Лунный камень

Глава 1. Света

Это уже слишком.

Я прихожу в себя зарёванная, в углу комнаты, без одежды. Та жалкими клочьями валяется на полу. Я что, совсем обезумела от боли ночью?

Всхлипываю, вспоминая, что за ад со мной творился. Я металась, царапала себя, в буквальном смысле выла, сгибалась в самых разных позах, ломая себе кости. А ещё был дикий жар. Он и сейчас есть. Да и кости ломит, хотя уже ощутимо меньше, чем ночью.

Страшно даже подумать, что это за чертовщина и откуда. Ни одна болезнь на ум не приходит. Вместо этого в голове мелькают страшилки в стиле фильма «Шесть демонов Эмили Роуз». Тот ещё кошмар, в общем. Эту девушку так же разрывало, когда она была одержима.

Умом понимаю, что я – всё ещё я, да и вчера было так. Но что-то звериное я определённо чувствовала…

Ну вот, слёзы всё-таки катятся из глаз, и я беспомощно шмыгаю носом. Так, всё, надо успокоиться. Пока я тут в запертой комнате с ума сходила и вырубалась, утро успело настать. А то и день вообще. Конечно, папа уже вернулся с дежурства.

И мне стоит обсудить это всё с ним. Сверхъестественного не существует. Даже самые сложные и странные явления можно объяснить. Если не смогу сама – сможет он. Сколько ещё я буду скрывать от него своё состояние?

Открываю шкаф и беру оттуда первую попавшуюся одежду. Зелёная растянутая кофта – домашняя, подаренная кем-то из дальних родственников, плохо знающих мой размер. На ноги надеваю лосины. Что ж, в этом всём следы моих вчерашних терзаний самой себя не видны. Хорошо хоть лицо не трогала…

Вздрагиваю так, что чуть не падаю. Чудом стою на месте, потому что пол плывёт под ногами, а сердце пропускает удар. Оказывается, я и шкаф царапала. Причём так… Нечеловечески совсем. Следы ногтей широкие и мощные. Я будто пальцы очень сильно расставила и орудовала изо всех сил, причём почему-то четырьмя. Как ещё руку не сломала?

Поддаюсь неожиданному порыву и прикладываю руку к тем самым следам…Как ни стараюсь, неудобно. А когда умудряюсь расположить пальцы так, чтобы они повторяли ногтями эти следы, чуть не лишаюсь их от таких растяжек. Да и следы слишком широкие для моих ногтей. Может, я не по одному разу в одно и то же место долбила?

Уже совсем мало что соображаю. Только и оглядываюсь вокруг… Такие же следы на изголовье моей кровати. На некоторых участках стола. Опрокинуты книги, порвано постельное бельё, исцарапано жалюзи на окне. Видимо, это было единственным, что спасло пластик от нападения. Не сомневаюсь, что в таком непонятном состоянии я пыталась выбраться на улицу через окно и стала бы долбить в него.

Может, это психоз? Мне надо показаться психиатру? Просто недомогание не приводит ко всей этой жести.

Задержав дыхание, закрываю глаза. Позволяю буре внутри на некоторое время заполнить меня всю. Страх, паника, тревога, даже злость… Мне требуется несколько секунд, чтобы заставить себя хоть немного успокоиться. И сразу как наконец чувствую это, решительно выхожу из комнаты.

Папа и вправду уже дома. Чистит оружие… Да, он полицейский, но иногда мне кажется, что не только. Неоднократно замечала, что отец что-то скрывает от меня…

Впрочем, сейчас не до его тайн. Я пришла рассказать о своих.

– Пап, со мной что-то не так, – прочистив горло, начинаю сразу с сути.

Он недобро ухмыляется, бросая на меня почти презрительный взгляд.

– Это уж точно.

Сглатываю ком, стараясь игнорировать не особо скрытое оскорбление. После смерти мамы папа совсем угрюмым стал, почти даже враждебным. Никак не покидает ощущение, что винит меня в чём-то. Мне было тринадцать, когда её не стало. Сейчас восемнадцать.

– Мне надо обследоваться у врача, – решительно сообщаю. – Я вся горю и кости ломит.

– Это называется грипп, – насмешливо бросает папа, но его взгляд становится более пристальным. Почти въедливым.

