Мы могли бы отправить автоматона с Буревестником, а сами затеряться где-нибудь в Зангао. Только вот Мэй себе не простит, если бросит свое детище на произвол судьбы, а Контрем решит им воспользоваться так же, как Анталамория. А я не сдаю назад. Не для того я вляпывалась в дерьмо оппозиции, чтобы конфедераты на блюдечке получили идеального раба-солдата. Нет уж, придется и им попотеть.
– Я подумаю, – сонно фыркнула я, с замиранием сердца чувствуя, как губы, скользящие по моему виску, улыбаются. – Если утром проснусь не в одиночестве.
С губ инквизитора сорвался мученический стон, отозвавшийся во мне характерной пульсацией. Меня бережно уложили на скрипящий диван в одной из комнат второго этажа и присели напротив, чтобы наши лица были на одном уровне. Но я стоически жмурилась, потому что знала – открою глаза, взгляну в чернильные омуты с морщинками-лучиками и снова сдамся.
– Ты не понимаешь, на что обрекаешь меня.
На ночь рядом, но не вместе. Садизм требует своего, угу.
– На подвиг, – саркастично фыркнула я. И передразнила. – Я же делаю тебя лучшей версией себя.
– Для тебя, – сквозь зубы выдохнул Мэй, отпихивая меня к спинке дивана. – Все, что угодно, – меня настойчиво, но все равно ласково придавило мужским телом, заставив восторженно пискнуть.
Я бы попищала подольше, но недвусмысленная твердость, обжегшая поясницу даже через одежду, непрозрачно намекнула, что еще немного моих звуков, и весь мой издевательский план будет вертеться… на оси, ага. Поэтому я затихла, наслаждаясь неизведанными ощущениями, и вдруг неожиданно даже для себя прошептала:
– С Полли ведь все будет хорошо?
– Еще бы, – с успокоительной безмятежностью тут же откликнулся Мэй, как бы невзначай прижимая меня теснее. Мне сразу стало нечем дышать, но я не стала прерывать эту минутку нежности. – Она не первая, кого мы вытаскиваем из застенок Бюро.
Ну и славно. А то я как-то только сейчас поняла, что, если бы не она, я не встретилась бы с Мэем. Надо будет поблагодарить ее как следует.
Я думала, что после нервов сегодняшнего дня долго буду ворочаться, не сомкнув глаз. Но сама не заметила, как провалилась в спокойный сон без сновидений.
Зато утро началось бурно. С воплями, грохотом и отчетливыми колебаниями астрального фона.
Я подскочила в положение стоя, одновременно приглаживая наэлектризовавшиеся об обивку дивана кудри, растирая затекший левый бок и судорожно вспоминая, куда вчера скинула мехаскелет. Мэй уже был на ногах, трогательно помятый, но с «Уэбли» на изготовку. Кстати, а где он пополняет запас освященных пуль?
– Держись за мной, – скомандовал инквизитор, возвращая меня к насущным проблемам.
Я кивнула, послушно становясь за широкую спину с серебряным хребтом. И когда рубашку снять успел? Ложился вроде одетый.
Как всегда спросонья, мне никак не удавалось собрать мысли в кучу. Впрочем, в голове вовсе образовался вакуум, стоило только спуститься вниз.
По первому этажу аккуратным штабелем были разложены близнецы, Ева и мастер Дедерик. А над ними, непринужденно отряхивая руки, стоял невысокий, субтильный, даже скорее женоподобный дроу с волосами до плеч в неряшливо застегнутом черном костюме не по фигуре. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы толкнуть руку Мэя в сторону, спасая серокожего блондина с траектории выстрела. Точнее, спасая Мэя от последствий неосторожно выбранной жертвы выстрела.
– Здравствуй, Гаечка, – дружелюбно, как старой знакомой, улыбнулся мне гость, оскалив клыки. Все тридцать два клыка. В совершенно нечеловеческой улыбке до ушей, от которой у человека порвались бы губы. О его ноги почти в религиозном экстазе терся Джек Потрошитель.
