они Ленку всю ночь имели, издевались по-всякому, да еще потом позвали шоферов, да еще кого-то и с ними тоже заставили. А потом Ленку арестовали и сказали, чтоб радовалась, что не на полную катушку ее раскрутили! Мол, за хорошее поведение ей больше пяти лет не светит.

– А ты откуда такие подробности знаешь?

– Знаю, рассказывали. Да и сам хвастался, чтоб боялись его.

– И что ж я теперь с ним спать должна?

– Ну, у тебя подруга, раз он на тебя глаз положил, два пути. Или к нему на койку, лечь на спину и не дергаться, или в лагерь.

– Да ты что! Ну, соглашусь я, а если Игорь узнает?

– Да ладно, все не так страшно. А Игорь твой, может, и не узнает ничего. Военврач наш все больше на новеньких лезет, а их сейчас смотри, сколько понагнали. Так что переспишь разок-другой, не убудет от тебя, а он, глядишь, да и отстанет, будет к другим клеится. А если он про Игоря твоего узнает, так и ему может подлянку устроить. Так что решай.

– А ты с ним спала?

– Спала, куда ж денешься. Да с ним все спали. Вон тетя Даша, ей уже под пятьдесят, а что ты думаешь? Он и ее на койку и… Говорю тебе, он не одной бабы не пропустит, верно девчата? Тот еще кобель. У него правило такое, нравится не нравится, молодая или старая, а все равно в койку. Главное галочку поставить, мол, такую-то поимел. Ко многим потом и не пристает больше.

ПРИКАЗ Народного Комиссара обороны СССР
«О ВЫДАЧЕ ВОЕННОСЛУЖАЩИМ ПЕРЕДОВОЙ ЛИНИИ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ ВОДКИ»

№ …….. 16 июня 1941 г.

Во исполнение постановления Государственного Комитета Обороны от 15 июня 1941 г. за № …… приказываю:

1. С 1 июля 1941 г. производить выдачу 40° водки в количестве 100 граммов в день на человека красноармейцам и начальствующему составу передовой линии действующей армии.

Летному составу ВВС Красной Армии, выполняющему боевые задания, и инженерно-техническому составу, обслуживающему полевые аэродромы действующей армии, водку отпускать наравне с частями передовой линии.

2. Военным советам фронтов и армий:

а) выдачу водки организовать только для тех контингентов, которые определены постановлением Государственного Комитета Обороны, и строго контролировать точное его выполнение:

б) обеспечить своевременную доставку водки на передовые линии действующих войск и организовать надежную охрану ее запасов в полевых условиях;

в) за счет хозяйственного аппарата частей и подразделений выделить специальных лиц, на которых и возложить ответственность за правильное распределение водочных порций, учет расхода водки и ведение приходно-расходной отчетности;

г) приказать фронтовым интендантам представлять раз в десятидневку в Главное интендантское управление сведения об остатках и ежемесячно к 25-му числу заявку на потребное количество водки. В основу заявки положить точную численность действующих войск передовой линии, утвержденную военными советами фронтов и армий.

3. Потребность в водке на июль месяц определить Главному интенданту Красной Армии без представления заявок фронтами.

Зам. Народного комиссара обороны СССР

генерал-лейтенант интендантской службы А. В. ХРУЛЕВ

18 часов 10 минут. Берлин. Рейхсканцелярия

В кабинете Гитлера совещание высшего военного руководства. У разложенной перед Гитлером на столе карты стоит фельдмаршал Браухич с указкой.