Интуитивно чувствую – отец всё-таки настораживается.

– Не думаю. Это что-то гораздо более страшное, – тогда увереннее продолжаю. – Со мной происходит что-то странное. Я… Мне хочется выть от боли, в буквальном смысле. Не узнаю саму себя. Лихорадка, жар, и всё по нарастающей. Каждое полнолуние.

И это я ещё умалчиваю про все подробности ночи. Пользуюсь тем, что ко мне в комнату папа даже не заходит. Вряд ли когда-нибудь увидит этот погром… Даже если прибираться буду громко.

– Почему молчала раньше? – не сразу снова заговаривает папа.

Причём не просто спрашивает – мрачно так, сурово. Ко второму уже привыкла, но первое немного неожиданно. Чуть ли не надрыв в его голосе слышу.

А удивления там нет. У меня что, по наследству болезнь какая-то? Вроде бы мама умерла от нападения дикого зверя. Которого папа потом пристрелил. Крупный волк был.

– Думала, просто метеозависимая, – вздохнув, говорю как есть. Я и про связь своего состояния с полнолунием не сразу уловила, да и долгое время не хотела замечать, что со мной что-то не так. Отрицала всё, придумывала причины. – Но это действительно усиливается, причём в геометрической прогрессии, до невыносимого. Вчера я чуть не умерла, – резким движением оголяю руки, запрещая себе сомнения. Я уже не в той ситуации, чтобы что-то скрывать. Показываю папе: – Вот. Расцарапала себя, пока ты был на дежурстве. Хотела скорую вызвать, но потеряла сознание, не помню, что было. А когда очнулась, лежала голой с синяками и царапинами по всему телу. Видимо, порвала одежду в бреду.

Папа смотрит на мои раны на руке. Внимательно, чуть ли не замерев. А потом вдруг замахивается и яростно бьёт меня по щеке.

Обжигает мгновенно. Аж слёзы из глаз. А ещё я пошатываюсь сильно, и лишь каким-то чудом умудряюсь устоять на ногах. Меня бьёт крупной нервной дрожью.

Раньше отец меня не бил. Да, несколько раз от него исходила настоящая злость ко мне, почти угрожающая, но ударов не было. Даже замахов не было.

– Ты… – от обиды еле выговариваю, захлёбываясь рвущимся рыданием. – Ты…

– Я, я, – передразнивает без раскаяния. – О таких вещах заранее говорить надо.

Это у него так типа волнение за меня проявлялось? Испугался моих слов о состоянии и ран? Отличный способ выразить своё беспокойство, ничего не скажешь.

Шмыгаю носом, глотая слёзы. А папа на меня больше даже не смотрит – идёт к комоду, открывает верхний ящик, вытаскивает оттуда что-то. Толком не различаю, что – я вообще не представляю, как умудряюсь спокойно стоять. В этой дурацкой кофте уже чуть ли не печёт. Раны тоже ноют, да и кости не перестают о себе знать. Ещё и щёку жжёт, словно отец продолжает по ней бить. До сих пор чувствую его удар, и от этого раздрай ещё и на душе.

Папа ведь совсем не выглядит виноватым… Скорее меня таковой считает. Понятное дело, что извиниться ему и в голову не придёт.

Хотя, кажется, всё-таки приходит. Правда, довольно оригинальным способом. Он протягивает мне довольно красивый кулон с переливающим голубоватым камнем. Завораживающим таким, что не сразу понимаю, что беспрерывно уставляюсь именно на него.

А ещё всем телом странно тянусь в его сторону. Будто магнит какой-то… Хотя вроде бы равнодушна к украшениям.

Да и папа настойчивее протягивает:

– На, надень.

– Подарок после пощёчины? – всё-таки сохраняю разум, отстраняясь. – С мамой ты вёл себя так же?

Да, я слышала их ссоры, как бы ни пытались от меня скрыть. Про рукоприкладство, конечно, не знаю, но папа определённо в последние дни сильно злился на маму. Кричал так, что мне страшно было. И это они ещё пытались от меня скрыть такие ссоры…

Причём мама не повышала тон. Не удивлюсь, если она боялась мужа. Я и сама папу немного побаиваюсь…

Он и сейчас зол. Мои вопросы ему ощутимо не по душе. Дышит шумно, взглядом уничтожает. Исходящие от него волны ярости почти с ног сбивают.

