Buch lesen: «Росинант»

Я тонул во тьме. Уже начал забывать, что такое быть первым. Потом стал думать, что ничего не умею и не знаю, – словно все, к чему бы я ни прикасался, валилось из рук.

То, что я слышал от близких людей, усиливало мою ненависть к себе. Они всегда видели во мне здорового человека – и вдруг абсолютно перестали узнавать и понимать.

Из-за финансовых неудач я чувствовал себя человеком, надорвавшим все силы и полностью утратившим уверенность в себе, с потухшими глазами, обращенными в никуда. Абсолютно пустая жизнь – без дела, любви и детей. Мне нужно было поставить перед собой цель, которая сможет меня вытащить из этой бездны.

Это происходило сразу после пандемии. Все проекты в один миг рухнули. Все то, во что я вкладывал деньги, да и всего себя, в один миг стерлось. Я обессиленно наблюдал за тем, что происходит, без всякой надежды.

В страшных снах я карабкался по дереву, пытаясь удержаться рукой за сучки, но они оказывались гнилыми и ломались, и я кубарем летел вниз. Жизнь – бескомпромиссный учитель, рубит как хочет. Я не мог позволить себе вывесить на входной двери табличку «Закрыто» и просто исчезнуть. Совесть – это нерв души.

Долги, суды, проклятья. Все это сплелось в один узел проблем, и чтобы распутать его, требовалось время. Кровать не заправлялась месяцами. Нужно было что-то делать. И вдруг телефонный звонок от моего дяди, который стал настоящим спасением. Его предложение было неожиданным, но я сразу ответил: «Да, давай попробуем».

Так я в августе, в конце строительного сезона, начал работать на грузовой машине с краном. Дома, дачи, дорожные работы – все это постепенно подходило к концу. Горячий сезон строительства заканчивался. Права на управление автомобилем свыше трех тонн я получил сразу, так как мой водительский стаж на легковом авто – десять лет. У дяди в гараже эта машина стояла уже год без водителя. Вот и решился.

Автомобиль японский, руль с правой стороны, трансмиссия механическая. Никогда не управлял таким, и по габаритам, и по тоннажу, с открытым кузовом, да еще и с крановой установкой. Механик я никакой. У меня нет опыта, да и не интересовала раньше подобная работа. Но свою машину я тщательно подготавливал к работе: зачищал, красил, укладывал напольное покрытие в кузове.

Мне всегда было интересно, как маленький человек управляет такой громадиной. Ведь только колес не меньше шести, это даже не считая тех, которых совсем не видно, но они точно есть. А еще нужно понять, как она въезжает в узкие улочки и паркуется. Как делает столько сложных действий, и все это на маленьком пятачке, разбрасывая свои огромные лапы, чтобы не завалиться на бок. А еще, как у нее хватает сил тянуть за собой столько разных и тяжелых предметов.

Водители этих машин не боятся тяжести и высоты. Они очень расчетливы и точны. Наверное, поэтому такие мужики и говорят на другом языке. Но так, чтобы каждый понял. Я всегда слышал от них немало слов, от которых в один миг чувствуешь себя тем, кто ты есть на самом деле. И не поспоришь, и не возразишь. Ведь они управляют такой махиной, создали свое особое братство и общаются на одной волне. Даже знают, в каком месте стоят «дорожные русалки» и «голодные оборотни». В этой большой семье принято рассказывать о том, что происходит вокруг, без утайки, и, конечно, помогать друг другу без всякого умысла или жажды наживы.

Для них нет ничего постыдного в дырках на штанине или пятнах на робе. Главное, что ты за человек и какой у тебя объем топливного бака. Черное густое золото – это валюта, которой никогда не бывает много.

Вначале помогал брат – занимался моим обучением, а позже выделили инструктора. Было страшно. Вечно мокрая спина, трясущиеся руки, непонимание элементарных действий. Грузовик совсем не короткий, семь метров в длину. Каждый въезд и выезд в дачных поселках по их узким улицам – большая проблема. Задний же ход можно контролировать только по боковым зеркалам. Это одна часть работы, еще надо и выгружать: стропы, опоры, траектории.

Но самый ужас – это вероятность перевернуться, сломать стрелу, порвать трос. Я догадывался, что человек может научиться всему. Медленно, через страх, но я двигался, аккуратно, запоминая все тонкости.

Как-то инструктор с уже красным лицом, видимо, от сильного личного переживания и осознания ответственности за мои возможные разрушения, заорал в полный голос: «На ручник ставь! Выходи!» Я дергаю вверх ручной тормоз. Но никаких видимых изменений не происходит. Машина продолжает своевольно катиться. Все требовалось контролировать под пристальным и жестким надзором наставника, который в итоге мог не выдержать и сказать: «Отойди… Я сам сделаю».

