Детокс

Я выскакиваю из дома и стремглав мчусь до метро, бегу вниз по эскалатору, вполголоса подгоняю поезд и дико злюсь на людей, которые, по моему мнению, слишком задерживают движение. Когда я вылетаю из метро, оказывается, что пошёл дождь. Самый настоящий летний ливень, а я, конечно, не захватила с собой зонтика, и даже капюшона на куртке у меня нет. Я бегу под дождём, бегу так, что, кажется, вот-вот выплюну лёгкие, наступаю в лужи, и ноги промокают насквозь, а тушь, наверное, стекает потоками по лицу, но у меня даже нет времени посмотреться в зеркало. Я влетаю в аудиторию за минуту до начала экзамена – мокрая, потная и запыхавшаяся. Получаю бланк с тестом, плюхаюсь на заднюю парту и только тогда перевожу дыхание.

Что ж, по крайней мере, я совсем не нервничаю. Эта пробежка выжала из меня последние соки, и сил на волнение просто не осталось.

Управляюсь с тестом на удивление быстро. Закончив, думаю, что стоит ещё посидеть, проверить свои ответы и покопаться в памяти. Но внезапно осознаю, как мне всё это надоело, как опротивело до тошноты. Я понимаю, что больше просто не могу это видеть – все эти даты, исторические события, эти бланки и печати, сосредоточенные лица абитуриентов и постные – экзаменаторов. Не могу больше! Сдаю тест первой, выясняю, что общие результаты всех экзаменов будут известны через неделю, и выхожу на улицу.

Там свежо, и дождь всё ещё моросит. Я подставляю лицо каплям, глотаю их и блаженно жмурюсь. Медленно бреду обратно к метро. В голове ни единой мысли, благословенная пустота, даже облегчения я пока ещё не чувствую. Не хочется никому звонить, даже маме. Я просто иду и иду, никуда не торопясь и всё больше промокая. Оставляю мокрые следы в метро – на полу, на поручнях эскалатора и даже на сиденьях. Капли падают с волос и струятся по лицу, и мне начинает казаться, что люди смотрят на меня как-то странно. Всё равно.

На Московской я захожу в магазин и покупаю большую банку Ред Девила. Захожу домой, переодеваюсь в сухое и вылезаю на балкон. Неторопливо пью из баночки, курю, наблюдаю, как заканчивается дождь, как небо светлеет и из серого становится голубым. Думаю, что теперь всё изменится, и в какой-то момент жарко молюсь всем известным мне Богам: пусть эти перемены будут к лучшему, пусть дальше будет ещё веселее, ещё интереснее. И тут же смеюсь над собой – разве может быть иначе, разве может меня ждать что-то плохое? Конечно, нет.

И, наверное, в этот момент я по-настоящему счастлива.

* * *

Реальность выдёргивает меня с балкона спустя полчаса, реальность напоминает о себе телефонными звонками от мамы, Ромы и Ленки. Я говорю маме, что всё вроде бы неплохо, но я не хочу ничего загадывать. То же самое повторяю Роме, который лучится нездоровым оптимизмом: он уверен, что я уже поступила. Мы договариваемся встретиться вечером, и я снова предвкушаю прогулку наедине, а может, и не только прогулку, – предвкушаю с некоторой печалью. Если мой план осуществится, я стану девушкой Влада. Возможно, мы с Ромой увидимся сегодня в последний раз…

Или не увидимся.

Мне звонит Ленка, выслушивает рассказ об экзамене и совершенно неожиданно зовёт меня к себе на дачу дней на пять. Я немедленно соглашаюсь, и даже мысли о Роме не могут меня остановить. Я уеду из города, сменю обстановку и буду тусить и веселиться с Ленкой, а не дёргаться в ожидании вердикта экзаменаторов. Это хорошая идея.

Я собираюсь в мгновение ока, просто кидаю в рюкзак первые попавшиеся шмотки, купальник, расчёску и чёртову тучу своих кремов. Затем, опомнившись, звоню маме, – в конце концов, нужно получить её разрешение. Отпросившись у мамы, я встаю перед дилеммой: нужно сообщить Роме, что мы сегодня не увидимся, а я, как ни смешно это звучит, ещё ни разу не звонила ему сама.