– Анри? – напряженно вопросил Мэй, но снова поднимать все еще удерживаемый мной револьвер не торопился. Да, веры он может и лишился, но чуйка экзорциста осталась.
– Это… – я сглотнула вязкую слюну и продолжила скорее вопросительно, нежели утвердительно. – Друг?
– Друг, – еще шире, хотя казалось дальше уже некуда, улыбнулся гость, довольный моей догадливостью. Проследил за моим скептическим взглядом на штабель поверженных противников перед ним и игриво, по-бабски шаркнул ножкой. – Прошу прощения за беспорядок. Эта сладкая куколка встретила меня словами «изгоняем тебя, дух всякой нечистоты и всякая сила сатанинская», а я очень боюсь щекотки.
Экзорцизм заклинательницы ангелов для него всего лишь щекотный? У Теша совсем резьбу сорвало?! Кого он заточил в теле этого бедолаги? Дьявола?!
Когда я видела его в последний раз, он бесновался внутри сложнейшей запирающей веве, совершенно непохожий на человека. Именно им, одержимым духом лоа, хвастался мне Теш три года назад. Но сейчас он был не похож на одержимого. И от этого становилось только страшнее. Потому что значило лишь одно.
Человеческой души, восстающей против угнетения высшим темным духом, больше в этом теле не осталось. И я не знаю, лучше ли такая судьба, чем превращение в вампира, выпивающего чужие души.
– Барон Суббота отправил меня к тебе с предложением, Гаечка, – смазанным, неразличимым глазу движением гость вдруг встал рядом со мной, оказавшись почти одного со мной роста. По-свойски приобнял за талию и поверх моей головы взглянул открыто и нагло, снизу-вверх в глаза стоящему по другую сторону от меня инквизитору.
У меня от близости лоа перехватило дыхание, и я не была уверена, что причиной тому был страх. Предательская реакция тела взбесила, слова вылетели сами:
– А ты у него на побегушках?
Вот теперь дыхание перехватило точно от страха. Дроу даже подался вперед, шумно втягивая воздух около моей шеи, едва ли не капая вспузырившейся на клыках слюной. Пошло чмокнул языком и с бабскими ужимками дернул меня на себя, оставив мой жалкий выпад без внимания.
– Мы посплетничаем немножко, а, гроза детишек?
У меня упало сердце, а лицо Мэя исказилось, как если бы его разбил второй инсульт. Тонкие губы побелели, почти исчезнув, глаза застыли, как черное вулканическое стекло. Правая рука, татуированная изгоняющими сигилами, дернулась было, но послушно опустилась в ответ на мой предупреждающий скулеж.
Дроу лукаво подмигнул инквизитору, изящно тряхнул белым каре и, модельно виляя бедрами, утянул меня в подвал. В холодном бальзамировочном зале, где вчера работали близнецы, непринужденно запрыгнул верхом на лежащее на столе окоченевшее тело. Мило оскалился в ответ на мой фальшиво равнодушный взгляд и заговорил.
Я смотрела в клыкастую пасть, из которой в этом леднике не вырывалось ни облачка пара, и понимала, что план, предлагаемый Тешем, это самоубийство. Было бы, если бы я, как раньше, пыталась справиться со всем сама. Но теперь я не одна.
Я скопировала паскудную ухмылку Кудряшки Сью и пожала протянутую дроу руку, закрепляя сделку. И на миг, всего лишь на миг, но я успела заметить, мелькнул истинный облик гостя. Рост под два метра, перевитые жилами мускулы, темно-кофейная оркская кожа, дреды. Трость с набалдашником из человеческого черепа, черный цилиндр и плащ до пола с густым высоким воротником из петушиных перьев.
Так вот кто такой «перьевой» лорд. Меня угораздило заключить сделку с одним из тех, кого енохианство запрещает называть, а вуду зовут Папа Легба.
Глава 13. Свадьба худшего друга
Черный кэб притормозил у пафосно изукрашенных дверей «Гурмании», на одной из центральных улиц Верхней Тагарты. Я оставила шоферу деньги, забрала с заднего сиденья подарок и вышла на тротуар, поежившись. Пронизывающий ветер бросил в лицо колючее снежное крошево с черного бархата неба. Был еще даже не вечер, но в день зимнего Солнцестояния темнеет рано.
