Buch lesen: «Бар на окраине»

Глава первая

Все началось четырнадцатого декабря. Наверно, это был просто не мой день. Во-первых, я проспала, и назойливая песня мобильника достигла спящего мозга только когда он жалобно затянул ее в третий раз.

А все потому, что сон… сон снился такой явственный и необычный; он крепко взял меня в объятия, и так не хотелось разочарованно просыпаться и видеть за окном темное небо, еще не озаренное рассветом.

И вот в этот сон, волшебный, предрекающий удивительные перемены и оттого заставляющий погружаться в него все глубже, вдруг, качаясь на кривых тонких ножках, зашла низенькая беззубая баба в платке, сбившемся на затылок, и, наклонившись к моему уху, противным голосом пропела:

– Просыпайся, мой хозяин, я хочу тебе сказать,

Что тебе сегодня надо на работу не проспать…

Я попыталась отогнать бабу, разрушающую сон, и на некоторое время она куда-то девалась. Но вскоре вернулась, снова разинула беззубый рот и завела:

– Просыпайся, мой хозяин…

Я нагнулась за тапком и прицелилась в нее. Она захихикала и убежала.

А я, рассердившись, что-то крикнула ей вслед и… проснулась.

Еще не совсем очнувшись, села на постели, разлепляя веки, пытаясь удержать в памяти блаженные картины.

Но сон был безвозвратно потерян.

– Просыпайся, мой хозяин!.. – надрывался над ухом мобильник.

До меня, наконец, дошло, что происходит.

Вскочив с постели, я бросилась в зал, где на стене висели большие часы. В тот момент, когда я коснулась взглядом их круглого циферблата, одна стрелка вылезла из-под другой, и я чуть не упала в обморок.

Без двадцати восемь!

Пытаясь по пути натянуть халат и никак не попадая в рукава, я в сердцах бросила его на пол и, ругаясь, побежала в ванную.

«Овен. Если вы решили все круто поменять в своей жизни, не откладывайте исполнения решения в долгий ящик. Сегодня как раз тот день, когда звезды благоволят к переменам. Но будут ли они к лучшему или к худшему – зависит только от вас…», – услышала я краем уха бубнящее на кухне радио.

Не верю в гороскопы и прочую мистическую чепуху.

…Как обычно, ни сумки, ни кошелька, ни ключей. Куда все это исчезает по утрам?!

Наконец, без двух минут восемь я выскочила из дома и поспешила за угол, к автобусной остановке.

К счастью, автобус подошел сразу. Вернее, он уже стоял и собирался захлопнуть двери, но я отчаянно замахала обеими руками и успела впрыгнуть на заднюю площадку.

Но это уже не спасет.

Отдышавшись, я села к окну и увидела, как белыми мушками с неба полетел снег.

Я неизбежно опоздаю на работу.

Я представила, как, окинув подобострастным взглядом шеренгу вечно опаздывающих блатных, вахтерша при виде меня вдруг злобно насупится и рявкнет:

– ПРОПУСК!

Хотя я работаю в этой чертовой библиотеке шестой год, и вахтерша не то что запомнила меня в лицо, а даже при желании напишет мой портрет по памяти. А Катя Филиппова работает третий месяц, но с нее никто не требует пропуск, потому что ее муж – зампрокурора области. И вахтерша Татьяна Сергеевна мило ей улыбнется и заискивающе залепечет:

– Катюша, какая ты сегодня нарядная! Наверно, вечером в театр собираешься?..

Обязательно вылезшая к моему приходу заведующая, увидев меня, нахмурится, резко выбросит вперед правую руку, так, что прямо перед моим носом окажутся модные часы с серебряным браслетом, и холодно спросит:

– Вы в курсе, Ариадна Кирилловна, сколько сейчас времени?

Хотя я опоздала, скажем, на четыре минуты.

Вслед за мной спокойно зайдет и сядет на свое место Катя, не подверженная никаким замечаниям, а затем на собственной машине прибудет Мила с увесистым пакетом, где, предположительно, находятся дары ее дачи, и скроется вместе с ним в кабинете заведующей. Через некоторое время оттуда раздастся веселый смех, еще через некоторое время Мила выйдет из кабинета и уверенно двинется к входной двери. Сегодня ее можно не ждать…

– Конечная, – раздалось над ухом.

