Buch lesen: «Метаморфоза мифа»
«Когда ты родился, ты плакал, а мир улыбался. Проживи жизнь так, чтобы, умирая, ты улыбался, а мир плакал».
Народная мудрость аборигенов Америки
Часть первая
А: аукцион, авокадо, апокалипсис
Глава «А»
Алчность и альтруизм хоть и начинаются с одной буквы – суть антагонисты. Бартон Траубе не находил себе места. Что себе позволяют эти торговцы? Как можно так открыто, не стесняясь, цинично продавать с молотка краденное? Ни чести, ни совести. Правильно сказал император Веспасиан: «Деньги не пахнут». Они не пахнут! Они воняют зловонным сладким смрадом наживы. Для этих торгашей из всемирно известного аукциона алчность заменяет честь и совесть. Прошло уже два дня, как ему указали на дверь, а внутри продолжало клокотать измученное чувство несправедливости, обиды и унижения. Ему, старейшему профессору Инсбрукского университета, последнему отпрыску по материнской линии знаменитого княжеского рода, отказали в доверии. Мол, он ошибся, это не та шкатулка, а похожая. Бартон был уже взрослым, когда последний раз держал в своих руках именно эту шкатулку. Он не мог ошибиться! Таких шкатулок больше в мире нет. И не может быть! Дед рассказывал, что это реликвия их семьи князей Гагариных-Стародубских, ведущих своё начало от седьмого сына Всеволода Большое гнездо и далее вглубь веков от самого Рюрика. Шкатулка являлась замечательным произведением древнерусского искусства. Она была изготовлена из кости мамонта, инкрустированной золотом и сияющими тёмно-синими сапфирами. Костяные боковые пластины шкатулки древний мастер превратил в удивительное кружево, насыщенное сказочными образами мифических существ. Свод выпуклой крышки украшала золотая корона, стилизованная под «шапку Мономаха» – древний символ великокняжеской власти. Как такое можно перепутать? Просто удивительно, что эту шкатулку и другие ценности удалось вывезти из пылающей в революционном пожаре России, когда семья деда эмигрировала в Австрию. Поэтому, увидев в случайно попавшемся на глаза каталоге аукциона знакомую до боли вещь, он тут же примчался в Лондон. Ему было обидно, что подаренную далёкой родине предков шкатулку, теперь продают с молотка. И кто продаёт? Музей или частное лицо? Хотелось непременно выяснить всю подноготную этой продажи. Как? Зачем? Для чего? Семь дней аукционисты мурыжили его обещаниями разобраться. А два дня назад дали однозначный ответ: продавец «аноним», но шкатулка имеет вполне легальную историю, а он, профессор Траубе, просто обознался. На дальнейшие требования Бартона ответ был ещё короче: обращайтесь в полицию. Через три дня состоится сам аукцион, но профессор не знал, как заблокировать продажу фамильного раритета. Обратиться в лондонскую полицию? Что толку? У него на руках нет реальных доказательств. Коллекцию из 123 предметов антиквариата дед перед смертью завещал передать в Музейный фонд СССР. В 1975 году родители исполнили его волю. Бартон был в то время студентом и очень сожалел, что из семьи ушли все значимые фамильные ценности. А через 11 лет, когда он уже переехал по работе в Инсбрук, родительский дом в пригороде Вены сгорел дотла, вместе со всеми архивами и документами на это дарение. Сейчас он остался единственным потомком князей Гагариных. Поэтому его слова подтвердить больше некому. Хотя уже, будучи в Лондоне, он вспомнил, что у него осталась старая семейная фотография, где на заднем плане, на секретере стоит именно эта шкатулка. Билеты были куплены на вечер. Если он найдёт фотографию, то обязательно обратится в Интерпол Австрии. Пусть архивы деда сгорели, но документы, связанные с передачей коллекции, должны остаться в России. За прошедшие годы он вспоминал о завещании деда только с сожалением. У него не было желания бередить прошлое и прослеживать судьбу семейных раритетов. Но появление в каталоге аукциона шкатулки всё перевернуло. Траубе горел желанием узнать судьбу каждого предмета из коллекции, переданной в СССР.
В дверь номера тихонько постучали:
– Your order, sir. 1
– I didn’t order anything.2
– Sorry, sir, I'm just doing my job.3
Профессор открыл дверь. За ней стоял одетый в униформу отеля человек. Он улыбался двумя рядами выбеленных зубов.