Я закуриваю и бездумно пялюсь на телефон. Чушь какая-то. Я гуляла с ним много раз, рассказывала ему о личном, я целовалась с ним, – почему мне так сложно просто набрать его номер? Извиниться и сообщить, что планы изменились. Что в этом такого?

Но я не могу. Фиг знает, почему, я пытаюсь заставить себя позвонить, но просто не могу. В конце концов я сдаюсь и пишу смс. Затем хватаю куртку и выскакиваю из дома. Я, как всегда, опаздываю, а электричка, как справедливо замечает Ленка, ждать не будет.

А на улице настоящее лето, аквамариновое небо, палящее солнце и никаких напоминаний об утреннем ливне. Я бегу и улыбаюсь, наслаждаюсь свободой и предвкушаю грядущий отдых. И только мысль о Роме сидит где-то на задворках сознания и отравляет охватившую меня безмятежность.

Он звонит мне, когда я уже почти спускаюсь в метро. Он хочет увидеть меня, хотя бы проводить. Но он далеко, а я ужасно опаздываю, и, как бы мне не хотелось с ним встретиться, я понимаю, что он не успеет. Поэтому я прощаюсь и обещаю, что мы увидимся, когда я вернусь – хотя знаю, что, возможно, этого не случится.

Что ж, значит, так тому и быть.

* * *

Спустя час электричка уносит меня от Питера на природу, а ещё через два часа мы с Ленкой выползаем из поезда, немного одуревшие от долгой поездки, берём по коктейлю в магазине на станции и топаем на берег озера. Я усаживаюсь на золотой песочек, смотрю на водную гладь, на солнце, отражённое в озере – и только теперь, наконец, выдыхаю.

Мне становится легко и весело. Я допиваю коктейль и уговариваю Ленку взять ещё по одному, я бегаю по воде и брызгаюсь, смеюсь и даже что-то напеваю. В какой-то момент меня просто поражает странная мысль, поразительный контраст: только утром я опаздывала на экзамен, читала в метро про распад СССР и мокла под дождём, а сейчас я на берегу озёра, счастливая и пьяная, в небе ярко светит солнце, и все испытания позади. И это… это просто нереально круто.

Ближе к вечеру мы с Ленкой всё же добираемся до её дома, ужинаем и залезаем на чердак, где нам предстоит ночевать. Там деревянные стены, а в окно заглядывает луна, это кажется мне ужасно романтичным и возвращает к мыслям о Владе. Я лежу в кровати и мечтаю. Что выйду за него замуж, что у нас будет такой же милый деревянный дом, в нём будет камин и огромная терраса, а вокруг – сосны и ели. И луна так же будет заглядывать в окно нашей спальни, и ветерок будет шевелить занавески, и мы будем там только вдвоём. Я почти засыпаю, но в начале первого ночи раздаётся телефонный звонок. Рома. Он немного пьян, говорит, что скучает, и в десятый раз спрашивает, когда я собираюсь вернуться в город. Я улыбаюсь, и, засыпая, вспоминаю его улыбку и поцелуи. Кажется, я не буду сильно жалеть, когда придёт время уезжать отсюда.

На следующий день отдых продолжается. Мы купаемся, загораем и целыми днями бродим по окрестностям. По ночам мы тайком вылезаем из дома, чтобы покурить, не спалившись перед Ленкиными родителями, и это дико забавно. Собравшись с духом, я рассказываю подруге про свою идею насчёт вечеринки, и она соглашается, что это было бы очень круто. Я стараюсь не думать о поступлении, о том, что меня могут и не принять. Если честно, у меня и времени не хватает на такие мысли. Мои дни под завязку набиты прогулками, развлечениями, летом, солнцем и теплом.

И Рома звонит мне каждый день.

* * *

Спустя пять дней безбожно ранним утром я уезжаю в Питер: на следующий день нужно ехать в институт, узнать, чем закончилась моя эпопея с поступлением. В электричке я то задрёмываю, то просыпаюсь, любуюсь сосновыми лесами, пологими холмами и озёрами, и постепенно в моей голове начинает вырисовываться чёткий план.