Я запрокинула голову, рассматривая здание в стиле античных храмов. Стойкое ощущение дежавю подсказывало, что на подобном мероприятии я не впервые. Но вспомнить, когда я, простая подмастерье мастера Дедерика, да к тому же оппозиционерка, могла затесаться в столичную элиту общества, мешала блокировка памяти.
Голова предупредительно откликнулась уколом боли в висок, и я послушно отстала от своих травмированных мозгов. Дохнула на руки, мерзнущие даже в перчатках, подошла ко входу в ресторан и мысленно выматерилась.
Гостей встречала гренадерская фигура из разряда «поперек себя шире» с лысой башкой и паскудной ухмылкой на мясистом лице. Давно не виделись, констебль Сьюзен. Еще бы столько же не видеться.
Я поправила съехавший на затылок цилиндр и невзрачный серый костюм-тройку с запонками стоимостью с дирижабль. И откуда только у Барти такая роскошь? Надеюсь, он не заложил «Буревестник». Сдув со лба черную челку мужского парика, я постаралась придать лицу безмятежное выражение, копируя… кого-то.
Сердце вдруг сжалось, в душе словно дыру пробили. Я едва не споткнулась в великоватых ботинках. Чувство было таким же, как в тот день, когда я поняла, что не могу вспомнить лица родителей. Поршень мне в выхлоп, неужели я позволила себе забыть кого-то, кто стал так же дорог?!
Словно плавая в тумане Сизого залива, я предъявила жандарму приглашение и документы на имя Генриха Орфана. Кудряшка Сью мазнул взглядом маленьких глазок по бумагам, паскудно ухмыльнулся, став похожим на бульдога, и кивнул на вход. Я была уверена, что он меня узнал, но мне это и требовалось.
Внутри было светло и жарко от сотен свечей в изогнутых канделябрах. Определенно, я уже видела подобное великолепие. Потому что для трущобной девицы, привыкшей к электричеству, мигающему от малейшего колебания астрала, у меня на редкость вялая реакция. Зато так меньше шансов, что во мне кто-то распознает этого самого трущобного жителя, которому на свадьбе аристократов делать совершенно нечего. Я подавила желание почесать зудящую под париком голову.
Было бы гораздо проще, устрой барон Суббота празднество в «Виновнице». Но Теш теперь под надзором тайной полиции и не может себе позволить посещать компрометирующие его заведения. Раньше я старалась избегать скопления бобби, а теперь сама иду в их силки. Но проигнорировать свадьбу этого скотины я не могла. И вовсе не из-за тех нездоровых отношений, что нас связывали. Особенно учитывая тот факт, что он на протяжении пяти лет вынуждал меня быть зависимой от него, когда лгал о наличии у меня «негативных эктоплазменных эманаций». Нет, я здесь не ради Теша. Просто свадьба – единственный шанс с ним встретиться, чтобы заполучить фотографии пост-мортем. А еще спасти Шпильку и заодно отомстить за убийство моих родителей.
Гостей, разряженных в фиолетовые, серебристые и малахитовые готические костюмы и платья, было порядка двухсот человек. Дроу, имперцы, бадави… Но Теша в белом шелковом костюме с бутоньеркой-орхидеей в петлице я заметила сразу. Как и он меня, несмотря на маскарад. В серых глазах мелькнул порочный азарт, от которого у меня в унисон засосало под ложечкой.
Пока я лавировала в толпе гостей, пробираясь к молодоженам, Теша отвлек какой-то парень, короткие белые волосы и сероватый румянец которого указывали на каплю крови дроу. Светло-зеленый костюм сочетался с фисташковыми глазами, смотрящими исподлобья с ленивой агрессией. Теш снисходительно пожал ему руку, в которой, как мне показалось, мелькнул конверт, сливающийся с белыми лайковыми перчатками обоих. Парень растворился в толпе, а я на всякий случай оглядела банкетный зал в поисках фантомов.