– В настоящее время русским удалось полностью прорвать нашу оборону в направлении Кракова. Русские танковые части движутся в этом направлении, – показывает на карте, – И резервов, чтобы остановить их, у генерала Штюльпнагеля нет. 6-я армия фельдмаршала Раухенау, сдерживая наступление русских, отходит к Висле. Фельдмаршал опасается полного окружения. Войска группы армий «Центр» в настоящий момент в основном сумели отойти и занять рубеж обороны на Висле. Все попытки русских с ходу форсировать Вислу, отбиты. Фельдмаршал фон Бок сумел организовать свои части, вывести их из-под угрозы окружения и подтянуть резервы. В настоящий момент по всему рубежу на реке Висла организуется оборона. Но у фон Бока не хватает сил, чтобы прикрыть направление на Данциг. Если русские продолжат наступление в этом направлении, они могут отрезать всю Восточную Пруссию. Все войска фельдмаршала фон Лееба скованы русскими и у него тоже не остается сил для прикрытия этого направления. Но самая главная опасность сегодня – это наш правый фланг. Если русские в районе Кракова форсируют Вислу, ничто не сможет им помешать двинуться на Варшаву с севера, в обход линии обороны фон Бока. Кроме того, на этом направлении у нас сейчас совсем нет войск и в случае взятия Кракова для русских открыта дорога на Берлин. Нам нужно срочно перебрасывать войска с других театров, чтобы закрыть дорогу в Германию…

Гитлер вскакивает и мечется по комнате.

– Вы совершенно правы, Браухич, – почти кричит он, – Надо перебросить войска! Что толку оборонять Норвегию и Францию, если русские орды могут ворваться в Рейх? Ускорьте переброску всех, слышите, абсолютно всех войск, на новый рубеж обороны… Где будут остановлены русские? – Гитлер подходит к карте.

– Единственный удобный рубеж по линии Одер, или Одер-Нейсе, если русские захватят Силезию раньше, чем наши войска успеют занять оборону, – Браухич водит указкой, – Проблема в том, что у нас в настоящий момент нет войск для занятия этого рубежа. Мы собрали все части армии резерва, учебные и запасные части, но этого будет мало. Для их вооружения уже сейчас приходится использовать трофейное оружие. Для того чтобы удержать русских, нужны танки и артиллерия, в первую очередь противотанковая. Только тогда наши части смогут продержаться до подхода войск с Балкан, из Франции и Норвегии. Но танков в нашем распоряжении почти нет, если мобилизовать все что есть в школах и в резерве, мы можем набрать около семисот танков, но подавляющее большинство из них – устаревшие Pz. I. С противотанковой артиллерией еще хуже, ее нет совсем. Единственный резерв – это зенитная артиллерия, – Браухич замолкает, вопросительно глядя на Гитлера.

– Да, – кричит Гитлер, – Надо поставить зенитную артиллерию. Что толку от них здесь, если русские нас бомбят, а наши зенитчики их не сбивают?! Геринг, слышите? Немедленно займитесь отправкой на новый оборонительный рубеж частей зенитной артиллерии. Нечего им отсиживаться в тылу. Мы остановим их. У нас еще 35 дивизий во Франции, у нас еще войска в Сербии и Норвегии. Мы начнем вооружать ополчение. Мы сформируем новые дивизии и остановим русских. А Францию и Норвегию, мы легко вернемся потом.

В небе над Берлином группа советских бомбардировщиков. Они сбрасывают бомбы на центр города. По ним бьют зенитки, все небо покрыто разрывами, но ни один самолет пока не сбит.

– Идем домой, – приказывает командир эскадрильи капитан Гастелло.

В это мгновенье его самолет сотрясается от взрыва и заваливается на левое крыло. Капитан с трудом выравнивает машину. Из правого мотора валят черные клубы, в кабине дым.

– Радист, передай, – кричит Гастелло, – Самолет поврежден. Управление потеряно. Всем уходить домой!

Самолет опять резко заваливается на крыло, но Гастелло снова удается его выровнять. Но бомбардировщик упорно идет только в одном направлении и при этом быстро снижается.

– Экипажу покинуть машину, – командует капитан.