– I didn’t order anything, – растерянно повторил Траубе.
– Ты не заказывал, зато тебя заказывали.
– What did you say? 4
Улыбающийся официант откинул салфетку, прикрывающую то, что находилось на сервировочной тележке. Глазам Бартона предстал большой пистолет с глушителем. Раздался хлопок. С застывшим на лице ужасом профессор упал на пол. Из аккуратной дырки в середине лба медленно стекала кровь.
– Я сказал: «Заказ выполнен», – ухмыльнулся гость и, кинув пистолет на труп, спокойно покинул номер.
Глава «Б»
Баобаб – это не только растение. Это ещё и диагноз. Диагноз страшный. Хуже, чем «дуб» или «туп, как дерево».
Верхний этаж отеля блистал чистотой. Здесь размещалось несколько больших шикарных номеров, которые ещё называют президентскими. Из дверей, ведущих на лестницу, вышли двое. Шедший впереди высокий мужчина лет сорока имел вполне стильную причёску, костюм и туфли, которые обычно носят секьюрити. Всё новое и аккуратное. Второй выделялся причёской под ноль, мешковатым спортивным костюмом и изрядно поношенными кроссовками. Попутчики были примерно одного возраста, но наколки и шрамы на лице лысого его немного старили. Первый постучал в дверь номера с цифрой 701. Никто не отозвался на стук. Он подождал и постучал вновь. Опять без ответа. После третьей попытки «спортсмен» нервно закачался телом и помахал перед своим лицом руками с растопыренными пальцами, горячо зашептав при этом:
– Этот урод либо глухой, либо он спецом не открывает.
– Михась, какого хрена ты попёрся со мной? Сидел бы в тачке.
Стиль и содержание речи одетого в костюм мужчины не очень соответствовали обёртке его тела.
– Бадай, задолбал! Баллон не кати. Папа нас двоих послал перетереть с этим фраером. Балерина у тебя есть?
– Нафига тебе отмычка?
– Зайдём, позырим, а когда хозяин нагрянет, возьмём его тепленького за бейцы и настучим по батареям.
– Блин, вот я дурак, что за тебя вписался! Здесь не зона и не красивые времена дяди Бори. Кипиш нас не за этим посылал.
– Чего ты пургу гонишь? Подождать его лучше с той стороны. Сечёшь? На храпок брать проще. Он будет не в теме.
– Я сказал, нет. Уходим. Тем более что ты, Михась, в тюряге отстал от жизни. Замок электронный. Куда ты свою балерину засунешь?
Он развернулся в сторону лестницы. Бритый хмыкнул и на всякий случай потрогал ручку двери:
– Ха! Тут даже балерина не нужна.
И он, открыв дверь, сделал шаг внутрь номера. «Пиджак», чертыхаясь на ходу, вошёл следом и зашипел:
– Куда ты полез? Масть попутал? Я за тебя перед папой мазу держу, а ты тут такое творишь. Пошли!
Он схватил подельника за рукав. Но того уже было трудно выпроводить из номера. Ему здесь явно понравилось. Спокойно оглядевшись и присвистнув, он выдал оценку:
– Падла, живут же люди. Да отцепись ты! Я только посмотрю. Красава!
Комната была огромной. На одной из стен висел гигантский экран плоского телевизора. Тяжёлые портьеры бордового цвета закрывали ту сторону комнаты, которая находилась напротив входной двери. Кроме дивана, стола, стульев и пары кресел, всё в стиле модерн, в помещении больше ничего не было. На столе стояла ваза в виде старинной галеры, заполненная тропическими фруктами. Бритоголовый крутанулся, продвигаясь вперёд и продолжая осматривать завоёванную территорию. Подскочив к столу, он прихватил из вазы авокадо. Надкусив плод, Михась смачно плюнул на пол:
– Хрень какая-то!
– Чего ты хватаешь всё что ни попадя? – «пиджак» попытался урезонить дружка, схватив его за руку. – Уходим, уходим, – потянул он его к входной двери.