Но никаких духов в округе не наблюдалось, за чем пристально следили невзрачные типчики у стен в гогглах-пировидиконах и обходящий зал с видом хозяина вшиво-плешивый Его Святейшество. Либо в конверте были не фотографии пост-мортем, либо хунган каким-то образом научился маскировать фантомов.
Я наконец добралась до молодоженов. И с нескрываемым, чисто бабским интересом окинула взглядом ту, благодаря которой будет доделан автоматон. Ведь, если бы не ее помощь, наша встреча с Тешем не состоялась бы, и Лига антиимпериалистов не получила бы фотографии пост-мортем.
Она была длинной, почти с Теша ростом, но оттого не менее грациозной. В белом узком платье, подчеркивающем тонкую талию и высокую грудь. Со смуглой кожей, пухлыми губами, чуть крючковатым бадавийским носом, водопадом черных прямых волос до пояса и кротким взглядом в пол.
Ну, прямо тот самый идеал, который нужен деспоту вроде Теша. Леди со шлейфом благородных предков и титулов, которой не привыкать чувствовать себя вещью в чьей-то собственности. «Счастливая» обладательница мужа-психопата, графиня Ханна Арахнай.
В последнее время среди нуворишей стала популярна мода на сохранение женами своих девичьих фамилий. Позиционировалось это, как дань эмансипации, но на самом деле призвано было упрощать налоговые махинации. Добро пожаловать в век товарно-денежных отношений!
При взгляде на переплетенные руки молодоженов вновь встрепенулась боль в сердце от одиночества, но тут Теш по-мужски протянул мне ладонь для рукопожатия.
– До последнего не ожидал тебя здесь увидеть, Генри, – томно прошипел он, слегка сжимая мою ладонь в когтистой хватке.
Вот есть же скотина! Я постаралась, чтобы в извиняющемся взгляде, брошенном мной на его избранницу, не было жалости. Не повезло ей с супругом. Но в ответном взгляде графини Арахнай я не увидела ни ненависти, ни презрения, ни даже гнева. Нет, в черных глазах за маской кротости и покорности вдруг сверкнул стальной стержень и железный расчет.
Поршень мне в выхлоп. Графиня Арахнай смотрела на меня также, как ее супруг. Как на один из своих активов, словно прикидывая, сколько выгоды можно от меня получить. При этом стоило только Тешу слегка скосить глаза в ее сторону, наблюдая за реакцией на разыгранное им представление, как на ее лицо набежала тень душевной боли и неискренняя, вымученная улыбка, призванная скрыть эту боль. Которые, несомненно, польстили его раздутому эго.
Чтоб меня отцентрифужило! Она ухитряется манипулировать им через его пороки? Через его жажду чужих страданий, тягу к контролю над окружающими и тщеславие. Она манипулирует психопатом!
А девица-то не только побогаче и породовитей, но еще и поумней меня будет. Черная зависть смешалась с садистским удовлетворением, что на эту сволочь нашлась-таки управа.
– Я не могла пропустить такой праздник, – саркастично, имея в виду свои мысли о возмездии для психопата, фыркнула я. – Поздравляю вас!
С началом войны двух тиранов, ага. Кровожадный оскал, весьма соответствующий случаю, я скрывать не стала и протянула подарок. Под упаковкой скрывалась собственноручно мною вырезанная и собранная механическая доска уиджи. С алфавитами на анталаморском языке, бадавийском и илитиири, соединенная с миниатюрной печатной машинкой. Она позволяла сразу фиксировать беседы с духами. Уиджи используется экстрасенсами всех религий, поэтому я и выбрала ее в качестве подарка интернациональной паре.
С добычей материалов возникли некоторые проблемы. Обычно я скупаю металлолом за бесценок у барыг Броневика, а потом переплавляю, но сейчас не было времени на литье с нуля. К тому же из-за распущенного Тешем слуха о моем побеге из «Калаверы» криминальные авторитеты столицы не желали вести со мной дел.
Поэтому пришлось снова использовать Барти, на сей раз в качестве посредника для сделок по нелегальной скупке электромеханических приборов. И теперь я должна Буревестнику круглую сумму. Одни проблемы от этой белобрысой клыкастой сволочи!
– Твое доверие лучший подарок, – отзеркалил оскал Теш, а я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть.
Я пока еще не настолько кретинка, чтобы доверять гангстеру. Нет, я подписалась на эту авантюру исключительно потому, что знаю: главное для него – выгода. А подставлять меня, когда я оказываю ему услугу, которую никто иной оказать не способен – не выгодно.
– Могу ли я выразить благодарность лучшему другу моего супруга, подарив ему танец? – вдруг присела в книксене перед Тешем графиня Арахнай, старательно не поднимая взгляд выше его белых туфель.
Хунган, бросив на супругу повелительный, довольный взгляд удава, поймавшего мышку, снисходительно махнул рукой. Я озадаченно поклонилась девице, по-мужски протягивая руку, которую она приняла с аристократичной грацией. Надеюсь, она не станет устраивать бывшей любовнице мужа бабский скандал?
Оркестр заиграл степенный полонез. Блокировка не давала вспомнить, когда я научилась танцевать, но мое тело помнило все па и пируэты.
– Я понимаю, что вы согласились на эту авантюру не ради моего мужа, – мелодичным, грудным голосом проговорила она, а я едва не фыркнула ей в декольте. – Но это не отменяет нашей обоюдной выгоды. А потому, в случае успеха, я хочу, чтобы вы помнили, что всегда сможете рассчитывать на мою помощь и поддержку. В отличие от Тадеуша, я умею ценить чужую преданность и самоотверженность, – и графиня присела передо мной в глубоком уважительном реверансе вместо положенного по этикету короткого книксена.
Я преданная и самоотверженная. Дожила, чтоб меня отцентрифужило.
Словно в подтверждение своим мыслям я заметила Кудряшку Сью, по стенке пробирающегося в сторону одиноко стоящей высокой, короткостриженой, плоскогрудой дроу в мужском черном военном мундире. Я себе эту Ллос, могущественную мамбо, одну из лучших агентов тайной полиции, представляла покрасивей.
Она поймала мой взгляд, ухмыльнулась паскудно, точь-в-точь как Кудряшка Сью, маячивший за ее спиной, и с неумолимостью падающего дирижабля направилась ко мне. У меня поджалась задница, хотя все шло по плану.
– Полагаю, я прошел проверку на прочность? – вздернул белую бровь подошедший хунган.
Я позволила гангстеру сдать меня тайной полиции взамен на фотографии пост-мортем, хотя даже не знаю, доберутся ли они до Лиги. Отличный план, да. Надежный, как гномьи часы.
– Блестяще, – с подлой улыбочкой прошипела Ллос, стальной хваткой беря меня под локоток и навязчиво подталкивая к выходу.
Тело непроизвольно дернулось. У тела, в отличие от затуманенных блокировкой памяти мозгов, еще остался инстинкт самосохранения. Но, как говорил Башня Бенни, поздняк метаться.
Я заторможенно обернулась. Теш стоял, заложив руки за спину, расставив ноги на ширину гордо распрямленных плеч. Серокожий, беловолосый, в белом шелковом костюме, с тщеславным оскалом, украшенный высокой, грациозной супругой рядом. Таким, равнодушно отдающим меня тайной полиции, я его и запомнила, еще не зная, что вижу его в последний раз.
Из зала сквозь фиолетово-зеленую толпу меня вывели в тщетно скрываемой спешке, по ходу надев наручники на заломленные за спину руки. На улице я покосилась на жандармский дирижабль под облаками, освещающий город прожекторами, и не сразу заметила подъехавший непримечательный бронированный паромобиль, за что тут же поплатилась. На заднее сидение меня втолкнули, от чего цилиндр слетел вместе с париком, освобождая рыжие кудри из плена эластичной сетки.
Ллос опустилась на переднее сиденье, отгороженное от меня решеткой, и дала отмашку шоферу. Достала из бардачка папку с бумагами, фотокарточками и выполненным цветным стеклом отпечатком ауры, включила диктофон и требовательно полуобернулась ко мне.
– Генрика Норкотт, тридцать первого октября тысяча девятьсот третьего года рождения? – решила не затягивать она с допросом. – Дочь Нортона Норкотта и Фриды Дедерик, внебрачной дочери Цадока Дедерика?
Я мазнула взглядом по моему досье и подтвердила сказанное. Врать тайной полиции себе дороже, а не знать, кого они приняли, они не могут.
– Генрика, знаете ли вы, по какой причине двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать шестого года вы арестованы Бюро общественной безопасности? – участливо, явно издеваясь, полюбопытствовала дроу.
– Не имею понятия, – ответила я чистую правду. Слишком много вариантов приходит на ум, трудно с уверенностью выбрать один из них. Знаю лишь, что этот фарс с арестом нужен исключительно для моего эмпатического сканирования в целях поиска чертежей автоматона. А вот как бобби его обставят, вопрос.
– Вы обвиняетесь в осуществлении врачебной практики без государственной лицензии, намеренном уклонении от постановки на учет в школе эзотерики, как медиум-эмпат и фальсификации документов, – я скрипнула зубами, понимая, что за одно это мне грозит пожизненная ссылка на угольные рудники, а Ллос с фальшивым сочувствием продолжила. – А также в соучастии организации взрыва на ферме механических тел, принадлежащей фирме «Дедерик Инк.», и пособничестве в похищении ее владельца и главного инженера Цадока Дедерика.
Что? Дед пропал? А эти подонки хотят на меня еще и террор повесить! Пусть доступа к воспоминаниям у меня и нет, но чувства было не обмануть. Я совершенно точно к этому непричастна.
– Согласны ли вы с выдвинутыми обвинениями?
Так, Гаечка, осторожно. Следи за формулировками. Если я сейчас выкрикну «нет!», это расценят, как несогласие со всеми обвинениями. А, учитывая, что несогласна я лишь с двумя последними, это окажется дачей ложных показаний.
– Частично, – резко осипшим голосом выдавила я, старательно отгоняя от себя мысль о смертной казни, положенной террористам. А ведь это они еще до моего дезертирства с войны не докопались.
Я замолчала, чтобы не наговорить случайно себе еще на пару лет приговора. Барти, спасая меня от трибунала, учил, что в общении с представителями силовых структур отвечать надо только на те вопросы, что задают. Остальное обязательно будет использовано против меня.
– С чем именно вы не согласны? – распахнув в неискреннем изумлении голубые глаза, уточнила Ллос.
– Я не причастна к взрыву на фабрике и похищению мастера Дедерика, – как можно ровнее пояснила я, не став уточнять, что даже не в курсе пропажи изобретателя. Кажется. Виски предупредительно заломило.
– Апелляция принята, – так легко согласилась мамбо, что мне сразу стало понятно: она ни во что не ставит эту апелляцию, потому что не верит ни единому моему слову. – В случае подтверждения вашей причастности ваши слова будут учитываться, как ложные показания. Следующий вопрос. Имя Анри Ландрю вам о чем-нибудь говорит?
Я нахмурилась. Туман в голове всколыхнулся, но виски снова ударило молнией, и я, поджав губы, дала отрицательный ответ. Ну не сообщать же, что почему-то это незнакомое имя ассоциируется у меня с какой-то медсестрой?
– Блестяще, – внезапно обозлившись прошипела Ллос, выключая диктофон и отворачиваясь от меня. – Продолжим в Бюро.
Оставшиеся полчаса мы проехали в молчании. Вышли из бронированного паромобиля на окраине Казенного квартала, перед навевающим уныние серым, похожим на коробку зданием с зарешеченными окнами-бойницами. Мне саркастично подумалось, что не хватает лишь надписи над входом «оставь надежду, всяк сюда входящий».
Меня провели по довольно оживленным для такого унылого места коридорам в одну из допросных комнат, оснащенную астральными детекторами, фотоаппаратом и эхографом. Усадили на металлический стул, сохраняющий след ауры задержанного, за стол, такой же серый, как и стены, пол и потолок в допросной. Ллос опустилась напротив, включила диктофон и хищно прищурилась.
Молчали долго. Мамбо, видимо, пыталась давить на меня психологически, но тут она просчиталась. Общение с Тешем привило мне стойкий иммунитет к разного рода ментальным изнасилованиям.
– Твоя жертва напрасна, – не дождавшись от меня реакции, сменила тактику Ллос. – Я знаю, что ты намеренно сдалась тайной полиции, чтобы заполучить от Тадеуша Шабата фотографии пост-мортем для Лиги антиимпериалистов.
Тайная полиция состоит не из одних идиотов – тоже мне новость!
– Только вот даже с их помощью автоматон не двигается.
А, нет, с выводами насчет «не идиотов» я поторопилась. Конечно, не двигается, ведь кроме самой фотографии, которая просто подселит призрака в механический остов, нужен еще… виски заломило. Ллос, заметив мою гримасу боли, прищурилась. Я мысленно выматерилась и состроила морду «кирпичом», чтобы не дать мамбо подсказку, где и что искать в моих мозгах.
Помолчали еще. Спустя какое-то время в допросную зашел парень с незапоминающимся лицом в сером мундире с колораткой, опустил на стол латунный протез ноги и, сложив руки на груди, сел рядом с Ллос. Инквизитор?
«В Церкви агентов тайной полиции не меньше, чем в парламенте». Чьи это слова, сказанные голосом туберкулезника?
– Генрика, признаете ли вы свою причастность к созданию данного изделия?
Я мазнула взглядом по скрытому в бедре протеза спусковому крючку, активирующему выстрел пули из дула в голени через пятку, и скрипнула зубами.
– Признаю.
– Этот протез был изъят с места преступления после взрыва на ферме механических тел. Что вы скажете по этому поводу? – Ллос чуть подалась вперед.
– Скажу, что я работала подмастерьем мастера Дедерика, – уже не в силах сдерживать нервозность, огрызнулась я. – Разве это преступление?
– Разумеется, учитывая, что трудоустроены вы были нелегально и не отчисляли налоги с дохода, – скучающим тоном откликнулся инквизитор, а я поняла, что этой прогнившей системе проиграю в любом случае.
– Я требую адвоката, – голос предательски дрогнул, руки, скованные за спиной, сжались в кулаки.
– Допрос лиц, обвиняемых в терроризме и государственной измене, может проводиться без присутствия адвоката, – отрубил инквизитор.
Знаю, но попробовать стоило.
– Вы обвиняете меня без доказательств? – вопросила я только, чтобы оттянуть неизбежное.
По правилам, пока моя вина не будет доказана, я считаюсь лишь подозреваемой, а не обвиняемой. Но для бобби правила не писаны. В суде они оправдают нарушение порядка протокола добытыми доказательствами. Потому что на их допросах кто угодно признается в чем угодно.
– Доказательства предоставит эмпатическое сканирование, – подтверждая мои мысли, прошипела Ллос.
Я постаралась не выдать, как дерьмово мне стало после этих слов, а в допросную ввели… мое будущее. Ведь ограничивающие мои способности татуировки всегда можно свести.
Он был тощим и желто-зеленым. С полностью выпавшими от морального перенапряжения волосами и обирающими одежду руками. Наверно, ему было около четырнадцати, но выглядел он младше, как недоразвитый. Безумное существо с телом ребенка и глазами старика.
Он зашел мне за спину, отчего волосы на голове встали дыбом, и положил дрожащие руки на оголенную кожу моей шеи. Голову пронзила резкая боль, словно по темечку мне от души приложили топором. Уши заложило, горло заболело в унисон. Только потом я поняла, что это от крика.
– Остановись, Итан. На этой, блокировка памяти более искусная, чем на потаскухе, – скучающим тоном прокомментировал мои мучения инквизитор. – Вырезан не отрезок времени, а события. Тогда на интуитивном уровне все умения сохраняются, хотя она и не помнит, как и когда их получила.
Мозг цеплялся за любую мелочь, способную отвлечь от боли, поэтому я запоздало поняла, как могла танцевать полонез.
– Значит, она может интуитивно воссоздать чертежи?
– Воссоздать можно лишь то, что сам создавал. Не думаю, что она приложила руку к чертежам. А вот к самому автоматону может быть.
– Но я не могу ждать, пока она нам тут построит робота. Итан, взламывай!
Я заскулила, когда влажные, холодные руки вновь коснулись кожи. Сквозь боль на ум вдруг стали приходить бессвязные цепочки слов.
Чертежи, оружейные протезы, садовые статуи, бомба. Чертежи, бал, балкон, поцелуй. Чертежи, сигилы, татуировки… экзорцист, инквизитор, святоша! Последнее слово отпечаталось перед внутренним взором, как солнце на сетчатке глаза. И, словно ключ, открыло какую-то дверь в моей памяти. А я захлебнулась в хлынувших из нее воспоминаниях.
Я открываю металлическую дверь операционной и меня погребает под собой тяжелая туша, воняющая порохом и сигаретами. Я расстегиваю его мундир и рубашку и вижу пугающие татуировки экзорциста, способного вышвыривать душу из тела. А он, не беспокоясь о скальпеле у горла, иронично шутит с безмятежным лицом. И криво улыбается с добродушными морщинками-лучиками у глаз.
Он спасает меня от Теша, рекомендуя Цадоку Дедерику как талантливого механика-конструктора, рискуя своим авторитетом перед связным оппозиционеров в лице Шпильки. Он привлекает меня к секретной операции, ставя под сомнение других членов Лиги антиимпериалистов свою компетентность. Он доказывает мою невиновность, когда все остальные против меня. Он спасает меня от вечного одиночества и безумия, найдя способ сдержать мою эмпатию.
Только сейчас, переживая события последних месяцев заново, словно со стороны, я понимаю, почему рядом с ним совершаю поступки, для меня нехарактерные. Почему рядом с ним становлюсь той пресловутой «преданной и самоотверженной». Почему рядом с ним превращаюсь в лучшую версию себя.
Потому что на самом деле это настоящая я. Потому что такой я была до мафии, до войны, до сиротского приюта. Потому что он единственный, кто воскресил во мне ту, кого я похоронила со смертью родителей.
– Имя! Назови мне имя!
Я заскулила, почувствовав когти Ллос на своих щеках. Холодные влажные ладони эмпата сдавили шею сильнее. Он бесцеремонно подкопался под блоки на памяти, вытаскивая на поверхность воспоминания. Я завизжала, как если бы мне вгоняли иголки под ногти.
– Ли Мэй Хелстрем, – свистяще прошептал Итан, а это имя отворило новую дверь в моей памяти, маня теплом. И я кинулась в нее, как в омут чернильных глаз, спасаясь от боли, жестокости и несправедливости. Ведь там я теперь не одинока.
…Стеклянный взгляд, неестественно прямая спина, словно его позвоночный имплант снова закоротило. Правый уголок губ приподнят в отрешенной улыбке, но левый опущен сильнее обычного. А я понимаю, что наш маскарад имеет один существенный недостаток.
Переодевшись пацаном, я не могу даже смотреть на него, чтобы не вызвать излишнее внимание окружающих. Ведь рядом с ним я свечусь, как отцентрифуженная электрическая лампочка.
Я украдкой улыбнулась и потянула его сквозь толпу развлекающихся в парке аттракционов. Хоть на какое-то время мы могли позволить себе не бояться каждой тени. Бобби были заняты отвлекающим маневром, запущенном Барти, и гнались за «Пустельгой», летящей в Зангаоское царство.
Механические пальцы в моей хватке неловко дернулись, но все же сжались. Мэй до сих пор не мог поверить, что у особи женского пола его увечье не вызывает отвращения или жалости.
– Больше веры в лучшее, святоша! – саркастично пихнула я его в бок, отчаянно бодрясь и запрещая себе думать о том, на что подписалась, доверившись Тешу.
Хотя переживать мне не о чем, учитывая внушение, которое сделал Мэй нашему потустороннему гостю о моей безопасности. Сначала, правда, его чуть не разбил второй инсульт, когда он узнал, что я заключила сделку с демоном. Но вместо заслуженной порки он просто с зангаоским смирением провел мне тщательный ликбез по правилам общения с высшими духами, как первокласснику в школе эзотерики.