Через несколько секунд самолет сотрясает еще более сильный взрыв, и он начинает разваливаться на части. Но весь экипаж уцелел, и люди в воздухе торопливо дергают кольца парашютов – до земли совсем близко. С хлопаньем раскрывается три купола. Только три, у лейтенанта Скоробогатого парашют не раскрылся, и он камнем летит вниз.

Капитан висит под куполом парашюта, внизу Берлин. Он замечает вдалеке черные точки, они быстро приближаются и скоро можно различить во всех подробностях. Это Мессершмиты, они гонятся за советскими бомбардировщиками. Один из истребителей слегка меняет курс и идет в сторону висящих под парашютами летчиков. Гастелло видит, как Мессершмит открывает огонь и как лейтенант Бурденюк висящий совсем рядом, вздрагивает, пулеметная очередь пробивает его тело, ему отрывает ногу, и она летит вниз, еще какие-то куски отрывает от лейтенанта. Где-то за спиной командир слышит страшный крик сержанта Калинина, видимо, и в него попали. Гастелло закрывает глаза и слышит свист пуль, пролетающих рядом, и затем рев пролетевшего самолета. Его лишь качнуло в воздухе. Живой! Немцам некогда добивать парашютистов, они спешат за уходящими бомбардировщиками.

Парашют продолжает снижаться, сильный ветер у земли закручивает его, капитана ударяет о стену дома на высоте третьего этажа. Парашют складывается, и Гастелло, цепляясь за стену, летит вниз. Он падает на мостовую, ломая ноги и руки. Боли в ногах он не чувствует и пошевелиться не может, видимо, поврежден позвоночник. Он лежит на тротуаре берлинской мостовой, вокруг собираются жители, только женщины.

Толпу расталкивает совсем молодая немка в элегантном платье и шляпке. Она секунду смотрит на лежащего летчика, затем с безумным воплем бросается на него, стараясь выцарапать ему глаза.

– Он убил моего сына, – кричит она.

Женщины, до этого безучастно и даже сочувственно смотревшие на летчика, бросаются на него и начинают топтать его ногами.

19 час 30 минут. Мост через Вислу, недалеко от Кракова

Несколько взрывов раздаются наверху оврага, прямо над головой у Родимцева, Сенцова и находящихся с ними бойцов.

– Вот черт, никак батальонные минометы, – произносит Сенцов.

– Не иначе, – соглашается Родимцев, – Кажется, они собираются воевать всерьез.

Еще взрывы, истошные крики. Вниз по склону кубарем слетает боец, полуголый, окровавленный. Он корчится и истошно кричит. К нему подскакивает старшина, прижимает к земле и зажимает рот.

– Унесите его, – кричит Родимцев.

Раненого уносят.

– Что с ним, товарищ капитан, почему голый? – спрашивает побледневший боец, сидящий рядом с радистом.

– Не трусь, сынок, – отвечает Сенцов, – Так бывает, взрывной волной от мины человека выкидывает из одежды. Ты не трусь, этот, видишь, живой остался, только контузило немного. Это ерунда.

Снова раздаются взрывы. Людей в овраге засыпает землей.

– А хреновые у немцев наводчики, товарищ полковник, – говорит, отряхиваясь Сенцов, – Третий раз уж в одно место бьют. Снарядов не жалко.

– Не кажи гоп, – Родимцев отряхивается, – Надо выбираться, посмотрим, что это они зашевелились.

По склону оврага спускается боец.

– Товарищ капитан, лейтенант Мальков велел доложить: танки появились.

Родимцев и Сенцов в один голос крепко ругаются.

– А твой лейтенант не напутал, – спрашивает Родимцев, пробираясь сквозь кусты следом за посыльным.

– Не, товарищ полковник, сейчас сами увидите. Тут у вас из-за стрельбы не слышно, должно быть, а мы моторы давно услыхали, а потом с дерева видели – по дороге танки идут.

Запыхавшись, Родимцев и Сенцов прибегают на НП второй роты. В большой яме, укрытой под кустами орешника, сидит командир второй роты лейтенант Мальков с перевязанной головой, рядом с ним бойцы устанавливают станковый пулемет.