Голос вывел меня из задумчивости. Я подняла голову и увидела склонившуюся надо мной женщину-кондуктора с сумкой через плечо.

– Конечная, – повторила она.

Поняв, что незаметно проехала свою остановку, я с тяжелым сердцем вышла из автобуса.

Все. Можно считать себя уволенной.

Дрожащими пальцами я достала из сумки сигареты и спички и закурила. Маленькие мокрые снежинки падали на непокрытую голову – в автобусе было тепло, и я сняла капюшон.

Надо перейти на другую сторону улицы и поехать обратно. Побью челом перед Верой Андреевной, выслушаю ее гневную отповедь, в разгар которой без стука войдет Мила, и, положив на стульчик в углу небольшой сверток, знаками покажет ей что-то и выскользнет за дверь.

Потом, понурив голову, сяду за свой стол у окна, где уже навалена куча книг и, пытаясь отвлечься от болтовни коллег, буду зубрить лекцию, которую надо прочесть завтра в девятой школе, славящейся отвратительной репутацией.

Я прошла поперек кольца и встала у остановки, ожидая автобуса, который увезет меня обратно к библиотеке имени революционера Панкратова.

У Ани Ворониной опять заболел ребенок, и ее не будет недели две, поэтому ее работа тоже автоматически переместилась на мой стол. А на чей же еще? Мила ушла в неизвестном направлении, Катя отпросилась, и ей невозможно отказать. Маргариту Тихоновну трогать нельзя – ей семьдесят шесть лет, у нее слабые нервы и совсем нет памяти, но ее держат из милости, она отработала здесь без малого полвека и ни за что не хочет на пенсию.

Кроме меня можно, конечно, поручить Анину работу Боре Клокову, но он и так уже завален по уши работой Милы и Кати.

Снежинки стали липкими и крупными; падая, они попадали за ворот тонкого, холодного серого пальто.

…Что же мне сказать Вере Андреевне? Я сторонница честности и по возможности всегда говорю правду. Но Вера Андреевна вряд ли похвалит меня за честность, если я признаюсь ей, что во сне отгоняла навязчивую поющую бабу. А что еще можно сказать? Ребенок у меня заболеть не может – детей у меня нет; если я заболела сама, то должна предъявить больничный…

Передо мной остановился автобус – тот же, на котором я сюда приехала. Он распахнул двери, но внезапно во мне поднялась какая-то странная волна – волна нежелания ехать в библиотеку и отчитываться перед Верой Андреевной.

Неожиданно мне захотелось пройти по тихой заснеженной улице, пройти медленно, никуда не торопясь и не застегивая на бегу сапог; и вдруг желание это накатило, как широкий поток свежего воздуха, хлынувший в пыльную библиотеку.

И я поняла, что никуда не поеду.

Машинально я нахлобучила капюшон обратно на голову и пошла по какой-то аллее, уходящей вдаль.

Странное состояние охватило меня – состояние давно забытой свободы. Казалось, вот-вот за спиной раскроются крылья, и я взлечу в высокое белое небо, а внизу, в библиотеке, останется сидеть маленькая злая Вера Андреевна со своими дурацкими часами.

Как мне порой хотелось неторопливо разложить их на столе и изо всех сил треснуть по ним самым толстым томом энциклопедии Брокгауза и Ефрона!..

А интересно, какое выражение лица появилось бы в этот момент у Веры Андреевны?

Чтобы увидеть его, я могла бы многое отдать.

Вдыхая свежий морозный воздух, я брела по удаляющейся вглубь аллее, пребывая в необъяснимом счастливом блаженстве.

Аллея привела меня в запорошенный снегом большой пустынный парк. Посреди парка безмолвно стоял фонтан, а по кругу его облепили уютные желтые скамейки. От пейзажа повеяло каким-то далеким, забытым воспоминанием юности. И словно клещи, сдавливающие мое тело и душу много лет, расцепили свои корявые тиски, и я, смеясь, бросила сумку на землю и, раскинув руки, побежала по парку.

А снег все падал – на землю, на скамейки, на слегка облупившийся фонтан и на мои плечи и ворот серого пальто.

А я кружилась в этом снежном парке, заливаясь счастливым, беззаботным, юным смехом, и никак не могла остановиться.

