Buch lesen: «Развод. Дай мне шанс»

Катерина Коротеева

Schriftart:

Глава 1. Карина

– Карин, ты мне носки погладила? – с утра крикнул муж из ванной.

Я закатила глаза и выбралась из постели.

Зачем так орать?

Ребенка же разбудит!

Я, захватив из ящика носки, вышла из спальни.

– Плат, ты можешь на работу собираться тише? – я протянула ему глаженые носки. – Дина всю ночь не спала.

– Если ты думаешь, что я видел цветные сны, то вынужден тебя разочаровать, – рявкнул он. – Я не пойму, почему она до сих пор рыдает по ночам? Ей уже полгода!

– У нас зубы режутся.

– То колики, то зубы, это когда-нибудь закончится? Сил уже нет! – возмутился он, забрал из рук носки и вихрем прошел мимо меня на кухню.

– Вы что с утра опять собачитесь? – на кухню зашла недовольная свекровь.

– Ничего, мам, не лезь, пожалуйста, – сквозь зубы сказал муж, надевая носки.

Что на него нашло?

– Я-то не лезу, сынок, но мне тоже надоело каждое утро слушать вашу ругань.

– Мы не каждое утро ругаемся, – скрестив руки на груди, ответила я.

Из спальни послышался детский плачь.

– Вон, дитя разбудили. Иди, успокаивай, – проворчала на меня Ирина Николаевна.

Ну конечно, у меня же мозгов не хватит догадаться, что мне надо сделать!

Как же всё достало!

Я зашла в спальню и взяла на руки дочь.

– Что ей не спится? – подошел муж.

– Потому что нужно тише себя вести, – прошипела я.

– Я опять виноват? – наиграно негодовал он.

Я покачивала дочь на руках и отвечать не стала.

– Ну естественно, я, как всегда, долбоеб, а ты идеальная. Посмотри, у нее слюни текут в три ручья. Дай ей сиську, она голодная, – презрительно фыркнул муж.

– Мне тоже кажется, что внучка все время голодная, – в дверном проеме появилась свекровь и завела привычную пластинку. – У тебя молоко, наверное, нежирное. Сама вон какая дохлая, жрать больше надо. Сама ходишь голодная и ребенка на голодном пойке держишь.

– Нормальное у меня молоко!

– Каши уже пора давать!

– Я ввела прикорм, что еще нужно?

– Две ложки даешь! Неужели не понятно, что ей нужно больше? Если сама ленишься сварить манную кашу, ты скажи, я сварю. Супчик тоже надо давать, я вчера вон какой шикарный борщ сварила.

– Да, конечно, и картошку с котлетами вприкуску с бочковыми огурцами, – съязвила я.

Свекровь уже месяца два порывается впихнуть Дине бочковой огурец под предлогом, что детям надо что-то мусолить, когда зубы прорезаются. А на самом деле хочет посмотреть, как малышка будет морщиться от кислого, чтобы поржать. А потом подругам на лавке во всех красках рассказывать и хохотать всем двором.

– Зато моя внучка сыта будет, бестолочь! – крикнула свекровь.

– И с убитым желудком! – не выдержала я.

Нервы уже ни к чёрту.

– Я Платошу вырастила, у меня опыта поболе будет, а ты не смей мне тут…

– Тихо, я сказал! – прорычал муж и дочка громко заплакала. – Быстро успокоились! – он окинул нас гневным взглядом и добавил: – Все!

Дочка закатилась в громком плаче.

Да сколько можно?

Вроде взрослые люди, а не понимают, что криками пугают ребенка!

– Выходите отсюда! Оба! – рявкнула я.

Я выпроводила из спальни их обоих и закрылась.

– Тихо, маленькая, всё хорошо, – я качала на руках малышку и услышала, как хлопнула входная дверь.

Муж ушел на работу.

Свекровь гремела на кухне кастрюлями, а потом пошла в зал и негромко включила телевизор. Очередные судебные разбирательства в эфире.