– Что с тобой лейтенант? – показывая на голову Малькова Родимцев.

– Ерунда, товарищ полковник, царапина. С того дерева наблюдали приближение немецких танков, не меньше двух десятков. Когда стрельба стихает, слышен шум моторов.

– Кто танки видел?

– Младший лейтенант Сахаров, товарищ полковник, командир второго взвода. Когда услышали шум моторов, он залез с бойцом вон на тот дуб. Крикнул, что видит танки. Я приказал считать, он насчитал восемнадцать. Тут их засекли немцы, у них вон там пулемет установлен, и обоих сняли. Мы пробовали с других деревьев смотреть, но дорогу с них не видно, а на этот дуб не залезть, немцы пристрелялись.

Родимцев выбирается на край канавы и несколько минут осматривается. Потом возвращается к группе пришедших с ним бойцов.

– Слушайте, ребята. Ты, старшина, берешь одного бойца, и пробираешься к тому дубу. Ствол толстый, если с обратной стороны лезть, то пули вас не достанут. Сержант, ты сделай так, чтоб немецкий пулемет замолчал. Хоть на несколько минут. Задача ясна? Тогда вперед.

Сержант снимает с ремня снайперскую винтовку и пробирается по небольшой впадине в сторону кустарника. Через несколько минут оттуда раздаются два негромких выстрела и после них негромкий присвист.

– Кажется, пулеметчик готов, – улыбается Сенцов.

Ветви раскидистого дуба, росшего рядом с НП, шевелятся, видно, что кто-то взбирается наверх. Немцы постреливают из винтовок, но попасть не могут. Снова работает вражеский пулемет, ему отвечают стрельбой десантники. Из кустов, где затаился сержант, раздается еще три выстрела подряд – немецкий пулемет опять замолкает.

– Товарищ полковник, – раздается голос старшины сверху, – вы меня слышите?

– Еще как, – отзывается Родимцев, – Орешь так, что тебя в Кракове слышно.

– Идут танки, штук пять прошло прямо сейчас и грузовики еще какие-то едут. Видно плохо.

– Ладно, возвращайся. Ясно все. Похоже, сейчас жарко будет. Лейтенант, давай всех саперов, чтоб мины ставили по местам, где танки пройти могут. Лес тут густой, им особо развернуться негде. И огнеметчиков распредели по взводам. Радист. связь со штабом, – в трубку, – Владимир Яковлевич, у меня наконец-то очень плохие новости. Здесь на подходе танки и похоже не так уж мало. Для нас, во всяком случае. Пока они еще не проявились, стоят за лесом, но видимо, долго без дела скучать не намерены. Давай две роты четвертого батальона и минометы сюда, на этот берег.

По другую сторону перелеска, менее чем в километре от НП, где находился Родимцев, полковник Штрейх вылезает из люка своего командирского танка и прыгает на землю. К нему подходит пехотный полковник с группой офицеров.

– Начальник штаба 278-го пехотного полка, полковник Штрассер, – представляется он.

– Командир 15-го танкового полка полковник Штрейх.

– Русские парашютисты утром захватили этот мост, – рассказывает Штрассер, – На мосту был взвод охраны и его полностью уничтожили. По приказу генерала я подтянул сюда два охранных батальона и еще кое-какие мелкие части. Русские окопались и держат оборону. Имеющимися силами сбросить их в реку возможности не было. Сейчас подошел пехотный батальон моего полка, еще один прибудет к утру, тогда же подтянется и полковая артиллерия. Сколько у вас танков?

– Здесь – тридцать шесть плюс рота мотоциклистов. К утру, самое позднее, к полудню, я смогу собрать весь свой полк. Но стоит ли ждать завтрашнего дня?