В конце концов, я смогу устроить вечеринку, даже если окажется, что я не поступила, верно? Я буду ужасно расстроена, и мне нужна будет поддержка, и Влад сможет мне её оказать, сможет утешить меня и успокоить. К тому же, мне захочется выпить, и я уж позабочусь о том, чтобы Влад тоже выпил. А дальше всё может повернуться как угодно. Ну а если выяснится, что я поступила, алкоголь просто обязан будет литься рекой!

Дома я выпиваю баночку Ред Девила для храбрости и звоню нескольким людям, которых хотела бы завтра увидеть. Серёга, Андрей и Дима – Ленкины одноклассники, с которыми я начала общаться, потому что они были старше, и которые в итоге стали казаться мне такими же малолетками, как и мои ровесники. Видимо, именно поэтому ребята остались моими друзьями, и никто из них не перешёл в разряд бывших возлюбленных или парней, разбивших мне сердце. Света и Маша – девочки из параллельного класса, с которыми мы сдружились на почве совместных прогулов физкультуры. Все, кроме Светы, обещают прийти, Света вроде бы занята, но говорит, что постарается выкроить время. Я вздыхаю. Это был самый лёгкий этап.

Затем я открываю вторую банку Ред Девила и ухожу на балкон медитировать. Немного собравшись с духом, набираю номер Влада. Рассказываю, как волнуюсь, как боюсь завтрашнего дня и вердикта экзаменаторов, подчёркиваю, как много я училась, как изо всех сил старалась и как раздавлена буду, если окажется, что мои усилия ни к чему не привели. И – о, чудо! – Влад соглашается прийти.

Остаток дня я пребываю в каком-то истерическом состоянии. Тут и возбуждение от предвкушения завтрашней встречи, да и Ред Девил имеет свои неповторимые эффекты. Я слоняюсь по дому, ни за что не могу взяться, ни на чём не могу сосредоточиться. Вечером звонит Рома, и я воспринимаю его звонок, как спасение от скуки и от тревоги. Но, увы, сегодня он не может встретиться – допоздна занят на работе. У меня вырывается разочарованный вздох, и Рома предлагает встретиться завтра. Я бормочу что-то невнятное – по непонятной мне самой причине я не хочу рассказывать ему о моих завтрашних планах. Ложусь спать в два часа ночи и ещё часов до четырёх ворочаюсь с боку на бок, пока наконец меня не одолевает беспокойный сон.

Следующее утро не многим лучше. Я совершенно не выспалась, но подскакиваю с кровати в девять утра. Чтобы выпустить пар, собираюсь на утреннюю пробежку, бегу по залитой солнцем аллее Гагарина: наушники в ушах, ветер в лицо. Сердце то и дело подскакивает куда-то к горлу, потому что я наконец-то понимаю: вот он, решающий день, вот он, тот миг, ради которого всё, собственно говоря, и затевалось. Это понимание потрясает меня до глубины души, так, что в какой-то момент я малодушно желаю вернуться в какой-нибудь апрельский или майский денёк, когда нужно было просто корпеть над учебниками и стараться не есть после шести вечера.

Мне определённо нужно встряхнуться, и я залезаю в душ. Затем сушу волосы, наношу лёгкий макияж и делаю самую скромную причёску из всех возможных. Строгие брючки и белая блузка без рукавов довершают образ приличной девочки. К одиннадцати я готова, и, хоть результаты будут известны только после часа, я буквально не в состоянии сидеть дома и ждать. Я выхожу на улицу и потихоньку бреду к метро.

Не припоминаю, когда в последний раз я так нервничала. Я на таком взводе, что еле-еле замечаю давку в вагоне и сутолоку перед Балтийской. К институту бреду буквально на автопилоте и едва не пропускаю нужный поворот. В голове всего одна мысль, всего одна фраза: вот сейчас всё и решится. Вот сейчас.

Целый час я сижу в коридоре перед приёмной комиссией в ожидании вердикта – или чуда. Периодически замечаю знакомые лица ребят, с которыми сдавала экзамены. Они совсем не волнуются – почти все они собирались поступать на платное. Я же нервничаю так, что у меня нет никаких сил на разговоры или даже приветствия. Часть меня считает, что это неправильно: скорее всего, с этими людьми мне придётся учиться, и не стоит начинать с грубости. Другая часть истерически вопит, что мне ни за что не удастся поступить, и этих людей я никогда больше не увижу, так что могу прямо сейчас послать их всех к чёрту. Я выбираю промежуточный вариант и только вымученно улыбаюсь, когда вижу очередное знакомое лицо.