Я легла с дочкой на кровать. У меня снова разболелась спина, будто прострелило между лопатками. Дала дочке грудь, она немного поела, и мы уснули.

Бессонная ночь давала о себе знать.

Сил ни на что не осталось.

Равномерный шорох швабры по полу под дверью вырвал меня из дрёмы.

Взглянула на часы, время двенадцать.

Дочка зевнула и тоже заворочалась. Я вздохнула.

Пора вставать.

Сегодня у меня две клиентки записаны на ресницы. Одна придет к трем, а вторая записана к пяти.

Я вышла с ребенком из спальни и почувствовала резкий запах.

– Фу! Что это? – я зажала нос.

– Не фукай, это уксус. Чтобы не разводить всякую гадость, полы с уксусом надо мыть, – проворчала свекровь.

– Ты нас отравить решила? Этим дышать невозможно! – рявкнула я и снова закрыла дверь, пока запах не просочился в спальню.

Это просто издевательство какое-то!

– Опять ей не так! – кипела под дверью она. – Спит до обеда, а дите голодное! Бессовестная!

– Она не голодная! – ответила я и начала одеваться.

Надо срочно выйти на улицу. Не могу, меня тошнит от запаха уксуса в концентрированном виде.

Прям плохо становится.

А мне еще работать! Через три часа придет первая клиентка.

Как такое вообще могло прийти в голову?

Кто в наше время моет полы с уксусом?

Я оделась, взяла ребенка, быстро сбегала с дочкой в ванную, подмыла ее, надела подгузник, одела и вышла из спальни.

Вонь ужасная.

Ирина Николаевна, конечно, неплохая женщина. Она приняла меня, помогает с ребенком, и я ей за это очень благодарна. Но иногда она бывает слишком резка в выражениях. В порыве эмоций может такого наговорить, что волосы на затылке дыбом становятся. После этого мы можем неделю не разговаривать, но сегодня не тот случай.

Не хотелось лишний раз ругаться.

Я зашла в зал и спокойно сказала свекрови:

– Мы гулять, пойдем с Диной подышим, а вы, пожалуйста, проветрите квартиру. Мне плохо от этого запаха, а к трем ко мне придет клиентка.

– Хорошо, – так же спокойно кивнула она и развела руками. – Вроде бы, борщ ешь, я туда тоже уксус добавляю, а тут плохо ей.

– Уксуса сейчас слишком много. У меня голова от него разболелась.

Я положила дочку в коляску и вышла на улицу.

Сейчас конец февраля, всюду сугробы, минус одиннадцать. Я наматывала круги с коляской вокруг дома и дышала прохладным чистым воздухом.

Мне стало лучше.

Через сорок минут позвонила свекровь и сказала, что всё проветрилось.

Я вернулась, запаха больше не было.

Ирина Николаевна разогрела свой фирменный борщ, забрала Дину и посадила меня за стол. Я с удовольствием проглотила всё содержимое тарелки, помыла посуду и подогрела дочке овощное пюре с мясом.

Я покормила ребенка и отдала бабушке. Ко мне пришла первая клиентка.

К семи вечера я полностью освободилась, а через полчаса домой вернулся муж.

На нем лица не было.

Бледный, взъерошенный и задумчивый.

– Привет, – я подошла к нему и поцеловала, – у тебя всё хорошо?

– Привет, – устало выдохнул он. – Помнишь Витю? Моего друга из института.

– Помню, конечно.

– Он вчера умер. Внезапная смерть. Остановилось сердце.

– Какой кошмар! – я в ужасе прикрыла рот ладонью, – он же совсем молодой, твой ровесник.

– Да, ему было двадцать восемь. Я сам в шоке, но от этого никто не застрахован, Карин, – вздохнул он, разулся, разделся и прошел на кухню, а я за ним, – мне сегодня Наташа позвонила и сказала, что завтра похороны.