Наконец, смех закончился, и последний его отголосок коротким звонким смешком растворился в зимнем воздухе.

Отдышавшись, я поправила сбившийся капюшон и посмотрела на часы.

Десятый час.

Счастливое одурение сменилось тяжелыми рассуждениями. Я будто выплыла с далекого сказочного острова и поплыла обратно к своему берегу – грязному, закиданному бычками и бутылками, но своему.

Потому что в этой сказке я только гость, а дома ждет суровая реальность.

Я словно протрезвела.

И перевела дух.

Десятый час?.. Пожалуй, еще не поздно кинуться в ноги Вере Андреевне, сообщив что угодно – странную правду о том, как я в разгар рабочего дня плясала в незнакомом парке или ложь о том, как от резкого движения вступило в поясницу, и я не могла шевельнуться.

Хотя такие жуткие страсти мне еще не по возрасту. Вот у Маргариты Тихоновны они прокатят, а у меня – вряд ли. Мне всего – в данном случае всего – двадцать восемь лет.

Подняв с земли сумку и сгорбившись, я потащилась обратно к остановке.

Конечно, перспектива раздолбить часы заведующей весьма заманчива, и за ее глаза в этот миг можно отдать месячный заработок, но что делать потом? Мне двадцать восемь – и в данном случае уже двадцать восемь.

Где я найду работу? Блата у меня нет и никогда не было. А без наличия оного – только мести дворы или мыть посуду в кафе…

Я опять очутилась на остановке.

Нет, мне грех жаловаться, – думала я, переминаясь от холода с ноги на ногу, – все-таки я работаю не уборщицей какой-нибудь, а библиотекарем; зарплата, конечно, маленькая, но зато я сижу в относительно теплом помещении, коллектив, в принципе, нормальный, правда, пахать приходится за всех…

Я погрузилась в подошедший автобус и с каменным лицом поехала на работу.

От искрящегося, брызжущего солнечным потоком настроения и твердого решения прогулять этот день не осталось и следа.

Глава вторая

– Пропуск! – заорала Татьяна Сергеевна так истошно, будто я ткнула ее шилом в бок.

Нет, что-то все-таки случилось со мной в парке – невзирая на ее вопль, я уверенным шагом прошла внутрь помещения.

Зашла, не глядя кивнула всем, подошла к столу у окна, бросила сумку на стул.

Обернулась. Все уставились на меня так, будто по мне уже пора заказывать панихиду.

В смысле, все, кто есть. Милы, как обычно, нет. И Ани тоже.

– Ты где шатаешься? – листая каталог косметики, удивленно спросила Катя. Она была опять в новых, пятых по счету, сапожках.

Но я не успела ей ответить.

Дверь кабинета заведующей распахнулась, и оттуда вышла Вера Андреевна, невзрачная дама лет сорока пяти, в дорогом костюме.

Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

– Вы почему опаздываете, Ариадна Кирилловна? – ледяным тоном спросила она.

Потом вызволила из рукава руку с часами и длинным ногтем, покрытым темно-красным лаком, многозначительно постучала по циферблату.

В это время у Кати зазвонил мобильник. Нимало ни смутясь того обстоятельства, что в кабинете находится заведующая, которая распекает нерадивую сотрудницу, Катюша нажала на кнопочку дорогущего аппарата и довольно громко заговорила:

– Привет! Нормально. На работе. А-а… Ха-ха-ха!

Поморщившись, но не сказав ни слова, Вера Андреевна насупилась еще больше и, вперившись в меня, произнесла строго и четко:

– За опоздание я вправе лишить вас премиальных!

Я собиралась, поникнув головой, пролепетать что-то вроде «Простите, приболела, позвонить не смогла…», но вместо этого вдруг высоко подняла голову и звонко выкрикнула:

– Я гуляла в парке!

Воцарилась тишина. От неожиданности моего ответа даже Боря Клоков, ботаник в очках, отвлекся от краеведческого исследования и уставился на меня.

А Маргарита Тихоновна даже покачнулась вместе со стулом.

По лицу Веры Андреевны пробежала суровая тень.

– Что вы несете?.. Вы что, с ума сошли?!

Попробовала бы она сказать такое Кате!..

Но нет, Кате она такого не скажет. Вера Андреевна точно знает, кому и что можно сказать.

И в эту секунду я отчетливо поняла, что это мой последний с ней разговор.