Наконец наступает решающий момент – можно зайти в приёмную комиссию и узнать… узнать. Я пришла раньше всех, поэтому иду первой. Точнее, ползу на подгибающихся ногах, а сердце в этот момент колотится так, что мне кажется, его стук слышат все окружающие. В комнате три экзаменатора – две женщины и мужчина, и одна из женщин говорит мне… говорит мне… что?

Я поступила. Сама. На бюджет. Единственная из всех поступавших на этот факультет. У меня всё получилось. Я поступила.

Экзаменаторы поздравляют меня и вдруг осекаются на полуслове. Должно быть, вид у меня совсем безумный, потому что экзаменатор-мужчина предлагает мне воды и присесть.

Я качаю головой – нет, нет. Затем широко улыбаюсь. Чувствую, как к моему лицу возвращаются краски. Хочется обнять и расцеловать всех экзаменаторов, но потом я думаю, что это, наверное, всё же слишком. Поэтому я беру памятку первокурсника, от всей души всех благодарю и выхожу из кабинета. Звоню маме и сообщаю радостную новость – очень тихо, словно это мой волшебный секрет. Долго курю и болтаю со знакомыми ребятами, потом мы все вместе идём к метро и потихоньку разбредаемся по разным веткам. Я даже думать боюсь о том, что случилось, боюсь расплескать свою радость.

И, тем не менее, не думать я тоже не могу. Всё во мне поёт и звенит от счастья и предвкушения, и я думаю: раз я поступила, значит, и дальше всё будет хорошо. Всё пойдёт по моему плану, всё удастся, всё сбудется.

Сегодня будет потрясающий день, я уверена.

* * *

Дома я включаю Muse на полную громкость, танцую и пою, попутно распивая баночку Ред Девила. Кажется, я начинаю привыкать к этому напитку. Ничего, не страшно, сегодня мне можно, сегодня мне всё можно!

Мне звонит Рома, и я сообщаю ему, что мне всё удалось. Он, конечно, снова предлагает мне встретиться вечером, и я не говорю ни да, ни нет. Мне не хочется обижать Рому, хотя, если честно, сейчас мне совершенно не до него.

Я начинаю собираться. Мою голову, укладываю волосы, делаю в меру яркий макияж, крашу ногти в чёрный. Вытаскиваю все вещи из шкафа и в течение часа роюсь в куче шмоток, чтобы в итоге понять, что надеть мне совершенно нечего. В конце концов я останавливаю свой выбор на обтягивающих джинсах и футболке с открытыми плечами. Растрёпываю волосы, потому что укладка перестала мне нравиться. Добавляю немного теней на веки, потом стираю. И понимаю, что опять кошмарно опаздываю.

Мы решаем устроить вечеринку на высоте и забираемся на крышу девятиэтажки, предварительно заскочив в магазин. Я бдительно слежу за тем, чтобы алкоголя было как можно больше – в этом мне видится залог успеха всей затеи.

И сначала всё идёт хорошо. Все поздравляют меня с поступлением, все говорят, какая я молодец. Влад обнимает меня и целует в щеку. В мою честь поднимают тосты. Мне очень хочется, чтоб все как можно скорее поднабрались и расслабились, поэтому я подливаю всем ещё и ещё. Я в состоянии дикого возбуждения, буквально не могу усидеть на месте. В итоге, когда я сажусь на край крыши и свешиваю ноги вниз, Влад лично меня оттуда оттаскивает. На секунду я прижимаюсь к нему, вдыхаю его запах и чувствую его руки, ощущаю, как он обнимает меня за талию. Он так красив сегодня, на этой крыше, в лучах заходящего солнца. Его красота буквально слепит мне глаза. И в этот удивительный момент полуобъятия я буквально кожей ощущаю, что у меня всё получится.

Но волшебное мгновение проходит. Влад смотрит на меня сердито и говорит, что, если я ещё раз залезу на край, он немедленно уйдёт. Я смущённо улыбаюсь и обещаю больше так не делать.