– У нас не такой большой перевес в силах. У русских, как мне кажется, не меньше трех батальонов пехоты. Ваши танки – это конечно хорошо, но мост со всех сторон окружен густым лесом и к нему ведет всего одна дорога, которую они могли легко заминировать. А из пехоты я могу рассчитывать только на один свой батальон – эти охранные части мало пригодны для настоящего боя.

– Наверное, вы в чем-то правы полковник, но вы не боитесь, что завтра утром на том берегу будут стоять русские танки? А мне приказано этот мост русским не отдавать. Я должен его оборонять, а если не смогу удержать, то мост должен быть уничтожен. Поэтому я предлагаю начать атаку прямо сейчас, пока не стемнело, и пробиться к мосту. И давайте не будем спорить. У нас одинаковое звание, но я все-таки командир полка, а вы только начальник штаба, и я думаю, что будет вполне справедливо, если командовать, пока буду я.

Штрассер недовольно кивает головой.

– Хорошо. Но как мы будем наступать? У нас мало времени, чтобы все спланировать.

– Что тут планировать, полковник. Я дам вам роту танков капитана Зигана, постарайтесь пробиться вдоль дороги к мосту. Я же проверю, так ли не проходим этот лес, как вы говорите. Если там есть хоть какая-то щель, мы туда влезем. Только выделите мне немного пехоты.

Со своего КП Симкин видел, как перебегали через мост две роты, идущие на помощь батальону Сенцова. За ними появились минометчики, впереди бежал, придерживая планшет рукой, лейтенант, за ним боец двухметрового роста и могучего телосложения. Он тащил ствол батальонного миномета, казавшегося совсем небольшим на его плече. За ним бежал кривоногий маленький крепыш, тащивший боеприпас. Один ящик он поднял на плечо, второй держал в руке.

На противоположном берегу уже разгорался бой не на шутку. Трещали пулеметы, винтовочные выстрелы иногда сливались в непрерывный грохот. Бухали разрывы гранат.

– Товарищ капитан, – в окоп спрыгнул запыхавшийся боец, – Немцы на том берегу появились.

– Где?

– Вам отсюда не видно, а с нашей позиции хорошо видать. Они никак наших обходят по берегу.

– Пошли посмотрим.

Сопровождаемый бойцом, Симкин побежал через лесок. В ближнем к реке окопе кроме нескольких десантников уже был командир второй роты старший лейтенант Комаров и его взводный лейтенант Юркин. Они смотрели на противоположный берег. Там можно было разглядеть несколько немцев, осторожно двигавшихся среди росших на самом берегу елей. Один из немецких солдат спустился к самой воде. Винтовка с примкнутым штыком, две гранаты с длинными рукоятками за ремнем, сдвинутая на затылок фуражка – немец был виден как на ладони.

– Много их там? – спросил Симкин.

– Пока насчитали пятерых, – ответил старший лейтенант, не отрывая взгляд от противоположного берега, – Наших видать обходят. Нас вроде не засекли. Что прикажете, капитан?

– Надо их… – Симкин вдруг запнулся, – только лучше шуму не поднимать. Пулемет тут не сгодиться, – он хлопнул по стоявшему на краю окопа «Дягтереву», – Надо их из винтовок. Есть у тебя стрелки хорошие.

– Найдется, – ответил Комаров, и обернулся к своим бойцам, – Позовите дядю Колю и Ковбасюка, – повернулся к одному из бойцов в окопе, – Дай-ка мне твою винтовку, сынок, – передернул затвор прицелился, кивнул, – Эй, кто-нибудь, дайте капитану винтовку.