– Я гуляла в парке, – повторила я, открыто глядя ей прямо в глаза.

И усмехнулась.

Вера Андреевна замерла с вытянутой рукой.

– Как это – гуляла в парке?! – придя в себя, взвизгнула она. – Вы что себе позволяете?! Объяснительную на стол!

В этот момент в дверь просунулась мордочка Милы. Нащупав взглядом глаза Веры Андреевны, Мила приветливо улыбнулась.

– Вера Андреевна, я… Ладно?

– Конечно-конечно! – озарилась улыбкой начальница, и мордочка исчезла.

Мила – ведущий специалист. Правда, непонятно, как это возможно, ведь у нее даже нет высшего образования – она только с этого года начала учиться заочно. Но это не мешает ей получать зарплату почти вдвое больше моей, при этом практически не бывая на работе.

Мне вспомнилось, как однажды в кроссворде она написала «венигрет».

– Я же вас предупреждала, Ариадна Кирилловна – опоздания наказываются строго – вплоть до увольнения! Вы в своем уме?! – проводив взглядом ведущего специалиста, пренебрежительно вернулась Вера Андреевна к моему правонарушению.

– Конечно, в своем. Меня мой ум вполне устраивает! – ответила я, доставая из стола свои книги и записи и складывая их в извлеченный из сумки большой пакет с надписью «Modis».

Вера Андреевна начала постепенно понимать, что происходит что-то, выходящее за рамки обыденного.

На всякий случай она немного сбавила напор.

– Вы что, заболели? – спросила она, заметно снизив тон.

– Да нет, я совершенно здорова.

Начальница застыла как каменное изваяние.

Она была в растерянности – ухожу я или остаюсь: ругать меня или… или… хвалить?!.

Это было так неожиданно – ведь всегда само собой разумелось, что я неизменно на рабочем месте: составляю картотеки, готовлю презентации книг, выставки, поэтические вечера, обслуживаю читателей… Мне можно поручить все на свете, потом еще и отругать, и я никогда не возникаю, не требую похвалы, отгулов, не болею и не отпрашиваюсь.

– Да, кстати… – сообщила я, застегивая пакет, – я увольняюсь. Прямо сейчас.

На лице Веры Андреевны отразилась непередаваемая гамма чувств.

Боря в ужасе посмотрел на меня, мгновенно оценив перспективу моего ухода. Это означало, что Мила, Аня и Катя тяжким бременем лягут на его плечи. Впрочем, они частично лежали на его плечах и раньше, но теперь их работа почти полностью будет на нем.

И мой заваленный планами и разработками стол тоже, очевидно, унаследует он.

– Как это – увольняетесь?.. Куда же вы пойдете?– отмерла заведующая.

Она, видимо, не могла осознать, что такой никчемный работник кому-то оказался нужен.

– В исследовательский центр Бармина, – почему-то ответила я. На душе было весело и тягостно одновременно: я разыгрывала комический спектакль, а за дверью ждала неизвестность.

– Как же… а лекция в девятой школе?.. А встреча с писателями? А подготовка областного семинара? – залепетала Вера Андреевна.

Ага, посуетись, посуетись!..

– У вас есть ведущий специалист Эмилия Юрьевна. Вот пусть она и проводит встречи. А семинары пусть готовит Катя.

Это прозвучало так дико, что Боря не выдержал и тихо прыснул. Вера Андреевна опять забыла, что ей нужно меня удерживать.

– Вы что, будете мне указывать, кому и чем заниматься? Я в состоянии распределить работу между сотрудниками!

– Ну а коль в состоянии – значит, и лекция в девятой школе, и встреча с писателями, и литературно-музыкальный вечер в галерее – все будет проведено на высшем уровне. В конце концов, я всего-навсего простой библиотекарь, а у вас есть библиографы и ведущие специалисты!

Маргарита Тихоновна тоже почуяла опасность и съежилась.

Я пошла к двери. Мельком взглянув на мой переполненный материалами стол, Вера Андреевна открыто запаниковала.

– Постойте… Арина!

Ага, уже Арина!

– Но по закону вы должны отработать две недели!

В эти две недели семинар не втискивался, зато умещались лекция и встреча с писателями.

– Тогда возьму больничный, – опять глядя ей в глаза, заявила я, – отдохну пару неделек. Надоело работать за всех. Надоело! В центре Бармина мне предложили заняться научными исследованиями. За вполне приличную зарплату.

– Ариадна Кирилловна, да постойте же! – Начальница устремилась за мной в коридор и на глазах у изумленной вахтерши зашептала:

– Ариадна Кирилловна, я как раз собиралась повысить вам категорию – вы уже вполне тянете на высшую…

Я усмехнулась.

– А если вам тяжело, мы ведь всегда можем договориться… Хотите, возьмете сегодня отгул?

Это был мой звездный час. И в этот момент мне, конечно, следовало, немного поломавшись, сказать:

– Хорошо, Вера Андреевна, я должна подумать. Сегодня я действительно возьму отгул, а завтра сообщу о своем решении.

Ведь никакой центр Бармина меня, разумеется, не ждал – там полно своих Мил и Кать. Все места заняты.

А тут мне удалось напугать начальницу до такой степени, что она предложила мне повышение и, кажется, впервые задумалась о том, что на мне и Боре держится вверенное ей учреждение.

В подтверждение этой истины мимо нас проскочила Катя.

– Вера Андреевна, можно отлучиться на полчасика? – спросила она на бегу.

Заведующая обреченно кивнула.

По-человечески я могла ее понять. Могла, но не хотела. И я сказала:

– Нет, Вера Андреевна, не хочу. И договориться мы с вами не сможем – у меня ведь нет дачи с огурцами и пасеки с медом, нет машины, чтобы забирать из садика вашего внука, и мужа-прокурора тоже нет. И только потому, что у других все это есть, выполнять чужую работу я больше не буду. За трудовой зайду позже. Прощайте!

Вера Андреевна, остолбенев, осталась стоять на лестнице, а я, хлопнув дверью, вышла в свежее декабрьское утро.

Глава третья

Неожиданная свобода обрушилась на меня как лавина. Что же мне теперь делать с ней? Куда идти? Я никак не могла осознать, что привычный за почти шесть лет уклад единым махом разрушен, и больше не надо, скрючившись за узким столом, готовить вечера, зубрить лекции и сочинять выступления для семинара.

А как же теперь жить? На что?! Помочь мне некому – родители мои давно умерли, всю жизнь я прожила с бабушкой. Четыре года назад умерла и она, и сейчас я живу одна в ее большой старинной квартире на Ярославской улице, в самом центре города. Друзей у меня немного, в основном, таких же, как я, перебивающихся от зарплаты до зарплаты, и даже на то, что кто-то даст в долг, рассчитывать особо не приходится. Правда, у меня есть любовник – Мстислав Ярополкович, доктор филологических наук, и он периодически помогает свести концы с концами. Но, к сожалению, Мстислав Ярополкович очень жадный, и взносы его хороши только как прибавка к зарплате, как говорит моя подружка – «на шпильки на булавки», а без зарплаты долго на них не протянешь.

Я достала из сумки кошелек и заглянула в него. Двести двадцать рублей. Негусто… Дома, кажется, еще пятьсот… И в заначке десять тысяч – я коплю на поездку в Трансильванию. Все это испарится меньше чем за месяц. А Мстислав Ярополкович, как на грех, уехал на симпозиум в Новосибирск.

В общем, надо искать работу.

В душу поневоле полезли сожаления о собственной несдержанности. Вот склонила бы голову перед начальницей, и сидела бы сейчас в тепле, за столиком у окошка, перебрасывалась интеллектуальными шутками с Борей, над которыми басовито смеялась бы Маргарита Тихоновна… Все текло бы по своему проторенному руслу…

Но вместо этого я бреду по посветлевшей от снега улице и гоню прилипчивые мысли прочь – к чему они, если назад дороги нет? И работы у меня теперь тоже нет… Зато я увидела растерянное и даже испуганное лицо семенящей за мной и едва не хватающей за рукав Веры Андреевны. Я же мечтала об этом? Похоже, моя мечта сбылась.

Я криво усмехнулась.

Надо свернуть к ларьку и купить газету «Работа сегодня». Авось, там и найдется что-нибудь для меня.

Бабушка всегда говорила, что Господь все управит. Но, как ни хотела я поверить в это, оснований для веры было немного. О нас с бабушкой Господь редко вспоминал. Похоже, он был занят тем, что все управлял для Кати, хотя она не похожа на верующую и ведущую нравственный образ жизни. Она пуста, высокомерна, глуповата, однако у нее точеная фигурка, хорошенькая мордашка, и ее выбрал в жены зампрокурора. Поэтому ей не нужно читать лекции в девятой школе и вовремя приходить на работу. А вечерком за ней заедет муж, у которого пузо уже рвет пиджак, он занесет Вере Андреевне огромного судака, и Катюша выпорхнет из библиотеки и, грациозно тряхнув кудряшками, усядется в «Рено Меган»…

А вот для Бори Клокова Господь ничего не управил. У него пенсионерка-мать и прикованный к постели отец. Они живут в разваливающейся части дома на отшибе – я была там однажды, когда навещала занемогшего Борю. И его острый ум, и обширные знания, и красный диплом историка ничем не помогли ему…

И не поможет таким, как я и Боря, ни диплом, ни Господь!

Нам скорее поможет черт с рогами и ведьма на помеле – раздраженно подумала я, завидев вдалеке центр Бармина – крупнейший исследовательский центр области.

Куда меня не пустят даже на порог, а не то что с ходу предложат должность с высокой зарплатой!..

Неожиданно я заметила, что на улице поднялась настоящая вьюга – усилившийся ветер погнал по дороге прямо на меня белую поземку, капюшон слетел с головы, и в лицо ударил колючий снег.

Прячась от резкого ледяного ветра, я забежала на крыльцо маленького магазина на углу. Руки без перчаток быстро посинели от холода.

Дверь магазинчика приоткрылась, и оттуда вышла молодая женщина, облаченная в длинное темное пальто и меховую шляпку. Она остановилась на крыльце, вглядываясь в кружащуюся в воздухе белую пургу.

Потом повернула ко мне голову, мельком окинула взглядом и отвернулась. Но тут же снова повернулась и пристально вгляделась в меня.

Я тоже невольно обратила на нее внимание. Что-то едва знакомое показалось мне в ее облике.

– Ариша! – вдруг воскликнула дама, и лицо ее осветилось радостной улыбкой. – Здравствуй! Не узнаешь?

В этой улыбке опять почудилось что-то знакомое, и в то же время окончательно узнать женщину я никак не могла. У меня отвратительная память на лица.

– Н-нет… – смутилась я, засовывая кисти рук поглубже в короткие рукава пальто.

– Марианна, Марианна! – слишком восторженно закричала элегантная дама, приблизившись ко мне. – Мы учились на одном курсе, неужели не помнишь? Только ты на библиотечном факультете, а я – на социологическом.

Я напрягла память, но никакой Марианны вспомнить не сумела.

– Ну как ты, Ариша? – схватила меня под локоть незнакомка, и, не дав опомниться, повлекла за собой к стоящей неподалеку красной машине.

– Тебе куда? Подвезти?

– Мне никуда, – почему-то шепнула я. И добавила:

– Если хочешь, подвези.

Не удивившись странному ответу, Марианна ловко уселась за руль, втянула меня за собой, и мы поехали вперед, сквозь несущуюся над землей белую снежную метель.

«Мне никуда. Если хочешь, подвези…»

И она повезла меня куда-то. Куда?..

Но мне действительно было все равно.

Марианна сняла шляпу, и по плечам рассыпались каштановые локоны. Да, кажется, припоминаю… Марианна… с социологического…

– Ты куришь?

Я кивнула, и мы обе тут же задымили.

– Где работаешь? – выдыхая дым дорогих сигарет, поинтересовалась Марианна.

– Уже нигде. Только что уволилась. Вот ищу работу, деньги нужны позарез, – помимо воли обременила я попутчицу своими проблемами. Я произнесла это очень горько, так, что она опять пристально вгляделась в меня.

На некоторое время Марианна замолчала, и я была ей благодарна за это и, уютно откинувшись в кресле, погрузилась в свои мысли.

– Ищешь работу? – вдруг негромко переспросила она. – А какая тебе нужна работа?

– Не знаю… хотелось бы по специальности, но у меня нет никаких связей…

Как ни странно, Марианна не задала ни одного вопроса о том, где я, собственно, работала и почему уволилась с прежней работы.

– А если не по специальности? – спросила она через некоторое время.

– Не по специальности? А кем?.. – растерялась я. Все это было очень странно – из забытой прошлой жизни внезапно возникла какая-то Марианна и уже предлагает работу…

– Уборщицей, – вдруг выпалила она.

Я облегченно улыбнулась, так, чтобы не заметила собеседница. Теперь это выглядело хоть не так фантастически. А я-то уж думала, она предложит какую-нибудь действительно достойную работу…

Но нет. Чудес не бывает.

Я вздохнула. Работу уборщицы я и без нее найду. Вакансий наверняка достаточно. Возможно даже, и в центр Бармина удастся устроиться! И я представила себя шастающей с ведром и шваброй по необъятному центру Бармина.

– Ты не спеши сразу отказываться, – медленно проговорила Марианна, затягиваясь. – Я, конечно, понимаю – ты прекрасный специалист, помню, как хорошо ты училась. И после такой культурной, благородной, можно сказать, интеллигентной работы вдруг пойти в уборщицы – это, конечно, шок.

Я кивнула.

– Конечно.

Мне хотелось побыстрее сменить тему. Зачем же я сдуру ляпнула о поиске работы? Теперь Марианна будет убеждать меня, что всякий труд почетен.

– Но, знаешь… – вдруг наклонилась она ко мне так близко, что дыхание неприятно коснулось щеки, – положа руку на сердце: разве ты так уж много потеряла? Разве тебя ценили настолько, насколько ты этого достойна?

Она наступила на больную мозоль. Я потянулась за второй сигаретой.

– Возьми мою, – ласково предложила Марианна и протянула тоненькую трубочку, – я привезла из Трансильвании.

Надо же! Я сегодня как раз вспоминала о Трансильвании.

Сигарета Марианны имела странный горьковатый привкус, и от нее потянуло в сон.

– Извини, может, это бестактно, но, судя по твоему пальтишку, и платили там, наверно, копейки. А я буду платить хорошо. Сможешь со временем даже машину купить. А работы-то всего ничего…

Куря сигарету, я смотрела затуманивающимся взором в стекло, за которым вилась, завывая, пурга, и слушала мягкий голос, будто танцующий вокруг меня.

– А про то, кем ты работаешь, можно никому и не говорить. Разве обязательно всем докладывать? Главное, заведутся деньги – сразу и друзья, и связи, и уважение появятся. Люди тянутся к богатым…

Я невольно вспомнила Милу и Катю.

– А работа не такая уж и грязная, поверь мне. И плачу я хорошо, – повторила она.

– А где? – хриплым голосом, наконец, изрекла я первое слово.

Я, конечно, не буду работать уборщицей нигде, но неудобно не проявить никакой заинтересованности. Ведь это же меня ни к чему не обязывает.

– У меня есть бар, – начала рассказывать Марианна. – Он небольшой, посетителей немного, так что уборки особенной не требует. Бар очень уютный, расположен у дороги, на окраине города. Вернее, на выезде из города…

– А как же туда добираться? – удивилась я. Насколько я помню, транспорт туда не ходит.

– Добираться придется на попутках. У тебя ведь нет своей машины?

Я отрицательно помотала головой, а мысленно покрутила пальцем у виска. Она что, чокнутая? Добираться на окраину города на попутках, чтобы работать в баре уборщицей!

– Да, я забыла сказать – бар ночной. Днем он не работает.

Ночной?! Да она точно больная!

Я раздавила окурок в пепельнице и посмотрела на местность за окном.

– Где мы?

– В районе «Детского мира».

За этим магазином мой дом. Надо же, как удачно!

– Марианна, высади меня здесь, пожалуйста.

Машина мягко затормозила у дверей «Детского мира».

– Если надумаешь – приезжай. Я владелица, но бываю там редко. Вот и сейчас уезжаю по делам в Италию. Обращайся сразу к директору, его зовут Иван Ильич. Скажешь, что от меня.

Иван Ильич – участник перестройки…

– Спасибо тебе большое, – сказала я Марианне, выходя, – может, еще увидимся. Пока!

Она приветливо улыбнулась, захлопывая за мной дверцу, машина развернулась и вскоре исчезла за поворотом.

Я постояла немного, приходя в себя от странной встречи, потом, вспомнив про свои планы, двинулась к ларьку с газетами, чтобы купить «Работу сегодня».