– Наташа – это его жена?

– Да, – кивнул он и задумчиво посмотрел на меня, будто решал, говорить или нет.

Пауза была недолгой, а потом Платон решительно заявил:

– У Вити осталась жена и годовалый сын. Я не могу их оставить.

– Что значит, ты не можешь их оставить? – нахмурилась я.

Странная формулировка.

– Я буду помогать Наташе и Лёве. Деньгами. Ежемесячно.

– Какими деньгами, Платон? – мои брови от удивления взлетели вверх. – Мы сами с копейки на копейку перебиваемся! У нас висит огромный кредит, я в декрете, и у нас тоже есть маленькая дочь!

– Сказал же! Я не могу бросить их в беде! – ударив кулаком по столу, рыкнул он. – Теперь я буду переводить большую часть своей зарплаты Наташе. Ей тяжело, она осталась одна с ребенком на руках. А ты, – он гневно указал на меня, – набирай больше клиенток и научись жить по средствам!

Глава 2. Карина

Я застыла, глядя на мужа, и не понимающе хлопала ресницами.

Он сейчас серьезно?

Уверенность и холод в его глазах откровенно пугали.

Платон явно был не в себе.

Я таким никогда его не видела!

– А я живу не по средствам? – склонив голову на бок, тихо спросила я.

Мой голос сорвался на шёпот, потому что кричать я просто не могла. Боль сдавила горло.

Претензия мужа занозой засела в сердце.

Сложилось ощущение, что я направо и налево сорю деньгами.

Да я берегу каждую копейку и себе во многом отказываю!

Я не хожу по салонам красоты, не устраиваю шопинги, хотя мне давно пора прикупить себе что-то из одежды, но я всё трачу на ребенка! Ни рубля на себя не потратила!

Неужели он этого не видит?

И почему он больше переживает о годовалом сыне друга?

– Ты забыл, что у нас полугодовалая дочь? – уязвлено спросила я. – А я, сидя в декрете, взяла подработку, чтобы хватало, – я начала загибать пальцы, – на подгузники, продукты, бытовую химию, на элементарные вещи, Платон! Чтобы нам хватало на всё!

– Ну так работай больше, – отрезал он, и я почувствовала, как внутри меня что-то рухнуло.

Я вдруг увидела, как сильно он от меня отдалился. Это был не тот Платон, которого я любила.

– Больше? – повторила я и почувствовала, как голос задрожал. – Ты думаешь, я не хочу? Думаешь, мне нравится просить твою мать помочь с ребенком? Думаешь, я не понимаю, что нам сложно? Но я тоже человек, Платон. У меня тоже есть предел.

– Хватит истерик, Карин, – он потер виски. – Тебе легко говорить. Тебя никто не заставляет искать миллионы, чтобы мы вылезли из долгов.

Эти слова оказались последней каплей.

– Да, меня никто не заставляет. Меня только унижают. Указывают, как жить, как быть хорошей матерью, как зарабатывать больше. Тебя это устраивает, да?

Он молчал.

– Платон, ты даже не слышишь, что говоришь! Ты хочешь переводить Наташе деньги. Большую часть зарплаты. А мы? Мы – твоя семья! – моя грудь резко вздымалась от эмоций.

– Они остались без Вити. Ты не понимаешь, каково это – оказаться в таком положении.

– Но ты понимаешь, каково это мне, да? – в глазах запекли слезы. – Оставаться дома с ребенком, слышать постоянные упреки, чувствовать себя ненужной? Ты же сам сказал, что хочешь вытащить нас из этой ямы. А теперь ты готов забить на нас ради нее.

Он долго смотрел на меня, потом прикрыл глаза и шумно выдохнул.

– Прости. Я сорвался, – мягче сказал он и посмотрел на меня. – Карин, у меня сегодня очень плохой день. Нервный. Я не хотел тебя обидеть. Правда не хотел.

– Я не могу брать больше клиенток, понимаешь? – мой голос предательски дрогнул. – Твоя мама не резиновая, она не сможет больше четырех часов сидеть с маленьким ребенком. А у меня два часа уходит на одного человека, – хотелось рыдать от обиды, но я держалась. – Мы не можем себе позволить няню, я просто буду отдавать ей за работу половину денег! Какой в этом смысл?

– Я понимаю. Я всё решу. Иди сюда, – он пододвинулся ближе и крепко меня обнял. – Я сказал это на эмоциях. Прости меня. Я просто знаю, что окажись ты на месте Наташи, Витя тоже тебя не бросил бы.

Он тихо говорил и гладил меня по волосам.

– Знаю, он был хорошим человеком, – согласилась я.

А у самой сердце сжалось, как только представила, если бы вдруг не стало Платона.

Я крепче прижала его.

Не представляю, что бы со мной было. Я бы, наверное, с ума сошла.

Я так сильно его люблю.

– Я люблю тебя и нашу дочь, – на ухо прошептал он, будто прочитал мои мысли. – Сейчас у нас сложный период, давай не будем ругаться по пустякам? Мне и так тяжело.

Я отпрянула и посмотрела в родные карие глаза. Там больше не было ни льда, ни холода, а только беспросветная усталость и печаль.

– Платон, я как раз понимаю, что нам сейчас сложно, – спокойно ответила я. – Три месяца назад, когда ты объявил, что хочешь залезть в стройку и для этого возьмешь десять миллионов в кредит, я предложила подождать хотя бы полтора года, но ты не послушал.

– Потому что такой шанс редко выпадает, Карин. Паше срочно нужен был партер с деньгами, у него много проектов, в которые нужно инвестировать. Ты думаешь он стал бы меня ждать полтора года?

Муж вопросительно смотрел на меня, а я понимала, что никто не стал бы ждать.

Павел нашел бы другого партнера по бизнесу.

– Это был мой шанс выйти на новый уровень, и я не мог его упустить, – добавил он и выдержал паузу, а потом сказал: – Малыш, я же много раз тебе говорил, что не просто так я взял деньги в банке. Надо подождать полгода и всё у нас будет хорошо. Мы переедем в свое жилье и денег будет больше. Я активно сейчас работаю над этим. Мне всего лишь нужно время.

Всего лишь…

– Как же всё невовремя, – устало выдохнула я.

– Да, форс-мажор нельзя исключать, теперь я это знаю. Я сам виноват, что не рассчитал. Прости, что я сорвался. На самом деле я злюсь на себя.

Он обхватил ладонями мое лицо, притянул к себе и накрыл мои губы нежным поцелуем.

– Забудь, что я сказал, ладно? – он прошептал мне в губы.

– То есть, как это? – не поняла я.

Сомневаюсь, что он откажется от помощи Наташе, учитывая все обстоятельства.

Платон отстранился и посмотрел на меня.

– Мне нужно подумать, как поступить. Ты, главное, не переживай, я найду выход.

– Но деньгами ты будешь ей помогать? – не унималась я.

Меня сильно смущала ежемесячная помощь.

Я понимаю один раз помочь, но чтобы содержать…

– Буду, но не в ущерб нашей семье, – твердо заявил он, посмотрел в глаза и положил свою руку на мою. – Давай закроем тему? У меня правда нет сил продолжать этот разговор.

Понимаю, что сейчас не самое лучшее время, чтобы устраивать допрос с пристрастием. Ему сейчас плохо. Я это вижу. Платон потерял друга, и я должна его поддержать.

– Хорошо, – кивнула я. – У нас на ужин есть борщ и плов с овощным салатом, что ты будешь?

– Давай борщ, я голоден, как кобель.

– Поэтому и злой, – усмехнулась я.

– Возможно, – его губы дрогнули в грустной улыбке и на кухню зашла свекровь с Диной на руках.