Симкин взял поданную ему винтовку, и трое командиров устроились на краю окопа. Чрез минуту к ним присоединились двое бойцов: усатый сержант-сверхсрочник и худой рыжий боец с хитрым взглядом. Немцы были по-прежнему хорошо видны. Двигались они, осторожно разглядывая что-то невидимое с этого берега. Спускавшийся к воде немец, не переставая озираться, зачерпнул ладонью воды из реки, плеснул себе на лицо и полез вверх по невысокому склону. Пять выстрелов слились в один. Тот, что поднимался от реки, вздрогнул и, раскинув руки, рухнул в воду, забился, судорожно расплескивая грязь у берега. Двое среди деревьев упали замертво, один рванулся в кусты, бросив винтовку и держась двумя руками за грудь. Еще один немец скрылся за ствол дерева, откуда высунулся в сторону выстрелов ствол его винтовки. Грохнуло еще два выстрела, и убегавший раненый свалился.

– Ну-ка дядя Коля покажи, как надо стрелять, – сказал старший лейтенант.

Усатый сержант прицелился в прятавшегося за стволом немца. Тот лежал, не шевелясь под деревом, из высокой травы был виден только ствол винтовки. Сержант долго прицеливался, затем перешел на пару шагов вправо. Выстрелил. Немец дернулся и, перевернувшись на спину, стал елозить ногами, схватившись за живот. Сержант выстрелил еще раз. Немец затих, только чуть дергалась одна нога.

– Ну, дядя Коля, высший класс, – похлопал Симкин сержанта, – Ладно, я на КП, а вы тут посматривайте в оба глаза.

Немецкие танки осторожно двигаются по дороге, ведущей к мосту. Прячась за танками, шли пехотинцы. Из-за кустов раздается пулеметная очередь, двое солдат падает, остальные прячутся за танками. Головной, не останавливаясь, открывает огонь по кустам из обоих пулеметов. Следовавший за ним тоже дает несколько пулеметных очередей по тем же кустам. Когда танки проходят вперед, несколько пехотинцев осторожно подбираются к месту, откуда по ним стреляли. Там, на земле, рядом с опрокинутым ручным пулеметом, лежат трое десантников, буквально изрешеченных пулями.

Танки доходят до последнего поворота перед мостом, теперь им остается пройти всего триста метров до Вислы. В этот момент раздается взрыв прямо под гусеницами головной машины. Тяжелый двадцатитонный Pz.VI подбрасывает, взрывом срывает левую гусеницу вместе с несколькими катками, и танк вертится на месте. С небольшой паузой гремят еще два взрыва. У следовавшего вторым Pz.VI загораются бензобаки, третий же легкий Pz. II швыряет в придорожную канаву, где он переворачивается. Со всех сторон из леса идет пулеметная стрельба. Из горящего танка выскакивают двое танкистов, на одном горит одежда. Пулеметная очередь тут же сбрасывает их на землю. В это мгновение в танке взрываются боеприпасы. Башню вместе с пушкой подбрасывает на несколько метров вверх, и она рушится, ломая придорожные деревья. Немецкие стреляют по придорожным кустам. Из кустов в ближайшую машину ударяет струя пламени из огнемета. Танк вспыхивает. Начинается перестрелка в лесу. Это две роты, подошедшие с левого берега, атакуют немецкую пехоту, двигающуюся вдоль дороги. Немцы идут в обход, оставляя незащищенными стоявшие на дороге танки. Десантники подбираются сквозь придорожный кустарник к танкам почти вплотную и пускают в дело огнеметы. На дороге остаются семь танков, остальные, огрызаясь во все стороны пулеметным и артиллерийским огнем, отходят.

На левом фланге остатки роты лейтенанта Малькова медленно отходят через редкий лес. Полтора десятка танков, продираясь между деревьями, обстреливают из пулеметов каждый подозрительный кустик или дерево. Между танками мелькают фигуры пехотинцев. Двое бойцов с огнеметом выскакивают из-за дерева метрах в десяти перед немецким танком. Башня его повернута чуть в сторону, и танкисты не успевают выстрелить. Но из-за танка раздается автоматная очередь. Пуля ударяет одного бойца в живот. Ноги бойца подгибаются, он медленно падает. Еще одна пуля попадает в огнеметчика, и в это же мгновение расцветает струя пламени из огнемета. Но, предназначенная для танка, она, следуя движению подавшего солдата, описывает в воздухе дугу и задев раненого, неожиданно разворачивается назад. Двое красноармейцев, спешащих на помощь товарищам, мгновенно превращаются в факелы. Объятые пламенем, бойцы выскакивают из-за дерева и тут же падают, скошенные пулеметной очередью из надвигавшегося танка.