– Ударишь ещё раз? – непонятно зачем продолжаю огрызаться, как будто даже подначиваю.

– Надень чёртов кулон и заткнись, – рявкает в ответ.

Дёргаюсь как от удара. Второго уже, получается. Сомнительный способ дарить подарки… Хотя как раз это папа никогда не умел.

Беру кулон, и меня мгновенно чуть ли не обволакивает каким-то приятным ощущением по телу. Странно… Но не собираюсь вникать. Хочу демонстративно выбросить подарок папы прямо при нём.

Вот только он сразу улавливает моё намерение и становится передо мной. Нависает угрожающе.

– Только попробуй… – в его голосе отчётливое предупреждение. Пугающее. Так говорят с врагами, а не с дочерями. – Надела. Быстро, – его приказы настолько жёсткие, что я машинально подчиняюсь.

Слишком уж боюсь. Беспомощна перед ним, уязвима и ранена. Уже не вывожу.

Трясущимися руками надеваю кулон, готовая унизительно расплакаться…Только вот вместо этого замираю, не понимая. Обида отступает на задний план. На переднем – удивление. Даже шок.

Жара больше нет. Кости тоже не ломит совсем. Да и раны не болят… Наоборот, по всему телу лёгкость. И приятное чувство, которое обволакивало, когда взяла кулон; усиливается в разы.

Странно это… Мне кажется? Совпадение, что мне внезапно стало легче?

С опаской смотрю на папу, который как раз совсем не кажется удивлённым.

– Что по самочувствию? – нетерпеливо спрашивает.

– Уже легче, спасибо что интересуешься, – язвительно выдаю, решив не связывать его вопрос с кулоном.

Сначала подарок подарил, теперь заботу изображает. И всё это после удара. И всё это неумело.

– Сними кулон, – вдруг заявляет папа.

Озадаченно хмурюсь. Достало теряться во всём происходящем, а ведь делаю это с самой ночи.

– Так мне носить или снять? – иронично интересуюсь, припоминая ему, что некоторое время назад велел мне заткнуться и надеть.

– Сними и опиши самочувствие, – игнорирует мой тон папа, твёрдо настаивая на своём.

Сердце пропускает удар. Описать самочувствие? То есть мне не кажется?..

Снимаю без лишних напоминаний. Сама хочу разобраться. Я ведь не верю в сверхъестественное. Но как тогда объяснить, что стоит мне снять и отложить кулон, как неприятные ощущения возвращаются? Да ещё и увеличиваются как будто – видимо, на контрасте с той лёгкостью, что была. Тело ломит до резкой боли, жар переполняет, сердце моментально ускоряет темп.

– Я не понимаю… Он…

– Волшебный, да, – просто заявляет папа, перебивая меня. Как будто о чём-то обыденном говорит. – Исцеляет от боли. Носи его постоянно.

Сглатываю ком, но снова надеваю кулон. Если бы он мог исцелять не только от физической боли…

Мы ведь с папой словно совсем чужие друг другу. Он всегда груб со мной, одно моё существование ему ощутимо в тягость. Притом съехать, когда пыталась, не дал.

Сердце колет от понимания, что я никогда и ничем не изменю сложившийся расклад. Волшебный кулон… Круто, конечно, хоть и верится с трудом. Но разве от его наличия стоит забить на непонятное нечто, происходящее со мной? Мне теперь просто носить кулон и даже не обследоваться у врача?

Судя по всему, отец считает именно так. Для него эта тема явно закрыта.

– А у тебя такой есть? – спрашиваю, надевая кулон.

Как-то странно будет, если при всей враждебности отца он это чудодейственное украшение именно мне отдаёт. Хотя такие свойства любому пригодятся. Кому-то более ценному для него, например.

– Не нуждаюсь, – презрительно выдавливает отец. Как будто даже с осуждением за то, что нуждаюсь я.

Мнусь у порога, не зная, что дальше. Всё-таки настоять на обследовании у врача? Ладно, это я сама могу организовать, временно сниму кулон и схожу в клинику.