Мой план трещит по швам. Да, все пришли, да, все планомерно напиваются.… Но почему-то это совершенно не помогает. Влад обращает на меня не больше внимания, чем обычно, не больше, чем все остальные, а, возможно, даже меньше. Он лежит на крыше, погруженный в свои мысли, курит, как паровоз, и молчит.

Доведённая до отчаяния, я удваиваю усилия. Я флиртую с другими ребятами, что до крайности всех удивляет, я включаю на телефоне музыку и начинаю танцевать, я заливаюсь смехом и отпускаю шутки, одну неудачнее другой, и окружающие уже начинают смотреть на меня несколько странно. Только Владу всё нипочём, он всё так же лежит и смотрит в небо, словно там есть что-то интересное. Словно небо ему куда интереснее, чем я.

В конце концов, я выдыхаюсь. Он так близко, я могу коснуться его, только протянув руку. И при этом он так далеко, мне до него не дотянуться, как бы я ни старалась.

Именно в этот момент у него звонит телефон, и я сразу понимаю – это она.

– Привет, родная, – говорит Влад.

У меня внутри всё обрывается. Такое ощущение, что я лечу в пропасть, что я всё же упала с этой грёбаной крыши и теперь с огромной скоростью приближаюсь к земле. А он даже не пытается понизить голос или отойти куда-нибудь. Он разговаривает со своей «родной», не обращая ни малейшего внимания на то, как мне плохо. Из-за безумного стука сердца и шума крови в ушах я почти не слышу, что он говорит, но улавливаю интонации – ласковые, заботливые, чуть насмешливые. Те самые интонации, с которыми он должен был обращаться ко мне.

На подкашивающихся ногах я подхожу к пакету с алкоголем, достаю банку Ред Девила и выпиваю половину почти залпом. Ловлю Ленкин сочувствующий взгляд. Кривлю губы в ухмылке. Я не должна разреветься здесь и сейчас. Только не это.

Дура, Боги, какая же я дура! Что я себе придумала – что он поведётся на мои накрашенные глаза, открытые плечи и успехи в учёбе? Он любит её, это же очевидно! Настолько любит, что готов ради неё бросить родной город, друзей, родителей! На что я только рассчитывала?

Влад заканчивает разговор и поднимается на ноги. Улыбается немного смущённо.

– Вы простите меня, но мне пора. Меня Алина ждёт в скайпе. Крис, не обидишься?

Я пытаюсь выдавить из себя ответную улыбку и слова о том, что всё в порядке. Но я не могу. Внезапно на меня накатывает гнев. Ладно, он любит эту чёртову Алину и никогда не будет со мной, но сегодня, в конце концов, мой день, день моего триумфа, и это моя вечеринка! Неужели долбаный разговор по скайпу с этой его зазнобой не может подождать? Впрочем, пусть идёт, тюфяк! Больно он мне нужен!

– Может, и обижусь, да какая тебе разница? – холодно отвечаю я. – Вали. Вали отсюда к чёрту! Алине привет!

Он недоуменно смотрит на меня, а затем в глубине его глаз я отчётливо вижу наступающее понимание. В какой-то момент мне кажется, что он хочет подойти ко мне, но он только передёргивает плечами.

– Прости, Крис. Пока, ребята.

Он уходит, и солнце светит ему в спину. Я провожаю его глазами, пока он не скрывается на лестнице, затем оседаю на пол. Слышу свой голос словно издалека:

– Кто-нибудь, налейте мне вина, пожалуйста.

Остаток вечера я планомерно напиваюсь. Ленка хочет поговорить со мной, но у меня нет сил на разговоры, да и не о чем говорить. Все мои усилия ни к чему не привели, мало того, они и не могли ни к чему привести, и я поняла это только сейчас! Я столько времени жила красивой сказкой, которую сама же и придумала, а теперь словно вся выгорела изнутри, совсем ничего не чувствую. Даже боли.

После моей выходки вечеринка плавно сворачивается. Ребята смущены и, я уверена, догадываются, что к чему. Находиться с ними рядом становится невыносимо, поэтому спустя час после ухода Влада я благодарю всех за хороший вечер, и мы с Ленкой отчаливаем. Мальчики собираются нас проводить, но я отказываюсь в самой решительной форме. Не могу, просто не могу их больше видеть!