Лейтенант Мальков с наганом в руках из-за дерева наблюдает за движущимися к нему танками. Они ползут медленно, осторожно. Санитар бинтует его левую руку, простреленную чуть выше локтя. Бинта не хватает, в ход идет рукав нижней рубахи лейтенанта, а затем и оторванный рукав гимнастерки.

– Быстрее, – лейтенант косится на санитара, морщится от боли, – Саперы, давай!

Танк приближается, до него остается метров пятьдесят. Навстречу ему ползет коренастый усатый старшина-сапер, то ли казах, то ли узбек. Старшина приподнимается на руках, выглядывая из зарослей папоротника. Затем переползает к двум стоящим рядом елкам. Танк совсем близко. Старшина, убедившись, что танк точно направляется к нему, достает из заплечного мешка плоскую противотанковую мину и, распластавшись, как ящерица, ползет вперед. Он осторожно пристраивает мину под небольшую валежину, колдует над ней и, быстро загребая руками и ногами, отползает. Едва старшина успевает скрыться за огромной елью, как танк наезжает на мину. Валежина под гусеницами хрустит, приподнявшись концами по обе стороны танка, и тут же гремит взрыв. Десятитонную машину подбрасывает вверх.

– Молодец, старшина, – кричит Мальков.

Через минуту показываются двое бойцов, тащивших старшину с перебитыми ногами. Но на них уже никто не обращает внимания – новые танки, обходя вековые ели и ломая подлесок, приближаются к десантникам. Те связывают в связки оставшиеся ручные гранаты.

Родимцев с группой сопровождавших его бойцов спускается в овраг, где находится КП батальона.

– Где Сенцов? – кричит он.

– Ранен, товарищ полковник, – подскакивает к нему лейтенант.

– Серьезно ранен?

– В ногу, осколок попал, выше колена, кость, вроде, не задета.

– Где он?

– Сюда, товарищ полковник.

Чуть выше по оврагу складывают раненых. Капитан Сенцов лежит на земле, нога в окровавленных бинтах, под головой охапка веток. Капитан без сознания.

– Постарайтесь отправить раненых на тот берег, – бросает Родимцев, и бежит обратно. – Связь со штабом дай, – на ходу кричит он радистам. Хватает трубку, – Владимир Яковлевич, как у вас там?

– У нас все по-прежнему, – отвечает майор Борисов, – Как у вас?

– Пока терпим, но на левом фланге немцы очень сильно жмут. Не знаю, сколько продержимся. Скоро от батальона ничего не останется. Готовьте еще одну роту, наверное, понадобится.

– Может, вам стоит сюда перебраться, Александр Ильич?

– Сейчас нельзя. Сенцов ранен. Да и виднее мне отсюда. Вы, главное, не проморгайте тот берег, а мы как-нибудь до темноты продержимся. А ночью, я думаю, немцы атаковать не станут.

Над головой Родимцева раздается грохот взрыва, затем рев танкового двигателя. Все, кто находится на дне оврага, поднимают головы. К оврагу прорывается немецкий легкий танк Pz. II. Он наезжает прямо на укрывшихся в неглубоком окопе бойцов и утюжит окоп. Раздаются дикие вопли попавших под гусеницы. Немецкие танкисты не разглядели оврага, танк сползает по склону и переворачивается. Один из красноармейцев попадает между катками, его рвет на куски, как в мясорубке – и крики заглушают даже близкие разрывы мин и гранат. Танк сползает вниз, опрокинувшись вверх дном.