На второй день обучения монтируем железный лист.

– Иди в кабину, садись за руль и езжай плавно на команду «Вперед». Я в кузове с грузчиками установлю металлический лист. Иди давай! – кричит он из-за сильного ветра. – Ты все равно не знаешь, как его монтировать.

– Да, иду.

На земле остаются глубокие следы от моего неуверенного шага по песчаным лужам. Пытаюсь стряхнуть с сапог налипшую глину. Лобовое стекло заливает дождь, то и дело приковываю взгляд к скрипящему стеклоочистителю. Дворники не поспевают за железкой и тянут задубевшую резинку, оставляя след.

Все в один момент. Разом. Я слышу команду, нажимаю на педаль, и мой мокрый сапог слетает с ее поверхности. Машина резко дергается вперед. Моя голова вжимается в тело, плечи взлетают до макушки. Тишина. Сижу в оцепенении. Резко распахивается дверь.

– Твою мать, ты нас там чуть не покалечил. Я же сказал плавно двигаться вперед. Куда рванул?! – от этой ситуации я опешил, растерялся и даже не обратил внимания на направленный на меня мат.

Я вышел из машины как сурок, кротко вытягивающий голову из норы и осматривающий свои владения, боясь увидеть то, что предрекал наставник. Большой металлический лист развалился на крепеже. «Если бы лист не подняли еще на полсантиметра, то он соскочил бы, – и прямиком в тюрьму за халатность», – яростно объяснял человек с красными глазами.

Инструктор помогает не только неопытному ученику, но и борется с возрастным несовершенством японского друга. Наставник провел со мной три нескучных дня. В итоге аттестовал, шлепнул печатью по картонке и сказал: «Мне работать надо. Дальше давай сам. Только ты это… Тормоза сделай».

Немного позже машина начала разговаривать со мной на более сложном языке. Раньше никогда не слышал таких звуков. Я старался все делать аккуратно и внимательно. Наставник же, понимая ее способности, показывал мне, что и как делать не нужно. Я горько сопереживал этой мучительной и жестокой эксплуатации трудолюбивого «азиата». Угнан из своей страны в руки Ивана.

И у меня изменилось отношение к нему. Оно стало более спокойным и без всяких стеснений. Я разбил зеркало заднего вида, выгнул бампер, пробил насквозь напольное покрытие в кузове. Каждый раз я добавлял новые разрушения уже давно немолодой машине. Когда видишь результаты своей глупости и неопытности, то понимаешь, что это незначительные повреждения. Ведь потом я начал двигать уличные заборы и столбы, и уже без сожаления.

Когда я увидел автомобиль в первый раз, он показался мне достаточно забавным: большая широкая кабина с разбросанными по бокам глазами-фарами и с очень низкими к земле губой и подбородком, которые еще немного и обязательно что-нибудь зачерпнут. Внутри все достаточно просто, но перед лобовым стеклом нет обычного продолжения корпуса, что дает водителю мнимое чувство безопасности. В первом ряду три посадочных места, а во втором, прошу заметить, – одно спальное. Все на своих местах, удобное, простое в использовании и продуманное до мелочей.

Я с ним знакомился и очень хотел понять, как делать все привычные движения, но с другой стороны. На холостом ходу переключаю скорости и слушаю, как машина на это реагирует. Где-то закряхтит, словно задыхающийся на финише пловец, или пробьет резкий металлический скрежет, как в сломанном оружейном затворе. А что, если звуки работы двигателя – его слова? Удары – гласные, треск – согласные, щелчки – знаки препинания.

Из всего этого выстраивался его язык. Я всегда прислушивался, о чем он хотел мне рассказать: предостережение, усталость, опасность. Сплошь гласные – это грубые изречения, типа «совсем из ума выжил», и все в этом духе. «Что же ты скрипишь, как старая кляча, как средневековая лошадь!», – обращался я к автомобилю. Хоть я и дал ему имя Росинант, но хочу заметить, что это машина с гордым характером, и делать то, что ей не нравится, не станет. Он с гордым заржавевшим характером!

Начинаю работать один, без инструктора. Если чего-то не знаю, звоню и уточняю. Машина – 1988 года, долго стояла без дела. Технические проблемы начинают появляться как подснежники весной. В день делаю по три-четыре доставки.

Мне двадцать семь лет. Я водитель грузовика с краном. Но почему-то на меня многие с недоумением смотрят и задают странные вопросы.

– Ты откуда? – спрашивает рабочий с черными как смоль волосами с гуталиновым блеском.

– Из Москвы, а что?

– Как-то странно выглядишь для этой работы.

– Что странного? Работа есть работа. Займись делом, – раздраженно обрываю я.

На дачных участках опадают листья с деревьев – желтые, оранжевые красные. Световой день сокращается. Наслаждаюсь вождением как увлеченный делом человек.