Поблагодарить? И тянет с одной стороны, с другой – обида никуда не девается даже от такого щедрого и волшебного подарка. К тому же папа сидит весь такой хмурый и враждебный, уже совсем на меня не настроенный. Оружие чистить продолжает. Вряд ли чего-то ещё от меня ждёт. Бросает лишь быстрый взгляд – почти с отвращением.

Ладно… Не буду больше напрягать его своим присутствием. Тем более что мне ещё надо переварить факт существования чего-то мистического.

*********

Кулон действительно действует. Как бы я ни пыталась отрицать, объяснить это чем-то, приплести тут медицину и найти объяснение – нет смысла отрицать очевидное. Я слишком уж чувствую воздействие, и далеко не обычное.

Продолжаю думать об этом даже сейчас, на паре. Больше не снимаю его и не надеваю обратно, как делала это вчера весь день, пытаясь понять, насколько у меня запущенное состояние без него и насколько он действует.

Состояние вроде бы не ухудшалось. Но с кулоном однозначно было легче.

Мне впервые как будто нет дела до преподавателя и людей вокруг – я спокойно слегка поднимаю кулон и фоткаю его, чтобы пробить в поиске по картинке. Мне надо хоть что-то обо всём этом узнать. Потому что всё, что происходит в моей жизни в последнее время настолько странно, что просто не выдерживаю уже.

Сегодня я сижу с самым нелюдимым парнем нашей группы – Димой Рыковым. Замкнутый, себе на уме. Очень сомневаюсь, что он вообще обращает внимание на мои действия. Я специально подсела именно к нему – на последнюю парту. Не хочу, чтобы препод обратил внимания. Знаю, что последняя парта от этого не так уж спасает, но мне такой небольшой защиты достаточно. Потому что в целом почти безразлично, заметит или нет.

Поиск выдаёт однозначный ответ: мой кулон – это лунный камень. И да, кто-то связывает его с магией, но в основном в плане контроля над эмоциями или способности видеть будущее. Экстрасенсорика, в общем.

Собираюсь уже пролистнуть это всё, но стопорю себя. Учитывая, что со мной происходило, не стоит исключать даже самые абсурдные варианты.

Вздохнув, листаю медленнее, скользя взглядом по всему увиденному и ища самую подходящую зацепку. И как раз именно в этот момент случайно брошенный взгляд на правый баннер заставляет меня замереть. Выглядит как реклама для тех, кто пробивает такую информацию, как я. Но слова на баннере… Там ведь только одно предложение. Пусть и довольно длинное.

«Лунный камень помогает заглушить в себе оборотня, снимает способность оборачиваться и чувствовать волка в себе».

В памяти тут же всплывают следы от скорее когтей животного, чем от моих ногтей. Я ведь ещё и выла… И если уж честно, не в первое полнолуние чувствовала в себе что-то звериное.

Цепенею. Не мигаю и едва дышу, уставившись на баннер. Не могу отвести взгляд. Думать о том, что это не просто бред и жутко, и волнительно. Я что… Оборотень?

Да ну. Их ведь не существует.

Как и камней, способных исцелять… Как и болезней, проявляющихся явным сверхъестественным способом.

Онемевшими пальцами кликаю по баннеру.

Попадаю на какой-то странный сайт. Называется «Оборотни и всё, что вам нужно знать о них». Ниже пояснение, что сайт для тех, кто чувствует в себе зверя, но не знает, что это такое и что с этим делать. А также для тех, кто уже знает, что он оборотень, но отбился от стаи. Или для проклятых, изгоев… В общем, для любого, кому нужна помощь. Любого, кто при этом не человек.

Хмурюсь. Больше всего поражает то, как легко я верю всем этим словам. И не просто верю – надежду возлагаю. Серьёзно, мне как будто легче становится, что я не одна.

Начинаю лазать по удобным кнопочкам на сайте. Быстро нахожу нужные.

Я могу бесконечно уверять себя, что да ну, это всё бред больного человека, начитавшегося мифов. Ну или ради сомнительного прикола создавшего этот сайт.

Но бессмысленно отрицать перед собой – всё прочитанное мной чертовски подходит под моё состояние. Включая и описание первого оборота… Оно настолько совпадает с моими недавними мучениями, что застываю от ужаса. Наверное, даже не моргаю, изучая информацию. Превращаюсь в неживую статую. И только пальцы сами собой шевелятся, на автомате листая.

Обычно оборотни с первых лет жизни чувствуют в себе зверя, оборачиваться начинают тоже почти сразу по полнолуниям. Есть лишь два исключения: укушенные, беты и полукровки.

Укушенные – те, кто был человеком, но пережил нападение оборотня. Укус альфы неминуемо приводит к обращению, беты – под сомнением, может привести, может нет. Тут уже зависит от организма человека.

Беты – рождённые оборотнями волки с неярко выраженной звериной сущностью. Тоже обращаются каждое полнолуние и в целом даже похожи на альф, но силы, импульсивности и властности в них меньше. Гармонично сочетают в себе звериное и людское, концентрация примерно пятьдесят на пятьдесят.

Полукровки – те, кто рождён от человека и оборотня. Могут как стать оборотнями, так и оставаться людьми. Общее с укушенными в том, что проявляется это всё в любом случае далеко не сразу. Обычно с наступлением совершеннолетия. Прогрессирует с каждым новым полнолунием.

– Ты во всё это веришь? – неожиданно слышу тихий вопрос и, чуть не задохнувшись, выныриваю в реальность.

Дима смотрит серьёзно, пристально. И как давно он читал со мной?..

– Просто скучно слушать лекцию, – неуверенно отвечаю, не понимая, с чего это вдруг нелюдимый Рыков проявляет такой интерес. Ещё и в экран ко мне смотрел…

– На тебе лунный камень, – мне кажется, или Дима возражает?

Холодок пробегает по коже: я вдруг чётко понимаю, что он мне не верит. А потом в голову приходит дурацкая мысль, что Рыков – вполне подходящая для оборотней фамилия, говорящая такая. Издаю нервный смешок.

Но смотрю на уже вроде бы знакомого парня словно новыми глазами. Диковатая внешность… Растрёпанные длинные тёмные волосы – до плеч. Довольно крепкое тело, хоть и одежда мешковатая, но это видно. Глаза… Мне кажется, или радужка на них чуть отливает жёлтым?

Моя жизнь в последнее время напоминает какой-то сон… Не успеваю оправиться от одного потрясения, как тут же новое открытие, ничуть не уступающее.

Глупо не могу отвести взгляд от Димы. И ведь ответ на его вопрос сам собой приходит на ум. Да, я верю… Похоже, и вправду верю в то, что вычитала там.

Получается, что я оборотень. Судя по всему, полукровка, хоть и не представляю, каким это образом. Папа уж точно не похож на оборотня, да и я не раз видела его во время полнолуний до того, как начала на них реагировать. Когда мама ещё была жива, мы гуляли ночью… Помню эти мгновения. Я ещё пыталась сфоткать полную луну, а папа говорил, что мой телефон не потянет качественное изображение ночью. И обещал, что в следующий раз возьмём с собой специальный фотоаппарат и штатив.

Следующего раза не произошло… Это, наверное, был один из последних моментов безмятежной счастливой жизни. Потом папа с мамой стали часто ссориться, а затем случилась та самая трагедия, которая окончательно сломала его.

И сейчас я думаю об этом скорее хладнокровно, потому что куда больше занимает тот факт, что не только папа в то полнолуние вёл себя как обычный человек, но и мама тоже. В кого тогда я унаследовала ген? Или кто-то из них бета, а они могут реагировать не на каждую полную луну? Надо будет почитать потом о них.

Не только я всё это время в задумчивости беспрерывно смотрю на Диму, но и он меня. Изучающе скользит взглядом то по мне, то по кулону. При этом не повторяет ни своего вопроса, ни утверждения про лунный камень. Не настаивает на ответе?

Но ведь ждёт его. Чувствую это…

– А ты веришь? – решаюсь спросить. Почему-то совсем тихо.

– Веришь, – со странной ухмылкой повторяет Дима, и его новый взгляд на меня пробивает до мурашек. Есть что-то тревожное в нём. – Увы, нет, я не верю. Знаю. Это всё правда.

В другое время я решила бы, что этот парень просто чудак и не стоит так уж слушать его. Но точно не сегодня…

Я ведь боюсь собак. И чтобы самой превращаться… Ещё и в волка?

Со словами Димы в меня окончательно вбивается осознание всего этого ужаса. Крепко сжимаю кулон на себе. Он помогает глушить во мне оборотня… Я и спала сегодня в нём, и всегда теперь носить буду. Может, так получится хотя бы попытаться продолжать жить человеческой жизнью.

Это, конечно, решено, но как можно больше ответов мне всё равно нужно. И раз папа знает про лунный камень, раз он был у нашей семьи – папа может объяснить мне многое. Но вряд ли захочет… Иначе не соврал бы мне про «волшебство кулона, исцеляющее от болезней».

Вспоминаю ярость папы, когда я описала своё состояние, и холодею. Он ненавидит оборотней. И, возможно, не без причины?

Если и папа, и мама люди, а я полукровка… Может, отец у меня и другой? Я ведь чувствую, насколько чужим папа стал после смерти мамы. Смерть, кстати, от дикого зверя была…

Вопросов становится только больше. И, видимо, если я могу получить хоть какие-то ответы, то либо на сайте, либо у Димы.

Пробегаюсь взглядом по кабинету, подмечая, что никто не обращает на нас внимание. Включая и преподавателя. Кто-то ещё переговаривается во время лекции, но ему пофигу. Лишь бы дочитать материал и уйти.

– Откуда ты знаешь? – тогда спрашиваю шёпотом.

– Это долгая и неприятная история, – морщится Дима. – Давай после лекции расскажу.

Киваю, тут же отворачиваюсь. Не по себе от всего этого. От того, как легко верю в, в общем-то дикую и страшную реальность. И реальность ли? Мурашки пробегают по коже. Сколько всего ещё существует в этом мире? И как такое возможно?..

Я ведь совсем к другому привыкла. К тому, что люди – это люди, а волки – это волки. Пусть и дурацкая формулировка, но куда адекватнее того, что вырисовывается сейчас.

Остаток лекции тянется мучительно долго. Меня успевает кидать от отрицания до любопытства, от паники до почти даже воодушевления.

И, наверное, я бы в итоге попыталась замять, будто ничего не было, но Дима решает за нас обоих. Стоит только преподу выйти, а остальным засобираться, обращается ко мне:

– Твой кулон… Откуда он?

– Мне папа подарил, – автоматически отвечаю, прикасаясь к шее. Камень на мне. Хотя куда бы делся?

Прохладный такой. И всё же его по-особенному приятно касаться.

– Это большая редкость, – задумчиво заявляет однокурсник. – Многие считают, что таких камней уже почти нет. Я имею в виду натуральных, не просто лунным камнем называющихся, а реально с частичками луны. Но раз он тебе помогает, то настоящий. Да я и сам чувствую воздействие, даже когда просто рядом сижу. Кто твой папа?

– Просто полицейский, – растерянно сообщаю. Вообще-то думала, что я буду вопросы задавать и ответы получать, а не наоборот. – Ты обещал рассказать, откуда ты знаешь, что… Ну… Оборотни существуют.

Еле договорила последнее. Озвучить этот вывод как-то даже тревожно, а ещё откуда-то появляется что-то вроде страха даже перед тем же Димой. Это что… Он действительно в волка может превратиться? В любой момент или только по полнолуниям?

– Я бы ни за что не поверил, что это так, не увидев собственными глазами, – после небольшой паузы, чуть скривившись, выдаёт он. – Год назад познакомился с девушкой. Вернее она со мной познакомилась, ну, при поступлении в универ.

Хм, начало вполне себе безобидное. Вот только Дима ощутимо мрачнеет. И серьёзность его взгляда ковыряет что-то внутри.

Сглатываю. Из подсознания уже, крадучись, выбирается понимание – сейчас он расскажет мне о том, как его жизнь резко переменилась. И расскажет именно потому, что нечто подобное ждёт и меня.

– Это было странное знакомство, – поймав мой взгляд, продолжает Дима. – Она смотрела списки абитуриентов и заметила мою фамилию. Заинтересовалась. Реально, оглядываясь назад, мне кажется, что её куда больше пёрло от моей фамилии, чем от меня. Захотела её себе, наверное. Решила, что будет прикольно для оборотня, ну или не знаю, что там у неё в башке было.

Молчу. Просто не знаю, что и сказать. Его девушка была оборотнем. Хотя почему была? Возможно, и есть сейчас. Как, судя по всему, и я.

Последнее просто сводит с ума. Пока толком и переварить не получается.

– Она ни на кого не похожа, – снова нарушает паузу именно Дима. – Горячая, эмоциональная, живая такая. Голову вскружила мне враз. Мы встречались, а потом…

Он криво усмехается, сжимает челюсть. А глаза полыхают чем-то звериным.

– Она укусила меня, – заявляет зло. – Прямо во время секса. И это был ни хрена не страстный укус или типа того, а офигеть какой больный и обжигающий. И вид у неё был…

Дима осекается, но ему и нет нужды продолжать. Я примерно представляю, что он имеет в виду.

Значит, укушенный? Уже пережил первое обращение?..

И почему у меня толком не получается ничего спросить, даже сказать? Просто слушаю, будто зависнув.

Впрочем, к счастью, моему собеседнику нет дела до моей молчаливости. Он вздыхает, смотрит куда-то вдаль. Видимо, его настигают не самые приятные воспоминания.

Не вмешиваюсь в его мысли – пусть справится с ними сам. Раз уж начал говорить эту историю, в этом был смысл. Даже хорошо, что он делится с максимальными подробностями. А утешать я толком не умею, да и не знаю, надо ли оно сейчас.

– В общем, только после того как она это сделала, соизволила мне рассказать обо всём. И даже показать. Серьёзно, эта сука превратилась в грёбанного волка прямо у меня в спальне, вот так внезапно, тупо ставя перед фактом, что и меня сделала таким же.

А Дима злится. Слишком ощутимо, аж челюсть сжимает.

Могу понять, конечно… Не знаю даже, что испытывала бы на его месте. Вот так просто взять и, можно сказать, отнять целую его жизнь? Помню свои мучения по полнолуниям, особенно вчерашнее – это же просто ад какой-то.

Зачем она так поступила? Быть вместе они могли бы и без этого. Просто чтобы создать оборотня по фамилии Рыков? Если ей так понравилась его фамилия, могла бы сама её примерить в замужестве, да или просто похожую себе попросить, сейчас меняют легко.

Облизываю пересохшие губы, украдкой посматриваю на Диму. Жду, когда он более-менее успокоится. Не хочу пока его тревожить лишними расспросами.

И вот всё-таки дожидаюсь – он смотрит на меня уже более ясным взглядом, причём с лёгким интересом.

– Мне жаль, – тогда нарушаю паузу, хоть и немного не по себе, что начинаю снова с этого. Тут же добавляю: – А ты уже… Ну… Превращался?

Мой вопрос звучит чуть ли не зловеще. Мы с Димой сейчас уже не в кабинете, в коридоре, останавливаемся возле окна. На нас толком не обращают внимания – лишь кое-то из однокурсников оборачивался, уходя. Явно удивлялись, с чего я вдруг с нелюдимым Рыковым так увлечённо разговариваю. Но никто не беспокоил. Сейчас – тем более.

Хотя от этого и не становится спокойнее.

– Пока нет. Но на полнолуния реагирую, – кажется, Диме тоже не нравится придавать этой страшной реальности вес, озвучивать её. – Ещё и более вспыльчивым по жизни стал. В общем, кажется, меня не минует эта участь.

Вздыхаю, понимающе закивав. Конечно, ему не хочется. Мне тоже вот до сих пор не по себе даже от мысли о такой возможности. Хорошо, что папа подарил мне этот чудодейственный кулон…

Обхватываю его в руке.

– Мой камень помогает снять с себя оборотничество, – немного виновато говорю.

Неловко при Диме: у меня есть средство, которого гарантированно помогает. Вот только приходится признать: оно мне нужно не меньше. Глупо отпираться от реальности – я тоже оборотень.

– Жаль, что он только один, – вздыхает Рыков.

Конечно, и сам понимает, что претендовать бессмысленно. Будь из нас двоих он один оборотнем, отдала бы, не задумываясь.

– А если сделать копию? – тихо предлагаю.

Хочется как-то облегчить участь Диме. Да и вообще, может, нам подружиться?

– Тогда работали бы и остальные обычные лунные камни, – уверенно возражает он. – Твой очевидно с вкраплениями реальной луны.

Вздыхаю. Вот интересно – откуда он у папы? Может, попытаться его всё-таки разговорить?

Одна мысль об этом заставляет сердце взволнованно ускорить темп. М-да… Мне даже с нелюдимым Рыковым намного проще. И не такой уж он нелюдимый, кстати. Стал более вспыльчивым? Если честно, я в какой-то момент тоже – видимо, характерно оборотням. Но контролируемо же.

– Жаль, что я не могу тебе его давать поносить. Мне тоже в полнолуния нужно, – неохотно озвучиваю сделанный недавно вывод.

Это всё равно, что сказать: «Я – оборотень». Так же оглушительно и бесповоротно. Сглатываю тяжёлый ком, образовавшийся в горле. Не понимаю, что тут добавить и что вообще делать дальше. Просто не снимать этот кулон никогда? Особенно по ночам…

– А тебя кто укусил?

Усмехаюсь горько. Вот и он – главный вопрос, который меня беспокоит. Понятно, что я оборотень, но ни разу не понятно, каким чёртовым образом.

– В том-то и дело, что никто, – решаю не скрывать перед Димой ничего. Так уж получается, что мы всё равно заодно. – Я вообще не знала обо всём этом никогда. Папа точно не оборотень, да и мама тоже.

Скептически хмыкнув, он окидывает меня задумчивым взглядом.

– Видимо, кто-то из них тебе не родной.

Вывод, который я боялась формулировать даже в мыслях. Причём, кажется, боялась сильнее, чем осознания, что весь этот мир оборотней – правда. И что я – его часть.

Мама однозначно родная – она меня рожала, и я не думаю, что кому-то охота было подменять меня в роддоме. Хотя… Теперь совсем ничего не стоит исключать.

– Папа… – горько выдавливаю и делаю глубокий вдох. – Не может быть.

А я ведь чувствовала всегда, что скорее раздражаю его.

Непроизвольно иду к лестнице – не могу продолжать стоять на месте. Дима идёт за мной.

– Да у нас вообще много чего из разряда «не может быть» теперь, – чуть мягче, но иронично подытоживает он.

Усмехаюсь – пусть и немного натянуто. Это уж точно, наша жизнь теперь вообще как будто в параллельной Вселенной.

– И это тоже, – останавливаюсь в лестничном пролёте и засучиваю рукава. Показываю Диме царапины на руках.

– Ого… – он с интересом смотрит, внимательно вглядывается. Ну да, там борозды нехилые. Даже странно, что не болят, а вроде как даже заживают из-за кулона. – Откуда?

– Сама себя вчера ночью, было полнолуние. И одежду изодрала, – поморщившись, признаюсь и опускаю рукава, дальше иду. Так спокойнее почему-то. Судя по взгляду Димы, он ещё не сталкивался с такими проявлениями оборотничества в себе. Значит, я даже быстрее него проявляюсь. – И, кажется, я всё-таки начала обращаться в волка. По комнате были следы скорее лап и когтей. Ногтями я бы так не исцарапала стены или шкафы.

Дима идёт рядом – некоторое время молча. А потом спрашивает почти невозмутимо, будто мы о чём-то обыденном:

– А твой папа что на это?

Хм, Рыков не знает, что у меня мама умерла и я с папой одним уже довольно давно живу. Как-то не афишировала это в универе, тем более, на первом курсе мы пока. Но проявляет интерес Дима исключительно к отцу. Из-за лунного камня?

Отвечаю как есть:

– Он был на дежурстве, комнату не видел. Как могла, привела её в порядок. Он… – осекаюсь, кусаю губу. Папа ведь отчётливо яростью полыхал, когда я рассказала ему про проявления своей «болезни». Даже ударил. И с ненавистью сказал, что ему не понадобится лучный камень. С явным осуждением меня за то, что кулон нужен мне. – Он разозлился на меня, когда я описала свои симптомы оборотничества, – всё-таки признаюсь тихо.

Может, если Дима будет знать, мне будет хоть немного проще понять что-то о папе?

– Значит, скорее всего, загуляла твоя мама с каким оборотнем, от него тебя родила, – слегка озадаченно предполагает вдруг он.