Buch lesen: «Свитки Серафима»
Глава 1
Нечёткие контуры деревьев, мелькавшие в холодных осенних сумерках, сменились на частные домики. Они расплывались за окнами поезда: малопонятные, нечёткие постройки, постепенно обрастающие более весомыми признаками городской черты. До прибытия оставалось минут двадцать, но картина, открывающаяся из окна купе, была такой монотонной, что веки сами собой наливались свинцом. Музыка в наушниках уплывала мимо сознания, отзывалась отдельными тактами, сохраняя лишь ритмический рисунок.
Алексею показалось, что он закрыл глаза всего на минуту, а чья-то настойчивая рука уже заставила исчезнуть надвигающийся сон, безжалостно трясла за узкое плечо железными пальцами. Он вскинул голову, встретившись с внимательным и по-мальчишески озорным взглядом карих глаз. Добродушное лицо никак не вязалось с грубоватыми словами.
– Вставай! Приехали. Твои вещи за тебя никто таскать не будет.
Сосед по купе улыбнулся, небрежным движением закинул огромную спортивную сумку на плечо и направился к выходу. Алексей протёр глаза и с сожалением осмотрел багаж: немалых объёмов сумка, да ещё чемодан. Зачем дед перед отъездом сунул в руки выцветший, когда-то чёрный чемодан, было непонятно. Алексей и не знал, что лежит внутри.
К грузу прилагалась инструкция, которую он выучил наизусть. Мысленно Алексей повторил:
«Пойти от вокзала по центральной улице, свернуть возле библиотеки направо в проулок и войти в зелёную дверь».
Там жила дальняя родственница деда, которой и надо было передать чемодан.
– Выходим, выходим.
Краснолицый, заспанный проводник безлико прокричал в купе истёртую от частого использования фразу и скрылся в конце вагона.
Подхватив ценный груз, Алексей поплёлся к выходу. Чемодан нещадно бил по ногам.
– Давай помогу, что ли.
Смешливый парень протянул руку, чтобы подхватить чемодан и втащить его на перрон. Вместе они отлично справились, и Алексей спрыгнул с последней ступеньки на землю.
– Знаешь, я слышал, в этом городе нет проблем с кирпичами. Кирпичный завод. Тебе что-нибудь говорит этот набор букв?
Кареглазый, выдохнув, поставил чемодан в вертикальное положение. Оценив шутку, хозяин груза ухмыльнулся, молча покрутив головой. Некоторое время он впитывал пустоту перрона, утреннюю тишину и эхо от обрывистых фраз. Диспетчер невнятно сообщил о скором прибытии следующего поезда.
– И далеко тебе тащить это добро?
Прищурившись, сосед по купе оглядел худощавую фигуру напротив, словно примеривал к ней чемодан – тяжёлый груз, ну никак, не вписывался. Алексею стало даже неудобно от этого взгляда. Он зябко поёжился, но тут же пренебрежительно повёл плечами.
– Мне нужен дом за библиотекой, – вспомнив инструкцию деда, сообщил он.
– Библиотека? – Казалось, парень удивился, его карие глаза широко раскрылись, сделавшись ещё больше. – Нам по дороге.
Они вдвоём взялись за ручку чемодана и двинулись в сторону грязно-красного здания в конце широкой улицы, мощённой щербатым камнем. Дорога была разбитой, в ямах искрилась вода после недавнего дождя. Алексей с интересом поглядывал то на неожиданного помощника, то по сторонам.
Небольшой индустриальный городок, выросший когда-то вокруг кирпичного завода, отличался провинциальной размеренностью и чинной медлительностью. Злые языки утверждали, что он попросту медленно умирал, не поспевая за бегом времени. Дома несли отпечаток печального распада и просительно взирали на центральную улицу, но именно такое положение вещей вызывало в Алексее искренний интерес. Несмотря ни на что городок зачаровывал сердце молодого историка.
– Право или лево?
– Что? – Алексей не сразу понял, о чём его спрашивают.
Всё внимание приезжего было обращено на здание библиотеки. Странная архитектура навевала мысли либо о безумии проектировщика, либо о богатой событиями судьбе постройки. Второе казалось более вероятным.
С первого взгляда строение имело некий внутренний центр, который годами обрастал новыми стенами, надстройками, боковыми коридорами и массой полезных и бесполезных помещений. Каков был изначальный замысел первого строителя, теперь понять было невозможно.
– Правый или левый проулок? – Озорная искра в глазах парня разгорелась ярче, казалось, неожиданного спутника забавляет позднее блуждание по пустым переулкам.
– Правый.
Улица резко сузилась. Вдвоём им было не разойтись. Задевая плечами облупившиеся стены, Алексей и кареглазый добрались до ядрёно зелёной двери дома.
– Спасибо за помощь, – Алексей пожал твёрдую руку нечаянного знакомого и улыбнулся.
– Да ладно, – весело отмахнулся тот и быстрым шагом направился в сторону центральной улицы.
Когда парень скрылся из виду, путешественник досадливо поморщился, коря себя: он даже не спросил имени парня. Извечная рассеянность порядком досаждала самому Алексею. Но поделать уже ничего нельзя и, отбросив сомнения, он постучал в дверь.
"Ну вот, – пронеслось мгновенно в мыслях, – так и знал, что ничего хорошего не выйдет".
Алексей снова поморщился. Эта непонятная для него миссия находилась под угрозой срыва: дверь не просто не открывали, за ней не было слышно ни малейших признаков движения.
Сумеречный проулок внушал опасения. Среди сплетения теней чернели фонарные столбы, но Алексей быстро понял, что они давно не работают. Весь облик ночного городка, который поначалу привлёк приезжего, внезапно стал чужеродным и опасным. Мрак усиливал желание скорее развернуться и пойти искать гостиницу или любое пристанище, где можно сбросить груз и отдохнуть. Надежда Алексея, что его хотя бы покормят с дороги, таяла с каждой секундой, которую отмеряла тишина и внутри дома, и за его стенами. Только ветер уныло завывал со стороны большой площади, откуда Алексей попал к порогу зелёной двери.
– Мог бы предупредить, что приеду! – зло выдохнул он и, с досадой махнув рукой на проулок, зелёную дверь, здание библиотеки и на весь городишко разом, потащился вместе с чемоданом обратно.
– Как же темно! Чёрт!
Самым неожиданным образом он споткнулся и нелепо упал на чемодан, сливаясь в темноте с единственным сухим куском асфальта под ногами. Мимо проехала машина, обдав распластанного человека бензиновым облаком. Чертыхнувшись в сотый раз, он зло пнул свою поклажу, потёр ушибленный бок и сел на несчастный чемоданный груз сверху. Темнота угнетала, а город негостеприимно глазел на чужака чёрными окнами спящих домов.
И всё же…
На библиотеке тускло горел фонарь при входе, и, подперев голову ладонями, Алексей обречённо стал смотреть на него, погружаясь в невесёлые мысли и предположения. Пока он размышлял, куда податься, машина развернулась и остановилась возле входа в здание.
Скрытый темнотой, Алексей наблюдал, как из иномарки появилась фигура в чёрном и направилась не к центральному входу, а скрылась в левом проулке. Прошло чуть времени, и человек неожиданно показался справа, обойдя библиотеку вокруг. Затем остановился, задрал голову и простоял так с минуту, словно пытался рассмотреть что-то на куполообразной крыше. Достав бумаги, незнакомец сгорбился под размытым пятном света от фонаря, долго изучал мятые листы. Нервно сложив записи, он запихнул их в карман и, к удивлению Алексея, присел на корточки. Человек прошёл так пару шагов вдоль стены, поднялся, припал к библиотеке, как к родной, вновь присел. Минут пять продолжалось это странное действо. Потом незнакомец сел в машину и уехал.
«Так», – Алексей ущипнул себя, чтобы убедиться, что не попал в абсурдный и непонятный сон. – «И в этом городе мне надо собирать материал? Спасибо!».
Он мысленно обругал деда, который посоветовал поработать над дипломным проектом в родном городе; потом вспомнил заведующего кафедрой: тот эту идею одобрил и, наконец, декана, что подписал направление. Выплеснув негодование, перегорев, он уловил в себе заинтересованность странными событиями.
«Историк я или где?!», – более спокойно продолжил Алексей, убеждая себя, что не напрасно проделал долгий путь.
Так он обрёл желаемое равновесие и толику привычного сарказма. Город проверял его на прочность и ожидал решительных ответных действий от незваного гостя.
Глава 2
Становилось прохладно. Алексей поднялся и, волоча за собой дедов подарок, наугад пошёл обратно к вокзалу.
«Дурацкая история выходит», – думал он. – «Нелепая…»
В сладких мечтах он уже видел, как передаёт посылку родственнице, а осчастливленная старушка в благодарность кормит его пирожками и предлагает заночевать, чтобы не искать посреди ночи гостиницу. Но мечты так и остались мечтами, что было весьма обидно. Особенно посреди тёмного, незнакомого города, пусть в нём и жило несколько поколений ваших предков.
Окончательно отравленный жалостью к себе, Алексей мрачно ухмыльнулся огням вокзала. Где-то справа неоновыми линиями мерцала покосившаяся вывеска со странной надписью:
«НИЦА ЛЕ ОДОР»
Загадочная реклама с намёком на нечто французское подмигнула путешественнику, и он вошёл внутрь.
В малогабаритном холле стало ясно, что ничего французского здесь нет, а всё, совсем наоборот, очень даже отечественное и знакомое. За потёртой конторкой сидела женщина неопределённого возраста. За спиной солидной дамы можно было прочесть полное название учреждения и рассмотреть криво прикреплённый календарь с изображением местной библиотеки.
На стойке тихо хрипело радио последним хитом Пугачёвой про зрелую любовь к «настоящему полковнику». Администраторша самозабвенно улыбалась в ответ песне, мечтательно подперев голову руками. На Алексея она обратила внимание с неохотой и скорее досадой.
На потёртом низеньком пуфике у стены восседал рыжеватый мужичок с выдающимися, просто поражающими воображение усами. Не отводя взгляда от мелких строчек газетной статьи, он время от времени шмыгал носом, и усищи в ответ шевелились так, словно являлись отдельным живым организмом на сморщенном лице. На посетителя он и не посмотрел, как будто в его мире не существовало ни вокзала, ни других людей.
Гостиница «Железнодорожник» имела всё тот же просительно-унылый вид, что и любое здание в городке. Очнувшись от созерцания невероятного усача, оглядевшись Алексей с надеждой поинтересовался у женщины, может ли он снять номер. Сейчас Лёха был готов отдать любые деньги за возможность поспать и прикидывал в уме вероятные траты.
Дама, с сомнением и неприязнью поглядывая на чемодан визитёра, сообщила, что все номера заняты. И несколько раз повторила для верности:
– Нет мест! Нет! – нелепо взвизгнув, она подпрыгнула на стуле от возмущения, точно от неё потребовали отдать самое дорогое.
– Да, ладно тебе, Маринка, – буркнул усатый. – Всегда можно угол найти. Не к тебе ж домой парень просится.
– Ещё не хватало! – резко повысив голос, она грозно вытянулась в сторону собеседника. – Сам бы и сидел тут, чужих обхаживал, а у меня и поважнее дела найдутся, – внезапно Маринка жалобно вздохнула.
– Знаю я ваши дела, – усач перевернул газетный лист. – Баловство одно.
– Молчи, Борисыч! – она свирепо раскрыла журнал с записями. – Раз уж не понимаешь ничего. Был бы человек, как все, а то всё особняком, отвернулся от города.
Задохнувшись, она покосилась на Алексея, будто сболтнула лишнего, да тут же пожалела.
– Так и город ко мне без добра, – хмыкнул усатый. – Дело твоё, но как бы не пожалеть…
Продолжать он не стал. Администраторша резво шикнула на него, кивнув в сторону гостя, при котором неуместны были откровенные разговоры. Похоже, подобные беседы не впервые случались между возрастной Маринкой и Борисычем. Рано или поздно прорывало обоих на откровенные пикировки. Непонятные для посторонних, они оставались важными для них двоих. Алексей, борясь с зевотой и усталостью, и не пытался проникнуть в эту тайну.
– Библиотекарь решит, кто пожалеет, – зло пробормотала она себе под нос, ударила ладонью по конторке. – Паспорт давай! На одну ночь подселю. Место забронировано на завтра.
Решив не обращать внимания на недовольство женщины, Алексей спокойно выложил паспорт. Ввязываться в пустые склоки он никогда не любил.
– О, привет! Ты всё путешествуешь? Ты и чемодан!
Кареглазый, недавно помогавший на вокзале, спустился в тесный холл. Он насмешливо поглядывал на случайного знакомого, на груз, лежащий у ног Алексея.
– Дома никого не оказалось, – Алексей удивился неожиданной встрече, но и обрадовался. – Пришлось вернуться.
– У меня в номере есть свободная кровать.
– Подселяем до утра, – тем же грубоватым и унылым тоном сообщила злая Маринка. – Номер десять, через пять минут принесут бельё.
– Друг приедет, – кареглазый извиняясь взмахнул рукой. – Но можем что-нибудь придумать. Правда, красавица? – с самой соблазнительной улыбкой он бодро подмигнул оторопевшей администраторше, наклонился через конторку так, что их взгляды на мгновенье пересеклись очень близко.
– Э-э, – Маринка дёрнулась и словно забыла, что писала в толстую книгу-журнал, зарделась ярким румянцем.
Несколько мгновений пухлый, ярко накрашенный рот женщины открывался и закрывался.
– А как же! – наконец быстро затараторила она. – Обязательно, всенепременно, – взгляд тёмных глаз суетливо заметался по стенам комнатки. – Желание клиента очень ценно для нас! – неожиданно выпалила она.
– Проследите, чтобы вещи занесли в номер, – обыденным тоном попросил кареглазый и потянул опешившего знакомого к выходу. – А мы пока в кафе перекусим.
– Ваши документы, – улыбка у Маринки вышла такой, словно она сама в неё не верила, ноги сами согнулись для импровизированного реверанса.
За спиной Алексей услышал искренний хохот усача. Дверь в гостиницу с французским названием и растерянной Маринкой захлопнулась. Ночная прохлада обожгла лицо. Оказавшись на улице, они стремительно пронеслись вдоль железной дороги и влетели в привокзальный ресторан. Раздавленный напористостью нового знакомого, Алексей упал на скамью у окна.
Нечаянный знакомец двинулся дальше по залу и исчез из поля зрения. Алексей заинтересованно покрутил головой и нашёл энергичного попутчика – тот активно общался с рослым коротко стриженным мужчиной в строгом чёрном костюме.
Алексей не мог слышать чужого разговора. Стояли они далеко, говорили негромкими отрывистыми фразами. Немного напряжённо и резко. Пустые столики сиротливо ожидали случайных клиентов. Те были готовы вот-вот вывалиться из пастей поездов, спешащих совсем в другие края.
Сочтя правильным отвернуться и скрыть назойливое любопытство, Алексей заскучал. На улице окончательно стемнело, городское освещение тусклыми пятнами делало темноту более резкой, поэтому за окном оказалось сложно найти подходящую картину для созерцания.
Историк стал медленно скользить взглядом по немногочисленной публике привокзального общепита. За столиком слева, в окружении невероятного количества сумок, котомок и пакетов, сидела пожилая пара, женская половина постоянно охала и ахала, сетуя на опоздание поезда. Чуть правее от них бесцельно болтал ложкой в чашке чая командировочный мужчина средних лет. За соседним столиком у окна…
У Алексея округлились глаза. Он молниеносно вскочил на ноги и, повинуясь импульсу, бросился к брюнетке, сидящей за столиком.
– Оксана?!
Девушка медленно подняла взгляд от записей в маленькой книжечке, снабжённой таким же миниатюрным карандашиком, которым она немедленно сделала закладку между листочками.
– Алёша?! Как ты… здесь оказался?
Минутная растерянность на её симпатичном, угловатом лице сменилась доброжелательной, но смущённой улыбкой. Казалось, историк поймал её за чем-то не слишком приятным или достойном.
Уловив настроение, Алексей и сам досадливо одёрнул себя. Пришло же в голову вот так бросаться на неожиданно знакомый образ посреди пустого ресторана в чужом городе. Отступать было бы неприлично и странно, и он сдержанно ответил:
– Дипломный проект по малым городам России. Собираю материал. А что искусствовед делает в этом захолустье?
– Меня пригласили для оценки… древности, – подбирая слова, она нахмурила тонкие бровки, покосилась в сторону мужчины в костюме, продолжавшего обсуждать дела с попутчиком. – Необходимо подтверждение подлинности и года создания, кажется, – неуверенность, вплетённая в каждую фразу Ксаны, проявилась ярче.
– Весь городок – древность несусветная.
Рассмеявшись, она помолчала, прикрыв глаза, отключилась на мгновение от всего мира. Для Алексея это выглядело так, если бы подруга быстро нырнула в глубокую воду, скрылась от него за гулкой тишиной под толщей воды. Стена – непроницаемая и вполне осмысленная. Он пытался понять, когда Оксана успела потерять свойственную ей живость и спонтанность. Радость от внезапной встречи улетучилась. Как настороженная кошка, Ксана выглядывала из укрытия, оценивая и оставаясь себе на уме.
– Как дед? – вскинув голову, Оксана задумчиво сузила глаза, словно всё время думала о чём-то ещё.
– Скрипит помаленьку. Очень хотел, чтобы я побывал на родине.
Алексей с усилием одёрнул себя, чтобы не пуститься в пространный рассказ о чемодане и дедовской чудаковатости. Вряд ли подруга ожидала подробного ответа на вежливый вопрос. Дистанция так дистанция. Он был не из тех, кто навязывается.
Она медленно кивнула, отвлеклась на записную книжку, сморщила носик, точно не сразу сообразила, что хочет найти в записях. Пауза затянулась, сделавших тяжёлой, разъедающей тонкую ниточку, которая появилась между ними в первые секунды встречи.
Глава 3
Стёпке было семь, когда он понял, что не похож на других. Это случилось неожиданно, навсегда изменив его жизнь. Однажды летом он убежал в поле за ворота городища и заблудился: не сразу понял, что больше не видит приметной башенки церкви, не слышит стук молота страшного хромого кузнеца Угрюма.
Шумели высоченные сосны в лесу на краю поля. Ветер гнал волны по траве.
Дёргая русой головой во все стороны, Стёпка старался разглядеть городище, тянул тощую шею, но был так мал ростом, что дальше трав и цветов не ничего видел.
Сообразив, что с дерева сможет осмотреться, он полез на ближайшую сосну. Ободрал ладошки, и только. Это оказалось ему не по силам. Тогда Стёпка пошёл наугад через поле. Проплутав в высокой траве, вышел опять к лесу и сел прямо на землю. Трусливая слабость завладела мальчишеским сердцем.
Размазывая кулаком бессильные слёзы, он злился на себя.
– Ну почему я такой слабый и глупый?! Любой из городища смог бы найти дорогу домой, даже Федька-дурачок. Один я потерялся.
От жалости к себе он заревел громче.
– Ты не веришь в силы, способные вывести тебя на верный путь?
Голос раздался сверху, и так неожиданно, что Стёпка тут же перестал плакать. Подняв острое личико с огромными серыми глазами, мальчик рассматривал странника: тёмная одежда и плащ в пыли – видно, что путь был неблизкий.
Мальчик испуганно всматривался в полумрак тени капюшона, покрывающего голову незнакомца.
– Ты боишься меня?
Голос обволакивал теплом и лаской, как руки матери, которой Стёпка не помнил, но всегда думал о ней с острой горечью и нежностью. Было приятно просто ощущать себя окутанным звуками голоса странника: словно плывёшь по течению реки жарким летом или, что Стёпка любил более всего, стоишь на колокольне и, раскинув руки, ловишь ветер, думая о полёте в небе, растворяешься в его сини.
– Немного боюсь, – сознался мальчик и почувствовал, как наливаются от стыда жаром щёки. – А ты кто, дядя?
– Я твой друг. Буду помогать. Только ты не должен никому рассказывать обо мне.
Странник поднял Стёпку и поставил на поваленное дерево, откинул капюшон, открывая лицо. Изумлённо мальчик окунулся в синь ясных глаз чужака: взгляд добрый, но очень пристальный, глубокий, и одновременно немного отстранённый. Как же много пришлось ему увидеть!
Так и запомнил мальчик с первой встречи лишь глаза и голос.
– Не расскажешь? – строго спросил странник.
– Нет. А кто ты, дядя? – повторил Стёпка наивный вопрос.
Незнакомец внимательно смотрел ему в глаза.
– Я тот, кто делает работу для… – человек помолчал, подбирая слова. – Для господа. Пусть так.
– Ты ангел? – Восхищённая радость озарила лицо мальчика.
Странник рассмеялся. Безбородое молодое лицо осветилось искренней улыбкой.
– Нет, дитя, я тот, кем назвался. Никогда ничего не бойся. Я буду говорить с тобой.
– Зачем?
– Так нужно. Когда подрастёшь, то всё поймёшь, и путь, уготованный тебе, исполнится. А пока иди. – Он поставил Стёпку на землю и легонько подтолкнул вперёд. – Верь, и судьба не оставит тебя. Будь добрым к людям и слушай своё сердце.
Не оглядываясь, Стёпка пошёл через поле. Он шагал уверенно, не сворачивая с дороги, по которой был направлен странником. Стоило подняться на холм, как из-за высокой травы показался купол церкви, тяжёлые удары кузнечного молота сотрясали тишину.
Стёпке казалось, что в целом мире не существует ничего желаннее этих гулких ударов по наковальне. Он побежал на звук, словно стараясь обогнать ветер, который совсем недавно казался ему чужим и холодным. Теперь же воздух наполнился ароматами свежеиспечённого к ужину хлеба, смешанный со сладким запахом луговых цветов, привычным для родного городища.
Впереди показались открытые настежь большие, толщиной с кулак самого здоровенного мужика, деревянные ворота. Увесистые, искусно выкованные петли, всегда заботливо смазывались дозорными, охранявшими поселение. Улыбаясь родным стенам, Стёпка побежал изо всех сил. Радость от счастливого возвращения искрилась в маленьком теле. Смех так и рвался из груди.
Ни на минуту он не задумался о словах лесного странника. Стёпка забыл, как плакал над своей слабостью и глупостью. Сейчас его охватил восторг – он всё-таки смог найти дорогу домой, хотя и находка эта была даром незнакомца с ясным взглядом. И только ложась спать, в мыслях Стёпки созрело сожаление, что он не поблагодарил странника за указанный путь к городищу.
Шло время…
С каждым днём всё реже Стёпка вспоминал о страннике, но продолжал ощущать на себе его пронзительный взгляд: и не было возможности скрыться от него ни днём, ни ночью. Многое случалось в мальчишеской жизни, но лишь хотел он солгать или поступить по злобе, как тут же жгуче начинали гореть щёки, и глаза незнакомца смотрели в душу.
Стёпка прожил в городище ещё год. Из всей семьи у него был только дядька – брат умершей матери, да жена дядьки с малыми детьми. Отец Степана, когда-то ушёл воевать с кочевниками, да так и сгинул. Никто и не ждал воина домой. Малое наследство родичи разворошили, растащили по своим углам. Остался мальчишка сиротой без собственного двора с землёй.
Так в жизни Стёпки настало новое лето. После восьмого дня рождения задумал дядька отдать мальчика в учение. Ещё издали Стёпка увидел высокую чёрную фигуру кузнеца Угрюма, что хромая шёл к их дому. Испуганно мальчик думал, что же надо Угрюму от дядьки. Все в городище боялись и уважали кузнеца, но общаться с ним никто не хотел из-за сурового нрава. Кузнец вошёл в дом, а Стёпка проскользнул за ним и притаился точно мышка, чтобы услышать разговор. Словно дорогого гостя Угрюма усадили на лучшее место и угостили, как сами не каждый день ели.
– Мальчонка он смышлёный, – заговорил дядька. – Сразу всё смекает. Коль в узде держать, то станет хорошим работником.
– А силы в нём много ль? – голос Угрюма был хриплым и грозным.
– Сгодится, – кивнул дядька. – Батя его подковы гнул. Не гляди, что мелкий. Израстётся.
– Ну, покажи своего волчонка.
Дядька бросил короткий взгляд на жену, та быстро метнулась во двор и в сенях наткнулась на Стёпку.
– Ах, вот ты, кутёнок!
Она больно ухватила мальчишку за ухо и потащила в избу. Сдерживая слёзы, Стёпка потирал красное ухо. Коленки дрожали. Угрюм медленно встал из-за стола и подошёл. Чёрная громада закрыла свет.
– Хилый какой-то. Его ж и от пола не видно!
– Ай!
Стёпка не сдержался и вскрикнул, когда кузнец ухватил его за плечи. Больно и страшно, словно сейчас же швырнёт оземь или о стену. Ни с кем Угрюм не был добрым. Показалось, что кости треснут, и кузнец раздавит маленькое тело.
– Что пищишь как девка?! – Тёмное, обросшее жёсткой бородой, лицо Угрюма оказалось совсем рядом. – Не хочешь в кузню?
Внутри у Стёпки похолодело. Он часто видел, как мечутся по кузне чёрные, будто чертенята, подмастерья Угрюма, и ни за что на свете не хотел бы попасть туда. Среди жара и испарений возвышался мрачный гигант, гоняя учеников. Не об этом ли аде говорил батюшка в церкви?
– Не хочу, дяденька, – мальчонка шмыгнул носом.
Громовой хохот разбил тишину.
– Не хочет, посмотрите на него, – засмеялся кузнец.
Стёпке пожелалось провалиться сквозь старые доски, что поскрипывали под ногами.
– Через два дня приведёшь волчонка в кузню, – коротко бросил Угрюм и ушёл, с треском захлопнув дверь в избу.
– Не отдавайте меня. Я не хочу в кузню, – тихо попросил мальчик, глядя в глаза дяде.
Недобрым у того стало лицо, брови сурово сошлись, большая ладонь ударила по столу, напугав малых. Три пары круглых глаз посматривали с полатей на бушевавшую грозу, на глупого Стёпку, что осмелился перечить хозяину дома.
– Будешь меня позорить – знать тебя не знаю. Делай, что велят. Мал ещё решать хочу, не хочу. Отправишься к кузнецу, он тебя научит жизни. Не то с псами жить будешь. Не место тебе в избе, волчонку неблагодарному.
– А хлеб наш есть хочешь? Да?! – зло гремела посудой дядькина жена. – Детям моим крохи достаются. Всё из-за тебя! Никакой пользы в доме!
«Не заплачу, не заплачу, не заплачу…», – стиснув зубы, повторял про себя Стёпка.
В груди всё горело от обиды. Разве не забрал себе родич отцовский надел земли в уплату содержания сироты? Так почему постоянно попрекает куском хлеба?!
Горечь разъедала маленькой сердечко, но одновременно, оно одевалось холодной сталью: необычайная сила и решимость наполняли тело. Стёпка желал, чтобы всё изменилось. Чтобы никогда не было кузницы и Угрюма…
Вырвавшись из тёмной избы, Стёпка побежал из городища прочь. Сейчас он не боялся заблудиться, а даже желал этого: потеряться, спрятаться от грянувшей беды. Высокая трава на поле опутывала ноги, и мальчик спотыкался, падал, вновь поднимался и бежал. Он так любил этот свободный воздух и свет солнца, что жаркая мрачная кузница виделась адом, который неминуемо погубит его. Всем телом и душой Стёпка ощущал опасность. Если он попадёт в кузню, то жизнь закончится. Больше ничего не будет.
– Помоги мне, помоги.
Стёпка жадно впитывал воспоминания о страннике, искал поддержки, защиты. Почти на краю поля, ослеплённый ярким светом, мальчик упал лицом в траву и затих. Силы покидали его.
Ветер потрепал русые волосы на макушке, и тёплая, лёгкая рука коснулась спины.
– Сила Господа с тобой, мальчик.
Этот голос…
Стёпка задрожал от радости. Он узнал плавное течение речи и покой, что дарил странник. Рыдая, он уткнулся в чёрную ткань одеяния незнакомца.
– Отдать кузнецу… – отрывисто повторял мальчишка. – Хотят отдать. Я там умру.
– Ты не веришь, что будешь спасён?
Странник приподнял Стёпке лицо, заставляя смотреть в лазурь глаз, ощущая покой.
– Верю! – ответил мальчик.
– Верь и будешь спасён. Ты нужен этому миру. Время не допустит, чтобы ты покинул мир раньше, чем это станет неизбежным.
– А когда это станет неиз… неизбежным, – Стёпке трудно далось странное, взрослое слово. – И что это значит?
– Неизбежное обязательно случится. Неизбежное должно произойти. Всё рождается и растёт, всё умирает. Это неизбежность. С тобой это случится нескоро, – странник улыбнулся. – А пока спи, спи… Позволь времени забрать своё.
Тайный друг размеренно гладил голову мальчика, и тот почувствовал, как слипаются глаза, как тяжелеет тело. Стёпка проваливался в сладкую дремоту. Он был абсолютно счастлив.
Проснулся Стёпка к вечеру, когда в лесу стемнело, только небо над городищем отчего-то было багрово-красным. Испугавшись, что ему влетит за позднее возвращение, мальчонка кинулся домой. О страхе перед мрачным кузнецом он и не думал. Вера в чудо согревала сердце.
Очень скоро мальчик смог убедиться, что небо красно не от закатного солнца. От ворот ничего не осталось, только два обугленных столба тихонько курились, а измазанные сажей петли сиротливо поскрипывали на ветру, который бил в кривой, расщеплённый обломок.
Дрожа, Стёпка остановился. Никак не решался идти дальше. Он уже понял, что остался один. Воины дружины, охранявшие городище, погибли с оружием в руках. Чёрные стрелы кочевников убивали точно и быстро. Как это случалось всегда, не было оставлено ни одного дома, ни одной постройки – всё полыхало огнём, терялось в дыму.
Кузница, ненавистная Стёпке ещё днём – адское место, которого он так боялся, даже она прогорела до крыши и обвалилась. Размазывая ладошкой осевшую на лицо сажу, мальчишка крутился на месте. Он не знал, что делать, но ужас погнал его к родному дому.
Зажмурившись, Стёпка обошёл лежавшего на крыльце дядьку с рассечённой головой, в приоткрытую дверь увидел босую ножку мальца. Он и не узнал, кто из детей распластан на полу. С резким, взрывным треском проломилась крыша.
Закрыв глаза, Стёпка попятился, споткнулся о тело дяди, упал навзничь. В ушах зашумело, голос странника звучал колокольным звоном:
«Верь и будешь спасён. Будешь спасён… Спасён…».
Болезненная мысль пронзила Стёпку. Если бы он не убежал в поле, то лежал теперь здесь, и это называлось бы «неизбежность», но такого быть не должно.
Или он мог согласиться пойти в подмастерья к Угрюму: тогда бы ничего не случилось. Стёпка чувствовал это. Знал, поверил вдруг, что его желание заставило орду кочевников повернуть к их городищу, убить всех, сжечь кузницу.
В груди сделалось больно. Холодная сталь внутри обрела силу. Слёз больше не было. Медленно продвигаясь, не смотря по сторонам, он разыскал припрятанные запасы еды в сараюшке возле избы и навсегда покинул городище.
Глава 4
Столики задрожали, тихое дребезжание стёкол прошлось по нервам. Опоздавший поезд прибыл на вокзал. Пожилая пара со всеми коробками и мешками вывалилась на перрон, спеша на посадку.
Кашлянув, Алексей осмелился задать вопрос, только бы не молчать натужно и неестественно:
– Так, на кого работаешь? Или это страшная тайна? – Он спрашивал машинально, не вдаваясь в суть, а сам думал о том, как похорошела Ксана.
Они не виделись года два или больше. Весёлая и лёгкая в ранней юности Оксана обрела настоящее женское очарование. А ведь могло что-то сложиться у них. Вполне могло…
Алексей остро ощутил это несбывшееся будущее, но так и не вспомнил, почему жизнь развела их. Вроде бы Ксана обиделась на что-то. Он мрачно фыркнул в ответ на претензии, показавшиеся глупостью. Сейчас они с удивлением смотрели друг на друга, силясь понять, что связывало их в прошлом.
Знакомым движением пожав плечами, заправив тёмные прядки за уши с маленькими сверкающими камешками серёжек, Оксана ответила:
