Психология зла

Темная тетрада

В статье 2014 года^[28] Паулюс использует выражение «темные личности» для описания людей с рядом социально нежелательных черт субклинического свойства. Субклинической – поскольку поведение таких людей не соответствует достаточному количеству критериев, чтобы психолог или психиатр диагностировал какое-либо расстройство в клинических условиях. Люди с темными личностями способны «ладить (даже процветать) в рабочей или учебной среде и в целом в обществе». «Темная тетрада» – это набор таких склонностей «темной личности», как психопатия, садизм, нарциссизм и макиавеллизм.

Когда дело доходит до диагностики людей с личностными расстройствами, исследователи и клинические психологи часто говорят о порогах. Например, чтобы вас классифицировали как психопата, нужно набрать минимум 30 (или 25, смотря с кем вы беседуете) из возможных 40 баллов из перечня симптомов психопатии^[29]. При таком подходе любой, кто получает 29 баллов и меньше, психопатом не считается. Однако, как вы можете представить, разница между людьми, заработавшими 29 и 30 баллов, почти случайна и является предметом серьезных споров среди специалистов. Чтобы преодолеть разногласия, они все чаще рассматривают психопатию как спектр. Сегодня ученые в основном выясняют, что происходит, когда люди набирают больше баллов по шкале измерения уровня психопатии, а не просто пересекают некий порог. То же самое относится и к садизму, нарциссизму и макиавеллизму. Одним из ключевых вопросов в рамках подобных исследований можно назвать следующий: когда люди набирают высокие баллы по этим шкалам, больше ли они склонны вредить окружающим?

Прежде чем продолжить, я хочу сделать предупреждение. Исследования, посвященные каждой из этих черт, убедительны, но есть и обратная сторона медали. Используя термины «темный» или «психопатичный» для описания людей, мы рискуем дегуманизировать их. Мы также рискуем принять идею, что определенные индивиды действительно плохие. Что нарушители не могут измениться, так как зло заложено в их ДНК. Это выглядит как медицинская демонизация. Так что подходите к изучению следующей части главы с осторожностью и сопротивляйтесь стремлению думать, будто те, кто обладает характерными для темной тетрады чертами, – «плохие».

Начнем с психопатии. В 1833 году доктор Джеймс Причард сформулировал первое описание того, что мы теперь называем психопатией. Он назвал это «нравственное безумие»^[30]. Считалось, что люди с таким диагнозом выносят неверные нравственные суждения, но не имеют дефектов интеллекта или психического здоровья. Психопаты часто умны и адекватны, но при этом чаще склонны совершать поступки, которые большинство считает аморальными. Сегодня наиболее распространено определение психопатии при помощи «Переработанного контрольного перечня симптомов психопатии»^[31]. Первый перечень был составлен в 1970-х годах канадским психологом Робертом Хаэром, что позволило психологам и исследователям более структурированно диагностировать психопатию. Исходя из этого списка, определяющие маркеры психопатии следующие: поверхностное очарование, лживость, неспособность к раскаянию, асоциальное поведение, эгоцентризм и, самое главное, отсутствие эмпатии.

Большинство считает, что отсутствие эмпатии – ключевой показатель психопатии. Эта характеристика сильно связана со склонностью к преступлениям. То есть когда человек преступает закон или нарушает правила, его не тяготят такие чувства, как раскаяние или печаль. Эмпатия действительно мешает вредить людям. Психопаты могут быть особенно безжалостны, и я не раз слышала, как ученые отзывались о них, по сути, как о чудовищах. Похоже, бытует мнение, будто есть преступники и есть преступники-психопаты. И они, вероятно, представляют собой отдельную пугающую категорию.

Коренится ли дефицит эмпатии в мозговой дисфункции? Судя по метаанализу 2017 года, в котором обобщены нейровизуальные исследования, посвященные изучению психопатов, «новейшие исследования, проведенные с использованием метода картирования мозга, предполагают, что в основе психопатического поведения лежит аномальная мозговая активность»^[32]. Похоже, мозг психопатов отличается от мозга непсихопатов. Статья заключает, что «психопатия характеризуется аномальной мозговой активностью префронтальной коры в обоих полушариях и в правой миндалине, которые отвечают за психологические функции, нарушенные у психопатов». Иными словами, ни часть мозга, ответственная за принятие решений, ни часть мозга, отвечающая за эмоции, не работают правильно. Из-за подобных выводов некоторые утверждают, что, когда психопат принимает решение совершить преступление, хотя бы отчасти в этом можно винить его мозг.

Однако так же, как мы не могли заглянуть в мозг Гитлера и увидеть чудовище, нельзя заглянуть в мозг психопата и сказать, что он будет агрессивен. Это хорошо иллюстрируется случаем Джеймса Фэллона. Фэллон изучает мозг убийц-психопатов. После сканирования мозга многочисленных участников исследования ему в руки попало изображение мозга с очевидной патологией. Как оказалось, этот мозг был его собственным. «Я никогда никого не убивал и не насиловал, – сказал Фэллон в интервью 2013 года. – Первое, что я подумал: “Наверное, моя гипотеза ложна и эти зоны мозга не отвечают за психопатию или поведение убийцы”»^[33].

Затем он спросил свою маму и узнал, что в их роду было по крайней мере восемь человек, которые, возможно, кого-то убили. Основываясь на этом и на дальнейших исследованиях самого себя, Фэллон принял, что может быть психопатом. Он назвал себя «просоциальным психопатом»: тем, кому трудно испытывать эмпатию, но кто ведет себя социально приемлемым образом. В 2015 году он даже опубликовал книгу, которая называлась «Психопат изнутри» (The Single-Item Narcissism Scale (SINS))^[34]. Как оказалось, не все психопаты одинаковы от рождения, и определенно не все психопаты – преступники. Даже те, кто рождается с мозгом убийцы, могут за свою жизнь никого не убить, хотя более к этому склонны.

Вторая составляющая темной тетрады – нарциссизм. Американский психолог Сара Конрат и ее коллеги полагают: «Некоторые люди считают себя великими и особенными и полагают, что другие должны ими восхищаться и уважать их. Таких людей часто называют нарциссами… Нарциссическая личность характеризуется раздутым эго, ощущением своей грандиозности, поглощенностью собой, тщеславием и чувством собственной важности»^[35]. Итак, как нам выявить нарцисса? Конрат и коллеги провели одиннадцать отдельных исследований и составили крайне полезный опросник, который способен помочь нам определить нарцисса. Вот он:

Одновопросная методика определения нарциссизма^[36]

До какой степени вы согласны с этим утверждением: «Я – нарцисс»?

(Заметьте: слово «нарцисс» означает эгоистичный, поглощенный собой, тщеславный.)

И все. Если бы существовал приз за самый короткий личностный опросник, его бы выиграли Конрат с коллегами. Почему это работает? Как отмечает Брэд Бушмен, один из создателей методики, «нарциссы почти всегда гордятся тем, что они нарциссы… Можно спрашивать их напрямую, ведь они не считают нарциссизм отрицательным качеством: они верят, что действительно превосходят других людей, и им комфортно заявлять об этом публично»^[37].

Хотя нарциссы могут думать, что они великие, другие не всегда с этим согласны. Тех, кто набирает высокий балл по шкале нарциссизма, часто считают высокомерными, конфликтными и беспринципными.

Но, похоже, не все нарциссы столь глубоко убеждены в своем превосходстве, как думает о них Бушмен. Нарциссизм бывает «грандиозного» и «ранимого» типа. «Грандиозные» нарциссы считаются выпендрежниками, эгоистичными и напористыми, а «ранимые» нарциссы – преимущественно жалобщиками, язвительными и ершистыми. Ранимость и особенно неприятные характеристики второй группы, кажется, проистекают из неполной веры в собственное превосходство.

«Грандиозные» нарциссы могут задевать других людей, но «ранимые» бывают опасны. В 2014 году Златан Кризан и Омеш Джохар написали о нарциссической ярости – взрывной смеси гнева и враждебности^[38]. Похоже, что только «ранимый» нарциссизм связан с этим особым типом злости. Авторы объясняют: в ходе исследований они обнаружили, что «нарциссическая “ранимость” (но не “грандиозность”) – мощный двигатель ярости, враждебности и агрессивного поведения», и это «подпитывается подозрительностью, унынием и гневными размышлениями». Из чего можно сделать вывод: те из нас, кто скрывает свои недостатки за фасадом превосходства, особенно подвержены риску причинять вред другим.

Следующая составляющая темной тетрады – макиавеллизм, наименее изученная черта четверки. Она получила свое название в честь Макиавелли – политика и писателя эпохи итальянского Возрождения, – который в книге «Государь» утверждал: для того, чтобы добиться своего, некоторые готовы использовать все возможные средства. Если цель оправдывает средства, можно применять манипуляцию, лесть и ложь^[39]. В статье 2017 года Питер Мюрис вместе с коллегами определил макиавеллизм как «вероломный межличностный стиль, циничное неуважение к нравственности и фокус на личных интересах и выгоде»^[40]. У таких людей нет недостатка эмпатии, как у психопатов, или чувства превосходства, как у нарциссов, макиавеллизм – это более функциональная социальная стратегия. Она касается власти и личной выгоды.

Макиавеллизм обычно диагностируют с помощью шкалы MACH-IV^[41]. Мюрис и коллеги объясняют, что макиавеллизм состоит из трех элементов: «манипулятивных тактик (например, “Мудро льстить важным людям”), циничного взгляда на человеческую природу (“Любой, кто полностью доверяет другому, напрашивается на неприятности”) и неуважения к конвенциональной нравственности (“Порой стоит действовать, даже когда знаешь, что это неправильно с точки зрения нравственности”)». Суть в том, что, когда кто-то набирает высокий балл по этой шкале, он скорее склонен сделать все, что потребуется, для достижения своих целей.

Наконец, последняя составляющая темной тетрады – садизм, о котором мы уже немало говорили. Его включили в тетраду недавно, в 2013 году, и на самом деле это добавление стало побочным эффектом исследования про уничтожение насекомых (помните Кексика, Чувака и Милашку?). После серий экспериментов, посвященных повседневному садизму, Эрин Бакелз с коллегами предложила расширить знаменитую «темную триаду» до «темной тетрады» (куда вошли психопатия, садизм, нарциссизм и макиавеллизм)^[42]. Тьма получила новое измерение.

Те из нас, кто набирает высокий балл по шкале оценки одной из этих темных черт, и особенно те, у кого выражены все характеристики, гораздо больше склонны нарушать правила общества. Темная тетрада делает то, что пожелает. Но всегда ли это плохо?

Хорошая сторона ваших плохих качеств

Многие черты, которые на первый взгляд кажутся крайне плохими, при более тщательном рассмотрении могут оказаться ценными. Исследования, посвященные темной тетраде, показывают, что некоторым из нас эти характеристики помогают преуспеть. Наш исследователь с мозгом психопата, Фэллон, утверждает, что психопатия делает его более амбициозным. Схожим образом некоторые аспекты макиавеллизма, особенно готовность делать все, что потребуется, чтобы добраться до вершины, способны помочь выжить в условиях корпорации.

В 2001 году вышла статья, озаглавленная «Так ли плох нарциссизм?» (заголовок, достойный пера нарцисса)^[43]. В ней исследователь Кит Кэмпбелл заключает, что «нарциссизм может быть функциональной и здоровой стратегией для совладания с современным миром. Представление, будто нарциссы хрупкие, пустые или депрессивные, просто не соответствует текущим исследованиям на основе нормативных выборок».

А что же садизм? Тут немного сложнее. Мне кажется, что в постоянной борьбе наших нравственных представлений, эмпатии и желания выжить капелька садизма может быть полезна. Если мы получаем удовольствие от жестокости, убивать животных, людей или делать другие неприятные вещи, от которых зависит наше выживание, легче. В то время как эмпатия мешает причинять боль другим, садизм способен помочь нам делать то, что нужно.

Возможно, у вашей плохой стороны есть что-то хорошее. Интуитивно, однако, нам все равно кажется, будто должны быть люди и поступки, которые безоговорочно злы. Пока мы таких не нашли. Эта глава показывает, что не существует злого мозга, злой личности или даже злых черт. Мы можем охотиться за ними, сколько пожелаем, применяя психологические тесты и навешивая социальные ярлыки, но в итоге мы обнаружим, что путаемся в сложных и тонких аспектах человеческих качеств. Даже один из исторических архетипов злодея, Гитлер, был человеком с неврологическим профилем, возможно, не слишком-то отличным от нашего, хотя нам и хочется верить в обратное.

На протяжении этой книги мы изучим немало аспектов человеческого поведения с негативными последствиями – расходящегося с нашими ценностями, считающегося злым. Мы не станем сторониться того, от чего нам становится не по себе, и будем постоянно задаваться главным вопросом: «Зло ли это?»

В детстве я любила мультсериал «Скуби-Ду». Команда из четверых ребят и их говорящий пес разъезжали в «Фургончике тайн» в поисках чудовищ, терроризировавших округу. Дети пытались найти подсказки, кто же является монстром, и в итоге ловили и раскрывали его. Им всегда оказывался обычный человек в костюме. Никаких чудовищ не было.

Как и команда Скуби, мы можем обнаружить, что невольно охотимся за простым решением, простой отговоркой, простым словом – «зло». Но вместо этого мы увидим, что не существует одного простого объяснения, почему люди ведут себя «плохо», но этих объяснений много и они содержат немало деталей.

И хотя между мозгом тех, кто совершает «плохие» поступки, и тех, кто их не совершает, может существовать много различий, подтверждение сходства между нами гораздо более удивительно, чем настойчивое выделение этих различий. Похоже, что мозг делает всех нас способными нанести вред. Но если мозг преступника нельзя с легкостью вычислить, что мешает многим из нас действовать в соответствии с садистскими импульсами? Например, какая разница между вами и убийцей? Что ж, этим вопросом мы теперь и займемся.

2
Прирожденные убийцы. Психология жажды крови

О серийных убийцах, токсичной маскулинности и этических дилеммах

Мы любим убивать. И это здорово, ведь, чтобы выжить, нам нужно убивать. Голодны? Убейте какую-нибудь зверюшку себе на ужин. Болеете? Убейте бактерии, пока они не убили вас. Вам кто-то угрожает? Убейте из соображений самообороны. Не уверены, кто перед вами? Убейте – на всякий случай.

Мы так любим убивать, что нас называют сверххищниками. Все потому, что люди убивают больше других и с бо́льшим размахом, чем любой другой хищный зверь. В статье 2015 года, представившей обзор деятельности различных хищников, специалист в области охраны природы Крис Даримон и его коллеги заключили: люди убивают так много, что «меняют экологические и эволюционные процессы на всей планете»^[44]. Более того, ученые объявили: масштаб убийств настолько велик, что потери невосполнимы.

И пока вся эта бойня продолжается, кое-что беспокоит нас больше всего: убийства представителей нашего вида. Но мы странно к ним относимся. С одной стороны, мы осуждаем такое поведение, а с другой – фантазируем о нем.

Некоторые мечтают выбросить своего начальника из окна, навсегда заткнуть орущего младенца, а кто-то воображает, как заколет бывшего возлюбленного точным ударом ножа в сердце. Я регулярно чувствую, что хочу кого-то убить – ну, знаете, немножко. Особенно когда люди тормозят в аэропорту.

Нормальность фантазий об убийствах – или «гомицидальных идей», как их порой называют исследователи, – впервые была установлена Дугласом Кенриком и Вирджилом Шитсом из Университета штата Аризоны. В 1993 году эти два психолога спрашивали людей, фантазировали ли те когда-либо об убийствах^[45]. Пожалуй, удивительно, но большинство признали это. По результатам первого исследования 73 % мужчин и 66 % женщин ответили «да». Чтобы подтвердить, что это не была выборка, состоящая из особо жестоких людей, и чтобы собрать больше данных о предметах фантазий, ученые провели второй опрос. Они получили сопоставимые результаты. На этот раз 79 % мужчин и 58 % женщин подтвердили, что фантазируют об убийствах. Кого же они хотели убить? Мужчины чаще всего воображали, как убивают незнакомцев и коллег, а женщины предпочитали членов семьи. Другой популярной мишенью оказались отчимы и мачехи – чем не хоррор-версия сказки о Золушке.

Почему так происходит? По мнению ученых Джошуа Дантли и Дэвида Басса, фантазии об убийствах – часть эволюционной стратегии, хоть и имеющая сомнительную ценность в современном мире^[46]. Таково наше эволюционировавшее психологическое устройство. Фантазии об убийствах – продукт человеческой способности к абстрактному мышлению и гипотетическому планированию: «Что будет, если я это сделаю?» Они позволяют нам разыгрывать развернутые сценарии. С ними мы всегда готовы к худшему, при этом мы можем продумывать способы, как улучшить свою жизнь, избавляясь от людей, которые стоят на пути к нашим целям.

И именно тогда, когда мы мысленно проигрываем такие ситуации, большинство из нас быстро понимает, что убийство, пожалуй, не то, чего мы хотим, – ведь нам не нужны разрушительные последствия. Те, у кого нет такой способности – мысленно тестировать свое потенциальное поведение и его вероятный эффект, – склонны действовать более импульсивно и затем жалеют о своих поступках. Как мы впоследствии узнаем, импульсивный ответ на фрустрацию – главная причина убийств.

Однако некоторые из нас не просто фантазируют об убийстве, но и воплощают эти фантазии в жизнь. Кто они? Почему люди убивают друг друга? Если мы зададим этот вопрос эволюционным психологам Дантли и Бассу, они ответят, что порой убийство людей оправданно, по крайней мере с эволюционной точки зрения. Люди убивают, потому что они так устроены.

Как утверждает концепция гомицидальной адаптации, когда мы взвешиваем затраты и выгоды, связанные с убийством представителя нашего вида, обычно выгоды оказываются более значимыми, особенно для мужчин. В статье, опубликованной в 2011 году, авторы пишут: «Исторически убийство давало огромные выгоды: оно позволяло предотвратить преждевременную смерть, устранить серьезных соперников, заполучить ресурсы, избавиться от еще не родившегося потомка соперника, уничтожить приемных детей, устранить будущих соперников собственных детей». Хотя убийство сопряжено с риском – ведь его часто раскрывают, что ставит под угрозу самого убийцу, – авторы заключают, что порой оно все равно оказывается выигрышной стратегией.

Прежде чем мы продолжим, давайте проясним некоторые термины. Понятие «убийство» обычно используют для описания преступления против жизни человека. Иначе говоря, сюда не относятся ситуации вынужденной самообороны, повлекшей гибель нападавшего, лишение жизни преступника при исполнении приговора суда, а также защита интересов своего государства в период военных действий. Убийство является таковым, если оно стало результатом желания убить конкретного человека или нанести ему вред, который повлек за собой смерть. Чтобы поступок сочли предумышленным убийством, необходим «преступный умысел» (mens rea).

Понятие «убийство» в уголовном законодательстве обычно включает и умышленное причинение смерти человеку, и неумышленное (непреднамеренное). Последнее считается менее тяжким преступлением, которое, однако, подразумевает убийство другого человека, но: а) когда было намерение (желание) убить, но оно возникло внезапно, в результате провокации, и при этом учитываются смягчающие обстоятельства, например потеря контроля или ограниченная вменяемость^[47] («убийство по внезапно возникшему умыслу») или б) когда намерения и плана убивать не было, но имела место преступная халатность, или же убийство стало следствием другого преступного или опасного действия («причинение смерти по неосторожности»). Этого мы коснемся лишь вскользь.

Четкие различия между неумышленным и умышленным убийством провести трудно, и в разных странах их определяют по-разному. Поэтому, используя термин «убийство», я буду ориентироваться на определение из мирового обзора ООН 2013 года, посвященного убийствам, – пожалуй, самой подробной работе на эту тему на сегодняшний день^[48]. Авторы определяют убийство как «противоправные умышленные действия одного человека по отношению к другому, повлекшие за собой смерть», то есть как намеренное и преступное лишение жизни.

Доклад ООН поясняет, что убийство важно изучать не только потому, что это «самое тяжкое преступление», но и потому, что оно вызывает серьезные последствия, которые не ограничиваются отъемом жизни и «способны создать атмосферу страха и неопределенности». Показатели убийств могут повлиять на целые сообщества: люди начинают бояться выходить на улицу по вечерам или посещать определенные районы. В докладе отмечается, что убийства «также воздействуют на семью и окружение убитого, которых можно счесть вторичными жертвами». Страдает не только тот, кого убивают, но и его родственники и друзья.

По сравнению с другими видами преступлений изучать убийства относительно просто. Если человека убили, обнаружили мертвым или он пропал, об этом чаще всего сообщается, и показатели латентной преступности– числа неучтенных убийств – довольно низки. Это резко контрастирует с такими преступлениями, как изнасилования и сексуальные домогательства, о которых очень редко заявляют, что приводит к крайне высокому уровню латентной преступности в этой категории. Авторы доклада ООН пишут, что эта прозрачность делает статистику убийств «одновременно приемлемым показателем насильственной преступности и надежным индикатором уровня безопасности в США».

В обзоре ООН сказано, что в 2012 году по всему миру были убиты почти полмиллиона человек (437 тысяч). Этот показатель меняется со временем. Хотя СМИ могут нас убеждать в обратном, исследование показывает, что после пика в 1991–1993 годах показатели зарегистрированных убийств значительно и повсеместно снизились.

На графике, иллюстрирующем исследование, мы видим, что существуют огромные различия в количественных показателях убийств в разных частях света и уровень насильственной смертности в Южной и Северной Америке почти в десять раз выше, чем в Европе и Азии/Океании. Это не значит, что люди в одних странах изначально более жестоки, чем в других, – роль играет сложное сочетание социальных факторов. Показатель может зависеть от достатка страны (ее ВВП), культуры и степени угнетения, политических или социальных конфликтов, доступности оружия. Легкий доступ к огнестрельному оружию (особенно в таких странах, как США) зачастую рассматривается как основной фактор влияния на количество убийств.

Авторы доклада также исследовали характеристики людей, которые осуществляют убийства. Большинство убийств совершаются мужчинами и в отношении мужчин: 95 % убийц и 79 % жертв – мужчины. Мы также знаем, что большинство людей, идущих на убийства (в абсолютных цифрах), живут в Южной и Северной Америке. Выбор оружия зависит от страны. В Америках 66 % убийств совершаются с помощью огнестрельного оружия. Осужденные за убийство в других частях света более склонны использовать острые предметы (например, ножи) или иные средства – включая тупые предметы, физическую силу или яд. Наконец, когда мужчины убивают женщин, как правило, их жертвами становятся возлюбленные или члены семьи. В то время как в 2012 году 47 % женщин были убиты романтическими партнерами или членами семьи, такая участь настигла лишь 6 % мужчин.

Таково самое общее представление об убийствах по всему миру, но мы пока не получили ответ на гораздо более интересный вопрос: почему люди убивают друг друга? Мы рассмотрим его далее.