Мы с Ленкой доходим до метро, берём себе по коктейлю и усаживаемся на лавочку в скверике. Ленка старается втянуть меня в разговор, но я упорно молчу, и, в конце концов, она оставляет свои попытки. Я допиваю свой коктейль и выбрасываю банку в урну.

– Ты же пойдёшь домой, да? Не натворишь глупостей? – спрашивает Ленка.

– Конечно, домой. Куда же ещё?

И только когда подруга прощается со мной и ныряет в метро, я понимаю, что просто не могу сейчас пойти домой. Не могу, как ни в чём не бывало, возвратиться в свою комнату, где повсюду учебники, тетради, где на кровати свалены футболки, из которых я выбирала самую симпатичную, где в музыкальном центре диск The Doors, который он мне дал. Сплошные напоминания о том, что никогда не сбудется. Нет, я не могу идти домой, разговаривать с мамой, принимать её поздравления…

Есть только один человек, которого я хотела бы сейчас видеть.

Впервые в жизни я сама набираю номер Ромы, слишком пьяная и расстроенная, чтобы переживать ещё и из-за этого.

– Привет. Мы можем встретиться?

* * *

Рома спрашивает, где я, и предлагает приехать, но я слишком взвинчена и слишком несчастна, чтобы ждать его. Я прыгаю в метро и спустя пятнадцать минут оказываюсь в Парке Победы.

– Мне кажется, вы пьяны, – приветствует меня Рома.

– Да, и собираюсь напиться ещё больше, – отвечаю я и тяну его к магазину. Он берёт меня за руку, и даже этот невинный дружеский жест практически доводит меня до слёз.

– Что с вами всё-таки случилось? – спрашивает Рома, когда мы устраиваемся на берегу пруда и открываем свои коктейли. Мне снова хочется плакать.

– Ром, я тебя обманула. Я встречалась сегодня с Владом, – всхлипываю я и вываливаю свою печальную историю. Чем больше я говорю, тем более ужасным мне представляется всё произошедшее. Нечего ждать. Не к чему стремиться. Некого любить. Всё было зря.

– Тлен и безысходность, – резюмирует Рома и внезапно подмигивает мне. – Но вы всё же поступили, как и хотели.

Его слова вызывают во мне новую волну истерики. Я вспоминаю, как счастлива была совсем недавно, ещё сегодня утром, как полна была надежд, как уверена в том, что всё будет прекрасно. А теперь…

– Да зачем мне это теперь? – рыдаю я. – Думаешь, я так уж хочу учиться? Думаешь, нужен мне этот долбаный институт?

– Идите сюда, – зовёт Рома. Я придвигаюсь ближе к нему, и он обнимает меня за плечи. – Не говорите глупостей. Вы старались, занимались, и у вас всё получилось. Не стоит это обесценивать. Это сейчас вам кажется, что всё плохо, а потом вы будете рады, что не сдались. Что касается вашего мальчика… ну, мы не всегда получаем всё, что нам хочется.

Эта фраза поражает меня до глубины души.

– Но в том-то и дело, Ром, – бормочу я в некотором недоумении. – Я всегда получала то, что хочу. Я дружила с теми, с кем хотела, и встречалась с теми, с кем хотела, и у меня всегда всё было…

– Но это не может продолжаться вечно. Однажды вам всё же придётся это понять.

– Только не надо намёков на мой возраст. Типа, я малолетка, и жизни ещё не видела, и…

– Тем не менее, так и есть, – говорит Рома и улыбается. – Это-то мне в вас и нравится.

Я снова шмыгаю носом и кладу голову ему на плечо.

– Я совсем не знаю, что мне теперь делать, – беспомощно говорю я. – Хотя нет, знаю. Нужно выпить водки.

Его грудь вибрирует – он смеётся.

– Водки?

– Да. Только с соком, конечно. Ром… мне нужна перезагрузка. Нужно напиться до зелёных чертей, и тогда я что-нибудь придумаю. Пойму, чем мне жить дальше.

– Не думаю, что это надёжный способ, – говорит он немного грустно и целует мои волосы. – Ладно. Так что, пойдём ко мне? Мы же не будем пить водку на улице, верно?

Я киваю, и, несмотря на все мои печали и разочарования, меня охватывает некое предвкушение. Мы вдвоём у него. Наедине. Пьяные.

И впервые за последние три часа мне становится интересно, что будет дальше.

* * *

Мне бы хотелось сказать, что тот вечер прошёл замечательно, но я не могу. Всё дело в том, что я далеко не всё помню, а то, что помню – только моментами, отрывками и весьма сумбурно.

Дома у Ромы я первым делом звоню маме и произношу только одну фразу: «Мам, извини, со мной всё нормально, но я буду утром». После этого я отключаю телефон. Мама стала бы задавать вопросы, потом кричать, требовать, чтоб я немедленно притащила свою задницу домой, и снова кричать… А я не готова сейчас к этому, мне этого просто не выдержать. Тем не менее, мне немного не по себе: я никогда раньше так не поступала, никогда не оставалась где-то на ночь без недвусмысленного маминого разрешения. Даже не представляю, как я на такое решилась.

Но, видимо, что-то во мне сегодня действительно надломилось, и вещи, прежде имевшие значение, стали гораздо менее важными. А может, я просто дьявольски пьяна.

И, конечно, как я и говорила, я собираюсь напиться ещё больше. Мы устраиваемся в комнате, и Рома немного суетливо пытается убрать фотографии своей девушки, развешанные по зеркалу. Я машу рукой – мне до этого нет никакого дела.

– Как её зовут? – вяло спрашиваю я.

– Тома. Тамара.

– Ну, привет, Тамара, – я вглядываюсь в изображение девушки на фотографии. Очень приятная, кажется, немного старше меня, улыбается… – Дурацкое имя, если честно, – резюмирую я и смеюсь. Рома нервно улыбается и всё-таки снимает с зеркала фотографии. Вот и хорошо.

Мы открываем бутылку. Я перемешала водку с грейпфрутовым соком и теперь потягиваю свой самодельный коктейль. Удивительно коварная штука, алкоголь в нем почти не чувствуется.

Я не помню, о чём мы разговариваем, – видимо, о каких-то пустяках. Затем я требую включить музыку и начинаю танцевать под Европу Плюс. Я даже делаю попытку устроить стриптиз и пытаюсь стащить с себя одежду. Рома смотрит на мои старания со снисходительной улыбкой, я же из кожи вон лезу, чтобы выглядеть взрослой и сексуальной – понятия не имею, зачем мне это нужно. Но мои джинсы слишком узкие, чтобы снять их, мне нужно лечь на спину и втянуть живот, а ещё желательно, чтобы кто-то дёргал за штанины. Провернуть это так, чтобы смотрелось эротично, представляется маловозможным, так что в итоге я падаю на кровать в джинсах и лифчике, задыхаясь от смеха.

Видимо, я и вправду очень сильно напилась, потому что моё сознание присутствует как будто в двух измерениях. Прямо сейчас мне очень весело, я постоянно смеюсь, прямо-таки хохочу и взвизгиваю. Но при этом я знаю, что это просто алкоголь, и в глубине души мне совсем не весело, мне хочется забиться в уголок и выплакать своё горе. Я всё ещё помню, что случилось сегодня. Сколько же нужно выпить, чтобы это забыть?

* * *

В конце концов печаль берёт верх. Я ещё продолжаю веселиться, словно по инерции, но в какой-то момент просто опускаюсь на диван и замолкаю. Я думаю о том, что всё вокруг меня – фальшивка. Это моё веселье, точно так же, как моя мечта, и моя цель, и всё, что я ради этого сделала. Всё оказалось ненастоящим, всё превратилось в ложь. Осталось ли в моей жизни хоть что-то реальное?

И неожиданно реальностью оказываются руки Ромы, обвивающие мою талию, и его губы, настойчиво прикасающиеся к моим. Он осторожно укладывает меня на кровать и ложится рядом, он целует меня – так нежно и бережно, словно я могу разбиться от неловкого прикосновения. И от его поцелуев мне почему-то хочется плакать, пока всё тело не охватывает знакомый уже жар. И я с удивлением понимаю, что готова отдаться ему прямо здесь и сейчас, и мне абсолютно всё равно, что будет дальше. Я стаскиваю с него рубашку и целую его грудь, я пытаюсь стянуть с себя джинсы, моё сердце бешено колотится от предвкушения и…

И вдруг он отстраняется, садится на кровати и закуривает.

– Ну ладно, – говорит он. – Этого не будет.

Я чувствую ужасную злость напополам с разочарованием. Всё моё тело требует его прикосновений, и он хочет меня так же, как я его, я уверена. Так почему же…

– У тебя что, пунктик на возрасте? – практически кричу я. – Мне почти восемнадцать, и я не девственница, так что ты можешь успокоиться и…

– Я не стану с тобой спать только потому, что ты расстроена из-за другого парня, – говорит Рома. – И я чувствую к тебе больше, чем просто похоть. Ты мне нравишься, очень нравишься, и я не хочу всё портить. Как же ты не понимаешь…

Я действительно не понимаю, как секс может испортить что-то между нами, но умолкаю, потому что впервые в жизни вижу его раздражённым. Я доливаю в стакан остатки водки и залпом выпиваю. Затем закуриваю сигарету и вздыхаю.

– Похоже, сегодня у меня день сплошных обломов.

– Вы поступили в институт, – Рома улыбается и обращается ко мне на вы, значит, гроза миновала. Я прислушиваюсь к себе, и впервые за этот вечер мысль о поступлении вызывает во мне какие-то эмоции. По крайней мере, это будет что-то новое. Совсем другая жизнь. И потом, не зря же все кричат, что студенческие годы – самые отвязные и потрясающие? Я тоже улыбаюсь уголком губ.

Мы засыпаем в обнимку, а перед сном ещё долго целуемся, и это одновременно и прекрасно, и мучительно. Уже проваливаясь в сон, я слышу, как он шепчет: «Только не привязывайся, маленькая», но засыпаю прежде, чем успеваю это обдумать. Это был очень длинный день.

* * *

Я просыпаюсь около восьми утра. Рома тихо посапывает рядом, а я на цыпочках выползаю на кухню, закуриваю и пытаюсь хоть как-то осмыслить всё произошедшее.

Мне плохо. Мне плохо физически: мой организм не привык к таким дозам алкоголя. Меня подташнивает, ужасно хочется пить, и во всём теле дикая слабость. От сигареты начинает жутко кружиться голова, так что я чуть не сваливаюсь с табуретки.

Но самое главное – мне ужасно, кошмарно плохо морально.

Всё, что случилось вчера, наваливается на меня и атакует мой протрезвевший, но дико похмельный мозг. Влад. Моё ужасное разочарование. Рома. Звонок маме. Блин…

Зачем я вчера столько пила? Зачем надо было напиваться с самого начала? Любовь к Владу борется во мне с растоптанным самолюбием, и этим печальным утром самолюбие побеждает. Если бы я настолько не напилась, никогда в жизни не стала бы вести себя так глупо, как истеричная идиотка. Я съёживаюсь в комочек, вспоминая, как кричала на него, как посылала его к чёрту. Ведь все присутствовавшие, конечно же, поняли, в чём дело, и сам Влад тоже всё понял. Теперь я даже отчасти рада, что он скоро уезжает. Не представляю, как после такого смотреть ему в глаза.

И мама. Как, ну вот как я могла так поступить? Ничего ей не объяснить, не отпроситься, не поговорить толком, просто бросить трубку и выключить телефон. А ведь мы с ней ещё даже не виделись с тех пор, как я узнала, что поступила. И теперь вместо поздравлений меня ждёт головомойка – и вполне заслуженная! Мне хочется плакать, я с тоской думаю, что эта вечеринка была моей самой ужасной идеей. Лучше бы я осталась дома. Мама бы купила тортик, и мы с ней отметили бы вдвоём моё поступление. И всё было бы хорошо. Предательская слезинка скатывается по моей щеке, и я поспешно стираю её пальцами.

И Рома. Почему, ну почему я так себя вела? Почему я буквально предлагала себя человеку, который меня не хочет, – причём, если задуматься, дважды за день? Ведь я же не такая, я не какая-нибудь шлюха и я действительно люблю Влада! Тогда почему я не пошла домой плакать в подушку по моей растоптанной мечте? Почему вместо этого я позвонила Роме, напилась с ним и залезла к нему в кровать?

Я обхватываю голову руками и тихо всхлипываю. Потом закуриваю ещё одну сигарету. От курения мне делается только хуже, но плохое самочувствие хоть как-то отвлекает от самоуничижительных мыслей.