Только сейчас я поняла, что она дала нам возможность поговорить.

– Привет, сынок, – сказала она, – я всё слышала. Передай мои соболезнования Наташе.

И сказала это так, будто хорошо ее знала.

Хотя, если Платон с первого курса дружил с Витей и Наташей, тогда чему я удивляюсь? Они же все вместе учились и шесть лет назад закончили институт.

Это я появилась в его жизни намного позже.

Я накормила мужа, потом искупала и уложила Дину спать, всё это время они тихо разговаривали на кухне и пили чай с мятой. Платону нужно было выговориться, а его мама хороший слушатель. Я всегда поражалась их отношениям, а иногда ревновала, потому что мне казалось, что маме он рассказывал больше, чем мне.

Но сегодня я спокойна.

Платон переживает горе, а когда выговорится, ему и нам станет легче.

***

Когда дочка уснула, я не стала выходить из спальни, и муж не заставил себя долго ждать. Он пожелал маме спокойной ночи и пришел ко мне.

В комнате было темно.

Он залез под одеяло, обнял меня сзади и придвинул к себе.

– Спишь? – проворковал он на ухо и поцеловал в шею.

– Еще нет, – тихо ответила я и развернулась к нему.

Он взял меня за подбородок и впился в губы страстным поцелуем, от которого по телу прокатилась внезапная волна возбуждения. Затем его поцелуй стал настойчивее, и я поняла, что ему нужно.

Я зарылась пальцами в его волосах, и непроизвольно простонала, когда он положил горячую ладонь на мою грудь. Затем Платон стянул с меня ночную сорочку, следом трусики и снова поцеловал в губы.

Он тискал и ласкал мою грудь, целовал в шею, гладил живот, рукой спускался к лону и подушечкой пальца аккуратно рисовал круги на чувственной горошинке.

Боже, как хорошо!

Я так скучала по нашей близости.

Последний раз у нас это было месяц назад.

Мы стали редко совпадать в желании. То он, то я сильно уставали.

Сегодня тоже был трудный день, но сейчас мы оба горели от желания обладать друг другом. Хотелось обнимать его крепкое тело, чувствовать его, дышать им.

Ловить момент и наслаждаться.

Наше дыхание слилось в одно, языки сплетались в диком танце. Он навис надо мной, осторожно развел мои ноги шире, посмотрел в глаза с затуманенным от возбуждения взглядом и медленно вошел. Он поцеловал еще глубже, поглощая мои стоны и начал аккуратно двигаться, затем принялся толкаться еще быстрее и сильнее.

Я потерялась в ощущениях. Платон прижимал меня к себе, и всё остальное перестало существовать. Но сквозь вихрь эмоций до меня долетел едва слышный скрип кровати под нами.

Дина заворочалась в своей кроватке, и ее сонное хныканье прорвалось через наш барьер страсти.

Я хотела остановиться, но Платон, словно чувствуя мое замешательство, еще сильнее притянул меня к себе.

И тут дверь в спальню с грохотом распахнулась.

– Что же вы делаете?! – свекровь буквально вплыла в комнату, как штормовая волна. Ее глаза горели яростью, а голос звенел от негодования.

Я замерла, чувствуя, как горячая волна стыда заливала меня с головы до ног.

– При ребенке постеснялись бы! – прошипела она, не опуская палец, которым указывала на нас, словно мы были осуждены на месте.

Платон резко сел, но его лицо оставалось холодным, будто он изо всех сил сдерживал гнев.

– Мам, это не твое дело! – его голос был низким, почти рычащим.

– Не мое? – ее брови взлетели вверх. – Ты называешь это семьей? Стыд да позор!

Она резко подхватила Дину из кроватки, ее движения были грубыми, будто она хотела показать свое превосходство.

– Тоже мне, мать! – презрительно бросила она, обжигая меня взглядом. – Стыдобища!

Каждое слово, как пощечина, больно хлестало меня по лицу.