Но в это время из бокового коридора в комнату вошёл пожилой, но в то же время поджарый и моложавый мужчина с красивой седой шевелюрой. Он был в банном халате и на ходу одной рукой вытирал полотенцем мокрые волосы, а другой прижимал к уху сотовый телефон. Увидев непрошеных гостей, обладатель седой шевелюры остановился, спокойно оглядел их, сунул телефон в карман, повесил полотенце на шею и спросил хорошо поставленным баритоном:
– Вы кто такие? Что вы тут делаете?
– Дверь была открыта, – миролюбиво ответил Бадай.
– И что? Это моя дверь. Хочу – закрываю, хочу – нет. Пошли вон отсюда!
– Мы письмо принесли, – начал было выполнять задание шефа здоровяк в костюме.
Но хозяин номера словно пропустил его слова мимо ушей. Он стремительно подошёл к столу и внимательно осмотрел его поверхность:
– Здесь лежал мой айфон!
– Не было ничего. Мы не брали, – Бадаю скандал был не нужен ни при каких обстоятельствах.
– Я ещё не впал в маразм. Две минуты назад я оставил его здесь, – мужик в халате ткнул пальцем в место рядом с фруктовой вазой.
– Вот же он у тебя в кармане! – наехал на него Михась. – Падла, спрятал мобилу в карман, а нам предъявы выдвигает.
– Это другой. Я вызываю полицию.
Мужик поднёс гаджет к лицу и стал набирать на нём цифры. Но ему не дали это сделать. «Спортсмен» завёлся с пол оборота. Со зверским выражением лица он метнулся к хозяину номера и схватил его за лацканы махрового халата.
– Тварь, ты на кого хавло разинул? – стал он напирать на оппонента, заставляя его отступать к закрытой шторами стене. – Тебя папа ждёт! Быстро оделся! Иначе я тебя лично сам урою!
– Какой ещё папа? – мужик в халате потерял голос, перейдя на хриплый фальцет. – Вы ответите за это. Я старший советник юстиции Генеральной прокуратуры!
– Да ты ещё и мент!
Михась отпустил лацканы и с силой толкнул прокурора:
– Легавый! Сейчас ты у меня ответишь за всё, задрот кучерявый.
Хозяин номера понял, что сейчас его будут бить. Поэтому решил взять инициативу в свои руки. Но хук его правой руки не прошёл. Уголовник оказался опытным бойцом. Он ловко увернул голову и тут же вложился в ответный выпад. Убийственный удар пришёлся в челюсть. Прокурор не упал, но его сильно отбросило. Пытаясь удержаться на ногах, он замахал руками и сделал несколько мелких шагов назад. При этом седовласый открыл рот, чем незамедлительно воспользовался Михась. Он ловко перекинул авокадо в правую руку и с силой воткнул его в глотку прокурора. И без этого сбивший дыхание хозяин номера страшно выпучил глаза и вовсе потерял равновесие, заваливаясь назад. Словно мельница, загребая руками, он запутался в тяжёлой портьере, частично сорвав её с гардины. Затем его ноги застряли в свалившейся на пол ткани, и мужик с авокадо во рту начал падать на спину, машинально хватаясь за штору. Та не выдержала и накрыла его с головой. Упавшая портьера открыла гостям великолепную панораму Китежа. Снизу и сверху рама была глухой. Но в метре от пола начиналась огромная фрамуга, распахнутая настежь. Бадай, впавший при виде всех этих безобразий своего напарника в некое подобие ступора, увидел опасность и бросился спасать седовласого хозяина номера. Но было поздно. Запутавшись в шторе, прокурор закачался, занервничал, засеменил ногами, пытаясь вырваться наружу и, продвинувшись к проёму, вывалился из окна. Михась вообще ничего не понял. Он очень удивился, когда увидел, что портьера полностью свалилась на пол, а рядом с этой кучей ткани стоит только его напарник, держа за ворот банный халат.
– Куда он делся?
Злое выражение лица Бадая прямо говорило, что ответа от него на этот вопрос Михась дождётся не скоро. Тут только обладатель спортивных штанов увидел открытую фрамугу.
– Он что, выпал?
На этот раз подельник не выдержал и выпалил:
– Нет, не выпал! Он просто решил полетать. Идиот, дебил, придурок! Ты зачем на него набросился? – при этом он посмотрел на халат, который продолжал держать в руках, и с досады бросил его на пол.
– Он первый начал. Чего он такой мутный?
– Нормальный он. Папа просил пригласить его для базара. Пригласить, а не притащить. Вот ведь дебил!
– Ты повторяешься. «Дебил» ты уже говорил.
– Не повторяюсь! В этот раз я о себе. Я дебил! Потому что пожалел тебя и взял в бригаду. Лучше бы ты заново загремел на нары.
– Теперь вместе загремим.
– Урод, блин! Что теперь будем делать?
– Может, он ещё не окочурился? – при этих словах «спортсмен» попытался выглянуть из окна.
Напарник крепко схватил его за шиворот олимпийки и с силой оттащил прочь:
– Куда свою рожу светишь? Уходим. Быстро!
В лифте они не поехали, практически бегом спустившись по лестнице. По пути Бадай продолжал распекать своего непредсказуемого дружка:
– Короче, если что, мы опоздали. Он уже лежал, типа, самоубийство. Хреново, что костюмчик на тебе заметный – спалимся. Сказал же тебе приличный прикид надеть.
– Чего? Это самый приличный и есть.
– Сейчас так только хачики одеваются.
На улице Бадай ожидал увидеть толпу зевак. Но никого не было. Труп тоже отсутствовал.
– Не понял. Куда он подевался?
Бандит в пиджаке поднял голову вверх, пытаясь определить маршрут полёта:
– Вот же окно распахнуто.
– Может, он живой и домой уже вернулся?
– Давай я тебя с седьмого этажа сброшу, а затем посмотрим, как ты домой вернёшься.
– Может, он не долетел?
– Ну, ты баобаб! Мы что, спустились быстрее его?
– Ты не понял, может, он на балкон свалился.
– Миха, ты какую дурь куришь? Где здесь балконы?
В этом отеле балконы вообще отсутствовали.
– Может, его «скорая» увезла?
– Какая, блин, «скорая»? Падла, вот вляпались! По самое не могу. И что теперь делать?
– Не знаю. Ты у нас за старшего. Вот и думай.
– Хрен тебе. Если что, ты сам будешь отвечать за свой беспредел, – он внимательно осмотрелся по сторонам. – Вот ведь, облом! Ладно, сваливаем отсюда.
Глава «В»
Всё течёт, всё меняется. Только прошлое изменить нельзя.
Главное дотерпеть. Конец рабочей недели катился к закату, и Олег уже представлял, что будет делать в выходные. За долгие годы службы он привык вовсе не думать о предстоящих выходных. Ибо сказано: чем ближе исполнение мечт, тем досаднее разочарование. Но в этот раз ему показалось, что всё вовсе не так. На столе лежало всего одно дело. И оно не нуждалось в оперативной спешке. Да, дело было не простым и не проходным. Из всех средств массовой информации, пожалуй, только журнал «Пчеловодство» не сообщил о нём. Поэтому его вполне можно было назвать резонансным. Но трудным для настоящего следователя оно было только большим количеством фигурантов и соответственно невероятным объёмом писанины. Две группы молодых людей постреляли друг в друга из травматического оружия. Слава богу, практически все живы. Правда есть одна жертва – случайный прохожий, умерший от сердечного приступа. Личность его пока не установлена. Поэтому ход этого нехитрого расследования вполне может подождать до понедельника. Олег представил, что завтра он возьмёт реванш у бесконечного завала дел и, наконец, примерит на себе удовольствия редкого для этих широт солнечного лета. Возьмёт жену с сыном и махнёт с ними на дачу. Ого! Последний раз он там был на Новый год. Вау, как хочется сходить в баньку! А затем усилить ощущение этой расслабухи, уединившись от суеты в беседке с бокалом холодного пивка. А поутру в воскресенье – на рыбалку! Вот в этот прекрасный момент апофеоза мечтаний о воскресных удовольствиях его и вызвали к начальству. Пришлось оторваться от радужных предвкушений и двигаться по коридору в кабинет, на двери которого красовалась новенькая табличка «РУКОВОДИТЕЛЬ СЛЕДСТВЕННОГО ОТДЕЛА БОЯРИНОВ СЕРГЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ». Когда пришло известие о назначении нового начальника, Олег подспудно надеялся, что это полный однофамилец. Но интернет безжалостно выдал знакомое фото. Какой чёрт тебя принёс в Китеж? Сидел бы в своей столице!
Увидев Князева, хозяин кабинета надел на лицо маску «очень рад» и с распростёртыми объятиями двинулся навстречу:
– Не потолстел, не похудел, не полысел. За восемь лет совсем не изменился!
Олег уклонился от объятий и даже не протянул руки:
– За восемь лет не изменилось и моё отношение к вам.
– Садись, – без обиняков предложил хозяин кабинета, пытаясь проводить гостя к креслу за совещательным столом. – Рад тебя видеть, Олежа.
Князев поморщился от фамильярности начальника:
– Господин полковник…
– Пока ещё «товарищ», – улыбаясь, перебил его старший по званию.
– Товарищ полковник, я хотел бы сразу предложить вам только официальный уровень общения, без всяких тыканий и детских прозвищ.
– Что это ты, Князь, так завёлся? Мы здесь одни, – развалившись в своём кресле, Бояринов развёл руками.
– Мне не нравится ваша фамильярность. Подчинённый обычно не имеет возможности ответить тем же. Субординация не позволяет. Поэтому одностороннее «тыканье» начальства может восприниматься либо, как хамство руководства, либо, как низкая оценка профессионального уровня подчинённого. Ни того, ни другого мне не хотелось бы ощутить на своей шкуре старого опера.
– Не такого уж и старого. Нам с тобой, Олежка, всего по двадцать девять. Какие могут быть «выканья» между нами? Я тебя знаю с двенадцати лет.
– Всё так. Но вы теперь в кресле начальника, а я словно волчишка в студёную пору – в постоянном поиске. То бишь на своих двоих. Настоящего следака кормят голова и ноги, а не цырлы и политес. Мне бы хотелось и при вашем чутком руководстве обойтись только ногами и головой.
Полковник встал из-за кресла:
– Я думал, что мне показалось. Показалось, что ты не рад моему новому назначению.
– Рад, не рад. У каждой медали две стороны. Давайте: или я буду работать как прежде, или напишу рапорт.
– Даже так?
– А как вы думали? Хотелось бы в рай, да грехи не пускают. Вот и мне хотелось бы иметь начальника, которого я хорошо понимаю. Только не вас.
– Обиделся, значит. Я думал, что ты всё давно забыл. Тем более, что из той ситуации ты поимел определённые дивиденды. Или просто завидуешь?
– Считайте, как хотите. Лучше перейдём к делу.
Полковник грустно ухмыльнулся и сел на место:
– Ну, к делу, так к делу. Сейчас езжай в отель «Китежбург Global InterContinental». Сегодня рано утром в нём поселился некий Левницкий Станислав Львович.
Шеф сделал паузу, ожидая вопросов. Но их не последовало. Поэтому он продолжил:
– Пропал наш Левницкий. Исчез. Испарился, – он вновь сделал безответную паузу и продолжил: – У него было назначено три важных встречи. Ни на одну из них он не явился. В столице беспокоятся. Очень беспокоятся.
Наконец Князев открыл рот:
– Осталось узнать, кто он такой, что мы должны его днём с огнём искать, хотя с момента пропажи не прошло и суток.
– Старший советник Генеральной прокуратуры Левницкий.
– Понятно. Разрешите выполнять?
– Разрешаю. Сразу докладывай. Если дело серьёзное, то завтра прилетят столичные спецы. Сдашь им дело.
– Так точно! Будет исполнено!
– Угу. Не перебарщивай с субординацией. Или ты ещё чеканным шагом отправишься приказ исполнять?
– Как прикажите.
– Иди уже.
После того, как подчинённый покинул кабинет, полковник негромко проворчал:
– Клоун, – при этих словах он нажал кнопку селектора: – Олег Дмитриевич, это Бояринов. Принеси-ка мне личное дело капитана Князева. Прямо сейчас. Жду.
Отключив переговорное устройство, буркнул себе под нос: «Что-то слишком много здесь «олегов» развелось. Наверное, стоит проредить».
Глава «Г»
Гармония жизни – это недостижимое состояние, в котором ум согласен с тем, что тело может удовлетворять все свои потребности без каких-либо ограничений.
Сны в субботнюю ночь не идут ни в какое сравнение со снами понедельника. Субботний сон бывает пьяным и непонятным, но ужасным – никогда. Максу этим утром снился приятный сон. Очень приятный. Ему снилась яичница. Простая утренняя глазунья. Вернее, не простая. Она скворчала на сливочном масле вперемежку с лучком, помидорчиками и капустой брокколи. Ласковые мамину руки разрезали её на четыре части и одну из них положили на тарелку для любимого Максика. Жёлтые глазки яичницы при этом затряслись, указывая на то, что они находятся в любимом для него полужидком состоянии. Макс слегка помазал майонезом горячий тост и отправил первую порцию глазуньи в рот. Чёрт! Горячая. Но такая вкусная. Я так тебя люблю! Обжигаясь, он принялся уплетать один лакомый кусочек за другим. Чьи-то нежные женские руки потрясли Макса за плечо. «Мам, ну дай поесть спокойно», – заканючил сын.
– Просыпайся, пора вставать.
Голос напомнил, что мама далеко, а жена рядом. Значит, глазуньи не будет. Увы!
Умывшись, Макс пришёл на кухню. Яичницей здесь и не пахло. Вообще ничем горячим не пахло, за исключением кофе.
– Тебе эспрессо? – жена поднесла руку к кнопкам кофемашины.
Макс равнодушно и грустно кивнул, и сел за стол, тупо уставившись в тарелку, стоявшую перед ним:
– Опять это двойное «у».
– Что?
– Ужас унитаза.
– Пипец! Макс, ты о чём?
– О свекольном салате.
– Ты чего ожидал? Вчера был морковный – поэтому, сегодня свекольный.
– Мила, а нельзя на завтрак хотя бы яичницу приготовить?
– Сбрендил? В ней калорий, жуть сколько, – прокрутив его недовольство в голове, Камилла быстренько наскребла в душе критическую массу старых и новых обид, которая тут же прорвалась наружу: – Если тебе не нравится то, что я готовлю, найми кухарку. Я давно тебе предлагала.
– Зачем нам кухарка, если дома мы только завтракаем? Когда я возьму кухарку, то обедать и ужинать мы тоже будем здесь.
– Жуть! Я не согласна. Я привыкла в рестиках кушать, – Мила расправила плечи и зачесала в хвост свои мелированные тёмные кудри.
– Тогда научись готовить яичницу.
– Жесть. Может, мне ещё и борщ научиться готовить?
– Мила, что ты, как пацанка, как Эллочка-людоедочка, всё время сыпешь примитивными словечками: жуть, бьюти, жесть, шикардос, хайпово?
– Кто такая Эллочка?
Макс безнадёжно и вяло махнул рукой – кругозор супруги был развит исключительно благодаря разглядыванию глянцевых журналов.
– Меня давно раздражает однообразие твоих эмоциональных эпитетов. Уже не только уши режет, но и душу выворачивает.
– Капец, ты такой нервный. На работе плохо?
– Всё «крутяшно», – зло передразнил Милу супруг, – Но мне хочется, чтобы ты улучшила лексикон.
– Очуметь? Я тебя иногда совсем не понимаю. Что такое «лексикон»?
Макс брезгливо засунул порцию свеклы в рот и поморщился:
– Ладно, разжую, раз ты не понимаешь. Можешь вместо «жесть», «жуть», «офигеть» и так далее придумать что-то новое?
– Зачем? И как? Приведи пример.
– Ну, не знаю. Например, вместо «класс» можно говорить «чупочупсно».
– А! Так ты шутишь! Я не сразу поняла.
– Я не шучу.
– Чупочупсно? Макс, но так никто не говорит.
– Вот и я про это.
– Про что?
– Ладно, проехали, – Макс немного раздражённо бросил вилку на стол и отодвинул тарелку со слегка тронутой свеклой.
– Вот ты всегда так! Какую-нибудь чушь придумаешь. А когда понимаешь, что ляпнул глупость – сразу в кусты. А я остаюсь оплёванной.
– Ну, всё! Успокойся.
– Макс, научись выражать свои мысли яснее.
– Куда уж яснее?
Жена вскочила, явно психанув, сжала губы и дёрнула напряжёнными руками вертикально вниз. В больших, доверчивых, серо-голубых глазах появилась реальная пелена слёз:
– Ты пытаешься сделать из меня дуру? Или тебе хочется с самого утра мне настроение испортить?
Делать нечего, Максу пришлось встать и обнять супругу:
– Ну, что ты, пупся! Ты меня просто не поняла, – он поцеловал её в губы, прижал к своему плечу и стал гладить по волосам. – Это всё свекла на меня так действует. Я не хотел тебя обидеть. Где я ещё найду такую заботливую, такую красивую, такую сексуальную пупсю?
Камилла глубоко вздохнула, добавив:
– И ещё: терпеливую и покладистую. Нигде.
– Нигде не найду.
Мила тут же оживилась, пытаясь воспользоваться ситуацией:
– Кстати, может, мне сделать пластику?
Макс отстранил голову жены от плеча и пальцами свернул её губы в пучок.
– Тебе это ни к чему, – он внимательно посмотрел на результат сворачивания губ и покачал головой: – Пока рано. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– Абзац! Прошлый век! Ну почему ты у меня такой несовременный? Гомункул какой-то. Все ходят с губами и грудью. Это выглядит так лакшери! Одна я, словно быдло замкадовское.
– Такое «быдлочко» – глаз не оторвёшь! – супруг попытался превратить всё в шутку, целуя при этом плечи и руки Камиллы. – Ты у меня – сама Гармония.
– На фуршете твой босс так на меня пялился. Вот если бы ты не был жмотом, я бы подчеркнула свои прелести, и тогда он был бы вынужден назначить тебя своим замом. А то так и будет ещё три года обещать.
Она думает, что именно так решаются карьерные вопросы. Макс мысленно ухмыльнулся. Впрочем, кто его знает? Воспоминания о работе в субботнее утро не навевали ничего, кроме грусти, и неприятной тяжести в области солнечного сплетения. Поэтому супруг решил перевести разговор в другое русло:
– Нам не пора ехать?
– Нет, – она прижала свои ненакачанные губы к его уху и горячо зашептала: – Ты меня хочешь?
Максим, соблюдая семейный обряд, ответил в унисон:
– Очень.
– А почему ты меня очень хочешь?
В ответ должны были посыпаться комплименты. Но в этот раз муж неожиданно и просто сказал:
– Потому что я хочу, чтобы у нас был ребёнок.
Этот ответ прервал железную традицию, которая непременно вела супругов в спальню. Мила резко отстранилась от мужа и холодно констатировала:
– Ты это специально сказал, потому что не хочешь меня. Я давно поняла, что ты меня разлюбил.
Она отстранённо села за стол и машинально включила телевизор, показывая всем своим видом глубокую обиду. Максим решил снова начать петь супруге дифирамбы:
– Я хочу, чтобы у нас была полноценная семья. А наш ребёнок походил на тебя. Ведь моя жена такая гармоничная. Она …
Не успел он придумать эпитеты, как экран телеящика засветился и заговорил голосом героя Олега Басилашвили из фильма «Осенний марафон»:
– И шьёт!
– Да! – ответила героиня Марины Неёловой.
– И готовит!
– Да!
– И печатает, и стирает, и спасает, и мучает…
– Ну вот, я же говорил, что со мной уже телевизор разговаривает, – Максу захотелось перевести разговор в шутливую плоскость.
Но супруга лишь поджала губы, взяв в руки айфон. Взглянув на время, она всполошилась:
– Очуметь! Уже почти двенадцать. Я обещала в час приехать. Ксюха на фекалии изойдёт.
Они быстро собрались. В дачной зоне близ Мошкарова, где на живописной опушке соснового бора стоял загородный домина, их ждали друзья, чтобы вместе провести уикенд. Собственно, собирать особо было нечего. В сумку легко поместились купальники, футболки, шорты и запасное нижнее бельё. Выпивку и что-то необычное из продуктов супруги собирались купить по дороге. Пока Максим открывал багажник, чтобы положить туда собранные вещи, Камилла выхватила у него ключи и побежала к водительской двери:
– Чур, я поведу. Я знаю классный маркет, где можно купить экологически чистые зелень, клубнику и овощи.
«Помешались все на эксклюзивных пучках петрушки и сельдерея, – подумал Макс, но ничего не сказал, мысленно добавив: – А ведь на природу едем, где этого добра, априори, должно быть валом».
Через час, поместив пакеты с продуктами для пикника в тесный багажник кабриолета, они уже мчались по Скоростному диаметру, взлетев по эстакаде над куполами города и гладью Светлояра. Максим, наконец, забыл об утреннем двойном «у» и обозначил на губах вполне естественную улыбку. Денёк суперский! Солнце лучезарное! Небо лазурное! Хочется впитывать в себя наслаждение этого драйва без всяких ограничений.
– Мила, опусти крышу.
Супругу уговаривать не пришлось. Она любила ездить с открытым верхом. Атмосфера сразу наполнилась не только свежим воздухом, но и городским шумом. С ужасным грохотом и рёвом их обогнал тяжелый байк. Пассажирка на ходу сняла шлем, и, полыхая на ветру волосами, выразительно уставилась на автомобиль супругов. Макс в ответ подмигнул девушке и, улыбаясь, осторожно помахал ей рукой. Он посчитал, что она хотела поменять своё место в трескучем мотоцикле, на пассажирское кресло в красном Мерседесе с экстерьером Avantgarde. Естественно, при условии, что за рулём будет он. Затем Макс обратил внимание, что в окнах обгоняемого ими автобуса все тоже пялились на их машину. Сдурели все, что ли? Да, машина классная и редкая. Но мы же едем по Китежу, а не по Выдропужску. Название этого города всегда поднимало настроение, когда он проезжал мимо него по пути в столицу. Макс при этом каждый раз вслух произносил одну и ту же фразу, ставшую традицией: «Выдропужцы, дети мои!» Дальше, больше. Неестественное внимание к их кабриолету продолжало накапливаться в душе Макса каким-то тягучим предчувствием нехорошего. Дошло до того, что многие попутчики пытались снять автомобиль супругов на свои девайсы. Камилла тоже обратила на это внимание, и, не выдержав, показала средний палец пассажирам очередного обгоняемого микроавтобуса.
Сразу после съезда с платной дороги на Зеленодольское шоссе, их остановил гаишник. Он внимательно осмотрел открытый салон кабриолета, долго изучал документы и, наконец, вернув их, сказал:
– Можете ехать, – офицер немного помялся. – Это, наверное, не запрещено, но я настоятельно рекомендую вашему пассажиру одеться. Его могут увидеть дети. Это не есть хорошо. Да и аварию его вид вполне способен спровоцировать.
Его слова пролетели мимо ушей Макса. В это время он как раз углубился в изучение новостей на экране своего айфона. Мила внимательно и недоумённо посмотрела на супруга, но ничего не сказала, нажав при этом на педаль акселератора. По пути она время от времени поглядывала на мужа. Это не осталось без его внимания:
– Что не так?
– Мент что-то сказал про твою одежду.
– А в ней, что не так?
– Я откуда знаю? Еду и думаю: мы дураки, или он дебил.
Только теперь ранее игнорированные слова гаишника всплыли в голове Макса:
– Да, он посоветовал мне одеться. Не понял. Или не мне?
Только теперь он впервые взглянул назад. На кожаном сидении их вычищенного до блеска свадебного подарка тестя развалился абсолютно голый мужик. Уловив его взгляд, назад повернулась и Камилла.
– А-а-а-а!!! – завизжала она от неожиданности.
Её истеричный визг молниеносно слился в унисоне с испуганным криком Макса. Но этот дуэт голосов, вмиг вознёсшихся к «ля» четвёртой октавы, тут же потонул в пугающе оглушительном гудке обгоняющего их дальнобойного грузовика, исполнившего пронзительное «до» контроктавы. Причиной такого оглушительного сигнала явилось поведение кабриолета. Мила, увидев голого мужика, позабыла обо всём, сбросила ногу с педали газа и отпустила руль. Грузовику пришлось выскочить на встречную полосу, чтобы не смести с дороги потерявший скорость и управление кабриолет. Макс, подхватил рукой рулевое колесо, выправив прямолинейное движение, и скомандовал:
– Остановись!
Жена послушно съехала на обочину. Они внимательно посмотрели в глаза друг друга. Словно спрашивая: ты тоже это видишь? Затем синхронно перевели взгляды назад. Мужик нагло продолжал лежать в той же позе. Глаза его были закрыты. Голова умиротворённо покоилась на сидении. Одна нога тоже лежала на нём, а вторая свисала вниз. Всё это создавало иллюзию, что незнакомец специально эпатировал окружающих видом своих гениталий. Судя по седой шевелюре, эксгибиционист был уже немолодым человеком. Но поджарая фигура, отточенный торс и рельефные бицепсы говорили о том, что он уделяет своему внешнему виду повышенное внимание, систематически занимаясь спортом. Сердце Макса перестало хаотично скакать внутри оболочки тела, и он, наконец, смог задать вполне резонный вопрос:
